Геополитическая напряженность вокруг Ирана. Часть II
Продолжение статьи "Геополитическая напряженность вокруг Ирана в локальном, региональном и глобальном контекстах".
Часть I - https://strigunov-ks.livejournal.com/686323.html
***
Истоки кризиса: региональный контекст
Активизация Арабской весны, хоть и имевшая внутренние предпосылки, была бы невозможна в таком масштабе и форме без мощного внешнего участия. Единственным государством, обладающим необходимыми ресурсами, отработанными технологиями и достаточным военно-политическим влиянием для совершения реконфигурации политического и геополитического ландшафта на территории Большого Ближнего Востока на тот момент обладали только США. После демонтажа каддафийской Джамахирии в Ливии настала очередь таких государств как Йемен и Сирия. Переформатированием региона было призвано решить целый ряд задач, например, изменить схему энергопотоков (газопроводов) из Персидского залива в Европу, ослабить влияние ряда прореспубликанских режимов (ориентированных на республиканские администрации в США и стоящие за ними силы) и другие. В этой связи, нельзя не упомянуть и использование т. н. Исламского государства (до лета 2014 г. - ИГИЛ, организация, запрещенная в России) в качестве инструмента воздействия против Саудовской Аравии, поскольку на период конца 2016 г. - начала 2017 г. шло выдавливание группировки сразу по трем направлениям - север (турки, ССА и курды), запад (проасадовские силы, включая Россию и Иран) и восток (наступление Иракских сил безопасности и шиитского ополчения «Аль-Хашд аш-Шааби», включая бригады «Бард», на позиции игиловцев в Ираке). Единственным направлением, куда Исламское государство могло уйти, был юг, в сторону Саудовской Аравии. Одной из причин этому было то, что Эр-Рияд не входил в круг ближайших союзников сил, стоявших за Б. Обамой, что отчетливо проявлялось во взаимоотношении Вашингтона и Эр-Рияда во времена его президентства. Достаточно вспомнить рассекречивание американской стороной некоторых документов, касающихся событий 11 сентября 2001 г., а также принятие закона, позволившего жертвам тех событий и их родственникам возбуждать в американских судах гражданские иски против правительства Саудовской Аравии, что было негативно воспринято саудовскими властями. Перенос ставки на Иран, подтвержденный сделкой по ИЯП в июле 2015 г., с целью контроля Ближнего Востока руками шиитского государства, был направлен и против Эр-Рияда, и против Тель- Авива (Израиль в большей степени ориентируется на республиканцев), с которым у Б. Обамы также были натянутые отношения. Антисаудовские действия администрации Б. Обамы просматриваются в ее ставке на группировки, руками которых в значительной мере осуществлялась Арабская весна, например, «Братья мусульмане», поддерживаемые Катаром, чье вмешательство в конфликты в Ливии и Сирии фактически подтвердил бывший премьер-министр Катара шейх Хамад бин Джассим бин Джабер Аль-Тани в интервью Financial Times30.
Доха числилась одним из важнейших инструментов демонтажа целого ряда режимов ближневосточных стран, ориентированных на республиканскую элиту. Одной из ключевых фигур в этой операции была тогда еще госсекретарь Хиллари Клинтон, входившая в круг главных инициаторов госпереворотов в Магрибе и Ближнем Востоке. Ликвидация прореспубликанских арабских режимов подрывала влияние противников финансовых глобалистов внутри США, чьи интересы представляли Б. Обама и Х. Клинтон. В этой связи возникает вопрос: какой смысл был для администрации Б. Обамы подписывать СВПД с Ираном и находить с ним точки соприкосновения? Полагаем, ответ на этот вопрос следующий. Нарастающие кризисные явления внутри американских элит вместе с кризисом всей капиталистической системы обострили существовавшие противоречия в США, которые, как уже происходило в их истории, транслируются вовне и часто проявляются в регионах, входящих в зону американских стратегических интересов, в виде войн (подробней об этом говорится в третьей главе). Данное обстоятельство и стало отправной точкой в деле переформатирования огромного региона от Туниса до Ирака. Демонтаж режимов, которые имели договоренности с республиканскими администрациями в Вашингтоне (Муаммар Каддафи в Ливии, Хосни Мубарак в Египте), открывал широчайшие возможности для реализации собственных региональных и глобальных проектов стоявшим за Б. Обамой глобалистам с одновременным нанесением урона своим противникам внутри США. В данной главе мы коснемся только региональных аспектов действий администраций Б. Обамы; оценку глобальным аспектам мы дадим в следующей главе.
Как уже было сказано, в контексте иранской темы важнейшими странами, подвергшимися деструктивному воздействию процессов Арабской весны, являются Сирия и Йемен. На первый взгляд может показаться, что попытка ликвидировать правительство Б. Асада и развязывание против него гибридной войны руками транснациональных иррегулярных террористических формирований было совершенно не в интересах Ирана, который рассматривает Сирию в качестве «золотого звена» в хомейнистском поясе от Ирана до Ливана. Попытка свергнуть Б. Асада и его окружение должна была привести к появлению нового режима, более лояльного Западу и странам Персидского залива. Однако впоследствии выяснилось, что война против сирийских баасистов представляла для Ирана не только стратегическую угрозу, но и давала широчайшие возможности по распространению своего влияния, которые без событий «Арабской весны» могли не возникнуть. Здесь следует снова вернуться к вопросу об интересах Ирана в целом как государства и двух важнейших ведомств - КСИР и УВЛ. Описанный в первой главе системный кризис, возникший вследствие внутренней специфики клерикального строя и внешних факторов, привел к тому, что реализация интересов Ирана и его геостратегических императивов осуществлялась сообразно видению КСИР и через призму его узковедомственных интересов. Фактически политика дебаасизации Пола Бремера в Ираке с 2006 г., начало войны в Сирии в 2011 г., вторжение саудовской коалиции в Йемен 2015 г. максимально способствовали экспансии КСИР в регионе, которую он не смог бы начать без вторжения США в Ирак и участия их в Арабской весне. Таким образом, парадокс имеет место лишь при поверхностном рассмотрении данного вопроса, но при более детальном анализе внутренней ситуации Ирана, борьбы между кланами в американском истеблишменте и интересов региональных игроков он полностью разрешается.
В администрации Б. Обамы, осознав к концу 2013 г. (когда начались переговоры в отношении СВПД) все перспективы переноса ставки на Иран, начали активно продвигать идею достижения соглашения с ним. Несомненно, в Вашингтоне в тот период не могли не отдавать себе отчет в том, что снятие с Ирана санкций означает приход в него инвестиций, а значит, получение КСИР-Кодс контроля над еще большими ресурсами, которые он использует для усиления своего присутствия в регионе, включая Сирию. Усиление присутствия Ирана автоматически ослабляло Саудовскую Аравию, то есть позиции республиканцев в регионе, среди которых много противников сил, поддержавших выдвижение Б. Обамы на пост президента США. Именно этим и объясняется создание такой конфигурации в конце 2016 - начале 2017 гг., когда остатки Исламского государства, зажатые с трех сторон проасадовскими силами, курдами, и иракскими войсками (в первом и в третьем случае Иран принимал непосредственное участие через КСИР-Кодс и/или свои прокси-группировки), канализировались в сторону КСА. Ослабление Королевства в такой схеме отвечало интересам и администрации Б. Обамы и Ирана. Полагаем, аргументация против этого утверждения через педалирование тезиса о десятилетних «союзнических» связях Вашингтона и Эр-Рияда не выдерживает критики.
