Е.А. Осокина. На большой дороге с Рембрандтами - I
Советская индустриализация была начата в тяжелых условиях - страна только вышла по объему производства на уровень 1913 года, при этом была в полтора-два раза беднее царской России, имела крошечные золотовалютные резервы и скромные экспортные возможности. Одним из источников оплаты импортных технологий и оборудования мог стать антиквариат. Подробнее о том, как происходила его почти детективная продажа на Запад рассказывается в статье Е.А. Осокиной (автора капитальной монографии "За фасадом сталинского изобилия") "На большой дороге с Рембрандтами". Статья была опубликована в журнале "Родина", №9, 2006 год. В нашем сообществе ранее была размещена до того момента не представленная в Интернете статья Е.А. Осокиной "В тисках социалистической торговли" из сборника "Россия НЭПовская":
http://community.livejournal.com/su_industria/25367.html#cutid1
http://community.livejournal.com/su_industria/25721.html
НА БОЛЬШОЙ ДОРОГЕ С РЕМБРАНДТАМИ
Из истории "Антиквариата"
"Вооруженные только одной наивностью, мы выходим на большую дорогу с Рембрандтами, Ван Эйками, Ватто и Гудонами". (Николай Ильин, председатель правления Всесоюзной государственной торговой конторы "Антиквариат")
С времени открытия российских архивов уже много написано о шедеврах Эрмитажа - кто принимал решения о их продаже, кому и за сколько они были проданы, в каких музеях находятся в наши дни. Гораздо меньше известно о самом "Антиквариате" - государственной торговой конторе, продававшей шедевры, ее людях, об атмосфере, царившей там во время "сделки века", методах "вербовки клиентов". Между тем истории открываются прямо детективные.
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ: "АНТИКВАРИАТ" И ЕГО ЛЮДИ
Российская империя была богатой страной. Даже с учетом трат царского и Временного правительства в годы Первой мировой войны и потери части золота в годы Гражданской большевики унаследовали внушительный золотой запас на сумму около миллиарда рублей, включая золото Румынии, переданное на хранение в Кремль еще до октябрьских событий. Однако уже к началу 1920-х годов от этого внушительного золотого запаса осталось в лучшем случае немногим более 100 млн. рублей. Выплаты Германии по Брестскому миру (124 млн. руб.), по договорам прибалтийским соседям и Польше (более 30 млн. руб.), расходы на поддержку коммунистического движения и подталкивание мировой революции (огромны, хотя и трудно поддаются подсчету), неконтролируемые и неуемные траты наркоматов на закупки импорта - советское руководство в первые годы у власти бешено распродавало золотой запас страны. По данным комиссии Сената США, которая в 1925 году специально расследовала вопрос о советском экспорте драгоценных металлов, за период 1920-1922 годов советская Россия продала за границу золота, в основном на покрытие дефицита внешней торговли, как минимум на сумму 680 млн. золотых рублей. Комиссия Сената США при расследовании этого вопроса пользовалась официальной торговой статистикой шведского импорта золота из России. Швеция была главной страной, через которую золото из СССР перепродавалось в другие страны (1).
К середине 1920-х годов с помощью экономических мер и конфискаций советскому руководству удалось слегка поправить положение. Но уже первый приступ форсирования промышленного развития в 1925-1926 годах привел к крупным продажам золота. Начавшийся в 1927 году новый и уже не прекращавшийся виток форсирования индустриализации буквально опустошил золотые кладовые. На 1 сентября 1928 года реальные (свободные) валютно-металлические ресурсы СССР немногим превысили 130 млн. рублей, в том числе драгоценные металлы около 105 млн. рублей (2). Сумма крайне незначительная, если учесть, что внешний долг СССР к этому времени уже приблизился к 800 млн. рублей (3), а к концу 1931-го вырос до 1, 4 млрд. рублей (4).
Чем платить растущие долги по кредитам для индустриализации, ведь в золотых кладовых пусто?
Именно в этот период, а точнее, в конце лета 1928 года, и появился печально известный "Антиквариат" (5). История "Антиквариата" показывает, что его аппарат буквально "вылупился" из Госторга. Работники Госторга, которые раньше продавали лен, кожу и прочее сырье, занимались теперь "заготовкой" и продажей "художественного товара".
