Геополитическая напряженность вокруг Ирана. Часть I
Уважаемые читатели, недавно вышла моя статья касательно геополитической напряженности вокруг Ирана, написанная совместно с профессором МГУ, доктором политических наук Андреем Манойло.
***
Геополитическая напряженность вокруг Ирана в локальном, региональном и глобальном контекстах
Аннотация
В статье рассмотрен кризис вокруг Ирана в трех различных контекстах - локальном, региональном и глобальном. Показано то, как Корпус стражей Исламской революции достиг своего нынешнего могущества и определяет внешнюю и во многом внутреннюю политику Ирана. Предложено объяснение тому, как действия США на международной арене с 2001 г. способствовали усилению позиций этой организации. Дана оценка стратегии действий ряда ближневосточных государств-противников Исламской республики через призму их внутриполитической обстановки и региональной ситуации. Путем сравнительного анализа действий администраций Б. Обамы и Д. Трампа выявлены различия в их подходах в отношении Ирана. Впервые вскрыта взаимоувязанность ведущейся торговой войны против Китая и системного давления администрации Д. Трампа на Иран в форме многоуровневой неклассической войны, где эти страны рассматриваются как связанные между собой два объекта-мишени. Представлен сценарный подход в прогнозировании военно-политической обстановки вокруг Ирана в ближне- и среднесрочной перспективе.
Ключевые слова: Иран, КСИР, США, Саудовская Аравия, Китай, стратегия, Трамп
Введение
События лета и первой половины осени 2019 г. в регионе Персидского залива оказали существенное воздействие на политическую обстановку в мире. Атаки на трубопровод ОАЭ, взаимные аресты танкеров Ирана и западных держав, удар по саудовским НПЗ - все это неполный перечень событий, усугубивших и без того напряженную обстановку. Обеспокоенность мировых лидеров неудивительна: потенциальная новая война в Персидском заливе способна обернуться катастрофой трансрегионального масштаба, а в экономическом отношении окажет негативное воздействие на весь мир. Учитывая тот факт, что в качестве противника ряд западных держав и, прежде всего, США вместе со своими ближневосточными сателлитами выбрали Исламскую Республику Иран, это вызывает особые опасения у международного сообщества. Иран обладает мощными вооруженными силами, влиянием во всем регионе, особенно там, где присутствует население, исповедующее шиитскую ветвь Ислама, мощную идейно-религиозную базу, подготовленный многомиллионный резерв в виде ополчения «Басидж», развитую агентурную сеть, опутывающую весь регион, и пр. Любой вооруженный конфликт против такого сильного государства сопряжен с колоссальными рисками. Уже поэтому тактика действий «на грани» чревата переходом за грань, после чего прямая война станет реальностью.
Чтобы лучше понимать нынешнюю ситуацию вокруг Ирана, необходимо проанализировать ее предпосылки с разных сторон и на трех различных уровнях - локальном, региональном и глобальном. Только в таком подходе можно создать более-менее полное представление о предпосылках текущего кризиса и сделать прогноз касательно того, как будут развиваться события в ближне- и среднесрочной перспективе. Разумеется, любые прогнозы должны быть предельно осторожны, особенно в динамично развивающейся обстановке, принимая во внимание гигантское количество факторов, часть из которых нельзя учесть в принципе. Отдавая себе отчет в гигантском масштабе поставленной задачи, которая, вне всякого сомнения, не может быть решена в одной ограниченной в объеме работе, мы все же попытались в сжатом виде объединить наиболее важные, на наш взгляд, процессы, оказавшие влияние на формирование военно-политической ситуации в регионе Персидского залива, и приведшие ее к нынешнему состоянию.
Истоки кризиса: локальный контекст
К началу XXI в. Иран усилил свое влияние на Ближнем Востоке, чему, как ни парадоксально, способствовала серия государственных переворотов под названием «Арабская весна». Здесь отметим две страны, которые в силу геостратегических и культурных причин выделяются на фоне остальных держав, ощутивших в разной степени последствия «Арабской весны» - Йемен и Сирию. Переворот в Йемене и попытка переворота в Сирии способствовала втягиванию персидского государства в последовавшие за этими событиями конфликты. Вовлечение Ирана в них предоставила его руководству возможность изменения конфигурации сил и укрепления своих позиций при том, что без «Арабской весны» добиться данного эффекта аятоллы либо не могли, либо альтернативный сценарий был сопряжен с отсрочкой в достижении необходимого результата на неопределенный срок при отсутствии каких-либо гарантий. Именно эффект домино по свержению (или попыток свержения) политических режимов 2010-2011 гг. на Большом Ближнем Востоке предоставил Ирану такую возможность.
Однако было бы неправильно считать, что общественно-политическая структура Ирана является монолитной в плане взглядов на развитие своей страны и ее места на мировой арене. Противостояние консервативной части иранского истеблишмента (реакционеры, «принциплисты») и реформистов - яркое тому подтверждение. Каждое из этих течений имеет собственное представление о пути, которым должен развиваться Иран, и порой эти отличия приобретают весьма жесткий характер. Значительная часть консерваторов является выходцами из Корпуса стражей Исламской революции (КСИР) - гигантской организации, совмещающей в себе военно-политические, идеолого-религиозные, спецслужбистские и финансово-экономические функции. Появившаяся на заре Исламской революции 1979 г. для противовеса армии и шахиншахским спецслужбам (которые были разгромлены революционерами, а к выходцам из силовых ведомств времен правления шаха Мохаммеда Реза Пехлеви новая власть относилась с крайним недоверием), эта организация-опора теократического строя со временем приобрела огромное влияние в обществе и по многим параметрам не имеет аналогов в других странах мира. Во времена президентства Махмуда Ахмадинежада (выходца из КСИР) она значительно укрепила свое положение, в том числе и за счет активного проникновения в экономическую сферу. По разным оценкам ей подконтрольно от 25 % до 35 % всей иранской экономики1. Поскольку КСИР вне (и даже над) правительственная организация-мегахолдинг, подчиненная лично рахбару великому аятолле Сейеду Али Хаменеи, она оказывает огромное воздействие на внутреннюю и внешнюю политику страны; по сути, в последнее время направленные вовне интересы КСИР и внешняя политика Исламской республики - понятия, едва ли не тождественные. Импульс к этому и дала начавшаяся в 2011 г. война в Сирии, а затем обострившееся в 2014 г. противостояние в Йемене между сторонниками поддерживаемого Саудовской Аравией и рядом других монархий режима Абд Раббо Мансура Хади и движения «Ансар Алла» (хуситы), поддерживаемого Ираном. Приход к власти на волне «Арабской весны» М. Хади обострил существовавшие в йеменском обществе противоречия, а последовавшая в 2015 г. интервенция КСА, ОАЭ и их союзников с целью нанесения поражения хуситам привела к усилению поддержки Ираном последних. Фактически оба эти конфликта создали ситуацию, при которой большая вовлеченность Ирана получила все необходимые условия. Сирия требовалась для Исламской республики в качестве ключевого звена в его стратегическом проекте «шиитский пояс» от Тегерана до Бейрута, а Йемен занимает важное географическое положение вблизи Баб-эль-Мандебского пролива. Фактически спонсируемая Западом и рядом ближневосточных стран интервенция террористических интербригад предоставила возможность Тегерану усилить свое присутствие в САР, хотя с точки зрения иранских национальных интересов война в зоне его влияния являлась прямой угрозой. Но именно здесь проявились узковедомственные интересы КСИР, Управления Верховного лидера (УВЛ) Али Хаменеи и контролируемых ими бониядов2 по типу Setad («Штаб по исполнению приказов имама Хомейни») и Sebah3. Однако прежде, чем подробно разобрать вопрос о влиянии КСИР и УВЛ, важно сделать отступление и рассмотреть спектр политических сил в Иране.
