Абрам Торпусман о Киевском письме - часть 2
V. НОВОЕ О «КИЕВСКОМ ПИСЬМЕ»
Текст Киевского письма с комментариями В. Я. Петрухина опубликован в хрестоматии «Древняя Русь в свете зарубежных источников», т. ІІІ: «Восточные источники» (М.: Русск. фонд содействия образованию и науке, 2009. С. 174-176).
B 2010-е гг. появились серьезные работы о Киевском письме, предлагающие новые подходы к этому документу. Они заслуживают специального рассмотрения, это: обширная статья историка Константина Цукермана (Париж) [Zuckerman, 2011, p. 7-56], небольшая, но емкая заметка палеографа Семена Якерсона (Санкт-Петербург) [Якерсон, 2003, с. 204-214] и исследования лингвиста Олега Мудрака (Москва), посвященные новому прочтению рунических памятников Евразии [Мудрак, 2016, с. 349-379; 2017, с. 296-416]; одна из глав первой из его статей, по-новому освещающей этимологию нееврейских собственных имен в еврейско-хазарских документах, анализирует Киевское письмо.
1) Общее замечание
Два исследователя - Цукерман и Якерсон, независимо друг от друга, пришли к одному и тому же выводу относительно статуса памятника: перед нами не оригинал письма киевской общины единоверцам других городов и стран, а заверенная копия такого письма. Рассмотрим для начала это их утверждение, чтобы затем перейти к разговору о каждой из работ отдельно.
Цукерман следующим образом аргументирует свое утверждение о статусе письма: «…Письмо адресовано “святым общинам, разбросанным по всем уголкам (мира)” (строка 6)… Послание, однако, теряет смысл и ценность, если в нем не обозначена исходная община - как это оказалось бы в том случае, если бы Киев оказался местом назначения Письма, а не местом его исхода. В этой интерпретации анонимная община, членом которой был Мар Яаков, весьма неуклюже вставила конкретное обращение к общине Киева в круговое письмо, содержащее заявление: “мы послали /Мар Яакова/ по святым общинам, чтобы они могли оказать ему милость” (строки 16-17). Cледует ли заключить, что Мар Яаков вез отдельные письма для каждой общины, которую он собирался посетить, - с призывом о помощи, всякий раз разжиженным заявлением о том, что он и его покровители рассчитывали на щедрость не только одной этой общины?
…За основной частью текста Письма следуют девять подписей свидетелей, заверяющих его содержание и доброе имя его подателя. Первый среди них, Авраhам, носит титул парнас, лидер общины (строка 25), и я хочу подчеркнуть, что такой краткий титул уместен и понятен только в том случае, если община, руководимая Авраhамом, уже названа выше. Поразительным образом имя Авраhама, как и восемь последующих имен, выписаны одной и той же рукой - той, что написала и основную часть Письма. Голб отметил эту палеографическую особенность (с. 5-6), но, насколько мне известно, она осталась без комментариев. У меня же есть этому только одно объяснение. Документ из генизы был не оригиналом, а копией рекомендательного письма, написанного еврейской общиной Киева в поддержку злосчастного Яакова. Парадоксальным образом это делало его непригодным для первоначальной цели: только письмо, содержащее оригинальные подписи, могло представлять потенциальным донорам свидетельство доброго имени Яакова.
Однако сохранившееся Письмо ни в коем случае не было чисто приватной копией. В последней строчке содержится имя другого парнаса, Ицхака, написанное иным почерком и иными чернилами. В этой же строке содержится также руническая надпись, написанная очень необычными чернилами, много способствовавшая славе Письма. Как и Авраhам, парнас Ицхак не счел необходимым назвать общину, руководителем которой он был. Это может означать, по моему мнению, только то, что каждый парнас подписался на территории своей власти: Авраhам был первым, кто подписал оригинальный документ в Киеве, а Ицхак заверил его копию, сделанную в месте, несомненно отличном от Киева, где он возглавлял местную еврейскую общину... там же Письмо было помечено и рунической надписью. Другими словами, дипломатический аспект Письма показывает, что это копия оригинальной hамлацы [5], написанной еврейской общиной Киева, копия, заверенная руководителем другой еврейской общины, возможно, специально для представления ее властям, которые пометили ее рунической надписью в левом нижнем углу» [Zuckerman, 2011, p. 8-9 (пер. с англ. здесь и далее мой. - А. Т.)].