Аппарат "Антиквариата" был создан по образу и подобию других центральных государственных учреждений. Руководящие позиции в нем заняли не специалисты, в данном случае искусствоведы и музейные работники, а профессиональные революционеры, весьма далекие от мира искусства. Г. Пятаков, председатель Госбанка и член правительственной комиссии по наблюдению за отбором и реализацией антикварных ценностей, так объяснил причину таких назначений: "Для того, чтобы иметь возможность преодолеть саботаж интеллигенции, которая сидит на этом деле, на музейном деле, на искусстве и т. д., нужно на реализацию и выделение посадить людей, которые в этом деле ничего не понимают" (6).
Решение о продаже шедевров принимало политбюро. Однако именно стараниями председателей "Антиквариата", которые искали клиентов и вели торги, эти сделки состоялись. По словам одного из них, "партия посадила их на это реализационное дело", поставив задачу "добыть тракторную колонну за каждого Рембрандта", и они энергично взялись за работу.
Первым председателем "Антиквариата" стал Абрам Моисеевич Гинзбург, бывший заведующий антикварной конторы Госторга и уполномоченный СТО по реализации ценностей. "Гинзбург - хороший товарищ, - говорил о нем Пятаков, - но он только теперь начинает отличать Рафаэля от Рембрандта" (7). Осматривая как-то коллекцию Эрмитажа, Гинзбург обмолвился: "Неужели же находятся дураки, которые за это платят деньги?" (8) Гинзбург руководил "Антиквариатом" в период его становления до октября 1929 года (9). В его активе в период его председательства в "Антиквариате", в частности, заключение договора с немецкой фирмой Лепке (Rudolph Lepke's Kunst-Auctions-Haus) и первые аукционы в Берлине, продажа обстановки дворца Палей и проведение первой сделки с
"парижским покупателем" нефтяным магнатом и страстным коллекционером Калустом Гюльбенкяном (Calouste Gulbenkian), а также неудавшиеся переговоры с одним из ведущих антикваров мира Джозефом Дювином (Joseph Duveen) (10). У "Гинзбурга из Антиквариата" было много известных однофамильцев, биографии которых известны", но его собственной биографии в архивных и опубликованных материалах не сохранилось.
После ухода Гинзбурга в "Антиквариате" работой руководил зампредседателя правления Г. Л. Самуэли, который занимал этот пост с весны 1929 до зимы 1931 года. Самуэли был достойным преемником Гинзбурга, путал Ван Дейка с Ван Эйком, но некоторые навыки торговца имел(12.)
Самуэли заключил три сделки с "парижским покупателем" Гюльбенкяном, продав ему, в частности, "Портрет Елены Фурман" кисти Рубенса, "Портрет Титуса" и "Афину Паллада" Рембрандта, "Меццетена" Ватто, статую Дианы работы Гудона и другие шедевры Эрмитажа. Самуэли описывал сделку с Гюльбенкяном в выражениях "я предложил", "я заменил", "я продал" и считал, что покупатель платил неплохие цены. Именно Самуэли начал, правда сам того не ведая, продажу картин главному клиенту "Антиквариата", Эндрю Меллону, в то время министру финансов США. В январе-феврале 1930 года в Берлине именно Самуэли вел переговоры с фирмой Маттисен (Matthiesen Gallery), в результате которых были проданы сначала "Портрет лорда Уортона" Ван Дейка, а затем "Портрет молодого мужчины" Франса Халса, картина "Девочка с метлой" и "Портрет польского аристократа" Рембрандта.
Самуэли не поладил с новым председателем "Антиквариата" Н. Н. Ильиным, и после многих просьб ему разрешили уйти. В апреле 1930 года, время, когда началась активная распродажа шедевров Эрмитажа, в "Антиквариате" появился новый председатель, Николай Николаевич Ильин. Он пришел в "Антиквариат" из Ленгосторга, где работал "по отделу сырья", то есть продавал лен, кожу и тому подобное. "Антиквариатом" он руководил до мая 1935 года, то есть вплоть до окончания массового экспорта ценностей (13). Фигура Ильина, профессионального террориста-боевика партии, на посту председателя "Антиквариата" выглядит еще более странно и даже пугающе, чем две предыдущие. Столь же мало образованный и искушенный в искусстве, сколь и его предшественники, он, судя по документам, отличался огромной, даже воинствующей энергией, напором и неколебимой решимостью - качества ценные для революционера, но не для антиквара, который должен уметь терпеливо ждать. Но, видимо, партия от него ждала именно боевых наступательных действий на фронте распродажи музейного достояния.
