Артур Эванс и Одинокий велосипедист
London, Paddington Railway Station,
February 25th, 1903
Watson садится в вагон и ждет. Открывая газету: Все-таки, это очень хорошо, что наши лица неизвестны публике. Потому что начиная с самого 94-го года и до сих пор мы вовлечены в разбирательства самых громких и грязных дел... и уже давно не только в Англии. Листая The Times: Как некстати. Именно сейчас эта статья о «Naval Treaty», да еще странные намеки в Journal de Geneve, и, естественно, Reuter's не мог остаться в стороне и не осветить события во Франции... Выглядывает из окна, начиная беспокоиться. Но до сих пор нам всегда везло. Ерзает на месте. В дверь купе стучат, затем внутрь протискивается длинноволосый седой старик, согбенный, одетый бедно, но аккуратно, в болотного цвета сюртуке и потертом цилиндре. На плече у него выглядящий очень тяжелым и еще больше пригибающий его к земле тюк, в котором угадывается разнообразный скарб - от каких-то мягких вещей до книг.
Седой старик, сиплым простуженным голосом: Благородный сэр, надеюсь, я вам не помешаю. Долго шарит по карманам, затем извлекает мятый, но чистый билет, близоруко подносит его к самым глазам, читает, шевеля губами. Затем, удовлетворенно: Да. Это мое место. Усаживается на сиденье, начинает копаться в своем тюке, выкладывает на столик огромную книгу в кожаном переплете, без заголовка, и небольшую бутылку с сельтерской водой.
Watson привстает на месте, еще раз озабоченно выглядывает на платформу, затем беспокойно взглядывает на старика. Поезд потихоньку трогается. Открывает дверь в купе, выглядывает в коридор, оглядывает проход. Выбегает в коридор, отодвинув проводника в форме, беспокойно оглядывает платформу, не видит там никого, похожего на S.Holmes, видит только, как в поезд спешно загружается какой-то молодой человек с велосипедом. Готовится спрыгнуть с подножки на платформу, но проводник решительно втаскивает его назад в тамбур и, ворча, захлопывает дверь. В растерянности возвращается в купе, бормоча: Ну... он дал мне поручение... но ведь он собирался ехать тем же поездом. Видно, все еще сложнее, чем я думал... Входит в свое купе.
S.Holmes, не поворачиваясь к двери, продолжает изучать книгу. Достает из внутреннего кармана пиджака лупу и разглядывает некоторые значки в ней особенно внимательно. На столике лежит лист бумаги, где прорисованы несколько человечков и - отдельно - человеческих голов. У нескольких человечков связаны за спиной руки, на головах странные гребни. Поднимает глаза на Dr Watson: Доброе утро, дорогой доктор. А я-то думал, что вы хлопнете меня по плечу, рассмеетесь и пожурите за очередное представление. Потом, конечно, понял, что мы выезжаем сегодня слишком рано для вас, и вы не были настроены на шутки. Указывает на сиденье перед собой: Cадитесь, пожалуйста.
Watson неуверенно оглядывает купе: А где тот джентльмен?
S.Holmes в свою очередь оглядывается: Который?
Watson садится напротив S.Holmes, всматривается в него. С затруднением: Ну... этот пожилой торговец книгами и всяким старьем. Знаете, такая характерная форма кончиков пальцев... и на подошвах тоже... глина. Из-под London Bridge... Там ведь, кажется, большой книжный развал. Да. Оба молчат. А вы сегодня бледнее обычного.
S.Holmes улыбается: Неспроста, дорогой доктор, неспроста. Очень много беготни, как и у вас. Но сегодня-то мы с вами заслужили поездку на природу, правда? А то вся эта музейная пыль, лондонские доки, трущобы и опиекурильни, - высосут соки даже из «лучшего английского частного детектива-консультанта». Кивает на The Times. Иногда мне хочется отменить журналистику как профессию или предложить создать при правительстве специальный отдел по дезинформации журналистов. Впрочем... Снова отвлекается на свои значки. Да. Впрочем, нет. Эта система дезинформирует себя сама. Надо ее просто - отпустить.
Watson тихо вздыхает: Куда же вы дели этот ужасный мешок?
S.Holmes, недоуменно: Какой мешок? А! Тот мешок! Машет рукой в направлении багажной полки, где стоит элегантный саквояж коричневой кожи, что-то неопределенно мычит, опять возвращается к значкам, потом захлопывает книгу. Листок сворачивает, убирает во внутренний карман. Ну что ж, доктор, сверим наши планы?
Watson собирается: Да-да. Конечно. Четко: Итак, я направляюсь в Blackfriars College и аккуратнейшим образом навожу там справки. Заведение курируется английскими доминиканскими монахами и делает упор на теологию и философию. Классику, историю и английскую литературу там тоже преподают в должном объеме. Но нас интересует математика. Собственно... Достает из кармана записную книжку, листает ее: ...в рационализме Альберта Великого математические подходы были весьма важны, поэтому недооценивать точные науки в вопросах, связанных с образованием будущих философов доминиканского толка... увлекается ...совершенно невозможно, и я вот тут нашел, что Фома Аквинский тоже, некоторым образом...
S.Holmes внимательно выслушивает Dr Watson: Все это совершенно верно, дорогой доктор. Можете считать, что сдали зачет по философии оксфордской школы, хотя без Роджера Бэкона нам в этом деле никак не обойтись. Без перехода: Так где, говорите, вы были сегодня утром?
Dr Watson немного смущается: В библиотеке Британского музея, Холмс. Вы же уже догадались.
S.Holmes, удовлетворенно: Uh-huh. Догадался, да. Выглядывая в окно с некоторым нетерпением: Итак. Мы с вами разделимся, доктор. Профессор Мориарти действительно заведует кафедрой математики в Black Friars, хотя c его способностями и с учетом его достижений в точных науках, он мог бы возглавить королевскую обсерваторию в Гринвиче. Но его удовлетворяет это спокойное и ненужное никому место, потому что, как мы с вами уже знаем, интересы у него обширные и не всегда чисто математические. Вы наводите там справки о его перемещениях и присутствиях за последнюю неделю. Лучше даже за месяц. А все то, что вы мне только что так внятно изложили, поможет вам выстроить свою легенду и представиться, скажем... скажем - интересующимся и небогатым сквайром откуда-нибудь из Сассекса.
Watson вдумчиво кивает, запоминая. Решительно: Не беспокойтесь, друг мой. Я не подведу вас. Что же будете делать вы?
S.Holmes снова смотрит в окно и определяет, что поезд приближается к Оксфорду. Рассеянно: Я? Отправлюсь в музей, доктор. В Ashmolean Museum at Oxford. Все-таки, у меня такое ощущение, что я немного недополучил в эти дни музейной пыли. Встретимся на Бейкер-стрит, м-ммм?
S.Holmes стучит в дверь и, дождавшись энергичного «Enter!», входит в кабинет директора Ashmolean Museum в Оксфорде. Видит перед собой широкоплечего загорелого человека под сорок в безупречной темно-серой тройке. Доброе утро, Mr Evans. Я очень благодарен вам за то, что вы нашли время для меня и того дела, ради которого я к вам приехал.
Arthur Evans приветливо улыбается, обходит стол, радушно жмет руку S.Holmes, указывает ему на пару кресел возле журнального столика, впрочем, так же, как и его рабочий стол, заваленного книгами и журналами. Ну-ну, мистер Холмс. Я не люблю газеты, но все же читаю их. Это вы по-настоящему занятой человек, а не я, скромный директор скромного музея, который погряз в этих... сдерживается ...прерафаэлитах! Поразительно, как столь вторичное и пошлое направление в изобразительном искусстве могло зародиться в цитадели британской науки. Негодующе фыркает. Моррис и Бэрн-Джонс встретились и подружились здесь, а Раскин написал отсюда свою знаменитую апологию! Не в силах успокоиться: Невероятно... И это в то время когда ко мне на стол ложатся все новые и новые свидетельства...