Во-первых, в последние годы США в военно-логистическом отношении практически не привязаны к КСА (американское военное присутствие там минимально).
Во-вторых, по данным Администрации энергетической информации США (U. S. Energy Information Administration) объем добычи нефти в США к ноябрю 2019 г. составит 11.3 млн баррелей в сутки31. Эти объемы заметно превышают рекордную добычу 1970 г. (9,6 млн баррелей в сутки). Нынешние коммерческие резервы нефти США на начало октября 2019 г. составляют 425,6 млн баррелей, стратегический резерв оценивается в 644,6 млн баррелей32, то есть в сумме общий резерв превысил один гигабаррель. Уже поэтому повторение сценария нефтяного кризиса 1973 г. практически исключено. В-третьих, нынешняя геополитическая и энергетическая ситуация существенно отличается от ситуации почти полувековой давности, и оказать давление на США через нефтяное эмбарго невозможно. Следовательно, зависимость от военной инфраструктуры и нефтяных поставок США от КСА практически отсутствует уже на протяжении длительного времени; у Эр-Рияда нет рычага давления на Вашингтон. Администрация Б. Обамы и стоявшие за ней силы практически не связаны бизнес-интересами с шейхами КСА в отличие от влиятельных семей-республиканцев (например, семьи Бушей). Соответственно вторжение боевиков ИГ в Королевство представляло угрозу, прежде всего, самой династии Аль Саудов и конкурирующей с глобалистами элитарной группе внутри самих США.
Кардинальные изменения произошли после прихода к власти в Белый дом Дональда Трампа, представляющего реальный сектор экономики, ядром которого выступает военно-промышленный и топливно-энергетический комплекс США. После инаугурации 45-й американский президент изменил подход в Сирии и руками курдов целенаправленно наносил удары по Исламскому государству, выполняя свое предвыборное обещание, а заодно ликвидируя инструмент предыдущей администрации. В этот период наступает ренессанс в отношениях между Вашингтоном и Эр-Риядом. В своем первом ближневосточном турне Д. Трамп подписывает рекордный контракт с Саудовской Аравией на поставку вооружения на сумму 109,7 млрд. USD33, и берет жесткий антииранский курс, особенно позитивно воспринятый Израилем, еврейским лобби в США и неоконсервативными кругами (несмотря на существующие противоречия Д. Трампа и некоторых республиканских кланов по другим направлениям). Как следствие, заявленный выход из СВПД в мае 2018 г. стал логическим продолжением шагов нового хозяина Овального кабинета. Вернув назад старые санкции и добавив к ним новые, Д. Трамп оказывает максимальное давление на Иран и конкретно КСИР, подрывая его возможности к экспансии и закреплению на территориях вне собственных границ. Этим Вашингтон пытается вызывать ресурсное истощение Ирана и достигнуть как минимум одной из нескольких целей. Первой видится ослабление влияния КСИР: по мере того, как финансирование его внешнеполитической активности будет ослабевать, то и позиции Корпуса окажутся все менее прочными. В итоге, как представляется, американские стратеги стараются воздействовать лично на Али Хаменеи и его ближайшее окружение, подталкивая его к тому, чтобы сдержать КСИР и перевести сжимающиеся ресурсы Исламской республики на поддержание внутренней устойчивости.
Этим, по замыслу администрации Д. Трампа, можно будет ослабить геополитические амбиции Тегерана, снизить угрозу для своих важнейших сателлитов в лице Израиля и КСА, а также, возможно, перезаключить сделку СВПД на новых, более выгодных для администрации Д. Трампа условиях. Задача максимум - спровоцировать широкомасштабные волнения и беспорядки, а в пределе осуществить одну из разновидностей цветной революции, адаптированную к условиям Ирана. В таком случае Вашингтон постарается демонтировать теократический строй в максимально контролируемом режиме, чтобы избежать тотальной дестабилизации Ближнего Востока и других сопредельных регионов с риском выхода ситуации из-под контроля. Это условие критично, так как его несоблюдение способно создать проблем Вашингтону больше, чем решить. Теперь рассмотрим ситуацию с Йеменом. Свержение Али Абдалы Салеха в ходе событий 2011-2012 гг. активировало существовавшие противоречия, приведшие сначала к восстанию хуситов в 2014 г., а затем в начале 2015 г. к полномасштабной иностранной интервенции коалиции государств, возглавляемых Саудовской Аравией. В существенной степени причиной для ее интервенции было не только восстание поддерживаемых Ираном шиитов-хуситов, но и внутренние проблемы КСА, состоящие, прежде всего, в двух аспектах.
Первый связан с саудовской ультраконсервативной ваххабитской монархией абсолютистского типа. Неприятие всякого рода нововведений - тормозящий эффект для развития Королевства, особенно если принять во внимание племенные и этноконфессиональные противоречия, сдерживаемые, прежде всего, за счет военной силы и передачей доли дохода от нефтяного экспорта племенам и кланам. Однако, как только котировки на нефть упали из-за сланцевой революции в США и других факторов более чем в два раза, возникла ситуация, когда расчет только на один стратегический ресурс создает угрозу для национальной безопасности КСА. Соответственно, это требовало кардинального пересмотра не только самой концепции развития страны, основывавшейся на сверхдоходах от экспорта нефти, но и должно было привести к трансформации властной системы. Назначение королем Салманом ибн Абдул-Азизом Аль Саудом своего сына Мухаммеда бин Салмана Аль Сауда кронпринцем кардинально изменило схему престолонаследия через переход от лествичной системы (от старшего брата к младшему и так далее) к форме престолонаследия, который ближе всего к агнатической примогенитуре, то есть передачи власти от отца к сыну, с полным исключением женщин из линии престолонаследия34. Решение короля внесло дисбаланс во властную систему КСА, а ее кульминацией стало создание Национального антикоррупционного комитета и арест в ноябре 2017 г. около 350 чиновников, принцев и бизнесменов, которых посадили под стражу в пятизвездочный отель Ritz Carlton. В итоге, по заявлению самого М. бин Салмана, это позволило вернуть в казну более 100 млрд USD35, после чего взятые под стражу принцы и чиновники были отпущены. Изъятые средства были нужны кронпринцу для реализации своей программы Saudi Vision 203036, подразумевающей модернизационный рывок КСА. Однако на нее требуются дополнительные средства, которые М. бин Салман намеревается получить через публичное размещение акций (IPO) компании Saudi Aramco (оцениваемой в 2 трлн USD) на биржах, чего пока сделать не удалось.