В "Антиквариате" бывший партийный террорист Николай Ильин завершил начатую Самуэли сделку века - распродажу Эрмитажа, а также других музейных и библиотечных коллекций. Его первым шагом на посту председателя была продажа жемчужины Эрмитажа картины Ван Эйка "Благовещение" (14). Ильин лично передал в Берлине эту картину главе фирмы Нодлера (М. Knoedler and Co) Чарлзу Хеншелю (Charles R. Henschel), который купил ее для Меллона (15). Стараниями Ильина были проданы Меллону через посредников и другие шедевры, в том числе "Мадонна Альба" и "Святой Георгий, поражающий дракона" Рафаэля, "Портрет папы Иннокентия X" Веласкеса, "Поклонение волхвов" Боттичелли и "Венера перед зеркалом" Тициана (16). Через "Антиквариат" и посредников Меллон купил из Эрмитажа 21 картину, по словам одного из его биографов, Меллон "снял сливки с коллекции Эрмитажа, которая в то время не имела себе равных". Именно Ильин в апреле 1931 года привез в Нью-Йорк, возможно в надежде установить с влиятельным покупателем непосредственный контакт, последние три шедевра Эрмитажа из купленных Меллоном, в том числе "Распятие" Перуджино.
На счету Ильина-председателя "Антиквариата" распродажа в мае 1931 года Строгановского дворца (аукцион был подготовлен еще Самуэли) (17), продажа в 1932 году картины Никола Пуссена "Рождение Венеры" и "Пир Клеопарты" Тьеполо, в 1933 году - алтарных створок начала XV века "Голгофа" и "Страшный суд" Ван Эйка, распродажа коллекции Моссолова, уникального собра ния лучших первых оттисков гравюр знаменитых голландских и фламандских художников и голландских рисунков (18), библиотечных коллекций, сокровищ Оружейной палаты, Петергофа, Гатчины, Царского Села, Музея новой западной живописи. Именно Николай Ильин в январе 1933-го шифротелеграммой просил утвердить продажу картин импрессионистов "Портрет госпожи Сезанн" работы Сезанна, "Ночное кафе" Ван Гога, "Служанка от Дюваля" Ренуара и "Певица в зеленом" Дега (19).
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ: "ОПЕРАЦИЯ "ДЮВИН"
Новый председатель "Антиквариата" Ильин, человек далекий от мира искусства, сначала довольно неуверенно чувствовал себя в "Антиквариате", больше присматривался. Но присмотревшись, с присущей для него решительностью стал брать бразды правления в свои руки. Самуэли, однако, без боя отдавать власть не хотел, и в "Антиквариате" с конца весны 1930 года установилось двоевластие, граничавшее с состоянием войны. Архив хранит жалобы Самуэли и Ильина руководству наркомата внешней торговли и Совнаркому, где они обильно поливают друг друга грязью. Ильин критиковал Самуэли за пренебрежение к мнению музейных специалистов и низкие цены, а также создание внутри "Антиквариата" атмосферы вражды между чиновниками и спецами. Самуэли обвинял Ильина в капитулянстве перед мировой буржуазией.
"Когда я пришел в "Антиквариат" в конце апреля текущего года (1930 год. - Е. О.), - писал Ильин, - между т. Самуэли и специалистами, работающими в "Антиквариате", были отношения самой острой войны. Тов. Самуэли обвинял специалистов в контрреволюции, саботаже и сознательном вредительстве: конкретно - в нарочитом "заценивании" вещей, в срыве реализационных планов и задержке темпов оперативной работы. Специалисты обвиняли т. Самуэли в "разбазаривании" ценностей, в продаже их по бросовым ценам, в неспособности его к правильной и систематической оперативной деятельности". Самуэли, по словам Ильина, "носился с мыслью полностью упразднить экспертную комиссию и добиться постановления правительства о предоставлении "Антиквариату" права устанавливать цены самостоятельно. "Проект этого постановления он постоянно носил в кармане. Специалисты, в свою очередь, мечтали о наступлении блаженных времен, когда т. Самуэли будет снят с работы и отдан под суд" (20).
Группировка сил в "Антиквариате" была сложнее, чем конфликт между Самуэли и специалистами. Третью силу в антикварной конторе составляли партийцы. Как и специалисты, партячейка "Антиквариата", по словам Ильина, относилась к Самуэли "с какой-то особо острой ненавистью и пренебрежением". Почти каждое собрание партячейки кончалось единодушным требованием "снять Самуэли" (21). Обоюдная неприязнь к Самуэли, однако, не помогла сближению партийцев и спецов. Экспертная комиссия авторитетом не пользовалась, партийцы относились к ней с подозрением и часто отказывались работать по указаниям специалистов.