S.Holmes, воспользовавшись паузой в монологе Эванса, кладет на стол перед ним какой-то небольшой предмет, тихонько сдвинув в сторону кипу археологических публикаций. Сдержанно: Что-то вроде этого, мистер Эванс?
Evans застывает с полуоткрытым ртом и замолкает. Делает над предметом несколько непонятных движений, как будто хочет сам себя схватить за руку. Не отрывая взгляда от предмета, почти шепотом: Откуда это у вас? Откуда - это?
S.Holmes откидывается на спинку кресла, прикрывает глаза, сводит пальцы вместе: Не могу с вами согласиться насчет прерафаэлитов. То есть, безусловно, я вовсе не по этой части, а больше по части химии, но... Прерафаэлиты, по крайней мере, разбудили Aubrey Beardsley, а Бердслей, уж не сомневайтесь, разбудит какой-нибудь стиль, скажем, модерн, который потом долго не уснет. Ему не помешает ни война, которая над нами неминуемо нависла, да не какая-нибудь, а большая, настоящая общеевропейская война... ни авторы, которые любят квадраты и треугольники. Ничто, поверьте мне, доктор Эванс, не победит хорошо изогнутую линию и травяной или цветочный орнамент. Смотрит на Эванса.
Evans смотрит на S.Holmes широко открытыми глазами: Вы так думаете?
S.Holmes кивает в задумчивости: Я так предполагаю, да.
Evans, шепотом: Это что же... правда - хетты?
S.Holmes отделяется от спинки кресла и вглядывается в предмет на столе. Неопределенно: В этом я бы как раз усомнился.
Evans ерзает в кресле, потом, попросив разрешения у S.Holmes жестом, берет предмет и аккуратнейшим образом разглядывает все четыре его грани. С благоговением: Спарта.
S.Holmes отрицательно качает головой: Не думаю, мистер Эванс, не думаю.
Evans издает сдавленный стон, кусает губы в нетерпении: Вы не можете сказать, откуда это? Я понимаю... В наше время археология - удел богатых людей, и это опасное занятие. Вы консультировались с Адольфом Фуртвенглером в Берлинском музее, сэр? Что он сказал вам? Это от него? Не дождавшись ответа: У меня есть деньги, мистер Холмс. И, как вы, вероятно, знаете, я не боюсь рисковать. В отличие... дергает подбородком ...от этого Шлимана, который может бросить потенциальный раскоп, если не сойдется в цене с владельцами участка.
S.Holmes, слегка поморщившись: О, меня не надо покупать, мистер Эванс, по крайней мере, не в этом деле. Уверяю вас: то, что так широко освещается в прессе, те случаи, которые не доставляют мне интеллектуального удовольствия, но доставляют стабильный доход, - этого вполне достаточно для одного скромного лондонского детектива-консультанта, который в свободное от основной работы время иногда увлекается исторической криптологией, назовем это так. Я отдам вам эту печать. И даже не ее одну. У вас будет... быстро прикидывает что-то в уме ...где-то шестьдесят оттисков, совершенно уникальных - пока, и все они будут у вас. А насчет уважаемого мистера Шлимана вы попали в самую точку, сэр. Он стоял на том самом холме еще в 1886 году, он не сошелся в цене с местным купцом по имени Минос Калокаиринос, он не смог - не захотел - перекупить у него роскошную оливковую рощу, скрывавшую Холм, и отправился по наезженной колее в свою любимую Малую Азию.
Evans встает и начинает ходить по кабинету. Затем кидается к своему письменному столу, выхватывает несколько книг и бумажных листков, что-то сверяет. Бормочет: Волчья голова с высунутым языком... звезда. Рука с кинжалом, оленьи рога, похожие на... на ветку. В овалах. Все это в овалах. Издает еще один стон, на этот раз похожий на стон наслаждения. Возвращается в кресло рядом с журнальным столиком. Со вкусом: Крит. О да. Крит. Минос. Вы говорите, этого производителя оливкового масла звали Минос? Шепотом, качая головой: Не-ве-ро-ятно...
S.Holmes снова откидывается в кресле и принимает характерную расслабленную позу: Да-да, мистер Эванс. Все печати с Крита. У меня есть один знакомый перекупщик древностей, и, боюсь, он в течение какого-то времени приносил мне некоторое количество артефактов, которые, будучи приобретены мною, обеднили и вашу коллекцию вещей, несущих на своих поверхностях интересные и не всегда расшифрованные знаки, и коллекции музеев тоже. Но это временно. Я буквально в следующий понедельник - если все пойдет как планируется - передам эти вещи вам. Да. Пожалуй, именно вам. При соблюдении некоторых условий.
Evans в свою очередь улыбается, но азартно, а не оскорбленно: Теперь вы меня покупаете, мистер Холмс. Вернее, интригуете. Вам это очень хорошо удается, но знаете, даже если вы и не передадите мне остальные печати, я готов сегодня же взять отпуск... или вовсе уволиться... и лететь на Крит!
S.Holmes почти незаметно передергивает плечами, садится ровнее, достает из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги, кладет его перед собой на стол, слегка припечатывает его согнутыми пальцами. Ах, мистер Эванс, я должен попросить прощения. Меньше всего мне бы хотелось ставить перед вами задачи с множественными неизвестными, это скорее мой личный сознательный выбор и моя счастливая участь - решать такие задачи. Но... если два вполне порядочных джентльмена могут договориться, оставаясь в рамках порядочности, то придерживать знания, тем более - знания не личного, а сугубо исторического толка - я бы посчитал недостойным. Итак. Вы исполнены решимости начать раскопки на острове Крит?
Evans выразительно прикрывает глаза: Без всякого сомнения. Копать до победного конца.
S.Holmes удовлетворенно кивает: Жалко я не доживу до завершения ваших раскопок, мистер Эванс. Впрочем, время - очень относительное понятие. Вы ведь будете заниматься в чистом виде Временем и Словом, и вы это понимаете лучше меня. Разворачивает листок, на котором изображены два египетских картуша, останавливает открывшего было рот Эванса жестом. Мягко: Прошу вас. Я знаю, что здесь написано. Это картуши Эхнатона, или Аменхотепа IV, сына и, до некоторого момента, - соправителя Аменхотепа III. Не то чтобы это было самое распространенное знание, но это и не то, что требует специальной расшифровки. Достает из кармана и расправляет перед Эвансом еще два небольших листка бумаги со значками.
Evans некоторое время смотрит в глаза S.Holmes, потом, понимая, что выходит за рамки приличий, переводит взгляд на листки бумаги. Неуверенно: Здесь демотическое письмо... Как на Розетте. И еще какие-то головы с гребешками... и волк! Вскакивает. Как на вашей печати!
S.Holmes снова кивает: Да. Прелюбопытнейший шрифтовой винегрет, мистер Эванс. Я даже был разочарован, не найдя в нем клинописных знаков, знаете, из тех табличек, писаных на аккадском - на латыни древнего Востока, что должны бы, по идее, храниться в Эль-Амарнском архиве. Когда его раскопают. Поднимает голову и видит, что на лице Эванса застыло недоумение. О, нет, это бред профана, прошу, не придавайте никакого значения. Вернемся к этим двум бумажкам. У нас здесь имеется с виду довольно безграмотная компиляция нескольких видов письма. Более того, в «текст» вплетено несколько человечков с флажками, изображения которых автор вполне мог почерпнуть из ныне довольно известного описания одного из наших с доктором Ватсоном похождений под названием «Пляшущие человечки». Я бы склонился к тому, чтобы счесть эту компиляцию простым издевательством, если бы в нескольких местах текст не сложился бы в связный.
