по просьбам трудящихся: немного о любви в сонетах
Основная проблема при знакомстве россиян с европейским сонетом состоит в том, что у нас самый страшный способ обругать стихи - сказать, что они "головные". У нас в отношении поэзии царит культ безыскусности, простоты и спонтанности, а интеллектуальная поэзия у нас считается невозможной по определению (не считая отдельных современных авторов, которых читают только их друзья и поклонники).
Всё это потому, что европейские литературные жанры пришли в Россию в XVIII в. - в эпоху Просвещения, когда, собственно, и возникло жёсткое противопоставление рационального и эмоционального, которое получит дальнейшее развитие в эпоху романтизма XIX в. Но Ренессанс такого противопоставления ещё не знал. Гуманистическая поэзия интеллектуальна по определению, поскольку, как я уже говорила в предыдущем посте, ренессансный поэт писал лирику не для того, чтобы красиво признаться в любви "девушке" - это было духовное упражнение, направленное на саморазвитие личности.
Впрочем, при переносе жанра сонета на неитальянскую почву могли происходить трансформации и даже конфузы. Меня просили рассказать о вымывании философской традиции из сонета, в частности, про то, что произошло с Эдмундом Спенсером (1553-1599). Вот я и рассказываю.
Для начала - сонет 29:
SEE! how the stubborne damzell doth depraue
my simple meaning with disdaynfull scorne:
and by the bay which I vnto her gaue,
accoumpts my selfe her captiue quite forlorne.
The bay (quoth she) is of the victours borne,
yielded them by the vanquisht as theyr meeds,
and they therewith doe poetes heads adorne,
to sing the glory of their famous deedes.
But sith she will the conquest challeng needs
let her accept me as her faithfull thrall,
that her great triumph which my skill exceeds,
I may in trump of fame blaze ouer all.
Then would I decke her head with glorious bayes,
and fill the world with her victorious prayse.
Смотрите, как упрямая девица унижает
Мои простодушные намерения презрением,
И из-за лавров, которые я ей вручил,
Считает меня своим жалким пленником.
Лавры, говорит она, носят победители,
Получив их от побеждённых как дань,
И ими же увенчивают поэтов,
Чтобы воздать хвалу их славным деяниям.
Но если она желает победы,
Пусть примет меня в качестве своего верного раба,
Дабы её торжество, превосходящее моё искусство,
Осияло меня, поправшего славу.
Итак, я увенчаю её голову славными лаврами
И наполню мир победной хвалой в её честь.
Скажете "да ну, штампы какие-то" - и будете совершенно правы. За сонетами Спенсера не стоит философской истории следования идеалу и самовозвышения через любовь к совершенству. "Упрямая девица" - реальная невеста, которой он сделал предложение. Забегая вперёд, скажу, что предложение было в конце концов принято: то ли Спенсер художественно преувеличил препятствия на пути к браку, то ли девушка просто кокетничала. Вообще говоря, с точки зрения поэтики петраркизма подносить сонеты невесте ради красивого ухаживания - предел пошлости. Чем это всё кончится в 20-м веке, известно - "культурный человек обязан сначала девушке стихи почитать, а уж потом в койку". Память о первоисточниках совершенно утрачена, в головах осталось только смутное представление о том, что девушки как-то связаны со стихами...
Любопытнее всего тут тема лавра. Лавр-то как раз взят напрямую у Петрарки, у которого он фигурирует в десятках сонетов. Например:
Амур десницей грудь мою рассек
И сердце обнажил и в это лоно
Лавр посадил с листвою столь зеленой,
Что цвет смарагда перед ним поблек.
Его омыл сладчайших слез поток,
Он из земли, страданьем разрыхленной,
Превыше всех дерев вознесся кроной,
И к небу аромат его востек.
Растенья благороднейшего корни
С тех пор ношу я в сердце неизменно -
Добро и славу, честь и красоту,
И целомудрие в одежде горней -
И, перед лавром преклоня колена,
Его с молитвой чистой свято чту.