Атмосфера взаимного недоверия и враждебности подогревалась непрофессионализмом большинства работавших в "Антиквариате" людей. "Я был удивлен, - писал Ильин, - что в крупнейшей в мире антикварной организации в оперативном аппарате нет ни одного антиквара", то есть специалиста по торговле произведениями искусства. Ильин дал уничтожающую характеристику как своему предшественнику в руководстве "Антиквариата", так и себе самому: "...т. Самуэли в антикварном деле ничего не знает и ничему за год работы не научился", "он оперирует совершенно детскими, совершенно элементарными понятиями, поражающими своей глубиной только таких круглых невежд, как я". Думаю, Ильин несколько преувеличивал степень наивности "советских продавцов". Как показывают сделки с Гюльбенкяном, недостаток знаний в антикварном бизнесе не помешал добиться удовлетворения своего, в данном случае "нефтяного интереса" (22). Однако для нас ценен взгляд "изнутри".
Поначалу и сам Ильин считал, что эксперты назначают слишком высокие цены, "которые никто в мире дать не может". Неприязнь к Самуэли и высокий валютный план, однако, привели к тому, что Ильин объединился с теми специалистами в "Антиквариате", которые, не возражая против продаж, считали, что нужно продавать как можно дороже. Используя его же собственное сравнение: если Самуэли выручал за снятого со стены Эрмитажа Рембрандта колонну в сотню тракторов, то Ильин хотел получить две или три таких колонны. В июне 1930 года Самуэли обратился к заместителю наркома торговли и председателю правительственной комиссии по продаже ценностей Хинчуку с просьбой освободить его от работы в "Антиквариате". Ильин горячо ее поддержал. Хинчук, однако, не удовлетворил просьбу Самуэли, пообещав содействие. Противостояние обострилось: Самуэли находился в Москве, а правление во главе с Ильиным в Ленинграде. Оба руководителя "Антиквариата" действовали, не информируя друг друга.
В начале июня Ильин написал докладную записку председателю Совнаркома Рыкову, где предлагал изменить методы работы "Антиквариата" (23). Главную ошибку Самуэли и Хинчука Ильин видел в том, что они, пытаясь держать продажи шедевров в тайне, ограничились двумя клиентами - Гюльбенкяном и фирмой Маттисен (Matthiesen Gallery). "Оба эти покупателя грабили нас бессовестнейшим образом. За сохранение тайн мы платили отсутствием всякой конкуренции и полнейшим отсутствием каких-либо коррективов к их ценам, кроме собственных философских рассуждений тов. Самуэли о характере мирового кризиса", - писал Ильин (24). Новый председатель "Антиквариата" решил противопоставить двум имевшимся покупателям третьего. Вновь зазвучало имя Джозефа Дювина.
Еще зимой 1928/29 года при посредничестве Арманда Хаммера "Антиквариат" намекнул Дювину, что есть возможность купить шедевры Эрмитажа. Тот, однако, предложил смехотворную цену - 5 млн. долларов за 40 лучших полотен. Сделка не состоялась (25). Возвращение к Дювину, одному из наиболее могущественных людей в антикварном бизнесе того времени, было закономерным. Неудача переговоров с Дювином зимой 1928/29 года в самом начале экспорта шедевров, когда советские купцы только робко прощупывали западный рынок, сами еще не зная, как далеко они готовы пойти в распродаже национального достояния, не обескуражила Ильина. За прошедшие со времени неудачных переговоров годы могла измениться и позиция самого Дювина. В начале 1929 года, по его же собственным словам, Дювин и поверить не мог, что шедевры действительно пойдут на продажу. В 1930 году продажа шедевров из Эрмитажа шла полным ходом, и Дювин не мог не знать об этом. Многие из приезжавших в СССР представителей западных фирм, по мнению Ильина, на деле являлись агентами Дювина.
Ильин так представлял себе ситуацию: "Пока "Антиквариат" занимался реализацией обычного на рынке среднего товара, сэр Дювин спокойно сидел в своем нью-йоркском кабинете и попивал коктейли. Но когда из Европы донесся шум, поднятый вокруг крупных советских продаж, он решил, что пришел момент, когда он должен, наконец, появиться на сцене. Только совершенно близорукий или совсем загипнотизированный человек (видимо, Самуэли. - Е. О.) мог не разглядеть признаков появления сэра Дювина на антикварной сцене. Только человек совершенно не способный понять сложной и крупной игры, постоянно ведущейся на мировом рынке, мог не разглядеть, что "Марграф" - Ван Димен - это только агент Дювина, что Де Хан - это только агент Дювина, что Резвик - это также агент Дювина, что Балль грабил нас по приказу Дювина и что Крюгер, если ему Дювин завтра прикажет, великолепно разденет нас догола с нашим Строгановским аукционом, о котором т. Самуэли мечтает как о крупнейшем художественном событии" (26).