Evans лихорадочно вглядывается в бумажки, изучает значки с помощью лупы. Напряженно: Я не могу пока ничего разобрать здесь, мистер Холмс. Мне понадобится время. Если вы позволите, я перерисую знаки и не отправлюсь в экспедицию на Крит, до тех пор пока не расшифрую это странное послание.
S.Holmes отрицательно качает головой: Простите, мистер Эванс, но вы меня снова не поняли. Я пока не ставлю никаких условий вашим раскопкам на Крите. Думаю, что довольно скоро мне удастся разобраться с этим посланием. К вам же у меня была всего одна очень важная просьба, сэр. Встает, берет листок бумаги с картушами Эхнатона, два листка с непонятным шифром, убирает обратно в карман, подходит к двери, останавливается возле нее.
Evans встает: Я слушаю, мистер Холмс.
S.Holmes, медленно: Просьба такова. Если кто-нибудь спросит вас, зачем приходил к вам сегодня Mr Sherlock Holmes, скажите пожалуйста, что он консультировался у вас по вопросу о надписях, обнаруженных в Британском музее в рамках вторжений, совершенных в нем злоумышленниками, и говорил что-то о не вполне душевно здоровом реставраторе, имя которого назвать отказался. Открывает дверь, готовясь выйти.
Evans хватает со стола скромную, но крайне академически изданную книгу, подбегает к S.Holmes: Стойте! Подождите, я не могу вас так отпустить. Я понимаю, что эту загадку, в отличие от тех загадок, которые готовит мне Крит, я, может быть, не отгадаю никогда. Но я должен - понимаете - я должен как-то вас отблагодарить. Вот. Возьмите. Возьмите эту книгу. Я ее редактировал, и очень тщательно, практически - это моя последняя академическая работа, сегодня... прямо вот перед вашим приходом мне доставили сигнальный экземпляр, я даже не успел его вычитать. Прошу вас, сэр, вы должны.
S.Holmes вежливо улыбается, берет книгу из рук Эванса. Читает название, поднимает голову и смотрит в глаза Эвансу точно так же, как тот некоторое время назад смотрел на него. Очень тихо: Что это, мистер Эванс? Откуда это у вас?
Evans растерянно, пытаясь проверить, все ли в порядке с заглавием книги в руках S.Holmes. Немного неуверенно: «Romans in Britain. The Times of Emperor Septimus Severus (197-211)». А-а... что?
S.Holmes, взяв себя в руки: Нет-нет. Просто я не думал, что вы занимаетесь римской Британией, сэр. Благодарю вас. Да, и совсем последнее. Прошу вас, копайте не только в Кносcе, но и в Фесте. А когда вы найдете там некий диск с печатями, выполненными с обеих его сторон по спирали, сделайте, пожалуйста, так, чтобы он стал достоянием науки. И это моя главная просьба. Кланяется и выходит.
Evans подходит к окну и смотрит вниз на высокую худую фигуру в плаще с крылаткой. Видит, что его недавний визитер почему-то довольно внимательно смотрит на перекресток, через который проезжает обыкновенный кэб. Перекресток также переходят два доминиканских монаха, одна сестра милосердия, солидный загорелый полковник с усами и стеком, судья в парике и мантии, стайка оживленно беседующих студентов; вдоль по улице проезжает молодой велосипедист в больших велосипедных очках, велосипедном шлеме и в грубых перчатках с крагами. S.Holmes чуть взмахивает тростью, останавливая следующий экипаж - это легкая двуколка, поднимает голову к окну Эванса и делает прощальный жест, затем легко запрыгивает на пассажирское место в двуколке, и возница направляет ее в сторону, противоположную той, куда проехал велосипедист. Эванс отходит к столу, садится, что-то чертит на листе бумаги. Недоуменно: Но причем здесь Septimus Severus?..
***
Вечерние сумерки. Темнеет достаточно быстро. Проселочная дорога в направлении Cotswolds, выйдя из Оксфорда, петляет среди заболоченных пустошей и небогатых перелесков. По практически пустой дороге едет одинокий велосипедист. На городских улицах он держался обочины и ехал, опустив голову. Когда последние дома остались позади, человек на велосипеде слегка разогнался и поехал свободнее, притормаживая только, если на встречу попадались повозки. Еще через некоторое время велосипедист начинает что-то тихо напевать себе под нос. Слов не разобрать, но песенка не похожа на английскую. В очередной негустой осиновой рощице от дороги ответвляется небольшая тропинка, ведущая, по-видимому, к какой-то одинокой ферме. На развилке образовалась достаточно большая лужа. Велосипедист неосторожно въезжает в лужу, чуть не падает, едва выправляет велосипед, но начинает сильно вихлять. Через несколько метров он остановливается, слезает с велосипеда, аккуратно пристраивает его на обочине, и переводит дух.
Навстречу велосипедисту движется двуколка. За несколько десятков ярдов до места, где остановился велосипедист, извозчик придерживает лошадь, с пассажирского места соскакивает человек c тростью в плаще с крылаткой, подходит к извозчику, о чем-то с ним договаривается и отпускает его. Извозчик минует велосипедиста и скрывается на следующем повороте. Человек, вышедший из двуколки, не спеша направляется к велосипедисту.
Завидев приближающегося человека, велосипедист быстро ощупывает свои карманы, а потом вглядывается в темноту, стараясь рассмотреть незнакомца. Делает шаг к своему велосипеду, секунду размышляет, но не поднимает его. Негромко откашливается.
S.Holmes подходит к велосипедисту, слегка кланяется: Доброй ночи, сэр. Мне показалось, что вам может понадобиться помощь. Я, правда, отпустил экипаж, но он здесь неподалеку, и при необходимости вернется.
Man with a bicycle еле заметно вздрагивает и кланяется незнакомцу. Говорит негромко, изредка откашливаясь: Благодарю вас, сэр, очень любезно с вашей стороны предложить помощь. Мне, право, жаль, что вы отпустили экипаж. Я просто остановился передохнуть и как раз собирался продолжить свой путь.
S.Holmes, помедлив, оглядывается в направлении, откуда приехала его двуколка: Знаете, дорога там сильно повреждена. Cotswolds вообще, как вам, видимо, известно, - опасный район, можно соскользнуть с обрыва. Повествовательно: Мой возничий еле удержал экипаж на одном из поворотов: пути сильно размыты после недавнего снегопада. Подходит и берется за руль велосипеда молодого человека. О, о, о. Вижу, у вас погнута рама. Хм. Этот велосипед знавал лучшие времена. Давайте я провожу вас немного вперед - хотя бы удостоверюсь в том, что вы минуете опасный поворот.
Man внимательно смотрит, как S.Holmes берется за его велосипед. Делает резкий жест, но не останавливает его: Право же, мне неудобно... То есть, я очень вам благодарен, но такая забота совершенно... Замолкает посреди фразы, задумавшись. Видимо, решившись: В наше время нечасто встретишь такую заботу о ближнем. Скажите, вы живете здесь поблизости?
S.Holmes, озабоченно: Вы вообще целы, молодой человек? Прислоняет велосипед к стволу ближайшего дерева и подходит к велосипедисту. Мне показалось, что пострадал не только ваш железный конь, но и вы сами.