В принципе, в русском переводе можно понять, что "лавр" у Петрарки - игра с именем Лауры. (На тосканском XIV в. лавр - lauro). Там у Петрарки ещё и золото (l'oro), и ветерок (l'aura). Всё это, вообще говоря, для христианской культуры эмблемы тщеты и суетности: лавр символизирует земную, светскую славу полководца или поэта (святым мученикам - не лавр, а пальма); золото - земное богатство, с ветерком и так всё понятно. Однако Петрарка полемически реабилитирует их ценность: эти предметы являются подобиями Лауры, а в самой Лауре отображается небесное совершенство (вот тут как раз вспоминаем о неоплатонизме и теории эманаций). Для раннесредневекового автора молиться на лавр - это идолопоклонство и чуть ли не язычество. Петрарка отстаивает мысль, что для христианина в этом нет ничего зазорного, так как лавр напоминает о любви к совершенству (то есть к Богу). Творение - не мёртвая материя, а эманация Творца.
То есть несколько языковых созвучий позволяют Петрарке развернуть целую философскую, этическую и литературную программу. Вот что такое Ренессанс исходно.
Теперь, что мы видим у Спенсера? Смысловые связи разорваны: адресатку сонетов зовут вовсе не Лаура, а Элизабет Бойл (это известно документированно, он ведь на ней женился), да и лавр по-английски bay. Читал ли Спенсер Петрарку по-итальянски, не очень ясно (французским он владел и даже переводил с него поэзию), но английские переводы Петрарки тогда уже существовали. Лавр у Спенсера - обычная примитивная эмблема славы, которая к тому же выполняет исключительно функцию ритуальной учтивости: все эти самоуничижения и манипуляции с лавровым венком нужны только для того, чтобы впечатлить девушку и добиться взаимности. Спенсер попросту токует, как тетерев. Тогда как у Петрарки - медитация, поиск себя, переосмысление своей жизни.
Собственно, Спенсера и не числят гениальным сонетистом - любят его за другое (за поэму "Королева фей"). Но на примере сонетов Спенсера очень удобно разбирать, как литературная традиция отрывается от исходного контекста и из открытия превращается в штамп, употребляемый бездумно.
Всё это потому, что европейские литературные жанры пришли в Россию в XVIII в. - в эпоху Просвещения, когда, собственно, и возникло жёсткое противопоставление рационального и эмоционального, которое получит дальнейшее развитие в эпоху романтизма XIX в. Но Ренессанс такого противопоставления ещё не знал. Гуманистическая поэзия интеллектуальна по определению, поскольку, как я уже говорила в предыдущем посте, ренессансный поэт писал лирику не для того, чтобы красиво признаться в любви "девушке" - это было духовное упражнение, направленное на саморазвитие личности.
Впрочем, при переносе жанра сонета на неитальянскую почву могли происходить трансформации и даже конфузы. Меня просили рассказать о вымывании философской традиции из сонета, в частности, про то, что произошло с Эдмундом Спенсером (1553-1599). Вот я и рассказываю.
Для начала - сонет 29:
SEE! how the stubborne damzell doth depraue
my simple meaning with disdaynfull scorne:
and by the bay which I vnto her gaue,
accoumpts my selfe her captiue quite forlorne.
The bay (quoth she) is of the victours borne,
yielded them by the vanquisht as theyr meeds,
and they therewith doe poetes heads adorne,
to sing the glory of their famous deedes.
But sith she will the conquest challeng needs
let her accept me as her faithfull thrall,
that her great triumph which my skill exceeds,
I may in trump of fame blaze ouer all.
Then would I decke her head with glorious bayes,
and fill the world with her victorious prayse.
Смотрите, как упрямая девица унижает
Мои простодушные намерения презрением,
И из-за лавров, которые я ей вручил,
Считает меня своим жалким пленником.
Лавры, говорит она, носят победители,
Получив их от побеждённых как дань,
И ими же увенчивают поэтов,
Чтобы воздать хвалу их славным деяниям.