Зарубежные специалисты выделяют всего четыре крыла в политическом спектре Ирана4 - реакционеры, традиционалисты, прагматики и реформисты. Реформистская часть иранской политической элиты5 (к ним относятся, в частности, экс-президенты Ирана Мохаммад Хатами, Мир-Хосейн Мусави, экс-вице-президент Мустафа Хашеми-Таба, а также другие высокопоставленные чиновники) усилила свои позиции с приходом на пост президента Хасана Роухани, который в качестве главного внешнеполитического аргумента предложил добиться соглашения с Западом касательно иранской ядерной программы (ИЯП) через ограничение обогащение урана и осуществление ряда других шагов со своей стороны в обмен на снятие санкций, связанных с ИЯП. Летом 2015 г. Х. Роухани и его сторонникам при посредничестве ряда государств, включая Россию и Китай, удалось добиться подписания в Вене Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД), к чему в то время стремилась и администрация Барака Обамы. Данный успех позволил реформистам укрепить свои позиции внутри Ирана. Более того, возникло противоречие: по оценкам специалистов, КСИР был категорически против снятия санкций, так как его представители находили пути обхода санкций и пользовались ими. Через КСИР шли огромные нелегальные финансовые потоки, а после ухода из Ирана западных компаний из-за санкций целый ряд стратегических отраслей экономики был отдан в управление структурам данной организации6. Как следствие, возникла весьма примечательная ситуация. Ослабление санкционного режима в отношении Ирана не только усилило позиции реформистских фракций, но и в определенной степени перенаправило ресурсы через правительственные структуры, что, естественно, было негативно воспринято Корпусом, так как с уходом западных компаний в руки КСИР были переданы стратегические отрасли. То есть ресурсы, которые могли перенаправить в компании и бонияды КСИР/УВЛ, передали правительственным каналам и хотя бы частично распределялись среди основной части населения.
Через принадлежащие КСИР и УВЛ бонияды финансируются военные операции в Сирии, Ираке, Йемене, оказывается поддержка Хезболле. Через бонияды контролируется свыше 50 % всей иранской экономики7. Поскольку они не платят налоги и имеют другие преференции, то, следовательно, сжатие ресурсов из-за санкций увеличивает нагрузку на бюджетную сферу и предпринимателей (не имеющих отношения к бониядам и КСИР), но самих фондов это не касается. Получается, что ресурсная база населения сжимается, субсидии - урезаются, а колоссальная, необлагаемая налогом полутеневая экономика сохраняется, что дополнительно усиливает нагрузку на бюджетников и остальных лиц, не связанных с компаниями и фондами КСИР и УВЛ. В условиях санкций ресурсы перенаправляются в бонияды, поскольку они неподотчетны ни правительству, ни парламенту, ни иностранным компаниям и организациям. По «черным» и «серым» схемам они финансируют шиитские проиранские группы в регионе. Получается, что Ирану как государству и подавляющей части его населения санкции наносят вред, но с точки зрения узковедомственных интересов и интересов высшего духовенства это приносит колоссальные финансовые потоки.
Впрочем, у руководства Корпуса есть один крайне весомый аргумент в противостоянии с реформистским крылом: Иран был втянут (и не без подачи самого КСИР) в три войны - в Сирии, Ираке и в меньшей степени в Йемене. Соответственно сторонники продвижения идей хомейнизма (панисламский неошиизм; фактически неотроцкизм в ирано-шиитском прочтении) и распространения идей революции уже имели аргумент для того, чтобы вырученные деньги перенаправить на военные действия. Полагаем, неслучайно именно в 2015 г. Иран активизировал переговоры с Россией касательно ее участия в сирийском конфликте. Разумеется, у операции ВКС РФ в САР было множество причин, но представляется, что она стала возможной не без желания ультраконсервативных иранских кругов увеличить свое присутствие в Сирии. Самостоятельно перехватить инициативу в ней (и удержать в орбите своего влияния) персы либо не могли, либо это требовало неприемлемого количества ресурсов. Однако, с приходом российских ВС ситуация кардинально изменилась: проиранские прокси-формирования, набранные КСИР от Ливана до Пакистана, получили воздушную и иную поддержку, за счет чего и удалось переломить ход сирийской войны в 2015-2017 гг. В итоге Иран собрал в Сирии 120-тысячную группировку из парамилитарных шиитских группировок8, которыми и были компенсированы потери САА в ходе войны9. Более подробно вопрос об используемых Ираном шиитских формированиях был рассмотрен в работе “Realpolitik and Jihad: The Iranian Use of Shiite Militias in Syria”10.
Очевидно, что содержание такого гигантского количества прокси-войск, куда следует отнести не только помощь Б. Асаду, но и иракским Силам народной мобилизации (Аль-Хашд аш-Шааби) и йеменским хуситам, требует очень существенных ресурсов. По разным оценкам11 Иран с 2012 г. потратил на поддерживаемые им формирования в Сирии, Ираке и Йемене 16 млрд. USD12. Очевидно, что столь серьезные ресурсы должны были быть взяты из иранского бюджета и, в частности, от продажи углеводородов, экспорт которых составляет существенную часть поступлений в казну. Таким образом, снятые после подписания СВПД санкции открыли поток ресурсов, который мог быть использован реформистами для преобразований в Иране сообразно своему видению. Однако интенсификация продвижения идей Революции (то есть религиозно-идеологического, геополитического, военного и экономического влияния) в ближневосточном регионе потребовала перенаправления этих средств на войну. Главным ее локомотивом стали спецслужбы КСИР - Силы специального назначения (ССН) «Кодс» и Главное управление разведки Объединенного штаба КСИР (ГУР ОШ КСИР). Важнейшую роль здесь играет ССН «Кодс», возглавляемые одним из самых влиятельных людей на Ближнем Востоке, выдающимся стратегом генералом Касемом Сулеймани. Касательно ССН «Кодс», то о его подчиненности ведутся дискуссии. По некоторым источникам13 он подчиняется лично рахбару, минуя все инстанции КСИР, включая ОШ, однако другие специалисты склонны считать его встроенным в железную иерархию КСИР14. Как бы то ни было, вряд ли только через ССН «Кодс» осуществляется финансирование и снабжение проиранских прокси; в силу своей специфики ССН «Кодс» не могут быть многочисленны - максимум несколько тысяч человек. Уже поэтому каналы финансирования и снабжения замыкаются на весь КСИР и его руководство, в частности, подразделение, занимающееся экономическими операциями. Впрочем, несмотря на перенаправление ультраконсерваторами из КСИР и высшего духовенства высвободившихся ресурсов на экспансию и распространение идей Исламской революции, Х. Роухани победил на выборах 2017 г. и на время сохранил свои позиции. Брат Али Хаменеи аятолла Сейед Хади Хаменеи и ряд военных15 поддержали Х. Роухани на президентских выборах 2017 г., хотя сам рахбар, по некоторым оценкам поддерживал консерватора Ибрагима Раиси16. Эти силы недовольны усилением роли КСИР, что во многом и предопределило их поддержку кандидата-реформатора. Однако, вероятно, перенаправление ресурсов по линии КСИР на войны стало одной из причин, почему его представители допустили второй срок Х. Роухани: стратегически улучшение отношений между Ираном и США не предвиделось (и последовавшие события это подтвердили), а значительные финансовые потоки уже оказались под контролем КСИР. Отметим, что экспансия КСИР-Кодс - это не только экспорт хомейнизма, но и устойчивость режима, а также залог перераспределения ресурсов в руки реакционеров-консерваторов. Он же и способ не допустить реформистскую модернизацию и ослабления своих позиций.
Ситуация существенно обострилась после прихода в Белый дом Дональда Трампа. В мае 2018 г. он заявил о том, что США выходят из СВПД, старые санкции реактивируются, а кроме того, будут введены новые. В результате, в силу внешних причин, позиции реформистской фракции серьезно ослабли, поскольку нынешняя политическая реальность показала, насколько ненадежны долгосрочные соглашения с США. Крайне враждебный по отношению к Вашингтону подход ультраконсерваторов оказался более адекватен, чем попытка наладить мосты с ними реформаторов и лично Х. Роухани. И без того сдержанно-враждебная атмосфера окончательно трансформировалась во всеобъемлющее политическое и экономическое противостояние между Ираном и США. Надо отметить, что последовавшие санкции оказали весьма разрушительный эффект на иранскую экономику17. Так, по данным Всемирного банка ВВП ИРИ в 2019 г. сократится на 3.8 %18, а по данным МВФ падение будет гораздо существенней - на 9.5 %19. В 2018 г. иранская национальная валюта риал обесценилась к доллару на 60 % с негативной тенденцией20. Инфляция в апреле 2019 г. составляла 52.1 %, хотя в сентябре снизилась до 35 %, то есть все еще очень значительна. Отмечается существенный рост цен на продукты питания21. В нефтеэкспорте зафиксирован спад на 30 % - 21 млрд. USD в последнем финансовом году против 27 млрд. USD в предыдущем22. Европейские механизмы по типу блокирующего устава, который компенсирует убытки ведущих дела с Ираном предпринимателей из Европы от санкций США, а также INSTEX (Instrument for Supporting Trade Exchanges, Инструмент поддержки торговых обменов - финансовый механизм расчетов, позволяющий осуществлять торговые обмены в обход экстерриториальных санкций США) на практике не заработали; попасть под американские санкции для европейцев куда болезненней, чем любые выгоды от торговли с Ираном. Разумеется, Иран научился обходить санкции, включая использование бартерных схем, механизм U-turn и «Хавалу»23, но на системном уровне это не снимает существующих противоречий и проблем.