Man with a bicycle резко отшатывается от S.Holmes. Торопливо, стараясь загладить неловкость: Нет-нет, что вы! Я в полном порядке. Отступает еще на шаг.
S.Holmes, неторопливо: Так вот, отвечая на ваш вопрос. Нет, я не живу здесь. Я был в Оксфорде по делам, потом заехал в Woodstock - как вы понимаете, тоже по делам, и вот теперь собирался назад в Лондон. Возвращается на дорогу, делает знак куда-то вдаль. У него в руке блестит что-то маленькое, но очень яркое. Ну что ж, счастливого пути, сэр. Будьте осторожны под сенью деревьев. Право же, облачность так тяжела, что там не видно, где кончается колея, и где начинается... м-ммм... канава.
Man, торопливо: Подождите... То есть я хотел сказать - спасибо. То есть... Сбивается и на секунду закусывает губу. Шепчет что-то похожее на ругательство. Остается стоять в замешательстве.
S.Holmes некоторое время молча смотрит на велосипедиста: Ах, да. Извините, не ответил на ваш второй вопрос. Насчет заботы о ближнем. Это неудачная формулировка, сэр. Существует такая простая вещь, как взаимопомощь. Сами того не зная, вы мне тоже помогли. Вот и мне хочется помочь - вам.
Man, очень неуверенно, как будто пытается определиться, но мучается в нерешительности: Я помог вам? Это невозможно. Я был бы рад, конечно. Делает шаг к S.Holmes. Смотрит ему в лицо и делает еще полшага.
S.Holmes, покачав головой, аккуратно снимает велосипедные очки с молодого человека, вручает их ему: Извините. Но ведь совершенно невозможно разговаривать с человеком, на которого надеты заляпанные дорожной грязью очки. Плохо видны глаза. Указывает направление, в котором ехал велосипедист. Давайте немного пройдемся. На ходу хорошо думается, а потом, смена видов двигательной активности всегда полезна. Автоматически делает жест, будто хочет предложить велосипедисту руку, но вовремя останавливается. Я потом придумаю, как вас лучше переправить в Котсуолдз.
Man так же машинально чуть не принимает так и не предложенную руку. Вместо этого занимается очками и бессмысленно вертит их в руках. Идет по дороге рядом с S.Holmes. Сейчас уже почти совсем темно, но, если мои расчеты верны, то до Бродвея еще где-то полмили. Я остановился там. Бросает взгляд в сторону оставленного велосипеда. С сомнением: Может быть, за ним можно будет послать позже?
S.Holmes делает небрежный жест левой рукой, в которой держит трость. Полмили - это ерунда, сэр. Доставлю вас в лучшем виде. А возница уже знает, что надо подобрать ваш велосипед и следовать за нами на некотором отдалении. Мы с ним договорились, что будем относиться к вам с максимальным вниманием. Все-таки предлагает правую руку велосипедисту. Лучше вам будет держаться... сэр. Не прощу себе, если вы поскользнетесь.
Man перекладывает очки и опирается на руку S.Holmes ладонью в перчатке с раструбом. Благодарю вас, мистер... сэр. Здесь действительно очень скользко - последний снегопад превратил в болото все, что еще этим болотом не было. Делает несколько шагов и смотрит на собеседника. Простите мне некоторое замешательство, я не привык сталкиваться с таким искренним проявлением человеколюбия.
S.Holmes, помолчав: Видите ли, вы, похоже, так и не поняли, во что вас ввязали. То есть, мне просто страшно видеть, что под ногами у вас, как и на вашей одежде, такая же грязь и такое же болото, как нынче по дороге в Котсуолдз. Оборачивается к велосипедисту. Нет, внешне все очень мило. Профессор и заведующий кафедрой математики одного из не самых выдающихся оксфордских колледжей при этом является, по моим же собственным словам, «Наполеоном преступления». Однако, как и любого полководца... сэр... его интересует результат его деятельности, а не жертвы среди мирного и немирного населения. Останавливается. И опять я понимаю. Вам надо чем-то заниматься. Вы опутаны долгами. Вы не можете прозябать. У вас приступы вдохновения. Но. Проходит немного вперед, останавливается, затем возвращается к велосипедисту и становится перед ним. Есть одно «но».
Man слушает S.Holmes сначала с некоторым удивлением, а потом грустно покачивая головой: Все так. Как будто я сама не задавала себе тех же вопросов... Поэтому я и следила за Мориарти. Поднимает глаза на S.Holmes. Что же это за «но», мистер Холмс?
S.Holmes, медленно, глядя прямо на велосипедиста: В этот раз вы занимаетесь неправым делом, madam. И поэтому вы проиграете. Продолжая смотреть на велосипедиста: Рассказать вам, что вы делали в Оксфорде?
Irene так же смотрит в глаза S.Holmes. Молчит достаточно долго. Вот так... Вот так. До хруста сжимает левой рукой очки, но не двигается. Нет, спасибо. Я не сомневаюсь, что вы знаете.
S.Holmes тянется к руке Irene, но лишь забирает у нее очки, которые выбрасывает куда-то в лес. В таком случае, это все. Все-таки берет руку Irene, снимает с нее перчатку, удерживает ее ладонь, осторожно проверяя, есть ли на ней царапина. Уезжайте. Улыбается. Я вас прикрою. Уезжайте отсюда совсем. Вы уже все сделали, вы ничего им не должны.
Irene продолжает смотреть на S.Holmes, как будто не в силах оторваться, или просто не хочет этого делать. Вздрагивает, когда S.Holmes берет ее за руку. Сжимает губы, но глаза ее начинают подозрительно блестеть. Тихо: Я бы... Вы... Я бы очень... Опускает лицо. Еще тише: Должна.
S.Holmes сам себе, скороговоркой: Почему мне кажется, что я вас знаю? У вас такое необычное лицо, откуда же я могу вас знать? Ведь ничего же не было. Никакого скандала в Богемии, никакого «Good night, Mister Sherlock Holmes», никакого кольца в форме змеи с изумрудом, никакой фотографии. Решительно: Не будем об этом думать. Я вас запугал, раскрыл ваши планы, вашу связь с Мориарти, его попытки запутать вас ирландцами, я угрожаю вашей жизни. Вы понимаете? Так и напишете ему: я подстерег вас в темном лесу и чуть не убил. Все. Вкладывает в руку Irene что-то, что достает из внутреннего кармана плаща, снова делает знак кому-то вдалеке. Мы больше не увидимся, надеюсь.
Irene коротко смотрит на золотого скарабея у себя в ладони, сжимает кулак и прижимает к груди. Снова поднимает блестящие глаза на S.Holmes. Вопросительно: Никогда... Качает головой, как будто просит не отвечать. От этого велосипедный шлем слетает у нее с головы и волосы рассыпаются по плечам. Не обращая внимания, шепотом: Мне теперь надо сказать «Good night, Mister Sherlock Holmes»?
S.Holmes, тихо: Good night, miss Irene Adler. Позади Irene Adler останавливается экипаж, дверь беcшумно открывается. Помогает Irene Adler усесться на место седока, снимает с нее вторую грубую перчатку с раструбом, целует ей руку. Вознице: Cotswоlds, Broadway, далее вам укажут. Захлопывает дверцу, отходит в сторону. Двуколка быстро удаляется в сторону Бродвея.