Но если она желает победы,
Пусть примет меня в качестве своего верного раба,
Дабы её торжество, превосходящее моё искусство,
Осияло меня, поправшего славу.
Итак, я увенчаю её голову славными лаврами
И наполню мир победной хвалой в её честь.
Скажете "да ну, штампы какие-то" - и будете совершенно правы. За сонетами Спенсера не стоит философской истории следования идеалу и самовозвышения через любовь к совершенству. "Упрямая девица" - реальная невеста, которой он сделал предложение. Забегая вперёд, скажу, что предложение было в конце концов принято: то ли Спенсер художественно преувеличил препятствия на пути к браку, то ли девушка просто кокетничала. Вообще говоря, с точки зрения поэтики петраркизма подносить сонеты невесте ради красивого ухаживания - предел пошлости. Чем это всё кончится в 20-м веке, известно - "культурный человек обязан сначала девушке стихи почитать, а уж потом в койку". Память о первоисточниках совершенно утрачена, в головах осталось только смутное представление о том, что девушки как-то связаны со стихами...
Любопытнее всего тут тема лавра. Лавр-то как раз взят напрямую у Петрарки, у которого он фигурирует в десятках сонетов. Например:
Амур десницей грудь мою рассек
И сердце обнажил и в это лоно
Лавр посадил с листвою столь зеленой,
Что цвет смарагда перед ним поблек.
Его омыл сладчайших слез поток,
Он из земли, страданьем разрыхленной,
Превыше всех дерев вознесся кроной,
И к небу аромат его востек.
Растенья благороднейшего корни
С тех пор ношу я в сердце неизменно -
Добро и славу, честь и красоту,
И целомудрие в одежде горней -
И, перед лавром преклоня колена,
Его с молитвой чистой свято чту.
В принципе, в русском переводе можно понять, что "лавр" у Петрарки - игра с именем Лауры. (На тосканском XIV в. лавр - lauro). Там у Петрарки ещё и золото (l'oro), и ветерок (l'aura). Всё это, вообще говоря, для христианской культуры эмблемы тщеты и суетности: лавр символизирует земную, светскую славу полководца или поэта (святым мученикам - не лавр, а пальма); золото - земное богатство, с ветерком и так всё понятно. Однако Петрарка полемически реабилитирует их ценность: эти предметы являются подобиями Лауры, а в самой Лауре отображается небесное совершенство (вот тут как раз вспоминаем о неоплатонизме и теории эманаций). Для раннесредневекового автора молиться на лавр - это идолопоклонство и чуть ли не язычество. Петрарка отстаивает мысль, что для христианина в этом нет ничего зазорного, так как лавр напоминает о любви к совершенству (то есть к Богу). Творение - не мёртвая материя, а эманация Творца.
То есть несколько языковых созвучий позволяют Петрарке развернуть целую философскую, этическую и литературную программу. Вот что такое Ренессанс исходно.
Теперь, что мы видим у Спенсера? Смысловые связи разорваны: адресатку сонетов зовут вовсе не Лаура, а Элизабет Бойл (это известно документированно, он ведь на ней женился), да и лавр по-английски bay. Читал ли Спенсер Петрарку по-итальянски, не очень ясно (французским он владел и даже переводил с него поэзию), но английские переводы Петрарки тогда уже существовали. Лавр у Спенсера - обычная примитивная эмблема славы, которая к тому же выполняет исключительно функцию ритуальной учтивости: все эти самоуничижения и манипуляции с лавровым венком нужны только для того, чтобы впечатлить девушку и добиться взаимности. Спенсер попросту токует, как тетерев. Тогда как у Петрарки - медитация, поиск себя, переосмысление своей жизни.
Собственно, Спенсера и не числят гениальным сонетистом - любят его за другое (за поэму "Королева фей"). Но на примере сонетов Спенсера очень удобно разбирать, как литературная традиция отрывается от исходного контекста и из открытия превращается в штамп, употребляемый бездумно.