В дальнейшем Цукерман указывает города, где подпись парнаса Ицхака могла быть подтверждена: «Где-то в пути, возможно в Саркеле или в Итиле, глава местной еврейской общины заверил копию этой hамлацы, которая была затем подтверждена хазарским чиновником и использовалась как проездной документ» [Zuckerman, 2011, p. 24-25].
Обоснование того, что Киевское письмо - копия, а не оригинал, Якерсоном тоже изложено подробно: «Все имена (кроме последнего, как бы визирующего текст) написаны не самими свидетелями, подтверждающими верность излагаемых событий, а тем же писцом, который написал/переписал (в значении - скопировал) и сам документ. Корпус подобных писем из Каирской генизы, подписанных свидетелями, наглядно показывает, что свидетели (даже малограмотные) подписывали документы собственноручно. Данный факт по крайней мере требует какого-либо объяснения» [Якерсон, 2003, с. 205]. И далее: «Документ не подписан самими свидетелями, а их имена написаны писцом, переписавшим основной текст. С моей точки зрения, это говорит о том, что перед нами не оригинал документа (который всегда подписывался самими свидетелями или, по крайней мере, большинством из них), а его копия. Копия подобного документа могла быть снята для архива той общины, в которую поступил запрос. В нашем случае - для архива общины… синагоги Бен Эзры в Фустате (по месту обнаружения). Однако это противоречит логике…: письмо написано “невосточным” почерком и - главное в данном контексте - явно было тщательно сложено… для перевозки. Складывать документ, который был подготовлен как архивная копия, не было никакой необходимости. Другим объяснением данного явления может являться предположение, что помимо оригинала документа, отправляющемуся в долгий путь просителю вручили также одну или несколько копий. Возможно, для предъявления в различных местах на пути следования. Наша копия была заверена Ицхаком ха-Парнасом (יצחק הפרנס), подписавшим документ лично. Если допустить, что перед нами копия (в чем я лично не сомневаюсь), то можно предположить, что было изготовлено несколько схожих документов с указанием различных городов по пути следования просителя» [Якерсон, 2003, с. 209-210].
Правда, такие объяснения рождают новые вопросы. Основание для сомнений огласил Цукерман: только оригинальное письмо с подписями гарантов (а не его копия) может свидетельствовать о добром имени Яакова перед возможными донорами из отдаленных общин. Якерсон, чтобы снять сомнения, предлагает две гипотезы: 1) копия могла быть изготовлена для хранения в общине, куда поступил запрос (и сам же опровергает ее, ибо письмо тщательно складывалось - явно для перевозки); 2) «помимо оригинала документа отправляющемуся в долгий путь просителю вручили также одну или несколько копий». На мой взгляд, вторая гипотеза столь же неубедительна, как и первая. Киевская община явно небогата, а пергамент дорог. Сам же Якерсон ранее отметил: «Пергамен, дорогой и прочный материал, использовался для переписки текстов “на века” - библейских кодексов, галахических компендиумов, молитвенников и литургических сборников. В случае документов - для брачных контрактов и разводных писем. Использование пергамена для частного письма или его копии… встречалось достаточно редко…» [Якерсон, 2003, с. 207-208]. Для общины, не слишком состоятельной, изготовление и отсылка одного лишь пергаментного оригинала (без одной или нескольких [!] копий) были нагрузкой… Кстати, Цукерман (см. выше) метко указал на стилистическое несоответствие письма ситуации, когда каждой общине, в которую прибывает проситель, вручается специальная копия: «Cледует ли заключить, что Мар Яаков вез отдельные письма для каждой общины, которую он собирался посетить, - с призывом о помощи, всякий раз разжиженным заявлением о том, что он и его покровители рассчитывали на щедрость не только одной этой общины?». Цукерман предложил иное пояснение: подпись Ицхака ha-парнаса, заверяющего верность копии, дополнительно завизирована хазарским чиновником в Саркеле или Итиле, после чего копия могла использоваться как авторитетный «проездной документ». Почему вероятность появления Яакова с письмом в указанных городах более чем сомнительна, будет сказано ниже.