* Рисунки (с) www
идея&текст (c) Zamok@Dungeons
Дальше (Национальная Галерея, Британский музей)
Оглавление
Раньше (Четыре констебля и Ирэн Адлер)
February 25th, 1903
Watson садится в вагон и ждет. Открывая газету: Все-таки, это очень хорошо, что наши лица неизвестны публике. Потому что начиная с самого 94-го года и до сих пор мы вовлечены в разбирательства самых громких и грязных дел... и уже давно не только в Англии. Листая The Times: Как некстати. Именно сейчас эта статья о «Naval Treaty», да еще странные намеки в Journal de Geneve, и, естественно, Reuter's не мог остаться в стороне и не осветить события во Франции... Выглядывает из окна, начиная беспокоиться. Но до сих пор нам всегда везло. Ерзает на месте. В дверь купе стучат, затем внутрь протискивается длинноволосый седой старик, согбенный, одетый бедно, но аккуратно, в болотного цвета сюртуке и потертом цилиндре. На плече у него выглядящий очень тяжелым и еще больше пригибающий его к земле тюк, в котором угадывается разнообразный скарб - от каких-то мягких вещей до книг.
Седой старик, сиплым простуженным голосом: Благородный сэр, надеюсь, я вам не помешаю. Долго шарит по карманам, затем извлекает мятый, но чистый билет, близоруко подносит его к самым глазам, читает, шевеля губами. Затем, удовлетворенно: Да. Это мое место. Усаживается на сиденье, начинает копаться в своем тюке, выкладывает на столик огромную книгу в кожаном переплете, без заголовка, и небольшую бутылку с сельтерской водой.
Watson привстает на месте, еще раз озабоченно выглядывает на платформу, затем беспокойно взглядывает на старика. Поезд потихоньку трогается. Открывает дверь в купе, выглядывает в коридор, оглядывает проход. Выбегает в коридор, отодвинув проводника в форме, беспокойно оглядывает платформу, не видит там никого, похожего на S.Holmes, видит только, как в поезд спешно загружается какой-то молодой человек с велосипедом. Готовится спрыгнуть с подножки на платформу, но проводник решительно втаскивает его назад в тамбур и, ворча, захлопывает дверь. В растерянности возвращается в купе, бормоча: Ну... он дал мне поручение... но ведь он собирался ехать тем же поездом. Видно, все еще сложнее, чем я думал... Входит в свое купе.
S.Holmes, не поворачиваясь к двери, продолжает изучать книгу. Достает из внутреннего кармана пиджака лупу и разглядывает некоторые значки в ней особенно внимательно. На столике лежит лист бумаги, где прорисованы несколько человечков и - отдельно - человеческих голов. У нескольких человечков связаны за спиной руки, на головах странные гребни. Поднимает глаза на Dr Watson: Доброе утро, дорогой доктор. А я-то думал, что вы хлопнете меня по плечу, рассмеетесь и пожурите за очередное представление. Потом, конечно, понял, что мы выезжаем сегодня слишком рано для вас, и вы не были настроены на шутки. Указывает на сиденье перед собой: Cадитесь, пожалуйста.
Watson неуверенно оглядывает купе: А где тот джентльмен?
S.Holmes в свою очередь оглядывается: Который?
Watson садится напротив S.Holmes, всматривается в него. С затруднением: Ну... этот пожилой торговец книгами и всяким старьем. Знаете, такая характерная форма кончиков пальцев... и на подошвах тоже... глина. Из-под London Bridge... Там ведь, кажется, большой книжный развал. Да. Оба молчат. А вы сегодня бледнее обычного.
S.Holmes улыбается: Неспроста, дорогой доктор, неспроста. Очень много беготни, как и у вас. Но сегодня-то мы с вами заслужили поездку на природу, правда? А то вся эта музейная пыль, лондонские доки, трущобы и опиекурильни, - высосут соки даже из «лучшего английского частного детектива-консультанта». Кивает на The Times. Иногда мне хочется отменить журналистику как профессию или предложить создать при правительстве специальный отдел по дезинформации журналистов. Впрочем... Снова отвлекается на свои значки. Да. Впрочем, нет. Эта система дезинформирует себя сама. Надо ее просто - отпустить.
Watson тихо вздыхает: Куда же вы дели этот ужасный мешок?
S.Holmes, недоуменно: Какой мешок? А! Тот мешок! Машет рукой в направлении багажной полки, где стоит элегантный саквояж коричневой кожи, что-то неопределенно мычит, опять возвращается к значкам, потом захлопывает книгу. Листок сворачивает, убирает во внутренний карман. Ну что ж, доктор, сверим наши планы?
Watson собирается: Да-да. Конечно. Четко: Итак, я направляюсь в Blackfriars College и аккуратнейшим образом навожу там справки. Заведение курируется английскими доминиканскими монахами и делает упор на теологию и философию. Классику, историю и английскую литературу там тоже преподают в должном объеме. Но нас интересует математика. Собственно... Достает из кармана записную книжку, листает ее: ...в рационализме Альберта Великого математические подходы были весьма важны, поэтому недооценивать точные науки в вопросах, связанных с образованием будущих философов доминиканского толка... увлекается ...совершенно невозможно, и я вот тут нашел, что Фома Аквинский тоже, некоторым образом...
S.Holmes внимательно выслушивает Dr Watson: Все это совершенно верно, дорогой доктор. Можете считать, что сдали зачет по философии оксфордской школы, хотя без Роджера Бэкона нам в этом деле никак не обойтись. Без перехода: Так где, говорите, вы были сегодня утром?
Dr Watson немного смущается: В библиотеке Британского музея, Холмс. Вы же уже догадались.
S.Holmes, удовлетворенно: Uh-huh. Догадался, да. Выглядывая в окно с некоторым нетерпением: Итак. Мы с вами разделимся, доктор. Профессор Мориарти действительно заведует кафедрой математики в Black Friars, хотя c его способностями и с учетом его достижений в точных науках, он мог бы возглавить королевскую обсерваторию в Гринвиче. Но его удовлетворяет это спокойное и ненужное никому место, потому что, как мы с вами уже знаем, интересы у него обширные и не всегда чисто математические. Вы наводите там справки о его перемещениях и присутствиях за последнюю неделю. Лучше даже за месяц. А все то, что вы мне только что так внятно изложили, поможет вам выстроить свою легенду и представиться, скажем... скажем - интересующимся и небогатым сквайром откуда-нибудь из Сассекса.
Watson вдумчиво кивает, запоминая. Решительно: Не беспокойтесь, друг мой. Я не подведу вас. Что же будете делать вы?
S.Holmes снова смотрит в окно и определяет, что поезд приближается к Оксфорду. Рассеянно: Я? Отправлюсь в музей, доктор. В Ashmolean Museum at Oxford. Все-таки, у меня такое ощущение, что я немного недополучил в эти дни музейной пыли. Встретимся на Бейкер-стрит, м-ммм?
S.Holmes стучит в дверь и, дождавшись энергичного «Enter!», входит в кабинет директора Ashmolean Museum в Оксфорде. Видит перед собой широкоплечего загорелого человека под сорок в безупречной темно-серой тройке. Доброе утро, Mr Evans. Я очень благодарен вам за то, что вы нашли время для меня и того дела, ради которого я к вам приехал.
Arthur Evans приветливо улыбается, обходит стол, радушно жмет руку S.Holmes, указывает ему на пару кресел возле журнального столика, впрочем, так же, как и его рабочий стол, заваленного книгами и журналами. Ну-ну, мистер Холмс. Я не люблю газеты, но все же читаю их. Это вы по-настоящему занятой человек, а не я, скромный директор скромного музея, который погряз в этих... сдерживается ...прерафаэлитах! Поразительно, как столь вторичное и пошлое направление в изобразительном искусстве могло зародиться в цитадели британской науки. Негодующе фыркает. Моррис и Бэрн-Джонс встретились и подружились здесь, а Раскин написал отсюда свою знаменитую апологию! Не в силах успокоиться: Невероятно... И это в то время когда ко мне на стол ложатся все новые и новые свидетельства...