Кроме того, в условиях последствий Арабской весны, противостояния с Ираном, необходимостью модернизации и ухода от нефтяной зависимости, в 2015 г., за два года до ареста сотен принцев и чиновников, М. бин Салман отдал приказ о начале военной операции против хуситов в Йемене. С учетом внутриполитических условий в КСА, военная операция должна была мобилизовать саудовскую властную верхушку «перед лицом внешней угрозы» вокруг нового молодого лидера и также не допустить усиления присутствия Ирана в районе важнейшего Баб-эль-Мандебского пролива. В итоге, КСА уже пятый год не только не в состоянии разгромить хуситов, но и систематически пропускает весьма болезненные удары37, а ОАЭ, участвовавшие в коалиции, летом 2019 г. приняли решение о выходе из войны в Йемене, что, безусловно, можно записать в актив Ирана. Соответственно Тегеран сумел организовать для одного из двух своих главных региональных противников ловушку, из которой очень трудно выбраться. Ситуация для КСА довольно тяжелая, будучи в определенной мере похожей на созданную Королевством для Б. Асада в Сирии на ранних этапах войны. Тогда Эр-Рияд активно спонсировал (а в ряде случаев и продолжает осуществлять финансирование) антиасадовские силы в Сирии. Изначально, еще в 2011 г., стремление свергнуть Б. Асада было продиктовано идеологическим противостоянием с баасистами, стратегическим положением Сирии как "ближневосточного перекрестка" и ее союзом с Ираном38, что могло иметь долгосрочные деструктивные последствия для Королевства, где проживает около 4 миллионов шиитов. Однако, поддержка Ираном, а впоследствии и Россией Б. Асада перечеркнула планы КСА устранить неугодный строй. Более того, Иран действует путем изменения этноконфессионального состава Сирии с переселением на подконтрольные ему территории собственных пассионарных элементов, а также из Афганистана, Пакистана и др. стран, которые оседают на сирийских землях и откуда впоследствии Иран способен набирать прокси-войска, особенно если сумеет организовать структуры по аналогии с иранским ополчением «Басидж». В результате, стратегически в Сирии у Ирана существенный перевес над КСА, не говоря про его антиваххабитскую контрстратегию в Йемене.
Постепенное создание транспортно-логистического моста из Ирана в Сирию позволяет его руководству и конкретно КСИР-Кодс усиливать свое военное присутствие возле границ злейшего врага - Израиля. Данную угрозу в Тель-Авиве понимают в полной мере и поэтому регулярно наносят авиаудары по объектам, принадлежащим, по мнению израильской разведки, иранским силам. Как правило, эти удары мотивируются Израилем защитой от атак «с помощью дронов-камикадзе, обладающих достаточно высокой точностью»39. Именно поэтому премьер-министр Государства Израиль Биньямин Нетаньяху активно выступал против подписания СВПД в 2015 г. Дело не только в экзистенциальном противостоянии Израиля и Ирана вообще, но и в том, что снятие санкций автоматически увеличивает ресурсный потенциал для КСИР-Кодс и их возможности по переформатированию региона, усилению собственных позиций, размещению проиранских формирований и увеличению возможностей персов для атак объектов на территории Израиля. Удары Тель-Авива по объектам на сирийской территории наносятся с целью подорвать возможности и ливанской «Хезболлы», также получающей поддержку Тегерана. Использование им этой ливанской прокси-структуры (созданной, во многом, с помощью и по образу КСИР) рассматривается Израилем как угроза своей безопасности. Но одной Сирией Израиль не ограничивается в своих ударах. 19 июля 2019 г., впервые с 1981 г., израильские ВВС нанесли удар по объектам шиитского ополчения на территории Ирака. Как утверждается, незадолго до удара на объект из Ирана были доставлены баллистические ракеты40. Наконец, 5 октября 2019 г. глава израильского МИД Исраэль Кац написал в своем Твиттере: «В последнее время я при поддержке США продвигаю политическую инициативу по подписанию договора о ненападении с арабскими странами Персидского залива. Исторический шаг положит конец конфликту и будет способствовать гражданскому сотрудничеству до подписания мирных соглашений"41. Очевидно, данная инициатива выдвинута на фоне кризиса лета-осени 2019 г. в регионе Персидского залива и Ормузского пролива, сбитого Ираном американского беспилотника, «танкерной войны» между некоторыми западными государствами и Ираном, а также удара по НПЗ на территории Саудовской Аравии 14 сентября того же года, ответственность за который взяли хуситы, но Запад и Эр-Рияд обвиняют Иран (к данному инциденту мы еще вернемся). Выход из СВПД США и беспомощность стран ЕС, не сумевших компенсировать персам утраты от американских санкций, вынуждают Тегеран действовать более жестко и решительно, двигаясь буквально на грани, отделяющей от полномасштабной войны. Экономическая ситуация в стране ухудшается, из-за чего Ирану нужно максимально интенсифицировать давление на международное сообщество и, косвенно, на противников Д. Трампа внутри США, чтобы добиться компенсации их выхода из СВПД или вернуть Вашингтон за стол переговоров. Впрочем, позиция главы Белого дома известна: новый договор на его условиях, что вообще характерно для стиля Д. Трампа. Однако гипотетическое новое соглашение на условиях американцев обязательно будет включать в себя не только вопрос об иранской ядерной программе, но и программу создания баллистических ракет, возможно, беспилотных систем и взаимоувяжет эти пункты с запретом Тегерану спонсировать шиитские парамилитарные формирования по всему региону, что автоматически означает сдерживание внешнеполитических амбиций Ирана. Разумеется, подобные условия для него неприемлемы, поэтому военно-политическая обстановка постепенно деградирует, усиливаемая локальными, но весьма резонансными инцидентами по типу ударов по объектам саудовской нефтяной инфраструктуры.