Докладная записка Ильина свидетельствует, что он считал продажу шедевров секретом Полишинеля и полагал, что в интересах получения более высоких цен надо вести торги открыто: "Мы продаем Рембрандтов и Ван Эйков. При этом мы совершенно искренне думаем, что об исчезновении Ван Эйка со стен Эрмитажа и о появлении его у Меллона никто в мире никогда не узнает. Ведь можно же сказать, что "Благовещение" из Эрмитажа отправлено в Магнитогорский музей, а у Меллона - кто-то жестоко надул старика! - висит жалкая копия. И за то, что покупатель соглашается сохранить этот "секрет" и поддержать версию отправки Ван Эйка в Магнитогорский музей, мы скидываем ему какую-нибудь сотню тысяч фунтов. Все это было бы смешно, если бы при этом не хотелось плакать. Конечно, очень многое испорчено вконец и навсегда. Но если еще кое-что можно спасти, то сделать это можно только в блоке, в союзе с крупнейшей организацией. Я лично думаю, что выбор Дювина сделан мной правильно", - заключал Ильин (27).
Встреча с Дювином была неизбежна. Поскольку для борьбы с ним, по мнению Ильина, у "Антиквариата" не было "ни потребного качества зубов, ни потребного раствора челюстей", следовало сотрудничать. Ильин решил встретиться с королем антикварного бизнеса и сделать ему деловое предложение. Вначале Ильин планировал использовать Дювина только как нового покупателя, конкурента Гюльбенкяну и фирме Маттисен, монополия которых на покупку шедевров Эрмитажа нанесла, по мнению Ильина, много вреда. Но затем мечты понесли нового председателя "Антиквариата". Ильин возжелал стать партнером Дювина и ни много ни мало использовать созданный им могущественный антикварный аппарат, чтобы "пропустить через него в кратчайший срок все наши рядовые ценности и повысить цены на уникальные объекты". Ильин настолько серьезно ценил Дювина, что считал, что, если сотрудничество с ним не состоится, тот "запрет" для СССР мировой антикварный рынок, "бросит против нас, наших продаж и наших аукционов целую рать антикваров, которые станут вокруг наших ценностей железной непроницаемой стеной и разденут нас догола" (28).
Самуэли обвинил Ильина в капитулянтстве. Летом-осенью 1930 года он предлагал иную тактику: на несколько месяцев прекратить всякие переговоры и разговоры о продаже шедевров, дать взбаламученному антикварному рынку успокоиться. Это облегчило бы реализацию "рядового" антиквариата и, возможно, улучшило бы рыночную конъюнктуру для продажи шедевров. Тактика Ильина, обещавшего быструю удачу в союзе с Дювином, однако, более соответствовала стремлениям политбюро.
Последующие события показали, что Ильин переоценивал степень угрозы, идущей от Дювина. Хотя надежды на сотрудничество со знаменитым антикваром не оправдались, крупные продажи Меллону состоялись. Не противодействие Дювина оказалось причиной удручающих результатов антикварного советского экспорта, а спешка, хаос, дикая необразованность ну и мировой экономический кризис, разумеется. Однако летом 1930 года Ильин верил, что Дювин может спасти дело "Антиквариата".
Для того, чтобы встретиться с Дювином не в качестве просителя, а в качестве равноправного партнера, нужно было заставить антиквара проявить инициативу и не через агентов, а лично обратиться в "Антиквариат" с предложением переговоров. Для проведения этого плана в жизнь Ильин предпринял ряд шагов, сознательно допуская утечку информации о продаже шедевров Эрмитажа. Это была приманка. Читая записку Ильина о том, как он расставлял ловушку Дювину, невольно приходит сравнение с деятельностью резидента одной разведки, старающегося переиграть и завербовать резидента другой. Видимо, долгая работа Ильина-террориста в большевистском подполье наложила отпечаток на образ мышления и методы работы Ильина-антиквара.