S.Holmes, воспользовавшись паузой в монологе Эванса, кладет на стол перед ним какой-то небольшой предмет, тихонько сдвинув в сторону кипу археологических публикаций. Сдержанно: Что-то вроде этого, мистер Эванс?
Evans застывает с полуоткрытым ртом и замолкает. Делает над предметом несколько непонятных движений, как будто хочет сам себя схватить за руку. Не отрывая взгляда от предмета, почти шепотом: Откуда это у вас? Откуда - это?
S.Holmes откидывается на спинку кресла, прикрывает глаза, сводит пальцы вместе: Не могу с вами согласиться насчет прерафаэлитов. То есть, безусловно, я вовсе не по этой части, а больше по части химии, но... Прерафаэлиты, по крайней мере, разбудили Aubrey Beardsley, а Бердслей, уж не сомневайтесь, разбудит какой-нибудь стиль, скажем, модерн, который потом долго не уснет. Ему не помешает ни война, которая над нами неминуемо нависла, да не какая-нибудь, а большая, настоящая общеевропейская война... ни авторы, которые любят квадраты и треугольники. Ничто, поверьте мне, доктор Эванс, не победит хорошо изогнутую линию и травяной или цветочный орнамент. Смотрит на Эванса.
Evans смотрит на S.Holmes широко открытыми глазами: Вы так думаете?
S.Holmes кивает в задумчивости: Я так предполагаю, да.
Evans, шепотом: Это что же... правда - хетты?
S.Holmes отделяется от спинки кресла и вглядывается в предмет на столе. Неопределенно: В этом я бы как раз усомнился.
Evans ерзает в кресле, потом, попросив разрешения у S.Holmes жестом, берет предмет и аккуратнейшим образом разглядывает все четыре его грани. С благоговением: Спарта.
S.Holmes отрицательно качает головой: Не думаю, мистер Эванс, не думаю.
Evans издает сдавленный стон, кусает губы в нетерпении: Вы не можете сказать, откуда это? Я понимаю... В наше время археология - удел богатых людей, и это опасное занятие. Вы консультировались с Адольфом Фуртвенглером в Берлинском музее, сэр? Что он сказал вам? Это от него? Не дождавшись ответа: У меня есть деньги, мистер Холмс. И, как вы, вероятно, знаете, я не боюсь рисковать. В отличие... дергает подбородком ...от этого Шлимана, который может бросить потенциальный раскоп, если не сойдется в цене с владельцами участка.
S.Holmes, слегка поморщившись: О, меня не надо покупать, мистер Эванс, по крайней мере, не в этом деле. Уверяю вас: то, что так широко освещается в прессе, те случаи, которые не доставляют мне интеллектуального удовольствия, но доставляют стабильный доход, - этого вполне достаточно для одного скромного лондонского детектива-консультанта, который в свободное от основной работы время иногда увлекается исторической криптологией, назовем это так. Я отдам вам эту печать. И даже не ее одну. У вас будет... быстро прикидывает что-то в уме ...где-то шестьдесят оттисков, совершенно уникальных - пока, и все они будут у вас. А насчет уважаемого мистера Шлимана вы попали в самую точку, сэр. Он стоял на том самом холме еще в 1886 году, он не сошелся в цене с местным купцом по имени Минос Калокаиринос, он не смог - не захотел - перекупить у него роскошную оливковую рощу, скрывавшую Холм, и отправился по наезженной колее в свою любимую Малую Азию.
Evans встает и начинает ходить по кабинету. Затем кидается к своему письменному столу, выхватывает несколько книг и бумажных листков, что-то сверяет. Бормочет: Волчья голова с высунутым языком... звезда. Рука с кинжалом, оленьи рога, похожие на... на ветку. В овалах. Все это в овалах. Издает еще один стон, на этот раз похожий на стон наслаждения. Возвращается в кресло рядом с журнальным столиком. Со вкусом: Крит. О да. Крит. Минос. Вы говорите, этого производителя оливкового масла звали Минос? Шепотом, качая головой: Не-ве-ро-ятно...
S.Holmes снова откидывается в кресле и принимает характерную расслабленную позу: Да-да, мистер Эванс. Все печати с Крита. У меня есть один знакомый перекупщик древностей, и, боюсь, он в течение какого-то времени приносил мне некоторое количество артефактов, которые, будучи приобретены мною, обеднили и вашу коллекцию вещей, несущих на своих поверхностях интересные и не всегда расшифрованные знаки, и коллекции музеев тоже. Но это временно. Я буквально в следующий понедельник - если все пойдет как планируется - передам эти вещи вам. Да. Пожалуй, именно вам. При соблюдении некоторых условий.
Evans в свою очередь улыбается, но азартно, а не оскорбленно: Теперь вы меня покупаете, мистер Холмс. Вернее, интригуете. Вам это очень хорошо удается, но знаете, даже если вы и не передадите мне остальные печати, я готов сегодня же взять отпуск... или вовсе уволиться... и лететь на Крит!
S.Holmes почти незаметно передергивает плечами, садится ровнее, достает из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги, кладет его перед собой на стол, слегка припечатывает его согнутыми пальцами. Ах, мистер Эванс, я должен попросить прощения. Меньше всего мне бы хотелось ставить перед вами задачи с множественными неизвестными, это скорее мой личный сознательный выбор и моя счастливая участь - решать такие задачи. Но... если два вполне порядочных джентльмена могут договориться, оставаясь в рамках порядочности, то придерживать знания, тем более - знания не личного, а сугубо исторического толка - я бы посчитал недостойным. Итак. Вы исполнены решимости начать раскопки на острове Крит?
Evans выразительно прикрывает глаза: Без всякого сомнения. Копать до победного конца.
S.Holmes удовлетворенно кивает: Жалко я не доживу до завершения ваших раскопок, мистер Эванс. Впрочем, время - очень относительное понятие. Вы ведь будете заниматься в чистом виде Временем и Словом, и вы это понимаете лучше меня. Разворачивает листок, на котором изображены два египетских картуша, останавливает открывшего было рот Эванса жестом. Мягко: Прошу вас. Я знаю, что здесь написано. Это картуши Эхнатона, или Аменхотепа IV, сына и, до некоторого момента, - соправителя Аменхотепа III. Не то чтобы это было самое распространенное знание, но это и не то, что требует специальной расшифровки. Достает из кармана и расправляет перед Эвансом еще два небольших листка бумаги со значками.
Evans некоторое время смотрит в глаза S.Holmes, потом, понимая, что выходит за рамки приличий, переводит взгляд на листки бумаги. Неуверенно: Здесь демотическое письмо... Как на Розетте. И еще какие-то головы с гребешками... и волк! Вскакивает. Как на вашей печати!
S.Holmes снова кивает: Да. Прелюбопытнейший шрифтовой винегрет, мистер Эванс. Я даже был разочарован, не найдя в нем клинописных знаков, знаете, из тех табличек, писаных на аккадском - на латыни древнего Востока, что должны бы, по идее, храниться в Эль-Амарнском архиве. Когда его раскопают. Поднимает голову и видит, что на лице Эванса застыло недоумение. О, нет, это бред профана, прошу, не придавайте никакого значения. Вернемся к этим двум бумажкам. У нас здесь имеется с виду довольно безграмотная компиляция нескольких видов письма. Более того, в «текст» вплетено несколько человечков с флажками, изображения которых автор вполне мог почерпнуть из ныне довольно известного описания одного из наших с доктором Ватсоном похождений под названием «Пляшущие человечки». Я бы склонился к тому, чтобы счесть эту компиляцию простым издевательством, если бы в нескольких местах текст не сложился бы в связный.