Региональные противники Ирана продолжают активно противодействовать распространению его влияния, проводят свою политику, калибруя ее под нынешние действия Вашингтона. На текущий момент можно с высокой долей уверенности говорить о том, что Д. Трамп перед выборами президента в ноябре 2020 г. не станет использовать жесткие меры против Ирана, поскольку резкое обострение в и без того взрывоопасном регионе способно негативно сказаться на шансах действующего президента переизбраться в 2020 г., о чем его уже предупредили представители американского военно-разведывательного сообщества42. Понимая непростое положение Д. Трампа, власти Израиля и КСА, как ни парадоксально, на данном этапе также не заинтересованы в полномасштабной эскалации, например, коалиционной военной операции против Ирана во главе с США. Очевидно, риски от такого мероприятия крайне велики (Иран может ответить всеобщей активацией шиитских агентурно-боевых групп на всем Ближнем Востоке в качестве асимметричного удара по коллективному врагу и перекрыть Ормузский пролив), а кроме того, Иран хоть и ведет себя весьма провокационно, но не пересекает красной линии. По сути, в Эр-Рияде и Тель-Авиве не желают поражения на выборах Д. Трампа, являющегося наиболее произраильски и просаудовски настроенным президентом США за последние десятилетия - достаточно вспомнить его приказ перенести американское посольство в Иерусалим, а также рекордные оружейные контракты с КСА. Следовательно, они опасаются, что эскалация в Персидском заливе способна негативно сказаться на его шансах переизбраться, и способствует приходу на его место кандидата типа Джозефа Байдена, который уже заявил о том, что готов вернуться к выполнению СВПД, если Иран будет выполнять взятые им на себя обязательства43. Если же Д. Трамп сохранит за собой президентское кресло, тогда шансы на силовое разрешение иранского вопроса возрастут, так как ограничителей станет меньше, за исключением негативных экономических последствий войны. Именно поэтому президент США в этот предвыборный период не рискует переходить к жестким сценариям силового разрешения противоречий и с Ираном, и с Венесуэлой, а основная ставка сделана на секторальные, калечащие экономические санкции, информационное и политико-дипломатическое давление. Опасность состоит в возможных провокациях сил, заинтересованных столкнуть Д. Трампа с Ираном.
Впрочем, нельзя сказать, что региональные игроки не предпринимают шагов к диалогу. Так, иранские СМИ прямо указали на готовность Саудовской Аравии к переговорам44, найдя ее признаки в интервью М. бин Салмана каналу CBS45. На него уже отреагировали иранские чиновники. Например, влиятельный консерватор Али Лариджани, спикер Меджлиса (иранского парламента), комментируя заявление М. бин Салмана, в интервью «Al Jazeera» заявил, что «Эр-Рияд может представить свои предложения для обсуждения за столом ирано-саудовского диалога без предварительных условий с нашей стороны»46. Однако не стоит слишком полагаться на готовность Эр-Рияда к диалогу, учитывая системные противоречия с Ираном, даже несмотря на понимание кронпринцем необходимость завершения войны в Йемене, которая все больше превращается для него в трясину, откуда все сложнее выбраться. Проблема в том, что позитивный исход переговоров - это всегда компромисс; отсюда следует, что каждая из сторон должна будет чем-то поступиться. В результате, поддержка йеменского президента Абд Раббо Мансура Хади достигнет лишь частичного результата, то есть признание за хуситами контроля части Йемена (на меньшее само движение «Ансар Алла» и Иран вряд ли согласятся). Такой исход будет означать политическое поражение КСА, так как контроль не будет восстановлен над всей территорией Йемена. Нельзя забывать и об интересах сепаратистов Южного переходного совета, поддерживаемого ОАЭ. Полагаем, даже если стороны сядут за стол переговоров, то один лишь поиск общего знаменателя может занять довольно длительное время из-за большого количества сторон в конфликте и наличия противоречий, истоки которых уходят в далекое прошлое. Однако заметим, что у диалога КСА и ИРИ есть противники, причем, как внутри 29 этих стран, так и за их пределами. Так 11 октября было осуществлено нападение на иранский танкер SABITI в 60 милях от саудовского портового города Джидда47. Танкер эксплуатируется Национальной иранской танкерной компанией (NITC). Как заявил ее исполнительный директор Насролла Сардашти, танкер подвергся ракетной атаке48, но окончательные выводы о причастности какого-либо государства к нападению Иран (на 29 октября) не сообщил.
Примечания
30. См.: Khalaf R. Lunch with the FT: Sheikh Hamad Bin-Jaber al-Thani // Financial Times. 2016. 15 April [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 09.10.2019).
31. См.: Short-Term Energy Outlook (STEO) // U.S. Energy Information Administration. 2018. March 2018 [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 09.10.2019 г.).
32. См.: На 0,7 % увеличились запасы нефти в США за неделю // Нефть Капитал 2019. 10 октября [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 09.10.2019 г.).
33. См.: США и Саудовская Аравия заключили оружейную сделку на $ 110 млрд // BBC. 2017. 20 May [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 10.10.2019 г.).
34. См.: 34 Стригунов К. Точка бифуркации для Саудовской Аравии // Центр военно-политических исследований МГИМО. 2016. 6 мая [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 10.10.2019 г.).
35. См.: O'Donnell N. Saudi Arabia's heir to the throne talks to 60 Minutes // CBS News. 2018. 19 March [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 10.10.2019 г.).
36. См.: Full text of Saudi Arabia’s Vision 2030 // Al Arabiya. 2016. 26 April [Электронный ресурс]. URL:> >> (дата обращения: 10.10.2019 г.).
37. Одним из последних примеров может послужить разгром просаудовских формирований наемников
в приграничном районе Кутаф, провинции Саада, напротив саудовской провинции Наджран, в конце августа - в начале сентября 2019 г., когда были уничтожены сотни единиц бронетехники и взяты в плен более тысячи человек, включая десятки бойцов Национальной гвардии - опоры саудовского режима.
38. См.: Кузьмин В., Соколов Н. Цели и позиции Саудовской Аравии и Ирана в сирийском вопросе // Мусульманский мир. 2018. № 1. С. 6-11.
39. См.: Израиль нанес ракетный удар по Сирии // РИА Новости. 2019. 25 августа [Электронный ресурс]. URL:> >> (дата обращения: 10.10.2019 г.).
40. См.: Bachner M. Israel said to hit Iranian sites in Iraq, expanding strikes on missile shipments // The Times of Israel. 2019. 30 July [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 11.10.2019 г.).
41. См.: Страница в «Твиттер» министра иностранных дел Израиля Исраэля Катца. 2019. 5 октября [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 11.10.2019 г.).
42. См.: Morell M., Winnefeld J. The frightening reality of a war with Iran // The Hill. 2019. 14 July [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 11.10.2019 г.).
43. См.: Джо Байден в случае избрания президентом США расширит военную помощь Украине // ТАСС. 2019. 2 августа [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 11.10.2019 г.).
44. См.: در مناسبات با تهران ر بازن اض برا ر و ا ت // IRNA. 2019. 1 October [Электронный ресурс]. URL: www.irna.ir/news/83501847/ (дата обращения: 12.10.2019 г.).
45. См.: O'Donnell N. Mohammad bin Salman denies ordering Khashoggi murder, but says he takes responsibility for it // CBS News. 2019. 29 September [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 12.10.2019 г.).
46. См.: Iran open to starting dialogue with Saudi Arabia: Speaker // Al Jazeera. 2019. 1 October [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 12.10.2019 г.).
47. См.: Iranian oil tanker hit by two blasts in Red Sea // PressTV. 2019. 11 October [Электронный ресурс]. URL:> >> (дата обращения: 12.10.2019 г.).
48. См.: No country helps Iranian oil tanker in Red Sea // The Mehr News Agency. 2019. 11 October [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 12.10.2019 г.).