Стратегия Корпуса и высшего консервативного духовенства - экспансия и вовлечение в орбиту своего влияния других стран, следование принципу велаяте-факих («Правление факиха»). Еще по мнению великого аятоллы Рухоллы Хомейни, Исламская революция должна стать мировой, будучи основанной не на агрессии, а на поддержке исламских (но не только) революционных движений в разных странах мира - так называемый джихад аль-дифаи (jihad al-difa’i), то есть оборонительный джихад. Как говорил Р. Хомейни: «Революция иранского народа является началом великой революции под предводительством имама Махди24 (да приблизит Аллах его пришествие)»25. Таким образом, идеологический базис для распространения идей Революции в страны, где шиитское население достигает критической массы, было заложено Р. Хомейни. Следовательно, консервативные силы и идеологически, и узковедомственно, сообразно собственным интересам, выступают за экспансионизм, как бы он не назывался. Тот факт, что КСИР активно осуществляет поддержку проиранских сил в странах Ближнего Востока не означает оборонительность в характере экспансии. Поясним. Местное население могло весьма агрессивно воспринять появление проиранских сил до того, как по их странам прошлась волна Арабской весны.
Разница от прямой агрессивной экспансии «оборонительного джихада» по-ирански состоит лишь в том, что Иран активирует свои силы формально на стороне поддерживаемого им правительства (например, Б. Асада в Сирии или сил хуситов в Йемене) уже после того, как ситуация в этой стране усугубилась гражданской войной и внешней интервенцией. Однако со временем это отличие стирается, так как Тегеран меняет этноконфессиональный состав и этим устанавливает контроль над территориями26, либо использует местные силы для создания зоны нестабильности у границ враждебного государства (например, у границ КСА, которое увязло в войне в Йемене). И в том, и в другом случае имеет место распространение своего влияния на стратегически важных территориях и перехват управления над ними.
Данная экспансивно-экстенсивная стратегия - системообразующий элемент всех консерваторов. Этим они усиливают свои позиции, а за счет включения новых стран/территорий в орбиту своего военно-политического, идеолого-религиозного и экономического влияния иранское руководство получает дополнительные ресурсы для поддержания стабильности существующей властной и всей общественной системы в Иране. Альтернативный сценарий предполагает направление ресурсов на собственное развитие и модернизацию, и если не полный отказ от экспансионизма, то существенное его ограничение. Такой идеи придерживаются в реформистской фракции и прагматики. Если бы не распространение хомейнизма на Ближнем Востоке при сверхвысокой активности КСИР-Кодс, такой ресурс мог бы появиться, и возможностей для скачка оказалось бы больше.
Однако сама политическая система Ирана тормозит этот процесс, поскольку его реализация грозит положению консервативной части духовенства, системе отбора рахбара и КСИР - опоры клерикального строя. Вне существующей властно-институциональной структуры Ирана их значимость кардинально снизится, то есть приведет либо к ликвидации этих постов и организаций как таковых (не обязательно физически; политико-правовым путем), либо к отстранению от реальной власти, что мало чем отличается от первого варианта. Поэтому рахбар старается сбалансировать влияние КСИР вместе с другими консервативными кругами умеренными и радикальными сторонниками реформ. Тотальное усиление КСИР ведет к тупику и дисбалансу в экономике (что уже в существенной степени проявилось), а усиление реформистов стратегически ставит под угрозу власть самого рахбара. Фактически действующая клерикальная власть в Иране не в состоянии предложить проект развития стране, который привел бы ее к экономическому, социальному и технологическому рывку, осуществил бы диверсификацию экономики и увел бы от зависимости от торговли углеводородами. Реальная модернизация вступает в неустранимое противоречие с довольно-таки архаичной системой взглядов теократов и подразумевает серьезную трансформацию общественно-политического устройства. Само собой, верховное духовенство видит в подобных процессах угрозу своему положению, так как модернизационные реформы могут поставить под вопрос в надобности самого их института или же свести их роль до символического уровня.
Как следствие, Иран входит в системное и неразрешимое противоречие компромиссным путем: либо ресурсы тратятся на экспансию и за счет включения стран в зону влияния Ирана эта экспансия частично компенсируется, либо ресурсы должны перейти на модернизацию. На реализацию обоих направлений одновременно ресурсов не хватает, но кроме того, как было показано выше, сама политическая система исключает их совмещение. Проблема состоит в том, что если при сжимающихся ресурсах позитивная выгода от экспансии уйдет в отрицательную область, а модернизации социально-экономической сферы в самом Иране не произойдет, то возникнет риск коллапса всей общественно-государственной системы. В первом сценарии возможна реакция консервативных кругов, которые вне парадигмы экспорта революции не только претерпевают мировоззренческую и экзистенциальную катастрофу, но и лишаются своих привилегий и положения в обществе, что создает мощный базис для попытки удержать власть любой ценой (своеобразный аналог контрреформации по-ирански), способной спровоцировать гражданскую войну и распад страны. Таким образом, санкции препятствуют реализации обеих моделей, обостряя условия социального взрыва, который может быть инструментализирован внешними силами.
Действия администрации Д. Трампа направлены на то, чтобы описанное выше противоречие - «экспансия или модернизация» - максимально обострить и вынудить Иран надорваться в своих геополитических упражнениях, усилить антиклерикальные настроения в обществе. Даже несмотря на определенный успех КСИР в деле перехвата контроля над частью Сирии (ряд проасадовских кланов и военных ориентированы именно на Иран, то есть на КСИР-Кодс), установление контроля над иракскими шиитскими парамилитарными формированиями и их политическим крылом (150-тысячная «Аль Хашд аш-Шааби» и партия «Фатх»), оказание военно-технической, разведывательной и политической поддержки хуситам в Йемене (чем наносится существенный урон возглавляемой КСА коалиции и вызван постепенный выход ОАЭ из нее), ухудшающаяся экономическая ситуация в Иране заметно сказывается на настроениях в обществе, что отчетливо проявилось на фоне протестов в начале 2018 г.27 Одновременно с калечащими, секторальными санкциями, вводятся санкции, направленные на отсечение КСИР от финансирования. Так глава Минфина США Стивен Мнучин в конце сентября сообщил, что иранский «Центральный банк и Национальный фонд развития будут отрезаны от нашей банковской системы, это будет означать, что средства больше не будут идти Корпусу стражей исламской революции [...] Теперь мы отрезали Иран от всех источников получения средств»28. Подобным образом американцы стараются максимально затруднить финансирование как самого КСИР, так и спонсируемых им парамилитарных шиитских формирований по типу хазарейского «Фатимиюн» и пакистанского «Зайнабиюн», ливанской «Хезболлы» и других организаций. Цель предельно ясна: заставить Иран тратить ресурсы вхолостую. Соответственно удар наносится сразу по двум направлениям - подрывом возможностей Ирана к экспансии и одновременно с этим максимальным осложнением экономической ситуации в стране. Этим Вашингтон добивается системного кризиса, когда ни один из проектов теократов (ни экспансионистский проект КСИР, ни реформистский Роухани) не даст результата, а лишь приведет к истощению всей страны. С точки зрения американских стратегов, такая ситуация должна будет подвигнуть широкие массы населения на отстранение аятолл от власти и к полному изменению всего социально-политического строя. Учитывая опыт американцев в деле осуществления демонтажа политических режимов при помощи цветных революций, маловероятно, чтобы они не способствовали этому процессу.
Наконец, сложность этнорелигиозного и этноконфессионального состава Исламской республики способна запустить сецессию некоторых регионов вплоть до распада страны и одновременной дестабилизацией обстановки в трансрегиональном масштабе, если власть аятолл пошатнется. Это - один из наиболее экстремальных сценариев развития событий. Однако следует отметить, что страна, да еще столь крупная как Иран, с устоявшейся властной системой, имеет достаточно высокий запас прочности, а кроме того, Исламская республика не находится в тотальной изоляции и есть государства, которые готовы инвестировать в ее экономику (см. третью главу настоящей статьи). Поэтому ожидать скорого падения персидского государства под действием одних лишь санкций не стоит, тем более внешняя угроза способна мобилизовать иранское общество, что, впрочем, не отменяет наличие предела прочности любой системы.