Evans лихорадочно вглядывается в бумажки, изучает значки с помощью лупы. Напряженно: Я не могу пока ничего разобрать здесь, мистер Холмс. Мне понадобится время. Если вы позволите, я перерисую знаки и не отправлюсь в экспедицию на Крит, до тех пор пока не расшифрую это странное послание.
S.Holmes отрицательно качает головой: Простите, мистер Эванс, но вы меня снова не поняли. Я пока не ставлю никаких условий вашим раскопкам на Крите. Думаю, что довольно скоро мне удастся разобраться с этим посланием. К вам же у меня была всего одна очень важная просьба, сэр. Встает, берет листок бумаги с картушами Эхнатона, два листка с непонятным шифром, убирает обратно в карман, подходит к двери, останавливается возле нее.
Evans встает: Я слушаю, мистер Холмс.
S.Holmes, медленно: Просьба такова. Если кто-нибудь спросит вас, зачем приходил к вам сегодня Mr Sherlock Holmes, скажите пожалуйста, что он консультировался у вас по вопросу о надписях, обнаруженных в Британском музее в рамках вторжений, совершенных в нем злоумышленниками, и говорил что-то о не вполне душевно здоровом реставраторе, имя которого назвать отказался. Открывает дверь, готовясь выйти.
Evans хватает со стола скромную, но крайне академически изданную книгу, подбегает к S.Holmes: Стойте! Подождите, я не могу вас так отпустить. Я понимаю, что эту загадку, в отличие от тех загадок, которые готовит мне Крит, я, может быть, не отгадаю никогда. Но я должен - понимаете - я должен как-то вас отблагодарить. Вот. Возьмите. Возьмите эту книгу. Я ее редактировал, и очень тщательно, практически - это моя последняя академическая работа, сегодня... прямо вот перед вашим приходом мне доставили сигнальный экземпляр, я даже не успел его вычитать. Прошу вас, сэр, вы должны.
S.Holmes вежливо улыбается, берет книгу из рук Эванса. Читает название, поднимает голову и смотрит в глаза Эвансу точно так же, как тот некоторое время назад смотрел на него. Очень тихо: Что это, мистер Эванс? Откуда это у вас?
Evans растерянно, пытаясь проверить, все ли в порядке с заглавием книги в руках S.Holmes. Немного неуверенно: «Romans in Britain. The Times of Emperor Septimus Severus (197-211)». А-а... что?
S.Holmes, взяв себя в руки: Нет-нет. Просто я не думал, что вы занимаетесь римской Британией, сэр. Благодарю вас. Да, и совсем последнее. Прошу вас, копайте не только в Кносcе, но и в Фесте. А когда вы найдете там некий диск с печатями, выполненными с обеих его сторон по спирали, сделайте, пожалуйста, так, чтобы он стал достоянием науки. И это моя главная просьба. Кланяется и выходит.
Evans подходит к окну и смотрит вниз на высокую худую фигуру в плаще с крылаткой. Видит, что его недавний визитер почему-то довольно внимательно смотрит на перекресток, через который проезжает обыкновенный кэб. Перекресток также переходят два доминиканских монаха, одна сестра милосердия, солидный загорелый полковник с усами и стеком, судья в парике и мантии, стайка оживленно беседующих студентов; вдоль по улице проезжает молодой велосипедист в больших велосипедных очках, велосипедном шлеме и в грубых перчатках с крагами. S.Holmes чуть взмахивает тростью, останавливая следующий экипаж - это легкая двуколка, поднимает голову к окну Эванса и делает прощальный жест, затем легко запрыгивает на пассажирское место в двуколке, и возница направляет ее в сторону, противоположную той, куда проехал велосипедист. Эванс отходит к столу, садится, что-то чертит на листе бумаги. Недоуменно: Но причем здесь Septimus Severus?..
***
Вечерние сумерки. Темнеет достаточно быстро. Проселочная дорога в направлении Cotswolds, выйдя из Оксфорда, петляет среди заболоченных пустошей и небогатых перелесков. По практически пустой дороге едет одинокий велосипедист. На городских улицах он держался обочины и ехал, опустив голову. Когда последние дома остались позади, человек на велосипеде слегка разогнался и поехал свободнее, притормаживая только, если на встречу попадались повозки. Еще через некоторое время велосипедист начинает что-то тихо напевать себе под нос. Слов не разобрать, но песенка не похожа на английскую. В очередной негустой осиновой рощице от дороги ответвляется небольшая тропинка, ведущая, по-видимому, к какой-то одинокой ферме. На развилке образовалась достаточно большая лужа. Велосипедист неосторожно въезжает в лужу, чуть не падает, едва выправляет велосипед, но начинает сильно вихлять. Через несколько метров он остановливается, слезает с велосипеда, аккуратно пристраивает его на обочине, и переводит дух.
Навстречу велосипедисту движется двуколка. За несколько десятков ярдов до места, где остановился велосипедист, извозчик придерживает лошадь, с пассажирского места соскакивает человек c тростью в плаще с крылаткой, подходит к извозчику, о чем-то с ним договаривается и отпускает его. Извозчик минует велосипедиста и скрывается на следующем повороте. Человек, вышедший из двуколки, не спеша направляется к велосипедисту.
Завидев приближающегося человека, велосипедист быстро ощупывает свои карманы, а потом вглядывается в темноту, стараясь рассмотреть незнакомца. Делает шаг к своему велосипеду, секунду размышляет, но не поднимает его. Негромко откашливается.
S.Holmes подходит к велосипедисту, слегка кланяется: Доброй ночи, сэр. Мне показалось, что вам может понадобиться помощь. Я, правда, отпустил экипаж, но он здесь неподалеку, и при необходимости вернется.
Man with a bicycle еле заметно вздрагивает и кланяется незнакомцу. Говорит негромко, изредка откашливаясь: Благодарю вас, сэр, очень любезно с вашей стороны предложить помощь. Мне, право, жаль, что вы отпустили экипаж. Я просто остановился передохнуть и как раз собирался продолжить свой путь.
S.Holmes, помедлив, оглядывается в направлении, откуда приехала его двуколка: Знаете, дорога там сильно повреждена. Cotswolds вообще, как вам, видимо, известно, - опасный район, можно соскользнуть с обрыва. Повествовательно: Мой возничий еле удержал экипаж на одном из поворотов: пути сильно размыты после недавнего снегопада. Подходит и берется за руль велосипеда молодого человека. О, о, о. Вижу, у вас погнута рама. Хм. Этот велосипед знавал лучшие времена. Давайте я провожу вас немного вперед - хотя бы удостоверюсь в том, что вы минуете опасный поворот.
Man внимательно смотрит, как S.Holmes берется за его велосипед. Делает резкий жест, но не останавливает его: Право же, мне неудобно... То есть, я очень вам благодарен, но такая забота совершенно... Замолкает посреди фразы, задумавшись. Видимо, решившись: В наше время нечасто встретишь такую заботу о ближнем. Скажите, вы живете здесь поблизости?
S.Holmes, озабоченно: Вы вообще целы, молодой человек? Прислоняет велосипед к стволу ближайшего дерева и подходит к велосипедисту. Мне показалось, что пострадал не только ваш железный конь, но и вы сами.