Продолжение следует...
Часть I - https://strigunov-ks.livejournal.com/686323.html
***
Истоки кризиса: региональный контекст
Активизация Арабской весны, хоть и имевшая внутренние предпосылки, была бы невозможна в таком масштабе и форме без мощного внешнего участия. Единственным государством, обладающим необходимыми ресурсами, отработанными технологиями и достаточным военно-политическим влиянием для совершения реконфигурации политического и геополитического ландшафта на территории Большого Ближнего Востока на тот момент обладали только США. После демонтажа каддафийской Джамахирии в Ливии настала очередь таких государств как Йемен и Сирия. Переформатированием региона было призвано решить целый ряд задач, например, изменить схему энергопотоков (газопроводов) из Персидского залива в Европу, ослабить влияние ряда прореспубликанских режимов (ориентированных на республиканские администрации в США и стоящие за ними силы) и другие. В этой связи, нельзя не упомянуть и использование т. н. Исламского государства (до лета 2014 г. - ИГИЛ, организация, запрещенная в России) в качестве инструмента воздействия против Саудовской Аравии, поскольку на период конца 2016 г. - начала 2017 г. шло выдавливание группировки сразу по трем направлениям - север (турки, ССА и курды), запад (проасадовские силы, включая Россию и Иран) и восток (наступление Иракских сил безопасности и шиитского ополчения «Аль-Хашд аш-Шааби», включая бригады «Бард», на позиции игиловцев в Ираке). Единственным направлением, куда Исламское государство могло уйти, был юг, в сторону Саудовской Аравии. Одной из причин этому было то, что Эр-Рияд не входил в круг ближайших союзников сил, стоявших за Б. Обамой, что отчетливо проявлялось во взаимоотношении Вашингтона и Эр-Рияда во времена его президентства. Достаточно вспомнить рассекречивание американской стороной некоторых документов, касающихся событий 11 сентября 2001 г., а также принятие закона, позволившего жертвам тех событий и их родственникам возбуждать в американских судах гражданские иски против правительства Саудовской Аравии, что было негативно воспринято саудовскими властями. Перенос ставки на Иран, подтвержденный сделкой по ИЯП в июле 2015 г., с целью контроля Ближнего Востока руками шиитского государства, был направлен и против Эр-Рияда, и против Тель- Авива (Израиль в большей степени ориентируется на республиканцев), с которым у Б. Обамы также были натянутые отношения. Антисаудовские действия администрации Б. Обамы просматриваются в ее ставке на группировки, руками которых в значительной мере осуществлялась Арабская весна, например, «Братья мусульмане», поддерживаемые Катаром, чье вмешательство в конфликты в Ливии и Сирии фактически подтвердил бывший премьер-министр Катара шейх Хамад бин Джассим бин Джабер Аль-Тани в интервью Financial Times30.
Доха числилась одним из важнейших инструментов демонтажа целого ряда режимов ближневосточных стран, ориентированных на республиканскую элиту. Одной из ключевых фигур в этой операции была тогда еще госсекретарь Хиллари Клинтон, входившая в круг главных инициаторов госпереворотов в Магрибе и Ближнем Востоке. Ликвидация прореспубликанских арабских режимов подрывала влияние противников финансовых глобалистов внутри США, чьи интересы представляли Б. Обама и Х. Клинтон. В этой связи возникает вопрос: какой смысл был для администрации Б. Обамы подписывать СВПД с Ираном и находить с ним точки соприкосновения? Полагаем, ответ на этот вопрос следующий. Нарастающие кризисные явления внутри американских элит вместе с кризисом всей капиталистической системы обострили существовавшие противоречия в США, которые, как уже происходило в их истории, транслируются вовне и часто проявляются в регионах, входящих в зону американских стратегических интересов, в виде войн (подробней об этом говорится в третьей главе). Данное обстоятельство и стало отправной точкой в деле переформатирования огромного региона от Туниса до Ирака. Демонтаж режимов, которые имели договоренности с республиканскими администрациями в Вашингтоне (Муаммар Каддафи в Ливии, Хосни Мубарак в Египте), открывал широчайшие возможности для реализации собственных региональных и глобальных проектов стоявшим за Б. Обамой глобалистам с одновременным нанесением урона своим противникам внутри США. В данной главе мы коснемся только региональных аспектов действий администраций Б. Обамы; оценку глобальным аспектам мы дадим в следующей главе.
Как уже было сказано, в контексте иранской темы важнейшими странами, подвергшимися деструктивному воздействию процессов Арабской весны, являются Сирия и Йемен. На первый взгляд может показаться, что попытка ликвидировать правительство Б. Асада и развязывание против него гибридной войны руками транснациональных иррегулярных террористических формирований было совершенно не в интересах Ирана, который рассматривает Сирию в качестве «золотого звена» в хомейнистском поясе от Ирана до Ливана. Попытка свергнуть Б. Асада и его окружение должна была привести к появлению нового режима, более лояльного Западу и странам Персидского залива. Однако впоследствии выяснилось, что война против сирийских баасистов представляла для Ирана не только стратегическую угрозу, но и давала широчайшие возможности по распространению своего влияния, которые без событий «Арабской весны» могли не возникнуть. Здесь следует снова вернуться к вопросу об интересах Ирана в целом как государства и двух важнейших ведомств - КСИР и УВЛ. Описанный в первой главе системный кризис, возникший вследствие внутренней специфики клерикального строя и внешних факторов, привел к тому, что реализация интересов Ирана и его геостратегических императивов осуществлялась сообразно видению КСИР и через призму его узковедомственных интересов. Фактически политика дебаасизации Пола Бремера в Ираке с 2006 г., начало войны в Сирии в 2011 г., вторжение саудовской коалиции в Йемен 2015 г. максимально способствовали экспансии КСИР в регионе, которую он не смог бы начать без вторжения США в Ирак и участия их в Арабской весне. Таким образом, парадокс имеет место лишь при поверхностном рассмотрении данного вопроса, но при более детальном анализе внутренней ситуации Ирана, борьбы между кланами в американском истеблишменте и интересов региональных игроков он полностью разрешается.
В администрации Б. Обамы, осознав к концу 2013 г. (когда начались переговоры в отношении СВПД) все перспективы переноса ставки на Иран, начали активно продвигать идею достижения соглашения с ним. Несомненно, в Вашингтоне в тот период не могли не отдавать себе отчет в том, что снятие с Ирана санкций означает приход в него инвестиций, а значит, получение КСИР-Кодс контроля над еще большими ресурсами, которые он использует для усиления своего присутствия в регионе, включая Сирию. Усиление присутствия Ирана автоматически ослабляло Саудовскую Аравию, то есть позиции республиканцев в регионе, среди которых много противников сил, поддержавших выдвижение Б. Обамы на пост президента США. Именно этим и объясняется создание такой конфигурации в конце 2016 - начале 2017 гг., когда остатки Исламского государства, зажатые с трех сторон проасадовскими силами, курдами, и иракскими войсками (в первом и в третьем случае Иран принимал непосредственное участие через КСИР-Кодс и/или свои прокси-группировки), канализировались в сторону КСА. Ослабление Королевства в такой схеме отвечало интересам и администрации Б. Обамы и Ирана. Полагаем, аргументация против этого утверждения через педалирование тезиса о десятилетних «союзнических» связях Вашингтона и Эр-Рияда не выдерживает критики.