При этом отметим, что критикующие Иран США во многом сами спровоцировали усиление позиций КСИР и консерваторов в целом. Если проследить за эволюцией власти в ИРИ, то с 1981 г. до 2005 г. наблюдался постепенный отход от ультрареакционной модели: за радикальным постреволюционным периодом (1979-1981) и активной фазой «исламской культурной революции» последовало президентство традиционалиста Али Хаменеи (1981-1989), затем наступило время либерализации при президентстве прагматика Али Акбара Хашеми Рафсанджани (1989-1997), а после него настал новый курс президента-реформиста Мохаммада Хатами (1997-2005). Однако вторжения американцев в Афганистан (2001) и Ирак (2003)29 изменили ситуацию коренным образом. В две граничащих с Ираном страны была осуществлена интервенция и, учитывая наличие американских военных баз в Пакистане и недружественный персам режим в Саудовской Аравии, выходило, что ИРИ оказывалась почти в полном враждебном окружении. Это вызвало мощнейшую волну антиамериканизма и антиимпериализма в Иране. Более того, в Тегеране не могли не рассматривать вариант, в котором следующим на очереди демократизации по-американски мог стать он. На этой волне реакционные круги и особенно КСИР выдвинули в президенты своего ставленника Махмуда Ахмадинежада - крайне консервативного человека, победившего на президентских выборах 2005 г. В результате, круг замкнулся: Революция началась с реакции и пришла снова к ней.
Одновременно КСИР решил задачу увеличения своей бизнес-империи, начало которой положили контракты на восстановление инфраструктуры Ирана после войны с Ираком, полученные принадлежащим КСИР компаниям. Американские интервенции этому максимально способствовали. В итоге через М. Ахмадинежада в значительной степени было взято под контроль правительство. Таким образом, администрация Джорджа Буша-младшего стала одним из важных факторов усиления роли КСИР в политической, общественной и экономической жизни Ирана.
Примечания
1. См.: Корпус стражей исламской революции // РИА Новости 2019. 8 апреля [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 03.10.2019).
2 . Бонияды - благотворительные фонды, неконтролируемые, но субсидируемые иранским правительством, подчиненные высшему духовенству, рахбару Али Хаменеи и КСИР.
3 . См.: Кольман. Т., Ёлкина А. После санкций: кто контролирует экономику Ирана? // Deutsche Welle. 2016. 19 февраля [Электронный ресурс].URL: >>> (дата обращения: 03.10.2019); Bonyad Taavon Sepah // Iran watch. 2012. 1 January [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 03.10.2019).
4. См.: Nader A., Thaler D., Bohandy S. The Next Supreme Leader: Succession in the Islamic Republic of Iran // RAND Corporation. 2011 [Электронный ресурс].URL: >>> (дата обращения: 03.10.2019).
5. Реформисты - крыло иранского истеблишмента, выступающее за преобразование политической и экономической системы страны и ее адаптацию к современным условиям глобализации, а также выступающие за экономическую и политическую интеграцию с Западом. См.: Исаков А. С. Фракционистское измерение политики памяти в Иране: концептуальные основы // Дискурс Пи. 2015. № 3-4 (20-21).
6 . См.: Сажин В. И. Корпус стражей исламской революции Ирана - государство в государстве // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2017. 10 (3). 83-109.
7. Есть и более радикальные оценки. Так, по мнению французского экономиста Тьерри Ковиля, бониядами контролируется до 80 % (!) иранской экономики. См.: A Deep Dive Into Bonyads and How They Work // Doublethink. 2019. June 3 [Электронный ресурс].URL: >>> (дата обращения: 04.10.2019).
8. См.: Lister С. The Israeli Airstrike on Syria Monday: A Message to Iran, Russia - and Trump // The Daily Beast. 2018. 4 October [Электронный ресурс].URL: >>> (дата обращения: 04.10.2019).
9 . Данная оценка по порядку величины совпадает с оценками в следующей работе: Seth J. War by Proxy: Iran’s Growing Footprint in the Middle East // Center for Strategic and International Studies. 2019. 11 March [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 04.10.2019). В целом, как заявил в 2016 г. командующий КСИР Моххамед Али Джафари, в Сирии, Ираке, Афганистане, Пакистане и Йемене осуществляется мобилизация и подготовка почти 200
тыс. молодых бойцов для того, чтобы сыграть важную роль в государствах региона. См.: IRGC Commander: ISIL Causes Increasing Awareness in Regional States // Fars News Agency. 2016. 12 January [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 04.10.2019).
10. См.: Zalayat I. Realpolitik and Jihad: The Iranian Use of Shiite Militias in Syria // Domes: digest of Middle East studies. 2019. September. P. 1-33.
11. См., напр.: Katzman K. Iran’s Foreign and Defense Policies // Congressional Research Service. 2019. 8 October [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 05.10.2019).
12. Встречаются цифры в 16 млрд. USD в год. См.: Adesnik D. Iran Spends $16 Billion Annually to Support Terrorists and Rogue Regimes // Foundation for Defense of Democracy. 2018. 10 January [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 05.10.2019). Однако, учитывая крайнюю закрытость КСИР-Кодс, точные оценки финансирования шиитских групп вряд ли возможны. Подробных отчетов о том, куда, кому и на что конкретно идут расходы, в открытых источниках найти не удалось.
13. См.: Daragahi B., Spiegel P. Iran’s elite and mysterious fighters // Los Angeles Times. 2007. 15 February [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 06.10.2019).
14. См.: Iran: Expert Discusses Iran's Quds Force And U.S. Charges Concerning Iraq // Radio Free Europe. 2007. 16 February [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 06.10.2019).
15. См.: Աղաբաբյան Գ. Ռոհանին շանսեր է տալիս Հայաստանին // Alik. 2017. 24 мая [Электронный ресурс]. URL>: >> (дата обращения: 06.10.2019).
16. См.: Джавлах К. Предвыборный Иран: Рухани не дал стране скатиться до уровня Венесуэлы // Regnum. 2017. 14 мая [Электронный ресурс] URL: >>> (дата обращения: 07.10.2019).
17. Более детально данный вопрос разбирался, например, в следующей работе: Косарев. В.А. Ситуация вокруг ядерной программы Ирана // Проблемы национальной стратегии. 2019. № 2 (54). С. 101-126.
18. См.: Сажин. В. Иран выбирает президента // Международная жизнь. 2017. 18 мая [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 07.10.2019).
19 . См.: International Monetary Fund // Islamic Republic of Iran. 2019 [Электронный ресурс].URL: >>> (дата обращения: 25.10.2019).
20. См.: Iran Inflation Rate // Trading Economics. 2019 [Электронный ресурс].URL: >>> (дата обращения: 07.10.2019).
21 . См.: Беспрецедентное подорожание в Иране: килограмм мяса за 40 манатов // Haqqin. 2019. 4 февраля [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 07.10.2019).
22. См.: США вцепились в экономику Ирана “бульдожьей хваткой”": рецессия за санкциями // EADaily. 2019. 19 апреля. [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 07.10.2019).
23. См.: Омаров К. А. Экономические последствия отключения Исламской Республики Иран от международной платежной системы SWIFT // Финансы и кредит. 2018. Т. 24. № 3. С. 722-736.
24. Имам Махди - двенадцатый сокрытый имам (мессия), который «и в сокрытии во все времена управляет шиитской общиной». См.: Приход сокрытого имама Махди и доктринальные основы шиизма // Центр Льва Гумилева. 2012. 12 июля [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 08.10.2019). Ключевая фигура в шиизме.
25. См.: Речи имама Хомейни. Речь тридцать третья // Имам Хомейни. Путь к свободе. Речи и завещание. М., 1999. С. 286. На практике отличие наступательного джихада от оборонительного часто весьма символично.
26. См.: Стригунов К. Персидские мотивы России // Военно-промышленный курьер 2018. 7 августа [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 08.10.2019).
27. См.: Eltagouri M. Tens of thousands of people have protested in Iran. Here’s why // The Washington Post. 2018. 4 January [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 08.10.2019).
28. См.: США вводят санкции в отношении Национального банка Ирана // ТАСС. 2019. 20 сентября [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 09.10.2019).
29. Хотя Ирак и возглавлялся враждебным Ирану режимом Саддама Хусейна, но все же относился к зоне стратегических интересов персидского государства.
