"Живые легенды", проект Маргариты Пятининой
Это был дом, в котором гордились прошлым. Комната Нины Фридмановны хранила в себе историю всей семьи. На стенах висели портреты старших поколений. Стеллажи хранили в себе очень много книг, а на полках стояли уютные мелочи.
В комнату нас проводила Нина - внучка Нины Фридмановны- и кот.
- Война для меня началась 3 июля 41 года, - начала она свой рассказ, - когда нас, всех московских студентов-девочек, посадили на автобусы и увезли по шоссе Москва-Минск, расположились мы где-то в деревне. И сразу на утро нас повели копать укрепление Днепра. И мы рыли противотанковый ров глубиной 3 метра, а шириной 7 метров. Танк должен был упасть в ров и не выехать, а потом мы узнали, что немецкие танки 7 метров перепрыгивали. Мы работали там, нам привозили раз в неделю туда котел с едой, было очень жарко, не было воды. И когда мы докопались до воды у себя под ногами, некоторые девочки не выдерживали и пили прямо у себя из-под ног. И в первый же день одну девочку увезли в Москву с тепловым ударом. На ночь уходили за 7 км в деревню, а утром снова шли работать.
В те первые дни в Москве бомбежек не было. Через месяц после начала войны, над нашими головами, на Москву ночами полетели самолеты. Их было так много, что небо гудело. Это было очень страшно. Потом выяснилось, что во время этих бомбежек разбомбили театр Вахтангова, а это напротив дома, где я жила. А мой дом остался совершенно целый. Пол в нашей квартире на слой сантиметров на 30 покрыт битым стеклом, при этом окна все вставлены. Была такая установка: Москва не должна выглядеть разбомблённой. А почему пострадал театр - из-за нас, на нашем доме стояла зенитная установка, немцы в нее и метили.
Потом я начала учиться в мединституте, и там начались бомбежки. Спускались в подвал. 16 октября я поехала в институт, а института нет. Ночью большая часть преподавателей уехала не известно куда. Начальство нас бросило, никого не было. И тут уже пошли слухи, пришли раненые с передовой. Нас знакомая пригласила в грузовичок, меня маму и сестру только без вещей, и мы ехали в направлении Горького. Мы сидели в грузовике и смотрели на дорогу. Вдоль дороги шли те раненые, кто мог идти, шли в крови, в повязках. Где-то в деревне нас пустили ночевать, тогда еще люди выручали друг друга. Приехали в Горький, где жила мамина приятельница. Оттуда мы решили ехать дальше, сели в товарный состав и поехали в Свердловск, есть, конечно, было нечего. На остановках пытались что-то купить, ничего не удавалось. Через несколько дней приехали в Свердловск. Здесь я узнала, что мой институт находится в Омске. Значит, надо туда. Я села на санитарный поезд и поехала в Омск. Наш выпуск был ускоренный. За первый год прошли 3 и 4 курс. Потом 5ый. Нас было совсем не много, мы занимались в здании мединститута.
Я попала в число студентов, которых отправили в военкомат, посадили в теплушку и отправили на Москву. Сказать, что мы голодали - словами не описать. Утром нельзя было мечтать о чашке кипятка. Единственная трапеза была в студенческой столовой, где давали миску, в которую наливали воду, заболтанную ржаной мукой, это называлось суп с галушками, туда наливали чайную ложку рыжикового масла. Поскольку мы все сдавали кровь, были донорами, мы получали карточку на 800 грамм хлеба. И вот в столовой нам давали плошку эту и 800 грамм хлеба. Ешь и думаешь, что хлеб надо оставить на вечер, но все равно щипнешь. Так, к вечеру уже и не оставалось. Но раз в 4 месяца, когда сдавали кровь, нас, доноров, кормили там же настоящим довоенным обедом: борщ со сметаной, с мясными котлетами, с картошкой или пюре, компот на третье. Этого так ждали, хотя слабели с каждым разом все больше. Последний раз, после сдачи крови, я потеряла сознание.
Нас посадили в поезд и на первой же остановке нас повели в военпродпункт, и там нам дали гречневой каши, буханку хлеба и копченой колбасы. И после этого всю дорогу до Москвы мы пели песни. В Москве меня перевели в распоряжение сануправления Калининского фронта. Отправили в армейский эвакоприемник. Распределяли больных в зависимости от тяжести состояния. Наша работа заключалась в том, чтобы принимать больных, осматривать, сортировать. Когда наступление кончилось, работала спала. Мы стали дежурить в операционной. И тогда мной была обнаружена газовая гангрена, очень страшная, мне тогда самой пришлось ампутировать человеку ногу. Не знаю, проклинает ли он меня, но он остался живой.