Во-первых, в последние годы США в военно-логистическом отношении практически не привязаны к КСА (американское военное присутствие там минимально).
Во-вторых, по данным Администрации энергетической информации США (U. S. Energy Information Administration) объем добычи нефти в США к ноябрю 2019 г. составит 11.3 млн баррелей в сутки31. Эти объемы заметно превышают рекордную добычу 1970 г. (9,6 млн баррелей в сутки). Нынешние коммерческие резервы нефти США на начало октября 2019 г. составляют 425,6 млн баррелей, стратегический резерв оценивается в 644,6 млн баррелей32, то есть в сумме общий резерв превысил один гигабаррель. Уже поэтому повторение сценария нефтяного кризиса 1973 г. практически исключено. В-третьих, нынешняя геополитическая и энергетическая ситуация существенно отличается от ситуации почти полувековой давности, и оказать давление на США через нефтяное эмбарго невозможно. Следовательно, зависимость от военной инфраструктуры и нефтяных поставок США от КСА практически отсутствует уже на протяжении длительного времени; у Эр-Рияда нет рычага давления на Вашингтон. Администрация Б. Обамы и стоявшие за ней силы практически не связаны бизнес-интересами с шейхами КСА в отличие от влиятельных семей-республиканцев (например, семьи Бушей). Соответственно вторжение боевиков ИГ в Королевство представляло угрозу, прежде всего, самой династии Аль Саудов и конкурирующей с глобалистами элитарной группе внутри самих США.
Кардинальные изменения произошли после прихода к власти в Белый дом Дональда Трампа, представляющего реальный сектор экономики, ядром которого выступает военно-промышленный и топливно-энергетический комплекс США. После инаугурации 45-й американский президент изменил подход в Сирии и руками курдов целенаправленно наносил удары по Исламскому государству, выполняя свое предвыборное обещание, а заодно ликвидируя инструмент предыдущей администрации. В этот период наступает ренессанс в отношениях между Вашингтоном и Эр-Риядом. В своем первом ближневосточном турне Д. Трамп подписывает рекордный контракт с Саудовской Аравией на поставку вооружения на сумму 109,7 млрд. USD33, и берет жесткий антииранский курс, особенно позитивно воспринятый Израилем, еврейским лобби в США и неоконсервативными кругами (несмотря на существующие противоречия Д. Трампа и некоторых республиканских кланов по другим направлениям). Как следствие, заявленный выход из СВПД в мае 2018 г. стал логическим продолжением шагов нового хозяина Овального кабинета. Вернув назад старые санкции и добавив к ним новые, Д. Трамп оказывает максимальное давление на Иран и конкретно КСИР, подрывая его возможности к экспансии и закреплению на территориях вне собственных границ. Этим Вашингтон пытается вызывать ресурсное истощение Ирана и достигнуть как минимум одной из нескольких целей. Первой видится ослабление влияния КСИР: по мере того, как финансирование его внешнеполитической активности будет ослабевать, то и позиции Корпуса окажутся все менее прочными. В итоге, как представляется, американские стратеги стараются воздействовать лично на Али Хаменеи и его ближайшее окружение, подталкивая его к тому, чтобы сдержать КСИР и перевести сжимающиеся ресурсы Исламской республики на поддержание внутренней устойчивости.
Этим, по замыслу администрации Д. Трампа, можно будет ослабить геополитические амбиции Тегерана, снизить угрозу для своих важнейших сателлитов в лице Израиля и КСА, а также, возможно, перезаключить сделку СВПД на новых, более выгодных для администрации Д. Трампа условиях. Задача максимум - спровоцировать широкомасштабные волнения и беспорядки, а в пределе осуществить одну из разновидностей цветной революции, адаптированную к условиям Ирана. В таком случае Вашингтон постарается демонтировать теократический строй в максимально контролируемом режиме, чтобы избежать тотальной дестабилизации Ближнего Востока и других сопредельных регионов с риском выхода ситуации из-под контроля. Это условие критично, так как его несоблюдение способно создать проблем Вашингтону больше, чем решить. Теперь рассмотрим ситуацию с Йеменом. Свержение Али Абдалы Салеха в ходе событий 2011-2012 гг. активировало существовавшие противоречия, приведшие сначала к восстанию хуситов в 2014 г., а затем в начале 2015 г. к полномасштабной иностранной интервенции коалиции государств, возглавляемых Саудовской Аравией. В существенной степени причиной для ее интервенции было не только восстание поддерживаемых Ираном шиитов-хуситов, но и внутренние проблемы КСА, состоящие, прежде всего, в двух аспектах.
Первый связан с саудовской ультраконсервативной ваххабитской монархией абсолютистского типа. Неприятие всякого рода нововведений - тормозящий эффект для развития Королевства, особенно если принять во внимание племенные и этноконфессиональные противоречия, сдерживаемые, прежде всего, за счет военной силы и передачей доли дохода от нефтяного экспорта племенам и кланам. Однако, как только котировки на нефть упали из-за сланцевой революции в США и других факторов более чем в два раза, возникла ситуация, когда расчет только на один стратегический ресурс создает угрозу для национальной безопасности КСА. Соответственно, это требовало кардинального пересмотра не только самой концепции развития страны, основывавшейся на сверхдоходах от экспорта нефти, но и должно было привести к трансформации властной системы. Назначение королем Салманом ибн Абдул-Азизом Аль Саудом своего сына Мухаммеда бин Салмана Аль Сауда кронпринцем кардинально изменило схему престолонаследия через переход от лествичной системы (от старшего брата к младшему и так далее) к форме престолонаследия, который ближе всего к агнатической примогенитуре, то есть передачи власти от отца к сыну, с полным исключением женщин из линии престолонаследия34. Решение короля внесло дисбаланс во властную систему КСА, а ее кульминацией стало создание Национального антикоррупционного комитета и арест в ноябре 2017 г. около 350 чиновников, принцев и бизнесменов, которых посадили под стражу в пятизвездочный отель Ritz Carlton. В итоге, по заявлению самого М. бин Салмана, это позволило вернуть в казну более 100 млрд USD35, после чего взятые под стражу принцы и чиновники были отпущены. Изъятые средства были нужны кронпринцу для реализации своей программы Saudi Vision 203036, подразумевающей модернизационный рывок КСА. Однако на нее требуются дополнительные средства, которые М. бин Салман намеревается получить через публичное размещение акций (IPO) компании Saudi Aramco (оцениваемой в 2 трлн USD) на биржах, чего пока сделать не удалось.