Продолжение следует...
***
Геополитическая напряженность вокруг Ирана в локальном, региональном и глобальном контекстах
Аннотация
В статье рассмотрен кризис вокруг Ирана в трех различных контекстах - локальном, региональном и глобальном. Показано то, как Корпус стражей Исламской революции достиг своего нынешнего могущества и определяет внешнюю и во многом внутреннюю политику Ирана. Предложено объяснение тому, как действия США на международной арене с 2001 г. способствовали усилению позиций этой организации. Дана оценка стратегии действий ряда ближневосточных государств-противников Исламской республики через призму их внутриполитической обстановки и региональной ситуации. Путем сравнительного анализа действий администраций Б. Обамы и Д. Трампа выявлены различия в их подходах в отношении Ирана. Впервые вскрыта взаимоувязанность ведущейся торговой войны против Китая и системного давления администрации Д. Трампа на Иран в форме многоуровневой неклассической войны, где эти страны рассматриваются как связанные между собой два объекта-мишени. Представлен сценарный подход в прогнозировании военно-политической обстановки вокруг Ирана в ближне- и среднесрочной перспективе.
Ключевые слова: Иран, КСИР, США, Саудовская Аравия, Китай, стратегия, Трамп
Введение
События лета и первой половины осени 2019 г. в регионе Персидского залива оказали существенное воздействие на политическую обстановку в мире. Атаки на трубопровод ОАЭ, взаимные аресты танкеров Ирана и западных держав, удар по саудовским НПЗ - все это неполный перечень событий, усугубивших и без того напряженную обстановку. Обеспокоенность мировых лидеров неудивительна: потенциальная новая война в Персидском заливе способна обернуться катастрофой трансрегионального масштаба, а в экономическом отношении окажет негативное воздействие на весь мир. Учитывая тот факт, что в качестве противника ряд западных держав и, прежде всего, США вместе со своими ближневосточными сателлитами выбрали Исламскую Республику Иран, это вызывает особые опасения у международного сообщества. Иран обладает мощными вооруженными силами, влиянием во всем регионе, особенно там, где присутствует население, исповедующее шиитскую ветвь Ислама, мощную идейно-религиозную базу, подготовленный многомиллионный резерв в виде ополчения «Басидж», развитую агентурную сеть, опутывающую весь регион, и пр. Любой вооруженный конфликт против такого сильного государства сопряжен с колоссальными рисками. Уже поэтому тактика действий «на грани» чревата переходом за грань, после чего прямая война станет реальностью.
Чтобы лучше понимать нынешнюю ситуацию вокруг Ирана, необходимо проанализировать ее предпосылки с разных сторон и на трех различных уровнях - локальном, региональном и глобальном. Только в таком подходе можно создать более-менее полное представление о предпосылках текущего кризиса и сделать прогноз касательно того, как будут развиваться события в ближне- и среднесрочной перспективе. Разумеется, любые прогнозы должны быть предельно осторожны, особенно в динамично развивающейся обстановке, принимая во внимание гигантское количество факторов, часть из которых нельзя учесть в принципе. Отдавая себе отчет в гигантском масштабе поставленной задачи, которая, вне всякого сомнения, не может быть решена в одной ограниченной в объеме работе, мы все же попытались в сжатом виде объединить наиболее важные, на наш взгляд, процессы, оказавшие влияние на формирование военно-политической ситуации в регионе Персидского залива, и приведшие ее к нынешнему состоянию.
Истоки кризиса: локальный контекст
К началу XXI в. Иран усилил свое влияние на Ближнем Востоке, чему, как ни парадоксально, способствовала серия государственных переворотов под названием «Арабская весна». Здесь отметим две страны, которые в силу геостратегических и культурных причин выделяются на фоне остальных держав, ощутивших в разной степени последствия «Арабской весны» - Йемен и Сирию. Переворот в Йемене и попытка переворота в Сирии способствовала втягиванию персидского государства в последовавшие за этими событиями конфликты. Вовлечение Ирана в них предоставила его руководству возможность изменения конфигурации сил и укрепления своих позиций при том, что без «Арабской весны» добиться данного эффекта аятоллы либо не могли, либо альтернативный сценарий был сопряжен с отсрочкой в достижении необходимого результата на неопределенный срок при отсутствии каких-либо гарантий. Именно эффект домино по свержению (или попыток свержения) политических режимов 2010-2011 гг. на Большом Ближнем Востоке предоставил Ирану такую возможность.
Однако было бы неправильно считать, что общественно-политическая структура Ирана является монолитной в плане взглядов на развитие своей страны и ее места на мировой арене. Противостояние консервативной части иранского истеблишмента (реакционеры, «принциплисты») и реформистов - яркое тому подтверждение. Каждое из этих течений имеет собственное представление о пути, которым должен развиваться Иран, и порой эти отличия приобретают весьма жесткий характер. Значительная часть консерваторов является выходцами из Корпуса стражей Исламской революции (КСИР) - гигантской организации, совмещающей в себе военно-политические, идеолого-религиозные, спецслужбистские и финансово-экономические функции. Появившаяся на заре Исламской революции 1979 г. для противовеса армии и шахиншахским спецслужбам (которые были разгромлены революционерами, а к выходцам из силовых ведомств времен правления шаха Мохаммеда Реза Пехлеви новая власть относилась с крайним недоверием), эта организация-опора теократического строя со временем приобрела огромное влияние в обществе и по многим параметрам не имеет аналогов в других странах мира. Во времена президентства Махмуда Ахмадинежада (выходца из КСИР) она значительно укрепила свое положение, в том числе и за счет активного проникновения в экономическую сферу. По разным оценкам ей подконтрольно от 25 % до 35 % всей иранской экономики1. Поскольку КСИР вне (и даже над) правительственная организация-мегахолдинг, подчиненная лично рахбару великому аятолле Сейеду Али Хаменеи, она оказывает огромное воздействие на внутреннюю и внешнюю политику страны; по сути, в последнее время направленные вовне интересы КСИР и внешняя политика Исламской республики - понятия, едва ли не тождественные. Импульс к этому и дала начавшаяся в 2011 г. война в Сирии, а затем обострившееся в 2014 г. противостояние в Йемене между сторонниками поддерживаемого Саудовской Аравией и рядом других монархий режима Абд Раббо Мансура Хади и движения «Ансар Алла» (хуситы), поддерживаемого Ираном. Приход к власти на волне «Арабской весны» М. Хади обострил существовавшие в йеменском обществе противоречия, а последовавшая в 2015 г. интервенция КСА, ОАЭ и их союзников с целью нанесения поражения хуситам привела к усилению поддержки Ираном последних. Фактически оба эти конфликта создали ситуацию, при которой большая вовлеченность Ирана получила все необходимые условия. Сирия требовалась для Исламской республики в качестве ключевого звена в его стратегическом проекте «шиитский пояс» от Тегерана до Бейрута, а Йемен занимает важное географическое положение вблизи Баб-эль-Мандебского пролива. Фактически спонсируемая Западом и рядом ближневосточных стран интервенция террористических интербригад предоставила возможность Тегерану усилить свое присутствие в САР, хотя с точки зрения иранских национальных интересов война в зоне его влияния являлась прямой угрозой. Но именно здесь проявились узковедомственные интересы КСИР, Управления Верховного лидера (УВЛ) Али Хаменеи и контролируемых ими бониядов2 по типу Setad («Штаб по исполнению приказов имама Хомейни») и Sebah3. Однако прежде, чем подробно разобрать вопрос о влиянии КСИР и УВЛ, важно сделать отступление и рассмотреть спектр политических сил в Иране.