На мой взгляд, существует гораздо более простое объяснение феномена: Письмо написано образованным человеком, Авраhамом ha-парнасом; он подписал его первым. Девять членов киевской общины, чьи имена обозначены после него, были неграмотны, и Авраhам им помог, вписав их имена. Второй грамотный человек в группе, Ицхак ha-парнас, подписался сам.
Мне возразят: известно, что в средние века еврейские мальчики уже поголовно обучались грамоте - и подписаться мог каждый. Более конкретноe возражение отлично сформулировано (см. выше) Якерсоном: «Корпус подобных писем из Каирской генизы, подписанных свидетелями, наглядно показывает, что свидетели (даже малограмотные) подписывали документы собственноручно».
Но дело-то в том, что в домонгольский период община (эда) Киевской Руси отличалась от других эдот - отличалась именно низким уровнем грамотности. Это отмечено не только в Х в., но, как можно убедиться, и несколько позже.
Следующий документ из генизы относится к началу ХI в. и представляет собой тоже рекомендательное письмо на иврите, но не от общины, а личное. Тувия бен Элиэзер, раввин из города Салоники в Византии, просит своего корреспондента в Иерусалиме оказать помощь достойному еврею, прибывшему «ми-каhaл Русия», т.е. от одной из общин Киевской Руси. Этот человек хочет попасть из Салоник в Иерусалим, но у него есть проблема. Достойный еврей не разговаривает ни на иврите, ни на греческом, ни на арабском, единственный его язык - «кнаанит, язык его родины», т.е. славянский. Нужен волонтер, который проводит человека «из города в город, с острова на остров…» [Marmorstein, 1921, p 92-97].
Другое свидетельство. Тосафист Элиэзер бен Ицхак из Праги путешествовал по Руси во второй половине ХII в. и сообщил в письме Иеhуде Хасиду (1140-1217) в Регенсбург, что в общинах Польши, Руси и Венгрии не хватает знатоков Торы, и там нанимают людей, которые одновременно исполняют обязанности раввина, учителя и кантора. Бывает, что платить не могут, - и остаются «без учения, без молитвы и без Торы» [6].
Опять-таки могут возразить: в конце ХІІ в. в Киеве известен ученый р. Моше, переписывавшийся с Элиэзером бен Натаном из Майнца, а также с Шмуэлем бен Али ha-Леви - главой багдадской иешивы. Да и само Киевское письмо составлено очень просвещенным человеком, в прекрасной культурной традиции. Все так, только яркие исключения не меняют правила: многие евреи Руси жили без учения, без молитв, без Торы. Наблюдение Якерсона, что в других письмах генизы из Фустата рекомендатели почти сплошь подписались лично, хорошо объяснимо: основной поставщик документов генизы - восточные еврейские общины (Эрец-Исраэль, Египет, Халифат, Персия), в которых обязательное обучение мальчиков стало нормой.
Вывод: Киевское письмо - не копия, а оригинал, адекватно отразивший печальную особенность местной общины.
Кстати, в общине (кеhила, каhал) вовсе не обязательно наличие одного-единственного парнаса. Полагаю, оба парнаса, подписавших письмо, - Авраhам и Ицхак - киевляне.
2) Константин Цукерман о Киевском письме
В начале своей работы К. Цукерман заявил, что собирается ограничиться лишь двумя важными темами, неудовлетворительно решенными или проигнорированными предшествующими исследователями: статус Киевского письма (см. выше) и содержание термина закук. На деле работа Цукермана охватывает и комментирует почти все темы, обсуждавшиеся предшественниками, и привлекает для решения новые подходы. Она демонстрирует прекрасное умение автора очень глубоко входить в тему и его широкую эрудицию. Это не значит, что он во всем прав.
Попытаюсь представить (иногда с комментариями) наиболее значимые, на мой взгляд, элементы подхода Цукермана к Киевскому письму и к тому, что вокруг письма.
«Я полагаю, - утверждает Цукерман, - как и Прицак, что Киев появился на исходе IX в. в качестве торговой фактории на окраине Хазарского каганата и что он был завоеван Олегом спустя 30-40 лет позднее даты (…882 г. н. э.), обозначенной в русской летописи» [Zuckerman, 2011, p. 11]. (Это, кажется, единственное место в работе, где Цукерман соглашается с Прицаком, но на деле не вполне согласен и здесь: Прицак пытался доказать, что завоевателем Киева был Игорь.)
