"И о детях" - часть 4
Пррредыдущие исторррии: 1, 2, 3
in_es
Спасибо, нет!
Трехлетнего литовского ребенка учат при отказе, перед (или после) словом "нет", говорить "Спасибо". Он уже охотно говорит "спасибо", получая что-то. Но очень трудно ему понять, что не принимая он так же должен поблагодарить, как и при получении. "Нет", - говорит он. "Хорошо, не надо, только скажи "спасибо, нет".
И вот он выучился.
И вот его спрашивают, не хочет ли он на горшок.
"Спасибо, нет" - отвечает воспитанный, вежливый ребенок.
gilman_halanay
Старобельск. Болезни, спорт и чудеса медицинской техники
Весь первый класс я проболела, предварительно проскучав несколько дней на уроках. Домашний ребенок, никогда не крутившийся в среде вечно чихающих детей, не вынес испытания массовостью. Я подцепляла одну за другой все детские инфекции. Последовательно за год я переболела корью, ветрянкой, свинкой, коклюшем. Каждая болезнь включала полный цикл: инкубационный период, развитие заболевания, выздоровление, осложнения. Прививки тогда делали - оспа, полиомиелит и Пирке. Остальными болезнями дети болели сами.
Болеть я очень любила. Несколько дней по-настоящему плохого самочувствия быстро проходили, и наступало самое хорошее время. Я вставала, когда хотела - мама с папой уходили раньше - съедала приготовленный мамой завтра, который ждал меня на стуле около кровати, потом глотала лекарства - я была честная девочка и с лекарствами не филонила, - а потом наступала воля. Я лежала и читала целыми днями. Не помню, чтобы я сама включала телевизор. Его мне "показывали". Да и смотреть там было нечего: мультики были два раза в день - утром и вечером по 10 минут. Остальное мне было не интересно. В доме было тепло от натопленной печки, а за окнами лежал чистый белый снег, и так хорошо было никуда не идти, а сидеть в тепле и читать. Собственно, это была воплощенная мечта, и неважно, что она сбывалась ценой болезни. Страха у меня не было - болезни приходили и уходили одна за другой. Сладкая жизнь!
Время от времени мама приносила из школы уроки. Я с удовольствием училась дома. Это было легко и вносило в жизнь некое разнообразие. В сущности, учебники - это ведь тоже книги, а освоить программу первого класса на фоне всей моей "познавательной литературы". В конце первого класса я получила табель, полный пятерок, кроме единственной тройки по чистописанию. Других оценок там не было. Поведение у меня было тоже отличное, потому что в школе меня никто не видел.
В середине года, ближе к весне, маме показалось, что сердце у меня стучит как-то не совсем правильно, и она решила сделать мне кардиограмму.
Кардиографом называют аппарат, предназначенный для графического отображения вибраций сердца. Он регистрирует и записывает вибрации сердца либо перемещения грудной стенки, вызванные сокращениями сердца. Первые кардиографы вели запись на фотоплёнке. Через некоторое время появились чернильные самописцы.
Электрокардиограф изобрел один ученый голландец (Виллем Эйнтховен) аж в 1903 году и даже получил за него Нобелевскую премию, правда, через 21 год, в 1924-м. Но несмотря на это, в городе Старобельске в 1962-м году кардиограф был один, и врач, умеющий расшифровывать кардиограммы тоже был один. Кардиограф был похож на наш стабилизатор, который стоял на полу, мигал красным глазом и сильно гудел, помогая работать телевизору при перепадах напряжения. Оба они были коричневые и со скругленными углами. Не забудьте про "обтекаемую" моду.
Меня положили, обмотали проводами, присосали ко мне резиновые присоски. Это было очень интересно - я любила приборы. Результат мама получила дней через десять. Он состоял из фотопленки с зигзагами и расшифровки этой тайнописи. Тайнопись смутно напоминала иероглифы, о которых я прочитала в книге "Мифы Древнего Египта". По заключению врача (единственного!) я должна была помереть не сеогдня, так завтра. Все было плохо. Зигзаги шли не туда и не там заканчивались. Жизни во мне оставалось с гулькин нос. Все это я узнала гораздо позже, и представляю теперь, в каком состоянии находились мои родители, обожающие меня до задержки дыхания.
Меня срочно повезли в областной центр, Луганск, в детскую больницу. Там был кардиограф, и расшифровывал кардиограммы не просто врач, а врач-педиатр. В Луганске было еще интереснее. Очень светлая комната: белые занавески, белая кровать, белые стулья и тумбочки - все белое, врач, весь в белом, и мама в белом халате. Меня опять положили, прицепили, присосали и подключили. Из кардиографа выползала розовая лента. По ней чиркало перышко с чернилом, почти как моя школьная ручка. Безо всякого ожидания и проявления пленки сразу же получились те самые зигзаги и загогулины, которых мы дома ждали больше недели. Но значение у них было прямо противоположное. "Никаких причин для беспокойства нет", - сказал маме доктор. Я была здорова, только не тренирована, чего можно было ожидать после зимы, проведенной в постели.