Всем представителям иностранных антикварных фирм, которых Ильин подозревал в сотрудничестве с Дювином, он, порой блефуя, предлагал купить шедевры Эрмитажа. Так, берлинской фирме Ван Димен Ильин предложил две картины Рембрандта "Сасския перед зеркалом" и "Христос и Самаритянка". О последней Самуэли в это время вел переговоры с Маттисен Геллери, однако согласие не было достигнуто. Ильин намекнул также, что "у него есть еще пять крупных картин". Парижскому торговцу Де Хану также были предложены "высокоценные картины". Ильин делал предложения на свой страх и риск, не посвятив в свои планы Самуэли, не соблюдая коммерческой тайны. Напуганный Самуэли стал бить тревогу, рассылая письма в высшие инстанции о том, что Ильин распродает Эрмитаж.
Однако Ильин продолжал свои откровения, или, как он их называл, "индискреции", в переговорах с предполагаемыми агентами Дювина. Вскоре, по его словам, он нащупал верный канал "утечки информации". Им стал американский журналист Резвик, якобы имевший в Москве поручение от известного коллекционера Бейча. Как пишет Ильин, и полчаса разговора было достаточно, чтобы определить, что "Резвик - мелкий разведчик Дювиновской организации" (29). Самуэли рекомендовал Ильину не вести переговоров с Резвиком, ссылаясь на телеграмму Амторга о том, что Резвик лишь агент, который послан разведать обстановку, и покупать ничего не будет. Однако Ильину Резвик нужен был именно в этом качестве. "Расколов" Резвика в начале переговоров, Ильин предпринял попытку его "перевербовать". Он так описывает сделанное Резвику предложение: "Так как я хорошо знаю, что коммерсант Вы никчемный и из всех Ваших попыток никакого дела не будет, я предлагаю Вам другую комбинацию. Я (интересна подмена организации "Антиквариат" лично Ильиным. - Е. О.) буду платить Вам два процента со всего оборота, который я сделаю через Вас, но на все письма и телеграммы Бейча Вы будете отвечать только то, что я Вам продиктую".
Затем, как в классической шпионской истории, пошла "игра через радиста, работающего под контролем". Резвик вел переписку под диктовку и под наблюдением Ильина. Ильин утверждал, что его контроль не был раскрыт и вся дезинформация проходила гладко и принималась Дювином за чистую монету. Роль главной приманки, по словам Ильина, сыграла открытая телеграмма в несколько сот слов (!), составленная Резвиком под диктовку Ильина и отправленная в Париж. В ней Ильин предлагал к продаже картины Ван Дейка "Портрет Ябаха" и Веласкеса "Портрет папы Иннокентия X". Он также сообщал, что после покупки этих он готов предложить для продажи еще три "более крупные картины".
Ильин блефовал. Разрешения на продажу этих картин у него не было. Более того, Ильин знал, что Наркомпрос категорически возражал против продажи картины Веласкеса. Многократные просьбы Гюльбенкяна и Маттисен Геллери продать им эту картину были отвергнуты. Но Ильин сознательно шел на риск, желая сделать приманку поаппетитней, пожирнее, пособлазнительней. Поскольку Самуэли не был посвящен в план Ильина, по его словам, "случайно" узнав о предложении, сделанном через Резвика, в октябре 1930 года он разразился разоблачительным письмом в правительственную комиссию Хинчука и в ЦК ВКП (б). Он обвинил Ильина в превышении полномочий, самоуправстве и, по сути, в разглашении секретных операций "Антиквариата". Не понимая цели "индискреции" Ильина, он подчеркивал, что переговоры не привели ни к каким конкретным соглашениям. Их единственным результатом стал ажиотаж на антикварном рынке, где стали предлагать к продаже "Портрет Ябаха" и Папу.