Зарубежные специалисты выделяют всего четыре крыла в политическом спектре Ирана4 - реакционеры, традиционалисты, прагматики и реформисты. Реформистская часть иранской политической элиты5 (к ним относятся, в частности, экс-президенты Ирана Мохаммад Хатами, Мир-Хосейн Мусави, экс-вице-президент Мустафа Хашеми-Таба, а также другие высокопоставленные чиновники) усилила свои позиции с приходом на пост президента Хасана Роухани, который в качестве главного внешнеполитического аргумента предложил добиться соглашения с Западом касательно иранской ядерной программы (ИЯП) через ограничение обогащение урана и осуществление ряда других шагов со своей стороны в обмен на снятие санкций, связанных с ИЯП. Летом 2015 г. Х. Роухани и его сторонникам при посредничестве ряда государств, включая Россию и Китай, удалось добиться подписания в Вене Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД), к чему в то время стремилась и администрация Барака Обамы. Данный успех позволил реформистам укрепить свои позиции внутри Ирана. Более того, возникло противоречие: по оценкам специалистов, КСИР был категорически против снятия санкций, так как его представители находили пути обхода санкций и пользовались ими. Через КСИР шли огромные нелегальные финансовые потоки, а после ухода из Ирана западных компаний из-за санкций целый ряд стратегических отраслей экономики был отдан в управление структурам данной организации6. Как следствие, возникла весьма примечательная ситуация. Ослабление санкционного режима в отношении Ирана не только усилило позиции реформистских фракций, но и в определенной степени перенаправило ресурсы через правительственные структуры, что, естественно, было негативно воспринято Корпусом, так как с уходом западных компаний в руки КСИР были переданы стратегические отрасли. То есть ресурсы, которые могли перенаправить в компании и бонияды КСИР/УВЛ, передали правительственным каналам и хотя бы частично распределялись среди основной части населения.
Через принадлежащие КСИР и УВЛ бонияды финансируются военные операции в Сирии, Ираке, Йемене, оказывается поддержка Хезболле. Через бонияды контролируется свыше 50 % всей иранской экономики7. Поскольку они не платят налоги и имеют другие преференции, то, следовательно, сжатие ресурсов из-за санкций увеличивает нагрузку на бюджетную сферу и предпринимателей (не имеющих отношения к бониядам и КСИР), но самих фондов это не касается. Получается, что ресурсная база населения сжимается, субсидии - урезаются, а колоссальная, необлагаемая налогом полутеневая экономика сохраняется, что дополнительно усиливает нагрузку на бюджетников и остальных лиц, не связанных с компаниями и фондами КСИР и УВЛ. В условиях санкций ресурсы перенаправляются в бонияды, поскольку они неподотчетны ни правительству, ни парламенту, ни иностранным компаниям и организациям. По «черным» и «серым» схемам они финансируют шиитские проиранские группы в регионе. Получается, что Ирану как государству и подавляющей части его населения санкции наносят вред, но с точки зрения узковедомственных интересов и интересов высшего духовенства это приносит колоссальные финансовые потоки.
Впрочем, у руководства Корпуса есть один крайне весомый аргумент в противостоянии с реформистским крылом: Иран был втянут (и не без подачи самого КСИР) в три войны - в Сирии, Ираке и в меньшей степени в Йемене. Соответственно сторонники продвижения идей хомейнизма (панисламский неошиизм; фактически неотроцкизм в ирано-шиитском прочтении) и распространения идей революции уже имели аргумент для того, чтобы вырученные деньги перенаправить на военные действия. Полагаем, неслучайно именно в 2015 г. Иран активизировал переговоры с Россией касательно ее участия в сирийском конфликте. Разумеется, у операции ВКС РФ в САР было множество причин, но представляется, что она стала возможной не без желания ультраконсервативных иранских кругов увеличить свое присутствие в Сирии. Самостоятельно перехватить инициативу в ней (и удержать в орбите своего влияния) персы либо не могли, либо это требовало неприемлемого количества ресурсов. Однако, с приходом российских ВС ситуация кардинально изменилась: проиранские прокси-формирования, набранные КСИР от Ливана до Пакистана, получили воздушную и иную поддержку, за счет чего и удалось переломить ход сирийской войны в 2015-2017 гг. В итоге Иран собрал в Сирии 120-тысячную группировку из парамилитарных шиитских группировок8, которыми и были компенсированы потери САА в ходе войны9. Более подробно вопрос об используемых Ираном шиитских формированиях был рассмотрен в работе “Realpolitik and Jihad: The Iranian Use of Shiite Militias in Syria”10.
Очевидно, что содержание такого гигантского количества прокси-войск, куда следует отнести не только помощь Б. Асаду, но и иракским Силам народной мобилизации (Аль-Хашд аш-Шааби) и йеменским хуситам, требует очень существенных ресурсов. По разным оценкам11 Иран с 2012 г. потратил на поддерживаемые им формирования в Сирии, Ираке и Йемене 16 млрд. USD12. Очевидно, что столь серьезные ресурсы должны были быть взяты из иранского бюджета и, в частности, от продажи углеводородов, экспорт которых составляет существенную часть поступлений в казну. Таким образом, снятые после подписания СВПД санкции открыли поток ресурсов, который мог быть использован реформистами для преобразований в Иране сообразно своему видению. Однако интенсификация продвижения идей Революции (то есть религиозно-идеологического, геополитического, военного и экономического влияния) в ближневосточном регионе потребовала перенаправления этих средств на войну. Главным ее локомотивом стали спецслужбы КСИР - Силы специального назначения (ССН) «Кодс» и Главное управление разведки Объединенного штаба КСИР (ГУР ОШ КСИР). Важнейшую роль здесь играет ССН «Кодс», возглавляемые одним из самых влиятельных людей на Ближнем Востоке, выдающимся стратегом генералом Касемом Сулеймани. Касательно ССН «Кодс», то о его подчиненности ведутся дискуссии. По некоторым источникам13 он подчиняется лично рахбару, минуя все инстанции КСИР, включая ОШ, однако другие специалисты склонны считать его встроенным в железную иерархию КСИР14. Как бы то ни было, вряд ли только через ССН «Кодс» осуществляется финансирование и снабжение проиранских прокси; в силу своей специфики ССН «Кодс» не могут быть многочисленны - максимум несколько тысяч человек. Уже поэтому каналы финансирования и снабжения замыкаются на весь КСИР и его руководство, в частности, подразделение, занимающееся экономическими операциями. Впрочем, несмотря на перенаправление ультраконсерваторами из КСИР и высшего духовенства высвободившихся ресурсов на экспансию и распространение идей Исламской революции, Х. Роухани победил на выборах 2017 г. и на время сохранил свои позиции. Брат Али Хаменеи аятолла Сейед Хади Хаменеи и ряд военных15 поддержали Х. Роухани на президентских выборах 2017 г., хотя сам рахбар, по некоторым оценкам поддерживал консерватора Ибрагима Раиси16. Эти силы недовольны усилением роли КСИР, что во многом и предопределило их поддержку кандидата-реформатора. Однако, вероятно, перенаправление ресурсов по линии КСИР на войны стало одной из причин, почему его представители допустили второй срок Х. Роухани: стратегически улучшение отношений между Ираном и США не предвиделось (и последовавшие события это подтвердили), а значительные финансовые потоки уже оказались под контролем КСИР. Отметим, что экспансия КСИР-Кодс - это не только экспорт хомейнизма, но и устойчивость режима, а также залог перераспределения ресурсов в руки реакционеров-консерваторов. Он же и способ не допустить реформистскую модернизацию и ослабления своих позиций.
Ситуация существенно обострилась после прихода в Белый дом Дональда Трампа. В мае 2018 г. он заявил о том, что США выходят из СВПД, старые санкции реактивируются, а кроме того, будут введены новые. В результате, в силу внешних причин, позиции реформистской фракции серьезно ослабли, поскольку нынешняя политическая реальность показала, насколько ненадежны долгосрочные соглашения с США. Крайне враждебный по отношению к Вашингтону подход ультраконсерваторов оказался более адекватен, чем попытка наладить мосты с ними реформаторов и лично Х. Роухани. И без того сдержанно-враждебная атмосфера окончательно трансформировалась во всеобъемлющее политическое и экономическое противостояние между Ираном и США. Надо отметить, что последовавшие санкции оказали весьма разрушительный эффект на иранскую экономику17. Так, по данным Всемирного банка ВВП ИРИ в 2019 г. сократится на 3.8 %18, а по данным МВФ падение будет гораздо существенней - на 9.5 %19. В 2018 г. иранская национальная валюта риал обесценилась к доллару на 60 % с негативной тенденцией20. Инфляция в апреле 2019 г. составляла 52.1 %, хотя в сентябре снизилась до 35 %, то есть все еще очень значительна. Отмечается существенный рост цен на продукты питания21. В нефтеэкспорте зафиксирован спад на 30 % - 21 млрд. USD в последнем финансовом году против 27 млрд. USD в предыдущем22. Европейские механизмы по типу блокирующего устава, который компенсирует убытки ведущих дела с Ираном предпринимателей из Европы от санкций США, а также INSTEX (Instrument for Supporting Trade Exchanges, Инструмент поддержки торговых обменов - финансовый механизм расчетов, позволяющий осуществлять торговые обмены в обход экстерриториальных санкций США) на практике не заработали; попасть под американские санкции для европейцев куда болезненней, чем любые выгоды от торговли с Ираном. Разумеется, Иран научился обходить санкции, включая использование бартерных схем, механизм U-turn и «Хавалу»23, но на системном уровне это не снимает существующих противоречий и проблем.