Оказалось, что детские кардиограммы расшифровывают по другим таблицам, а "взрослый" врач из славного города Старобельска расшифровал их по тем единственным, которые у него были.
После этого мама сильно повеселела - я осталась жить.
От радости, что я здорова, мама решила отдать меня в спорт. В городе была секция гимнастики. Туда принимали детей моего возраста, и мы отправились записываться. Тренерша окинула меня холодно-оценивающим взглядом и отказала с порога: "Ваш ребенок не перспективный", - сказала она. Так закончилась, не начавшись, моя спортивная карьера.
Здесь, в Израиле, две мои дочки ходили в кружок гимнастики. Кружок стоил 120 шекелей за каждую дочку. Мы как новые репатрианты получили скидку от сельсовета. (Жили мы в Неве Моносон - маленький, очень богатый поселок в центре страны). Вместе с остальными детьми занималась гимнастикой толстая девочка. Она была раза в два больше остальных. В показательных выступлениях в конце года она участвовала наравне со всеми, и была счастлива - улыбка не сходила с ее лица. Ее движения не были красивы, хотя она выполняла все правильно. Подозреваю, что она не стала чемпионкой ни на одном, даже самом завалященьком соревновании. Позже я видела таких же толстых девочек в кружках джазового танца, бадминтона и плаванья. Потом я видела толстых веселых солдаток и громоздких теток среднего возраста без тени каких-либо комплексов. Все они были счастливы или, по крайней мере, выглядели счастливыми и уверенными в себе. Может, это потому, что их никогда не выбраковывали как третий сорт?
Сейчас много говорят о том, что у советских детей были бесплатные кружки. Да, были!
Но остается вопрос, что лучше: быть совершенно бесплатно отвергнутой за неперспективностью или получить от жизни все те же радости, которые доступны остальным детям, - за родительские деньги.
Впрочем, неудавшаяся спортивная жизнь меня не сильно расстроила - ведь дома меня ждала новая книжка!
Пррродолжение следует.
in_es
Спасибо, нет!
Трехлетнего литовского ребенка учат при отказе, перед (или после) словом "нет", говорить "Спасибо". Он уже охотно говорит "спасибо", получая что-то. Но очень трудно ему понять, что не принимая он так же должен поблагодарить, как и при получении. "Нет", - говорит он. "Хорошо, не надо, только скажи "спасибо, нет".
И вот он выучился.
И вот его спрашивают, не хочет ли он на горшок.
"Спасибо, нет" - отвечает воспитанный, вежливый ребенок.
gilman_halanay
Старобельск. Болезни, спорт и чудеса медицинской техники
Весь первый класс я проболела, предварительно проскучав несколько дней на уроках. Домашний ребенок, никогда не крутившийся в среде вечно чихающих детей, не вынес испытания массовостью. Я подцепляла одну за другой все детские инфекции. Последовательно за год я переболела корью, ветрянкой, свинкой, коклюшем. Каждая болезнь включала полный цикл: инкубационный период, развитие заболевания, выздоровление, осложнения. Прививки тогда делали - оспа, полиомиелит и Пирке. Остальными болезнями дети болели сами.
Болеть я очень любила. Несколько дней по-настоящему плохого самочувствия быстро проходили, и наступало самое хорошее время. Я вставала, когда хотела - мама с папой уходили раньше - съедала приготовленный мамой завтра, который ждал меня на стуле около кровати, потом глотала лекарства - я была честная девочка и с лекарствами не филонила, - а потом наступала воля. Я лежала и читала целыми днями. Не помню, чтобы я сама включала телевизор. Его мне "показывали". Да и смотреть там было нечего: мультики были два раза в день - утром и вечером по 10 минут. Остальное мне было не интересно. В доме было тепло от натопленной печки, а за окнами лежал чистый белый снег, и так хорошо было никуда не идти, а сидеть в тепле и читать. Собственно, это была воплощенная мечта, и неважно, что она сбывалась ценой болезни. Страха у меня не было - болезни приходили и уходили одна за другой. Сладкая жизнь!
Время от времени мама приносила из школы уроки. Я с удовольствием училась дома. Это было легко и вносило в жизнь некое разнообразие. В сущности, учебники - это ведь тоже книги, а освоить программу первого класса на фоне всей моей "познавательной литературы". В конце первого класса я получила табель, полный пятерок, кроме единственной тройки по чистописанию. Других оценок там не было. Поведение у меня было тоже отличное, потому что в школе меня никто не видел.