Ильину пришлось давать письменные объяснения. Их текст, сохранившийся в архиве, показывает, насколько решительно он был настроен, насколько уверен в правоте своих действий. Нимало не расстраиваясь от перспективы опустошения Эрмитажа - Ильин был готов продать если не все, то любой из его шедевров, - он видел лишь одну цель: заставить Дювина помочь "Антиквариату" продать картины по максимально высоким ценам. Ильин признал все факты совершенных им "индискреций": откровенные предложения на переговорах, открытую телеграмму в Париж в несколько сот слов с предложением купить шедевры Эрмитажа, на которые у него не только не было разрешений, но был запрет Наркомпроса. Главным оправданием, а лучше сказать причиной таких действий - Ильин считал, что оправдываться ему не в чем, - были высокие цены, которые он запрашивал за предлагаемые картины. По мнению Ильина, реши Дювин "все-таки купить этого неразрешенного Нарком-просом к продаже Папу" за цену Ильина, конъюнктура антикварного мирового рынка изменилась бы кардинально в пользу СССР:
"Если бы папа Иннокентий был продан за миллион (даже за 700-800 тысяч), мы получили бы совершенно новый факт, опираясь на который мы могли бы резко повысить наши цены по крупным продажам. Ведь никакой цены на эти крупные объекты вообще не существует, никаких абсолютных критериев их ценности создать невозможно. Но существует соотношение между их ценностью (явно просматривается влияние спецов "Антиквариата". - Е. О.). Эти соотношения определяют, что если "Благовещение" Ван Дейка (здесь Ильин допускает ошибку, речь идет о картине Ван Эйка. - Е. О.) продается за 900 тысяч руб., то "Елена Фурман", например, действительно стоит что-нибудь вроде полумиллиона. Но если серьезный покупатель, вроде Дювина, даст за "Иннокентия" миллион, то за ту же "Елену Фурмен" он должен дать не менее 2-х мил... Еще менее страшно обстоит дело с "Ябахом". Тов. Самуэли жалуется, что "Ябаха" уже предлагают на международном рынке. Но пожалуйста: Я назначил за него 60 тыс. фунтов. И если бы нашелся покупатель на "Ябаха" за эту сумму, соотношение цен улучшилось бы для нас еще более" (30).
Примечания:
1. Russian Gold: A Collection of Articles and Newspaper Editorials Regarding the Russian Gold Reserve and Shipments of Soviet Gold. New York: Amtorg Trading Corporation. 1928. P. 26-30; 40-56.
2. РГАЭ. Ф. 2324. On. 1. Д. 790. Л. 184; Д. 815.Л. 11.
3. Там же. Д. 815. Л. 294.
4. В интервью, данном корреспонденту New York Times в Москве Уолтеру Дарэнти (Walter Duranty) в начале 1934 года, Сталин сказал, что Советский Союз за последние два года уменьшил свою задолженность с 1, 4 млрд. до 450 млн. рублей. "Известия" от 4 января 1934 года. С. 2. Исследователи критически относятся к названной Сталиным новой сумме задолженности, считая, что он ее явно преуменьшил.
5. Вначале Главная контора по скупке и реализации антикварных вещей имела республиканский характер и находилась в ведении Госторга РСФСР. Затем, в ноябре 1929 года, решением СТО она была преобразована во Всесоюзную государственную торговую контору "Антиквариат" и перешла от Госторга РСФСР в ведение Внешторга СССР. Преобразование "Антиквариата" во Всесоюзную контору с широкими полномочиями не случайно совпало по времени с принятием окончательного и амбициозного варианта первого пятилетнего плана.
6. РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2739. Л. 35.
7. Там же.
8. Там же. Д. 1012. Л. 141.
9. Постановлением СНК он был снят с работы. Некоторую информацию о причинах ухода Гинзбурга из "Антиквариата" дает отчет, написанный его преемником, Николаем Ильиным, в октябре 1930 года: "... руководители "Антиквариата" находились в полной зависимости от специалистов". Политбюро, видимо, считало, что слишком много воли Гинзбург дал непартийным спецам, а они, как известно, противились продажам. РГАЭ. Ф.5240. Оп. 18. Д. 1577. Л. 66.
10. Более подробно об этих и других сюжетах читай: Осокина Е. А. Антиквариат (Об экспорте художественных ценностей в годы первой пятилетки. Экономическая история. 2002. Ежегодник. Москва: РОССПЭН. 2003. С. 233-268; Elena A. Osokina. De I'or pour industrialisation. La vente d'objets d'art par I'URRS en France pendant la period des plans quinquennaux de Stalin. Cahiers de Monde Russe. Janvier-mars 2000 (41/1). P. 5-39.
11. Например, тезка А. М. Гинзбург - известный экономист и меньшевик, осужденный в 1931 году по делу так называемого Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшевиков).
12. Биография Г. Л. Самуэли реконструирована на основе его партийных документов, хранящихся в РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 100: краткой автобиографии 1925 года, личного листка 1931 года, акта проверки партийных документов 1935 года, регистрационного бланка члена ВКП(б) 1936. В документах используется и другое написание фамилии - Самуэль, кроме того, из-за ошибки в паспорте меняется и отчество, Александрович вместо Людвигович.