Стратегия Корпуса и высшего консервативного духовенства - экспансия и вовлечение в орбиту своего влияния других стран, следование принципу велаяте-факих («Правление факиха»). Еще по мнению великого аятоллы Рухоллы Хомейни, Исламская революция должна стать мировой, будучи основанной не на агрессии, а на поддержке исламских (но не только) революционных движений в разных странах мира - так называемый джихад аль-дифаи (jihad al-difa’i), то есть оборонительный джихад. Как говорил Р. Хомейни: «Революция иранского народа является началом великой революции под предводительством имама Махди24 (да приблизит Аллах его пришествие)»25. Таким образом, идеологический базис для распространения идей Революции в страны, где шиитское население достигает критической массы, было заложено Р. Хомейни. Следовательно, консервативные силы и идеологически, и узковедомственно, сообразно собственным интересам, выступают за экспансионизм, как бы он не назывался. Тот факт, что КСИР активно осуществляет поддержку проиранских сил в странах Ближнего Востока не означает оборонительность в характере экспансии. Поясним. Местное население могло весьма агрессивно воспринять появление проиранских сил до того, как по их странам прошлась волна Арабской весны.
Разница от прямой агрессивной экспансии «оборонительного джихада» по-ирански состоит лишь в том, что Иран активирует свои силы формально на стороне поддерживаемого им правительства (например, Б. Асада в Сирии или сил хуситов в Йемене) уже после того, как ситуация в этой стране усугубилась гражданской войной и внешней интервенцией. Однако со временем это отличие стирается, так как Тегеран меняет этноконфессиональный состав и этим устанавливает контроль над территориями26, либо использует местные силы для создания зоны нестабильности у границ враждебного государства (например, у границ КСА, которое увязло в войне в Йемене). И в том, и в другом случае имеет место распространение своего влияния на стратегически важных территориях и перехват управления над ними.
Данная экспансивно-экстенсивная стратегия - системообразующий элемент всех консерваторов. Этим они усиливают свои позиции, а за счет включения новых стран/территорий в орбиту своего военно-политического, идеолого-религиозного и экономического влияния иранское руководство получает дополнительные ресурсы для поддержания стабильности существующей властной и всей общественной системы в Иране. Альтернативный сценарий предполагает направление ресурсов на собственное развитие и модернизацию, и если не полный отказ от экспансионизма, то существенное его ограничение. Такой идеи придерживаются в реформистской фракции и прагматики. Если бы не распространение хомейнизма на Ближнем Востоке при сверхвысокой активности КСИР-Кодс, такой ресурс мог бы появиться, и возможностей для скачка оказалось бы больше.
Однако сама политическая система Ирана тормозит этот процесс, поскольку его реализация грозит положению консервативной части духовенства, системе отбора рахбара и КСИР - опоры клерикального строя. Вне существующей властно-институциональной структуры Ирана их значимость кардинально снизится, то есть приведет либо к ликвидации этих постов и организаций как таковых (не обязательно физически; политико-правовым путем), либо к отстранению от реальной власти, что мало чем отличается от первого варианта. Поэтому рахбар старается сбалансировать влияние КСИР вместе с другими консервативными кругами умеренными и радикальными сторонниками реформ. Тотальное усиление КСИР ведет к тупику и дисбалансу в экономике (что уже в существенной степени проявилось), а усиление реформистов стратегически ставит под угрозу власть самого рахбара. Фактически действующая клерикальная власть в Иране не в состоянии предложить проект развития стране, который привел бы ее к экономическому, социальному и технологическому рывку, осуществил бы диверсификацию экономики и увел бы от зависимости от торговли углеводородами. Реальная модернизация вступает в неустранимое противоречие с довольно-таки архаичной системой взглядов теократов и подразумевает серьезную трансформацию общественно-политического устройства. Само собой, верховное духовенство видит в подобных процессах угрозу своему положению, так как модернизационные реформы могут поставить под вопрос в надобности самого их института или же свести их роль до символического уровня.
Как следствие, Иран входит в системное и неразрешимое противоречие компромиссным путем: либо ресурсы тратятся на экспансию и за счет включения стран в зону влияния Ирана эта экспансия частично компенсируется, либо ресурсы должны перейти на модернизацию. На реализацию обоих направлений одновременно ресурсов не хватает, но кроме того, как было показано выше, сама политическая система исключает их совмещение. Проблема состоит в том, что если при сжимающихся ресурсах позитивная выгода от экспансии уйдет в отрицательную область, а модернизации социально-экономической сферы в самом Иране не произойдет, то возникнет риск коллапса всей общественно-государственной системы. В первом сценарии возможна реакция консервативных кругов, которые вне парадигмы экспорта революции не только претерпевают мировоззренческую и экзистенциальную катастрофу, но и лишаются своих привилегий и положения в обществе, что создает мощный базис для попытки удержать власть любой ценой (своеобразный аналог контрреформации по-ирански), способной спровоцировать гражданскую войну и распад страны. Таким образом, санкции препятствуют реализации обеих моделей, обостряя условия социального взрыва, который может быть инструментализирован внешними силами.
Действия администрации Д. Трампа направлены на то, чтобы описанное выше противоречие - «экспансия или модернизация» - максимально обострить и вынудить Иран надорваться в своих геополитических упражнениях, усилить антиклерикальные настроения в обществе. Даже несмотря на определенный успех КСИР в деле перехвата контроля над частью Сирии (ряд проасадовских кланов и военных ориентированы именно на Иран, то есть на КСИР-Кодс), установление контроля над иракскими шиитскими парамилитарными формированиями и их политическим крылом (150-тысячная «Аль Хашд аш-Шааби» и партия «Фатх»), оказание военно-технической, разведывательной и политической поддержки хуситам в Йемене (чем наносится существенный урон возглавляемой КСА коалиции и вызван постепенный выход ОАЭ из нее), ухудшающаяся экономическая ситуация в Иране заметно сказывается на настроениях в обществе, что отчетливо проявилось на фоне протестов в начале 2018 г.27 Одновременно с калечащими, секторальными санкциями, вводятся санкции, направленные на отсечение КСИР от финансирования. Так глава Минфина США Стивен Мнучин в конце сентября сообщил, что иранский «Центральный банк и Национальный фонд развития будут отрезаны от нашей банковской системы, это будет означать, что средства больше не будут идти Корпусу стражей исламской революции [...] Теперь мы отрезали Иран от всех источников получения средств»28. Подобным образом американцы стараются максимально затруднить финансирование как самого КСИР, так и спонсируемых им парамилитарных шиитских формирований по типу хазарейского «Фатимиюн» и пакистанского «Зайнабиюн», ливанской «Хезболлы» и других организаций. Цель предельно ясна: заставить Иран тратить ресурсы вхолостую. Соответственно удар наносится сразу по двум направлениям - подрывом возможностей Ирана к экспансии и одновременно с этим максимальным осложнением экономической ситуации в стране. Этим Вашингтон добивается системного кризиса, когда ни один из проектов теократов (ни экспансионистский проект КСИР, ни реформистский Роухани) не даст результата, а лишь приведет к истощению всей страны. С точки зрения американских стратегов, такая ситуация должна будет подвигнуть широкие массы населения на отстранение аятолл от власти и к полному изменению всего социально-политического строя. Учитывая опыт американцев в деле осуществления демонтажа политических режимов при помощи цветных революций, маловероятно, чтобы они не способствовали этому процессу.
Наконец, сложность этнорелигиозного и этноконфессионального состава Исламской республики способна запустить сецессию некоторых регионов вплоть до распада страны и одновременной дестабилизацией обстановки в трансрегиональном масштабе, если власть аятолл пошатнется. Это - один из наиболее экстремальных сценариев развития событий. Однако следует отметить, что страна, да еще столь крупная как Иран, с устоявшейся властной системой, имеет достаточно высокий запас прочности, а кроме того, Исламская республика не находится в тотальной изоляции и есть государства, которые готовы инвестировать в ее экономику (см. третью главу настоящей статьи). Поэтому ожидать скорого падения персидского государства под действием одних лишь санкций не стоит, тем более внешняя угроза способна мобилизовать иранское общество, что, впрочем, не отменяет наличие предела прочности любой системы.