В середине года, ближе к весне, маме показалось, что сердце у меня стучит как-то не совсем правильно, и она решила сделать мне кардиограмму.
Кардиографом называют аппарат, предназначенный для графического отображения вибраций сердца. Он регистрирует и записывает вибрации сердца либо перемещения грудной стенки, вызванные сокращениями сердца. Первые кардиографы вели запись на фотоплёнке. Через некоторое время появились чернильные самописцы.
Электрокардиограф изобрел один ученый голландец (Виллем Эйнтховен) аж в 1903 году и даже получил за него Нобелевскую премию, правда, через 21 год, в 1924-м. Но несмотря на это, в городе Старобельске в 1962-м году кардиограф был один, и врач, умеющий расшифровывать кардиограммы тоже был один. Кардиограф был похож на наш стабилизатор, который стоял на полу, мигал красным глазом и сильно гудел, помогая работать телевизору при перепадах напряжения. Оба они были коричневые и со скругленными углами. Не забудьте про "обтекаемую" моду.
Меня положили, обмотали проводами, присосали ко мне резиновые присоски. Это было очень интересно - я любила приборы. Результат мама получила дней через десять. Он состоял из фотопленки с зигзагами и расшифровки этой тайнописи. Тайнопись смутно напоминала иероглифы, о которых я прочитала в книге "Мифы Древнего Египта". По заключению врача (единственного!) я должна была помереть не сеогдня, так завтра. Все было плохо. Зигзаги шли не туда и не там заканчивались. Жизни во мне оставалось с гулькин нос. Все это я узнала гораздо позже, и представляю теперь, в каком состоянии находились мои родители, обожающие меня до задержки дыхания.
Меня срочно повезли в областной центр, Луганск, в детскую больницу. Там был кардиограф, и расшифровывал кардиограммы не просто врач, а врач-педиатр. В Луганске было еще интереснее. Очень светлая комната: белые занавески, белая кровать, белые стулья и тумбочки - все белое, врач, весь в белом, и мама в белом халате. Меня опять положили, прицепили, присосали и подключили. Из кардиографа выползала розовая лента. По ней чиркало перышко с чернилом, почти как моя школьная ручка. Безо всякого ожидания и проявления пленки сразу же получились те самые зигзаги и загогулины, которых мы дома ждали больше недели. Но значение у них было прямо противоположное. "Никаких причин для беспокойства нет", - сказал маме доктор. Я была здорова, только не тренирована, чего можно было ожидать после зимы, проведенной в постели.
Оказалось, что детские кардиограммы расшифровывают по другим таблицам, а "взрослый" врач из славного города Старобельска расшифровал их по тем единственным, которые у него были.
После этого мама сильно повеселела - я осталась жить.
От радости, что я здорова, мама решила отдать меня в спорт. В городе была секция гимнастики. Туда принимали детей моего возраста, и мы отправились записываться. Тренерша окинула меня холодно-оценивающим взглядом и отказала с порога: "Ваш ребенок не перспективный", - сказала она. Так закончилась, не начавшись, моя спортивная карьера.
Здесь, в Израиле, две мои дочки ходили в кружок гимнастики. Кружок стоил 120 шекелей за каждую дочку. Мы как новые репатрианты получили скидку от сельсовета. (Жили мы в Неве Моносон - маленький, очень богатый поселок в центре страны). Вместе с остальными детьми занималась гимнастикой толстая девочка. Она была раза в два больше остальных. В показательных выступлениях в конце года она участвовала наравне со всеми, и была счастлива - улыбка не сходила с ее лица. Ее движения не были красивы, хотя она выполняла все правильно. Подозреваю, что она не стала чемпионкой ни на одном, даже самом завалященьком соревновании. Позже я видела таких же толстых девочек в кружках джазового танца, бадминтона и плаванья. Потом я видела толстых веселых солдаток и громоздких теток среднего возраста без тени каких-либо комплексов. Все они были счастливы или, по крайней мере, выглядели счастливыми и уверенными в себе. Может, это потому, что их никогда не выбраковывали как третий сорт?
Сейчас много говорят о том, что у советских детей были бесплатные кружки. Да, были!
Но остается вопрос, что лучше: быть совершенно бесплатно отвергнутой за неперспективностью или получить от жизни все те же радости, которые доступны остальным детям, - за родительские деньги.
Впрочем, неудавшаяся спортивная жизнь меня не сильно расстроила - ведь дома меня ждала новая книжка!
Пррродолжение следует.