Man with a bicycle резко отшатывается от S.Holmes. Торопливо, стараясь загладить неловкость: Нет-нет, что вы! Я в полном порядке. Отступает еще на шаг.
S.Holmes, неторопливо: Так вот, отвечая на ваш вопрос. Нет, я не живу здесь. Я был в Оксфорде по делам, потом заехал в Woodstock - как вы понимаете, тоже по делам, и вот теперь собирался назад в Лондон. Возвращается на дорогу, делает знак куда-то вдаль. У него в руке блестит что-то маленькое, но очень яркое. Ну что ж, счастливого пути, сэр. Будьте осторожны под сенью деревьев. Право же, облачность так тяжела, что там не видно, где кончается колея, и где начинается... м-ммм... канава.
Man, торопливо: Подождите... То есть я хотел сказать - спасибо. То есть... Сбивается и на секунду закусывает губу. Шепчет что-то похожее на ругательство. Остается стоять в замешательстве.
S.Holmes некоторое время молча смотрит на велосипедиста: Ах, да. Извините, не ответил на ваш второй вопрос. Насчет заботы о ближнем. Это неудачная формулировка, сэр. Существует такая простая вещь, как взаимопомощь. Сами того не зная, вы мне тоже помогли. Вот и мне хочется помочь - вам.
Man, очень неуверенно, как будто пытается определиться, но мучается в нерешительности: Я помог вам? Это невозможно. Я был бы рад, конечно. Делает шаг к S.Holmes. Смотрит ему в лицо и делает еще полшага.
S.Holmes, покачав головой, аккуратно снимает велосипедные очки с молодого человека, вручает их ему: Извините. Но ведь совершенно невозможно разговаривать с человеком, на которого надеты заляпанные дорожной грязью очки. Плохо видны глаза. Указывает направление, в котором ехал велосипедист. Давайте немного пройдемся. На ходу хорошо думается, а потом, смена видов двигательной активности всегда полезна. Автоматически делает жест, будто хочет предложить велосипедисту руку, но вовремя останавливается. Я потом придумаю, как вас лучше переправить в Котсуолдз.
Man так же машинально чуть не принимает так и не предложенную руку. Вместо этого занимается очками и бессмысленно вертит их в руках. Идет по дороге рядом с S.Holmes. Сейчас уже почти совсем темно, но, если мои расчеты верны, то до Бродвея еще где-то полмили. Я остановился там. Бросает взгляд в сторону оставленного велосипеда. С сомнением: Может быть, за ним можно будет послать позже?
S.Holmes делает небрежный жест левой рукой, в которой держит трость. Полмили - это ерунда, сэр. Доставлю вас в лучшем виде. А возница уже знает, что надо подобрать ваш велосипед и следовать за нами на некотором отдалении. Мы с ним договорились, что будем относиться к вам с максимальным вниманием. Все-таки предлагает правую руку велосипедисту. Лучше вам будет держаться... сэр. Не прощу себе, если вы поскользнетесь.
Man перекладывает очки и опирается на руку S.Holmes ладонью в перчатке с раструбом. Благодарю вас, мистер... сэр. Здесь действительно очень скользко - последний снегопад превратил в болото все, что еще этим болотом не было. Делает несколько шагов и смотрит на собеседника. Простите мне некоторое замешательство, я не привык сталкиваться с таким искренним проявлением человеколюбия.
S.Holmes, помолчав: Видите ли, вы, похоже, так и не поняли, во что вас ввязали. То есть, мне просто страшно видеть, что под ногами у вас, как и на вашей одежде, такая же грязь и такое же болото, как нынче по дороге в Котсуолдз. Оборачивается к велосипедисту. Нет, внешне все очень мило. Профессор и заведующий кафедрой математики одного из не самых выдающихся оксфордских колледжей при этом является, по моим же собственным словам, «Наполеоном преступления». Однако, как и любого полководца... сэр... его интересует результат его деятельности, а не жертвы среди мирного и немирного населения. Останавливается. И опять я понимаю. Вам надо чем-то заниматься. Вы опутаны долгами. Вы не можете прозябать. У вас приступы вдохновения. Но. Проходит немного вперед, останавливается, затем возвращается к велосипедисту и становится перед ним. Есть одно «но».
Man слушает S.Holmes сначала с некоторым удивлением, а потом грустно покачивая головой: Все так. Как будто я сама не задавала себе тех же вопросов... Поэтому я и следила за Мориарти. Поднимает глаза на S.Holmes. Что же это за «но», мистер Холмс?
S.Holmes, медленно, глядя прямо на велосипедиста: В этот раз вы занимаетесь неправым делом, madam. И поэтому вы проиграете. Продолжая смотреть на велосипедиста: Рассказать вам, что вы делали в Оксфорде?
Irene так же смотрит в глаза S.Holmes. Молчит достаточно долго. Вот так... Вот так. До хруста сжимает левой рукой очки, но не двигается. Нет, спасибо. Я не сомневаюсь, что вы знаете.
S.Holmes тянется к руке Irene, но лишь забирает у нее очки, которые выбрасывает куда-то в лес. В таком случае, это все. Все-таки берет руку Irene, снимает с нее перчатку, удерживает ее ладонь, осторожно проверяя, есть ли на ней царапина. Уезжайте. Улыбается. Я вас прикрою. Уезжайте отсюда совсем. Вы уже все сделали, вы ничего им не должны.
Irene продолжает смотреть на S.Holmes, как будто не в силах оторваться, или просто не хочет этого делать. Вздрагивает, когда S.Holmes берет ее за руку. Сжимает губы, но глаза ее начинают подозрительно блестеть. Тихо: Я бы... Вы... Я бы очень... Опускает лицо. Еще тише: Должна.
S.Holmes сам себе, скороговоркой: Почему мне кажется, что я вас знаю? У вас такое необычное лицо, откуда же я могу вас знать? Ведь ничего же не было. Никакого скандала в Богемии, никакого «Good night, Mister Sherlock Holmes», никакого кольца в форме змеи с изумрудом, никакой фотографии. Решительно: Не будем об этом думать. Я вас запугал, раскрыл ваши планы, вашу связь с Мориарти, его попытки запутать вас ирландцами, я угрожаю вашей жизни. Вы понимаете? Так и напишете ему: я подстерег вас в темном лесу и чуть не убил. Все. Вкладывает в руку Irene что-то, что достает из внутреннего кармана плаща, снова делает знак кому-то вдалеке. Мы больше не увидимся, надеюсь.
Irene коротко смотрит на золотого скарабея у себя в ладони, сжимает кулак и прижимает к груди. Снова поднимает блестящие глаза на S.Holmes. Вопросительно: Никогда... Качает головой, как будто просит не отвечать. От этого велосипедный шлем слетает у нее с головы и волосы рассыпаются по плечам. Не обращая внимания, шепотом: Мне теперь надо сказать «Good night, Mister Sherlock Holmes»?
S.Holmes, тихо: Good night, miss Irene Adler. Позади Irene Adler останавливается экипаж, дверь беcшумно открывается. Помогает Irene Adler усесться на место седока, снимает с нее вторую грубую перчатку с раструбом, целует ей руку. Вознице: Cotswоlds, Broadway, далее вам укажут. Захлопывает дверцу, отходит в сторону. Двуколка быстро удаляется в сторону Бродвея.
* Рисунки (с) www
идея&текст (c) Zamok@Dungeons
Дальше (Национальная Галерея, Британский музей)
Оглавление
Раньше (Четыре констебля и Ирэн Адлер)