Вызвалась я врачом. И мы с Бликевичем Александром Андреевичем поехали. Он рассказывает в дороге: у нас хорошо, мы стоим км в 5 от передовой. А мне страшно, так близко. Приехали, там землянки, а в одной санчасть. Мы идем, а вокруг какие-то свистящие звуки: - А что это свистит? - А это пули! - вы представляете?!
- Если бы вы знали, как мне надоело воевать, - говорит он мне в первый же день.
В тот же день я была вызвана в прачечную, принять постельное белье. Посмотреть, можно ли. Я смотрю, а там на всех швах гирлянды гнид. А мне прачки говорят «а вы не смотрите, они мертвые». А я то откуда знаю, мертвые или нет.
А дальше уже началось наступление. Раньше 2 км санчасть не стояла никогда. Мы были всегда впереди, своих раненых обрабатывали сами. Последняя моя наивность была во время наступления, когда мы поднялись на холм, чтобы найти месторасположение санчасти. Иду обратно, вижу лежит раненый в крови, а над ним другой склонился. «Сестра, сестра, у нас тут ранило человека», - я подхожу и недовольным голосом «зачем его надо было столько тащить сюда?!» - «Кто тащил, между нами только что мина разорвалась и показывает на воронку.» Это была моя последняя оплошность на войне.
Эту потрясающую, добрую, стойкую и молодую женщину можно было слушать часами, нет, сутками и долгими-долгими домашними вечерами. Так хорошо она все помнила. Как все это не стиралось из ее памяти? Мне кажется, только очень мужественное женское сердце могло так спокойно и с улыбкой рассказывать о войне. А ведь так молода она была тогда. 21 год ей исполнился уже в части в 43м. Она со своим полком дошла до Берлина и дальше. Прошли Польшу и дошли до Одора. Это был отдельный минометный полк, а Нина Фридмановна была единственным в полку врачом - начальником медслужбы полка. Она сидела и рассказывала о простых буднях войны, о том, что раз в 10 дней роется землянка, весь полк моется, пропаривается белье. А когда гоняли полк с места на место, бывало и по месяцу не мылись. «На фронте кроме фурункулеза никто ничем больше не болел, как только приехали в тыл, все сразу стали болеть. На фронте всего не замечали, не до того было.» Рассказывала она и о сложном положении женщин на войне. Наверное, впервые я такое слышу об этом. О том, как было плохо и тяжело быть женщиной в это время. «Вплоть до того, что командир моего полка говорил при мне: «Меня начальник пехотного полка стыдит, как это у тебя врач-женщина и она не твоя». Женские трудности были разные. Домогались, приставали, издевались, «если сам не сумеешь за себя постоять, никто не спасет. Тут у офицеров было полное единство мнений. Девочка одна просила спасти меня, не отправлять ее обратно, а как я могу не отправлять…я просто рассказала ей, как не бояться, как жить. Аборт однажды просил начальник сделать для своей женщины, но я и не умела, и опасно и страшно, так она и уехала домой, родила там, не сладко ее судьба сложилась.»
На диване, рядом с ее креслом, так лениво и сладко потягивался и мурчал серый котище. Она показывала нам свой семейный военный альбом, где так бережно были вклеены все фотографии, открытки. Как они успевали еще и открытки собирать? Еще и платье у нее с собой, оказывается, было и иногда она его надевала, когда устраивались какие-то вечера и были моменты спокойствия. Жизнь шла своим чередом, несмотря на летающие над головами пули, самолеты, несмотря на передовую и раненых, несмотря на все тяготы, жизнь продолжалась.
- 2 мая Берлин взяли при нас. Это было невообразимое всеобщее счастье. Сами не верили, что неужели вот сейчас кончается война. Когда гремел гром, нам казалось, что это канонада. Домой отправили 23 мая 45го. Я должна была родить уже старшего сына, и я уехала. Мне казалось, что мое положение и война уже не совместимы. Дома застала такую голодовку, нищету, разорение - ужасно. Но зато на войне встретила своего мужа, нас, действительно, свел случай. И хорошо свел, на 49 лет, троих детей, 5 внуков и правнуков.
Автор Маргарита Пятининаhttp://vk.com/pyatinina
Предыдущие публикации :
[Spoiler (click to open)]
Андрей Дмитриевич и Нина Ильинична
Николай Иванович и жена
Александр Петрович
Александра Павловна
Мухатдин
Анфиса Ефимовна
Василий Петрович "Таня"
Геннадий Сергеевич
Николай Иванович и Тамара Александровна
Аркадий Васильевич
Владимир Данилович и жена
Евгений Иванович
Елена Ивановна
Юрий Николаевич и Тамара Кузьминична
Иннокентий Федорович Мулоян Касимович и жена Федора Ефимовна Алевтина Владимировна
Зинаида Николаевна
Аркадий Макарович Вениамин Андреевич Александра Гавриловна Евдоким Максимович Валентина Ивановна