Далее Цукерман критикует предположение М. Эрдаля, что письмо послано в Киев из Дунайской Болгарии, и выражает особое несогласие с истолкованием Даном Шапира (на основе предположения Эрдаля) письма как зашифрованного послания евреев Болгарии киевской общине с просьбой помочь защитить их от преследований князя Святослава [Zuckerman, 2011, p. 9, note 3, p. 12, note 8] [7].
Цукерман обстоятельно входит в споры исследователей о личных именах в письме: иронично отвергает антропонимические построения Прицака, превращающие список подписавших письмо в «миниатюрный перечень тюркских племен»; относительно прочтения גוסטטא как славянского Гостята констатирует: «эта интерпретация неоспорима»; предположение Эрдаля о прозвище סורטה как swartä («черный» по-готски и по-древнескандинавски) отметает, ибо в Болгарии, которую Эрдаль считает тем местом, откуда ушло Киевское письмо, ни на одном из этих языков не разговаривали. (Здесь позволю себе возразить: так ведь в Киеве, который Цукерману представляется местом отправки письма, правящие варяги по-скандинавски разговаривали-таки!) Зато интересную интерпретацию В. Орлом того же имени как искаженного из-за перестановки букв слова סרוטה (слав. «сирота») Цукерман не только принимает, но и дополняет собственным текстологическим предположением: там могла быть не перестановка букв, а просто вторая буква в слове - не «вав», а «йуд», эти буквы в средние века часто смешивались [Zuckerman, 2011, p. 12-14]. (Мне это не представляется чересчур убедительным: даже в предложенном Цукерманом варианте - סירטה, без перестановки букв, написание слова искажено, ибо там отсутствует «вав» после «рейш», а он необходим для обозначения звука «о», ведь аканья в древнерусском не было. Интерпретация Орла лучше объясняет отсутствие патронима, здесь Цукерман прав, но и эрдалевская версия, без допущения искажений в письме, не исключает подобной причины отказа от упоминания отца Иеhуды с прозвищем Сварте - отцовское имя нежелательно.)
В отличие от Голба и других комментаторов Киевского письма, Цукерман не признает, что иудаизм Хазарского каганата был строго раввинистическим, полагая, что есть основания для сомнений [Zuckerman, 2011, p. 14, 18].
Текст Киевского письма с комментариями В. Я. Петрухина опубликован в хрестоматии «Древняя Русь в свете зарубежных источников», т. ІІІ: «Восточные источники» (М.: Русск. фонд содействия образованию и науке, 2009. С. 174-176).
B 2010-е гг. появились серьезные работы о Киевском письме, предлагающие новые подходы к этому документу. Они заслуживают специального рассмотрения, это: обширная статья историка Константина Цукермана (Париж) [Zuckerman, 2011, p. 7-56], небольшая, но емкая заметка палеографа Семена Якерсона (Санкт-Петербург) [Якерсон, 2003, с. 204-214] и исследования лингвиста Олега Мудрака (Москва), посвященные новому прочтению рунических памятников Евразии [Мудрак, 2016, с. 349-379; 2017, с. 296-416]; одна из глав первой из его статей, по-новому освещающей этимологию нееврейских собственных имен в еврейско-хазарских документах, анализирует Киевское письмо.
1) Общее замечание
Два исследователя - Цукерман и Якерсон, независимо друг от друга, пришли к одному и тому же выводу относительно статуса памятника: перед нами не оригинал письма киевской общины единоверцам других городов и стран, а заверенная копия такого письма. Рассмотрим для начала это их утверждение, чтобы затем перейти к разговору о каждой из работ отдельно.
Цукерман следующим образом аргументирует свое утверждение о статусе письма: «…Письмо адресовано “святым общинам, разбросанным по всем уголкам (мира)” (строка 6)… Послание, однако, теряет смысл и ценность, если в нем не обозначена исходная община - как это оказалось бы в том случае, если бы Киев оказался местом назначения Письма, а не местом его исхода. В этой интерпретации анонимная община, членом которой был Мар Яаков, весьма неуклюже вставила конкретное обращение к общине Киева в круговое письмо, содержащее заявление: “мы послали /Мар Яакова/ по святым общинам, чтобы они могли оказать ему милость” (строки 16-17). Cледует ли заключить, что Мар Яаков вез отдельные письма для каждой общины, которую он собирался посетить, - с призывом о помощи, всякий раз разжиженным заявлением о том, что он и его покровители рассчитывали на щедрость не только одной этой общины?