Кроме того, в условиях последствий Арабской весны, противостояния с Ираном, необходимостью модернизации и ухода от нефтяной зависимости, в 2015 г., за два года до ареста сотен принцев и чиновников, М. бин Салман отдал приказ о начале военной операции против хуситов в Йемене. С учетом внутриполитических условий в КСА, военная операция должна была мобилизовать саудовскую властную верхушку «перед лицом внешней угрозы» вокруг нового молодого лидера и также не допустить усиления присутствия Ирана в районе важнейшего Баб-эль-Мандебского пролива. В итоге, КСА уже пятый год не только не в состоянии разгромить хуситов, но и систематически пропускает весьма болезненные удары37, а ОАЭ, участвовавшие в коалиции, летом 2019 г. приняли решение о выходе из войны в Йемене, что, безусловно, можно записать в актив Ирана. Соответственно Тегеран сумел организовать для одного из двух своих главных региональных противников ловушку, из которой очень трудно выбраться. Ситуация для КСА довольно тяжелая, будучи в определенной мере похожей на созданную Королевством для Б. Асада в Сирии на ранних этапах войны. Тогда Эр-Рияд активно спонсировал (а в ряде случаев и продолжает осуществлять финансирование) антиасадовские силы в Сирии. Изначально, еще в 2011 г., стремление свергнуть Б. Асада было продиктовано идеологическим противостоянием с баасистами, стратегическим положением Сирии как "ближневосточного перекрестка" и ее союзом с Ираном38, что могло иметь долгосрочные деструктивные последствия для Королевства, где проживает около 4 миллионов шиитов. Однако, поддержка Ираном, а впоследствии и Россией Б. Асада перечеркнула планы КСА устранить неугодный строй. Более того, Иран действует путем изменения этноконфессионального состава Сирии с переселением на подконтрольные ему территории собственных пассионарных элементов, а также из Афганистана, Пакистана и др. стран, которые оседают на сирийских землях и откуда впоследствии Иран способен набирать прокси-войска, особенно если сумеет организовать структуры по аналогии с иранским ополчением «Басидж». В результате, стратегически в Сирии у Ирана существенный перевес над КСА, не говоря про его антиваххабитскую контрстратегию в Йемене.
Постепенное создание транспортно-логистического моста из Ирана в Сирию позволяет его руководству и конкретно КСИР-Кодс усиливать свое военное присутствие возле границ злейшего врага - Израиля. Данную угрозу в Тель-Авиве понимают в полной мере и поэтому регулярно наносят авиаудары по объектам, принадлежащим, по мнению израильской разведки, иранским силам. Как правило, эти удары мотивируются Израилем защитой от атак «с помощью дронов-камикадзе, обладающих достаточно высокой точностью»39. Именно поэтому премьер-министр Государства Израиль Биньямин Нетаньяху активно выступал против подписания СВПД в 2015 г. Дело не только в экзистенциальном противостоянии Израиля и Ирана вообще, но и в том, что снятие санкций автоматически увеличивает ресурсный потенциал для КСИР-Кодс и их возможности по переформатированию региона, усилению собственных позиций, размещению проиранских формирований и увеличению возможностей персов для атак объектов на территории Израиля. Удары Тель-Авива по объектам на сирийской территории наносятся с целью подорвать возможности и ливанской «Хезболлы», также получающей поддержку Тегерана. Использование им этой ливанской прокси-структуры (созданной, во многом, с помощью и по образу КСИР) рассматривается Израилем как угроза своей безопасности. Но одной Сирией Израиль не ограничивается в своих ударах. 19 июля 2019 г., впервые с 1981 г., израильские ВВС нанесли удар по объектам шиитского ополчения на территории Ирака. Как утверждается, незадолго до удара на объект из Ирана были доставлены баллистические ракеты40. Наконец, 5 октября 2019 г. глава израильского МИД Исраэль Кац написал в своем Твиттере: «В последнее время я при поддержке США продвигаю политическую инициативу по подписанию договора о ненападении с арабскими странами Персидского залива. Исторический шаг положит конец конфликту и будет способствовать гражданскому сотрудничеству до подписания мирных соглашений"41. Очевидно, данная инициатива выдвинута на фоне кризиса лета-осени 2019 г. в регионе Персидского залива и Ормузского пролива, сбитого Ираном американского беспилотника, «танкерной войны» между некоторыми западными государствами и Ираном, а также удара по НПЗ на территории Саудовской Аравии 14 сентября того же года, ответственность за который взяли хуситы, но Запад и Эр-Рияд обвиняют Иран (к данному инциденту мы еще вернемся). Выход из СВПД США и беспомощность стран ЕС, не сумевших компенсировать персам утраты от американских санкций, вынуждают Тегеран действовать более жестко и решительно, двигаясь буквально на грани, отделяющей от полномасштабной войны. Экономическая ситуация в стране ухудшается, из-за чего Ирану нужно максимально интенсифицировать давление на международное сообщество и, косвенно, на противников Д. Трампа внутри США, чтобы добиться компенсации их выхода из СВПД или вернуть Вашингтон за стол переговоров. Впрочем, позиция главы Белого дома известна: новый договор на его условиях, что вообще характерно для стиля Д. Трампа. Однако гипотетическое новое соглашение на условиях американцев обязательно будет включать в себя не только вопрос об иранской ядерной программе, но и программу создания баллистических ракет, возможно, беспилотных систем и взаимоувяжет эти пункты с запретом Тегерану спонсировать шиитские парамилитарные формирования по всему региону, что автоматически означает сдерживание внешнеполитических амбиций Ирана. Разумеется, подобные условия для него неприемлемы, поэтому военно-политическая обстановка постепенно деградирует, усиливаемая локальными, но весьма резонансными инцидентами по типу ударов по объектам саудовской нефтяной инфраструктуры.