13. Массовый экспорт музейных ценностей после 1933 года практически прекратился, хотя некоторая распродажа антиквариата продолжалась. Всесоюзная торговая контора "Антиквариат" была закрыта в октябре 1937 года. Но и после закрытия "Антиквариата" спорадические продажи художественных ценностей влиятельным иностранцам продолжались, в числе них были, например, Джозеф Дэвис, посол США в СССР в 1937-1938 годах, и его жена Марджори Пост.14. Сотрудница Эрмитажа Татьяна Чернявина получила задание от директора остаться после рабочего дня в музее, снять со стены "Благовещение" Ван Эйка и отвезти картину в тот вечер в наркомат внешней торговли. Ей также было задание перевесить картины на стене так, чтобы изъятие картины не бросалось в глаза посетителям. Ей было запрещено задавать вопросы. Об этом случае она сама рассказала в западной прессе после того, как ей удалось эмигрировать из СССР. См.: Newsweek, March 2, 1935. P. 23. Описание этого случая смотри в: Williams R.C. Russian Art and American Money. P. 147.
15. Самуэли оправдывался, что не он продал этот шедевр: "Я знал, что картины Ван Эйка очень высоко оцениваются. Знал, что много десяток лет они не были в продаже, но я знал, что данная картина, на наше несчастье, перенесена с дерева на холст, что снижает ценность картины на 1/3, на 1/2 и что Грабарь (русский и советский художник, выполнял функции эксперта-оценщика для "Антиквариата". - Е. 0.), который знает не только картины, но и постоянно изучает заграничный рынок, дал оценку 3-го мая в 70 000 фунтов, категорически заявляя, что картина при данной конъюнктуре больше не стоит и он не понимает, что находится (покупатель. - Е. 0.), который дает 90 до
100 000 фунтов. Парижский покупатель (Гюльбенкян. - Е. 0.) также хотел купить эту картину, но максимальное его предложение было 60 000 фунт.". РГАЭ. Ф.5240. Оп. 18. Д. 1577. Л. 54.
16. Hersh, Burton. The Mellon Family. A Fortune in History. New York. 1978. P. 282.
17. Аукцион проходил три дня. Продавались картины, скульптура, иконы, мебель. По оценкам специалистов, продажа прошла неудачно. За проданные 256 произведений искусства "Антиквариат" выручил немногим более 600 тысяч долларов, или порядка 1, 2 млн. рублей.
18. Распродажа этой редкой коллекции велась варварски. "Антиквариат" не продавал ее целиком, а выдергивал из нее лучшие гравюрные листы и распродавал частями.
19. Политбюро утвердило продажу. Это решение было затем оформлено 19 мая 1933 года постановлением Совнаркома, подписанным Куйбышевым.
Постановление обязывало Наркомпрос сдать указа иные картины "Антиквариату". Фирма Маттисен торговала эти картины для доктора Альберта Барнса из Филадельфии, но в конечном итоге купила их для своего другого клиента, Стивена Кларка, который передал "Ночное кафе" Ван Гога галерее Йельского университета, а остальные картины музею Метрополитен. ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 15а. Д. 1230. Л. 157.
20. РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1577. Л. бб.
21. Там же. Л. 66-67.
22. Гюльбенкян являлся создателем и президентом компании "Ирак Петролиум". В обмен на сокровища Эрмитажа он помог СССР в экспорте дешевой неочищенной нефти.
23. Нельзя не признать, Ильин мастерски написал свою записку - страстно, живо, остроумно и убежденно. РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1577. Л. 66-80.
24. РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1577. Л. 68.
25. Robert Chadwell Williams, Russian Art and American Money. Cambridge: Harvard University Press. 1980. C. 157-158. В издании "Проданные сокровища России" эта несостоявшаяся сделка ошибочно датирована 1926 годом, дата слишком ранняя для распродажи Эрмитажа. Это издание грешит и другими неточностями.
26. РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1577. Л. 68. Ильин перечисляет здесь фирмы, покупавшие художественные произведения у "Антиквариата", а также имена людей, представлявших эти фирмы, и посредников. Среди названных: берлинские фирмы Балль и Галерея Ван Димен, представитель фирмы Рудольф Лепке - Крюгер, представитель парижской фирмы Де Хан, Резвик - представитель Associated Press в Москве в конце 1920-х годов, который, видимо, выполнял поручения американских антикваров и коллекционеров.
27. РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1577. Л. 71.
28. Там же. Л. 70.
29. Известно, что Бейч был клиентом Джозефа Дювина.
30. РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1577. Л. 69-70.
Продолжение следует