…За основной частью текста Письма следуют девять подписей свидетелей, заверяющих его содержание и доброе имя его подателя. Первый среди них, Авраhам, носит титул парнас, лидер общины (строка 25), и я хочу подчеркнуть, что такой краткий титул уместен и понятен только в том случае, если община, руководимая Авраhамом, уже названа выше. Поразительным образом имя Авраhама, как и восемь последующих имен, выписаны одной и той же рукой - той, что написала и основную часть Письма. Голб отметил эту палеографическую особенность (с. 5-6), но, насколько мне известно, она осталась без комментариев. У меня же есть этому только одно объяснение. Документ из генизы был не оригиналом, а копией рекомендательного письма, написанного еврейской общиной Киева в поддержку злосчастного Яакова. Парадоксальным образом это делало его непригодным для первоначальной цели: только письмо, содержащее оригинальные подписи, могло представлять потенциальным донорам свидетельство доброго имени Яакова.
Однако сохранившееся Письмо ни в коем случае не было чисто приватной копией. В последней строчке содержится имя другого парнаса, Ицхака, написанное иным почерком и иными чернилами. В этой же строке содержится также руническая надпись, написанная очень необычными чернилами, много способствовавшая славе Письма. Как и Авраhам, парнас Ицхак не счел необходимым назвать общину, руководителем которой он был. Это может означать, по моему мнению, только то, что каждый парнас подписался на территории своей власти: Авраhам был первым, кто подписал оригинальный документ в Киеве, а Ицхак заверил его копию, сделанную в месте, несомненно отличном от Киева, где он возглавлял местную еврейскую общину... там же Письмо было помечено и рунической надписью. Другими словами, дипломатический аспект Письма показывает, что это копия оригинальной hамлацы [5], написанной еврейской общиной Киева, копия, заверенная руководителем другой еврейской общины, возможно, специально для представления ее властям, которые пометили ее рунической надписью в левом нижнем углу» [Zuckerman, 2011, p. 8-9 (пер. с англ. здесь и далее мой. - А. Т.)].
В дальнейшем Цукерман указывает города, где подпись парнаса Ицхака могла быть подтверждена: «Где-то в пути, возможно в Саркеле или в Итиле, глава местной еврейской общины заверил копию этой hамлацы, которая была затем подтверждена хазарским чиновником и использовалась как проездной документ» [Zuckerman, 2011, p. 24-25].
Обоснование того, что Киевское письмо - копия, а не оригинал, Якерсоном тоже изложено подробно: «Все имена (кроме последнего, как бы визирующего текст) написаны не самими свидетелями, подтверждающими верность излагаемых событий, а тем же писцом, который написал/переписал (в значении - скопировал) и сам документ. Корпус подобных писем из Каирской генизы, подписанных свидетелями, наглядно показывает, что свидетели (даже малограмотные) подписывали документы собственноручно. Данный факт по крайней мере требует какого-либо объяснения» [Якерсон, 2003, с. 205]. И далее: «Документ не подписан самими свидетелями, а их имена написаны писцом, переписавшим основной текст. С моей точки зрения, это говорит о том, что перед нами не оригинал документа (который всегда подписывался самими свидетелями или, по крайней мере, большинством из них), а его копия. Копия подобного документа могла быть снята для архива той общины, в которую поступил запрос. В нашем случае - для архива общины… синагоги Бен Эзры в Фустате (по месту обнаружения). Однако это противоречит логике…: письмо написано “невосточным” почерком и - главное в данном контексте - явно было тщательно сложено… для перевозки. Складывать документ, который был подготовлен как архивная копия, не было никакой необходимости. Другим объяснением данного явления может являться предположение, что помимо оригинала документа, отправляющемуся в долгий путь просителю вручили также одну или несколько копий. Возможно, для предъявления в различных местах на пути следования. Наша копия была заверена Ицхаком ха-Парнасом (יצחק הפרנס), подписавшим документ лично. Если допустить, что перед нами копия (в чем я лично не сомневаюсь), то можно предположить, что было изготовлено несколько схожих документов с указанием различных городов по пути следования просителя» [Якерсон, 2003, с. 209-210].