Региональные противники Ирана продолжают активно противодействовать распространению его влияния, проводят свою политику, калибруя ее под нынешние действия Вашингтона. На текущий момент можно с высокой долей уверенности говорить о том, что Д. Трамп перед выборами президента в ноябре 2020 г. не станет использовать жесткие меры против Ирана, поскольку резкое обострение в и без того взрывоопасном регионе способно негативно сказаться на шансах действующего президента переизбраться в 2020 г., о чем его уже предупредили представители американского военно-разведывательного сообщества42. Понимая непростое положение Д. Трампа, власти Израиля и КСА, как ни парадоксально, на данном этапе также не заинтересованы в полномасштабной эскалации, например, коалиционной военной операции против Ирана во главе с США. Очевидно, риски от такого мероприятия крайне велики (Иран может ответить всеобщей активацией шиитских агентурно-боевых групп на всем Ближнем Востоке в качестве асимметричного удара по коллективному врагу и перекрыть Ормузский пролив), а кроме того, Иран хоть и ведет себя весьма провокационно, но не пересекает красной линии. По сути, в Эр-Рияде и Тель-Авиве не желают поражения на выборах Д. Трампа, являющегося наиболее произраильски и просаудовски настроенным президентом США за последние десятилетия - достаточно вспомнить его приказ перенести американское посольство в Иерусалим, а также рекордные оружейные контракты с КСА. Следовательно, они опасаются, что эскалация в Персидском заливе способна негативно сказаться на его шансах переизбраться, и способствует приходу на его место кандидата типа Джозефа Байдена, который уже заявил о том, что готов вернуться к выполнению СВПД, если Иран будет выполнять взятые им на себя обязательства43. Если же Д. Трамп сохранит за собой президентское кресло, тогда шансы на силовое разрешение иранского вопроса возрастут, так как ограничителей станет меньше, за исключением негативных экономических последствий войны. Именно поэтому президент США в этот предвыборный период не рискует переходить к жестким сценариям силового разрешения противоречий и с Ираном, и с Венесуэлой, а основная ставка сделана на секторальные, калечащие экономические санкции, информационное и политико-дипломатическое давление. Опасность состоит в возможных провокациях сил, заинтересованных столкнуть Д. Трампа с Ираном.
Впрочем, нельзя сказать, что региональные игроки не предпринимают шагов к диалогу. Так, иранские СМИ прямо указали на готовность Саудовской Аравии к переговорам44, найдя ее признаки в интервью М. бин Салмана каналу CBS45. На него уже отреагировали иранские чиновники. Например, влиятельный консерватор Али Лариджани, спикер Меджлиса (иранского парламента), комментируя заявление М. бин Салмана, в интервью «Al Jazeera» заявил, что «Эр-Рияд может представить свои предложения для обсуждения за столом ирано-саудовского диалога без предварительных условий с нашей стороны»46. Однако не стоит слишком полагаться на готовность Эр-Рияда к диалогу, учитывая системные противоречия с Ираном, даже несмотря на понимание кронпринцем необходимость завершения войны в Йемене, которая все больше превращается для него в трясину, откуда все сложнее выбраться. Проблема в том, что позитивный исход переговоров - это всегда компромисс; отсюда следует, что каждая из сторон должна будет чем-то поступиться. В результате, поддержка йеменского президента Абд Раббо Мансура Хади достигнет лишь частичного результата, то есть признание за хуситами контроля части Йемена (на меньшее само движение «Ансар Алла» и Иран вряд ли согласятся). Такой исход будет означать политическое поражение КСА, так как контроль не будет восстановлен над всей территорией Йемена. Нельзя забывать и об интересах сепаратистов Южного переходного совета, поддерживаемого ОАЭ. Полагаем, даже если стороны сядут за стол переговоров, то один лишь поиск общего знаменателя может занять довольно длительное время из-за большого количества сторон в конфликте и наличия противоречий, истоки которых уходят в далекое прошлое. Однако заметим, что у диалога КСА и ИРИ есть противники, причем, как внутри 29 этих стран, так и за их пределами. Так 11 октября было осуществлено нападение на иранский танкер SABITI в 60 милях от саудовского портового города Джидда47. Танкер эксплуатируется Национальной иранской танкерной компанией (NITC). Как заявил ее исполнительный директор Насролла Сардашти, танкер подвергся ракетной атаке48, но окончательные выводы о причастности какого-либо государства к нападению Иран (на 29 октября) не сообщил.
Примечания
30. См.: Khalaf R. Lunch with the FT: Sheikh Hamad Bin-Jaber al-Thani // Financial Times. 2016. 15 April [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 09.10.2019).
31. См.: Short-Term Energy Outlook (STEO) // U.S. Energy Information Administration. 2018. March 2018 [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 09.10.2019 г.).
32. См.: На 0,7 % увеличились запасы нефти в США за неделю // Нефть Капитал 2019. 10 октября [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 09.10.2019 г.).
33. См.: США и Саудовская Аравия заключили оружейную сделку на $ 110 млрд // BBC. 2017. 20 May [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 10.10.2019 г.).
34. См.: 34 Стригунов К. Точка бифуркации для Саудовской Аравии // Центр военно-политических исследований МГИМО. 2016. 6 мая [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 10.10.2019 г.).
35. См.: O'Donnell N. Saudi Arabia's heir to the throne talks to 60 Minutes // CBS News. 2018. 19 March [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 10.10.2019 г.).
36. См.: Full text of Saudi Arabia’s Vision 2030 // Al Arabiya. 2016. 26 April [Электронный ресурс]. URL:> >> (дата обращения: 10.10.2019 г.).
37. Одним из последних примеров может послужить разгром просаудовских формирований наемников
в приграничном районе Кутаф, провинции Саада, напротив саудовской провинции Наджран, в конце августа - в начале сентября 2019 г., когда были уничтожены сотни единиц бронетехники и взяты в плен более тысячи человек, включая десятки бойцов Национальной гвардии - опоры саудовского режима.
38. См.: Кузьмин В., Соколов Н. Цели и позиции Саудовской Аравии и Ирана в сирийском вопросе // Мусульманский мир. 2018. № 1. С. 6-11.
39. См.: Израиль нанес ракетный удар по Сирии // РИА Новости. 2019. 25 августа [Электронный ресурс]. URL:> >> (дата обращения: 10.10.2019 г.).
40. См.: Bachner M. Israel said to hit Iranian sites in Iraq, expanding strikes on missile shipments // The Times of Israel. 2019. 30 July [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 11.10.2019 г.).
41. См.: Страница в «Твиттер» министра иностранных дел Израиля Исраэля Катца. 2019. 5 октября [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 11.10.2019 г.).
42. См.: Morell M., Winnefeld J. The frightening reality of a war with Iran // The Hill. 2019. 14 July [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 11.10.2019 г.).
43. См.: Джо Байден в случае избрания президентом США расширит военную помощь Украине // ТАСС. 2019. 2 августа [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 11.10.2019 г.).
44. См.: در مناسبات با تهران ر بازن اض برا ر و ا ت // IRNA. 2019. 1 October [Электронный ресурс]. URL: www.irna.ir/news/83501847/ (дата обращения: 12.10.2019 г.).
45. См.: O'Donnell N. Mohammad bin Salman denies ordering Khashoggi murder, but says he takes responsibility for it // CBS News. 2019. 29 September [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 12.10.2019 г.).
46. См.: Iran open to starting dialogue with Saudi Arabia: Speaker // Al Jazeera. 2019. 1 October [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 12.10.2019 г.).
47. См.: Iranian oil tanker hit by two blasts in Red Sea // PressTV. 2019. 11 October [Электронный ресурс]. URL:> >> (дата обращения: 12.10.2019 г.).
48. См.: No country helps Iranian oil tanker in Red Sea // The Mehr News Agency. 2019. 11 October [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 12.10.2019 г.).
Продолжение следует...