При этом отметим, что критикующие Иран США во многом сами спровоцировали усиление позиций КСИР и консерваторов в целом. Если проследить за эволюцией власти в ИРИ, то с 1981 г. до 2005 г. наблюдался постепенный отход от ультрареакционной модели: за радикальным постреволюционным периодом (1979-1981) и активной фазой «исламской культурной революции» последовало президентство традиционалиста Али Хаменеи (1981-1989), затем наступило время либерализации при президентстве прагматика Али Акбара Хашеми Рафсанджани (1989-1997), а после него настал новый курс президента-реформиста Мохаммада Хатами (1997-2005). Однако вторжения американцев в Афганистан (2001) и Ирак (2003)29 изменили ситуацию коренным образом. В две граничащих с Ираном страны была осуществлена интервенция и, учитывая наличие американских военных баз в Пакистане и недружественный персам режим в Саудовской Аравии, выходило, что ИРИ оказывалась почти в полном враждебном окружении. Это вызвало мощнейшую волну антиамериканизма и антиимпериализма в Иране. Более того, в Тегеране не могли не рассматривать вариант, в котором следующим на очереди демократизации по-американски мог стать он. На этой волне реакционные круги и особенно КСИР выдвинули в президенты своего ставленника Махмуда Ахмадинежада - крайне консервативного человека, победившего на президентских выборах 2005 г. В результате, круг замкнулся: Революция началась с реакции и пришла снова к ней.
Одновременно КСИР решил задачу увеличения своей бизнес-империи, начало которой положили контракты на восстановление инфраструктуры Ирана после войны с Ираком, полученные принадлежащим КСИР компаниям. Американские интервенции этому максимально способствовали. В итоге через М. Ахмадинежада в значительной степени было взято под контроль правительство. Таким образом, администрация Джорджа Буша-младшего стала одним из важных факторов усиления роли КСИР в политической, общественной и экономической жизни Ирана.
Примечания
1. См.: Корпус стражей исламской революции // РИА Новости 2019. 8 апреля [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 03.10.2019).
2 . Бонияды - благотворительные фонды, неконтролируемые, но субсидируемые иранским правительством, подчиненные высшему духовенству, рахбару Али Хаменеи и КСИР.
3 . См.: Кольман. Т., Ёлкина А. После санкций: кто контролирует экономику Ирана? // Deutsche Welle. 2016. 19 февраля [Электронный ресурс].URL: >>> (дата обращения: 03.10.2019); Bonyad Taavon Sepah // Iran watch. 2012. 1 January [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 03.10.2019).
4. См.: Nader A., Thaler D., Bohandy S. The Next Supreme Leader: Succession in the Islamic Republic of Iran // RAND Corporation. 2011 [Электронный ресурс].URL: >>> (дата обращения: 03.10.2019).
5. Реформисты - крыло иранского истеблишмента, выступающее за преобразование политической и экономической системы страны и ее адаптацию к современным условиям глобализации, а также выступающие за экономическую и политическую интеграцию с Западом. См.: Исаков А. С. Фракционистское измерение политики памяти в Иране: концептуальные основы // Дискурс Пи. 2015. № 3-4 (20-21).
6 . См.: Сажин В. И. Корпус стражей исламской революции Ирана - государство в государстве // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2017. 10 (3). 83-109.
7. Есть и более радикальные оценки. Так, по мнению французского экономиста Тьерри Ковиля, бониядами контролируется до 80 % (!) иранской экономики. См.: A Deep Dive Into Bonyads and How They Work // Doublethink. 2019. June 3 [Электронный ресурс].URL: >>> (дата обращения: 04.10.2019).
8. См.: Lister С. The Israeli Airstrike on Syria Monday: A Message to Iran, Russia - and Trump // The Daily Beast. 2018. 4 October [Электронный ресурс].URL: >>> (дата обращения: 04.10.2019).
9 . Данная оценка по порядку величины совпадает с оценками в следующей работе: Seth J. War by Proxy: Iran’s Growing Footprint in the Middle East // Center for Strategic and International Studies. 2019. 11 March [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 04.10.2019). В целом, как заявил в 2016 г. командующий КСИР Моххамед Али Джафари, в Сирии, Ираке, Афганистане, Пакистане и Йемене осуществляется мобилизация и подготовка почти 200
тыс. молодых бойцов для того, чтобы сыграть важную роль в государствах региона. См.: IRGC Commander: ISIL Causes Increasing Awareness in Regional States // Fars News Agency. 2016. 12 January [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 04.10.2019).
10. См.: Zalayat I. Realpolitik and Jihad: The Iranian Use of Shiite Militias in Syria // Domes: digest of Middle East studies. 2019. September. P. 1-33.
11. См., напр.: Katzman K. Iran’s Foreign and Defense Policies // Congressional Research Service. 2019. 8 October [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 05.10.2019).
12. Встречаются цифры в 16 млрд. USD в год. См.: Adesnik D. Iran Spends $16 Billion Annually to Support Terrorists and Rogue Regimes // Foundation for Defense of Democracy. 2018. 10 January [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 05.10.2019). Однако, учитывая крайнюю закрытость КСИР-Кодс, точные оценки финансирования шиитских групп вряд ли возможны. Подробных отчетов о том, куда, кому и на что конкретно идут расходы, в открытых источниках найти не удалось.
13. См.: Daragahi B., Spiegel P. Iran’s elite and mysterious fighters // Los Angeles Times. 2007. 15 February [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 06.10.2019).
14. См.: Iran: Expert Discusses Iran's Quds Force And U.S. Charges Concerning Iraq // Radio Free Europe. 2007. 16 February [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 06.10.2019).
15. См.: Աղաբաբյան Գ. Ռոհանին շանսեր է տալիս Հայաստանին // Alik. 2017. 24 мая [Электронный ресурс]. URL>: >> (дата обращения: 06.10.2019).
16. См.: Джавлах К. Предвыборный Иран: Рухани не дал стране скатиться до уровня Венесуэлы // Regnum. 2017. 14 мая [Электронный ресурс] URL: >>> (дата обращения: 07.10.2019).
17. Более детально данный вопрос разбирался, например, в следующей работе: Косарев. В.А. Ситуация вокруг ядерной программы Ирана // Проблемы национальной стратегии. 2019. № 2 (54). С. 101-126.
18. См.: Сажин. В. Иран выбирает президента // Международная жизнь. 2017. 18 мая [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 07.10.2019).
19 . См.: International Monetary Fund // Islamic Republic of Iran. 2019 [Электронный ресурс].URL: >>> (дата обращения: 25.10.2019).
20. См.: Iran Inflation Rate // Trading Economics. 2019 [Электронный ресурс].URL: >>> (дата обращения: 07.10.2019).
21 . См.: Беспрецедентное подорожание в Иране: килограмм мяса за 40 манатов // Haqqin. 2019. 4 февраля [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 07.10.2019).
22. См.: США вцепились в экономику Ирана “бульдожьей хваткой”": рецессия за санкциями // EADaily. 2019. 19 апреля. [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 07.10.2019).
23. См.: Омаров К. А. Экономические последствия отключения Исламской Республики Иран от международной платежной системы SWIFT // Финансы и кредит. 2018. Т. 24. № 3. С. 722-736.
24. Имам Махди - двенадцатый сокрытый имам (мессия), который «и в сокрытии во все времена управляет шиитской общиной». См.: Приход сокрытого имама Махди и доктринальные основы шиизма // Центр Льва Гумилева. 2012. 12 июля [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 08.10.2019). Ключевая фигура в шиизме.
25. См.: Речи имама Хомейни. Речь тридцать третья // Имам Хомейни. Путь к свободе. Речи и завещание. М., 1999. С. 286. На практике отличие наступательного джихада от оборонительного часто весьма символично.
26. См.: Стригунов К. Персидские мотивы России // Военно-промышленный курьер 2018. 7 августа [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 08.10.2019).
27. См.: Eltagouri M. Tens of thousands of people have protested in Iran. Here’s why // The Washington Post. 2018. 4 January [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 08.10.2019).
28. См.: США вводят санкции в отношении Национального банка Ирана // ТАСС. 2019. 20 сентября [Электронный ресурс]. URL: >>> (дата обращения: 09.10.2019).
29. Хотя Ирак и возглавлялся враждебным Ирану режимом Саддама Хусейна, но все же относился к зоне стратегических интересов персидского государства.
Продолжение следует...