Правда, такие объяснения рождают новые вопросы. Основание для сомнений огласил Цукерман: только оригинальное письмо с подписями гарантов (а не его копия) может свидетельствовать о добром имени Яакова перед возможными донорами из отдаленных общин. Якерсон, чтобы снять сомнения, предлагает две гипотезы: 1) копия могла быть изготовлена для хранения в общине, куда поступил запрос (и сам же опровергает ее, ибо письмо тщательно складывалось - явно для перевозки); 2) «помимо оригинала документа отправляющемуся в долгий путь просителю вручили также одну или несколько копий». На мой взгляд, вторая гипотеза столь же неубедительна, как и первая. Киевская община явно небогата, а пергамент дорог. Сам же Якерсон ранее отметил: «Пергамен, дорогой и прочный материал, использовался для переписки текстов “на века” - библейских кодексов, галахических компендиумов, молитвенников и литургических сборников. В случае документов - для брачных контрактов и разводных писем. Использование пергамена для частного письма или его копии… встречалось достаточно редко…» [Якерсон, 2003, с. 207-208]. Для общины, не слишком состоятельной, изготовление и отсылка одного лишь пергаментного оригинала (без одной или нескольких [!] копий) были нагрузкой… Кстати, Цукерман (см. выше) метко указал на стилистическое несоответствие письма ситуации, когда каждой общине, в которую прибывает проситель, вручается специальная копия: «Cледует ли заключить, что Мар Яаков вез отдельные письма для каждой общины, которую он собирался посетить, - с призывом о помощи, всякий раз разжиженным заявлением о том, что он и его покровители рассчитывали на щедрость не только одной этой общины?». Цукерман предложил иное пояснение: подпись Ицхака ha-парнаса, заверяющего верность копии, дополнительно завизирована хазарским чиновником в Саркеле или Итиле, после чего копия могла использоваться как авторитетный «проездной документ». Почему вероятность появления Яакова с письмом в указанных городах более чем сомнительна, будет сказано ниже.
На мой взгляд, существует гораздо более простое объяснение феномена: Письмо написано образованным человеком, Авраhамом ha-парнасом; он подписал его первым. Девять членов киевской общины, чьи имена обозначены после него, были неграмотны, и Авраhам им помог, вписав их имена. Второй грамотный человек в группе, Ицхак ha-парнас, подписался сам.
Мне возразят: известно, что в средние века еврейские мальчики уже поголовно обучались грамоте - и подписаться мог каждый. Более конкретноe возражение отлично сформулировано (см. выше) Якерсоном: «Корпус подобных писем из Каирской генизы, подписанных свидетелями, наглядно показывает, что свидетели (даже малограмотные) подписывали документы собственноручно».
Но дело-то в том, что в домонгольский период община (эда) Киевской Руси отличалась от других эдот - отличалась именно низким уровнем грамотности. Это отмечено не только в Х в., но, как можно убедиться, и несколько позже.
Следующий документ из генизы относится к началу ХI в. и представляет собой тоже рекомендательное письмо на иврите, но не от общины, а личное. Тувия бен Элиэзер, раввин из города Салоники в Византии, просит своего корреспондента в Иерусалиме оказать помощь достойному еврею, прибывшему «ми-каhaл Русия», т.е. от одной из общин Киевской Руси. Этот человек хочет попасть из Салоник в Иерусалим, но у него есть проблема. Достойный еврей не разговаривает ни на иврите, ни на греческом, ни на арабском, единственный его язык - «кнаанит, язык его родины», т.е. славянский. Нужен волонтер, который проводит человека «из города в город, с острова на остров…» [Marmorstein, 1921, p 92-97].
Другое свидетельство. Тосафист Элиэзер бен Ицхак из Праги путешествовал по Руси во второй половине ХII в. и сообщил в письме Иеhуде Хасиду (1140-1217) в Регенсбург, что в общинах Польши, Руси и Венгрии не хватает знатоков Торы, и там нанимают людей, которые одновременно исполняют обязанности раввина, учителя и кантора. Бывает, что платить не могут, - и остаются «без учения, без молитвы и без Торы» [6].
Опять-таки могут возразить: в конце ХІІ в. в Киеве известен ученый р. Моше, переписывавшийся с Элиэзером бен Натаном из Майнца, а также с Шмуэлем бен Али ha-Леви - главой багдадской иешивы. Да и само Киевское письмо составлено очень просвещенным человеком, в прекрасной культурной традиции. Все так, только яркие исключения не меняют правила: многие евреи Руси жили без учения, без молитв, без Торы. Наблюдение Якерсона, что в других письмах генизы из Фустата рекомендатели почти сплошь подписались лично, хорошо объяснимо: основной поставщик документов генизы - восточные еврейские общины (Эрец-Исраэль, Египет, Халифат, Персия), в которых обязательное обучение мальчиков стало нормой.
Вывод: Киевское письмо - не копия, а оригинал, адекватно отразивший печальную особенность местной общины.
Кстати, в общине (кеhила, каhал) вовсе не обязательно наличие одного-единственного парнаса. Полагаю, оба парнаса, подписавших письмо, - Авраhам и Ицхак - киевляне.
2) Константин Цукерман о Киевском письме
В начале своей работы К. Цукерман заявил, что собирается ограничиться лишь двумя важными темами, неудовлетворительно решенными или проигнорированными предшествующими исследователями: статус Киевского письма (см. выше) и содержание термина закук. На деле работа Цукермана охватывает и комментирует почти все темы, обсуждавшиеся предшественниками, и привлекает для решения новые подходы. Она демонстрирует прекрасное умение автора очень глубоко входить в тему и его широкую эрудицию. Это не значит, что он во всем прав.
Попытаюсь представить (иногда с комментариями) наиболее значимые, на мой взгляд, элементы подхода Цукермана к Киевскому письму и к тому, что вокруг письма.
«Я полагаю, - утверждает Цукерман, - как и Прицак, что Киев появился на исходе IX в. в качестве торговой фактории на окраине Хазарского каганата и что он был завоеван Олегом спустя 30-40 лет позднее даты (…882 г. н. э.), обозначенной в русской летописи» [Zuckerman, 2011, p. 11]. (Это, кажется, единственное место в работе, где Цукерман соглашается с Прицаком, но на деле не вполне согласен и здесь: Прицак пытался доказать, что завоевателем Киева был Игорь.)
Далее Цукерман критикует предположение М. Эрдаля, что письмо послано в Киев из Дунайской Болгарии, и выражает особое несогласие с истолкованием Даном Шапира (на основе предположения Эрдаля) письма как зашифрованного послания евреев Болгарии киевской общине с просьбой помочь защитить их от преследований князя Святослава [Zuckerman, 2011, p. 9, note 3, p. 12, note 8] [7].
Цукерман обстоятельно входит в споры исследователей о личных именах в письме: иронично отвергает антропонимические построения Прицака, превращающие список подписавших письмо в «миниатюрный перечень тюркских племен»; относительно прочтения גוסטטא как славянского Гостята констатирует: «эта интерпретация неоспорима»; предположение Эрдаля о прозвище סורטה как swartä («черный» по-готски и по-древнескандинавски) отметает, ибо в Болгарии, которую Эрдаль считает тем местом, откуда ушло Киевское письмо, ни на одном из этих языков не разговаривали. (Здесь позволю себе возразить: так ведь в Киеве, который Цукерману представляется местом отправки письма, правящие варяги по-скандинавски разговаривали-таки!) Зато интересную интерпретацию В. Орлом того же имени как искаженного из-за перестановки букв слова סרוטה (слав. «сирота») Цукерман не только принимает, но и дополняет собственным текстологическим предположением: там могла быть не перестановка букв, а просто вторая буква в слове - не «вав», а «йуд», эти буквы в средние века часто смешивались [Zuckerman, 2011, p. 12-14]. (Мне это не представляется чересчур убедительным: даже в предложенном Цукерманом варианте - סירטה, без перестановки букв, написание слова искажено, ибо там отсутствует «вав» после «рейш», а он необходим для обозначения звука «о», ведь аканья в древнерусском не было. Интерпретация Орла лучше объясняет отсутствие патронима, здесь Цукерман прав, но и эрдалевская версия, без допущения искажений в письме, не исключает подобной причины отказа от упоминания отца Иеhуды с прозвищем Сварте - отцовское имя нежелательно.)
В отличие от Голба и других комментаторов Киевского письма, Цукерман не признает, что иудаизм Хазарского каганата был строго раввинистическим, полагая, что есть основания для сомнений [Zuckerman, 2011, p. 14, 18].