Чтиво номер 109: Акунин-Чхартишвили, Тана Френч
Тана Френч, «Искатель». Еще один самостоятельный роман (не про Дублинский отдел убийств). Рядится под детектив, но именно что серьезный роман. Я тут когда-то застеснялась, что слишком много детективов в моем читательском рационе - а теперь поняла, что с Таной Френч стесняться нечего. Просто бросается в глаза, как она растет от книги к книге, и с этим романом вышла уже на какой-то другой уровень письма. Роман неторопливый, богатый на детали, размышления и эмоции, очень человечный и трогающий за душу - хотя где я и где ирландская глубинка. Психология - в каждой строчке (детектив на пенсии, никаких подручных средств, приходится опираться исключительно на психологические маневры). Аудиоверсия великолепно начитана (Алексеем Багдасаровым моим любимым). А вот про перевод забавно - половина читателей в восторге, половина в ужасе. Переводчица известная - Шаши Мартынова. Богатство языка и ритмическая картина переданы прекрасно, но есть одно «но». Беда в том, что оригинальный текст просто напичкан ирланским просторечием, диалектизмами и сленгом сельской глубинки. И когда наскакивают на тебя такие уродцы как «йисть», «нинаю» или «птушта», то хочется уже разрешить этим ирландским крестьянам говорить нормальным русским языком. Еще где-то в последней главе книги ну очень долго стирала « стиральная машинка», а мне приходилось ее терпеть. Возвращаясь к самому детективу: одна линия показалась мне незавершенной - с дочкой Кела Алисой (нагнетается атмосфера, что-то там у нее происходит, а потом как-то вдруг рассасывается) - но это ладно, все остальное замечательно. Кажется, вся Тана Френч у меня уже перечитана, буду ждать, что еще напишет.
Акунин-Чхартишвили, «Другой путь». Акунинский «Семейный альбом» я читаю абы как. Начала с того, что не прочла «Аристономию» (Л. сказал, что мне не понравится). Потом взялась за «Другой путь», засохла на философии любви (оно мне надо?) и бросила. Пять лет спустя по уши влюбилась в « Медвежатницу» и тогда уж непременно решила прочесть «Собачью смерть». А друг мой Миша mike_bb говорит: ну ты начни хоть с какого-то начала. И если уж такая нетерпеливая, то пропускай нафиг философию «Другого пути», прочти хотя бы художественную часть. И я, всячески, конечно, стесняясь, так и сделала, прослушав ее в божественном исполнении Клюквина. Написано прекрасно, герои и эпоха как живые. И конечно же, сразу из «Медвежатницы» восполнились пробелы (Мирра и Антон, Иннокентий Иванович), и к «Собачьей смерти» подготовка (Филя Бляхин, Рогачов-отец). О последней книге вообще хочется много написать.
Акунин-Чхартишвили, «Собачья смерть». Она хитро устроена: тут даже не две временные линии, а две с половиной. Основная - в настоящем времени (1968 год), ее главный герой - писатель Марат Рогачов. И он пишет два романа: один (для печати) - о революционере Степняке-Кравчинском, второй (для себя, а может, кто знает, и для заграницы) - о британском разведчике Сиднее Рейли. Про Степняка коротенько получилось и не так интересно - а вот про Рейли очень душевно. Только подумать, что я даже имени этого не слышала - при том, что он считается «ведущей фигурой в мифологии современной британской разведдеятельности» и даже послужил одним из прототипов Джеймса Бонда! Но больше всего меня увлекла современная линия - Пражская весна, последние дни «оттепели», тусовка шестидесятников у Гриваса (Л. считает, что имелся в виду Аксенов). Под Воздвиженским я подозревала Вознесенского, но Л. предположил, что это помесь Вознесенского с Рождественским. Во-первых, заикается, а во-вторых, недаром он Джек (параллель с Робертом). Алюминий - конечно, Окуджава. Белочка - Белочка и есть; удивительно, что описана с неприязнью. Отдельный восторг от того, как виртуозно Акунин встраивает реальных персонажей в исторические линии. Тут и Яков Петерс, и даже сам Фридрих Энгельс (а в «Другом пути» Теодор Нетте - пароход и человек). А каков финт с Берзиным? Так мы теперь и не узнаем, был он провокатором или двойным агентом. Или вот еще: Этель Лилиан Войнич появляется и в той, и в другой книге Марата (в смысле, общается и с Рейли, и со Степняком). А потом читаешь в Википедии, что оба эти персонажа, возможно, послужили прототипами «Овода». Некоторые читатели высоко оценили «Науку стареть» - так называется житейско-философская вставка к «Собачьей смерти» (нельзя ведь без философии). Чувствуя угрызения совести за «науку любви», «науку стареть» я прослушала почти полностью, все полтора часа, чуть-чуть только прокрутила. Ну что я вам скажу? Либо очевидные для меня вещи, либо сомнительные. А вот основная книга, хоть и меньше «Медвежатницы», но очень мне понравилась. Получается, кстати, что каждая книга цикла «Семейный альбом» посвящена одному из десятилетий советской истории. Вот про 1930-е и 1940-е («Счастливая Россия» и «Трезориум») как-то уж очень боязно читать.
Длинно получилось - поэтому три книжки вместо обычных четырех. Вот цитату еще приведу - понравилась. В текущем тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году самые интересные события происходили за рубежом, в СССР было затхло и скучно. Особенно по сравнению с тем, что было несколько лет назад. Тогда всё задвигалось, зашевелилось, скинуло паутину. Двери не открылись и замки на них остались, но распахнулись окна, хлынул свежий воздух и солнечный свет. Происходили удивительные события, появились новые яркие люди - вот эти самые, собравшиеся сегодня на «воскресник», - а ведь казалось, что бескислородные десятилетия удушили всё живое, навечно отучили подданных чугунной державы шагать не в ногу. Но оказалось, что это было всего лишь проветривание, на окнах снова задвинулись шпингалеты, остались одни форточки, да и те едва приоткрытые.
Акунин-Чхартишвили, «Другой путь». Акунинский «Семейный альбом» я читаю абы как. Начала с того, что не прочла «Аристономию» (Л. сказал, что мне не понравится). Потом взялась за «Другой путь», засохла на философии любви (оно мне надо?) и бросила. Пять лет спустя по уши влюбилась в « Медвежатницу» и тогда уж непременно решила прочесть «Собачью смерть». А друг мой Миша mike_bb говорит: ну ты начни хоть с какого-то начала. И если уж такая нетерпеливая, то пропускай нафиг философию «Другого пути», прочти хотя бы художественную часть. И я, всячески, конечно, стесняясь, так и сделала, прослушав ее в божественном исполнении Клюквина. Написано прекрасно, герои и эпоха как живые. И конечно же, сразу из «Медвежатницы» восполнились пробелы (Мирра и Антон, Иннокентий Иванович), и к «Собачьей смерти» подготовка (Филя Бляхин, Рогачов-отец). О последней книге вообще хочется много написать.
Акунин-Чхартишвили, «Собачья смерть». Она хитро устроена: тут даже не две временные линии, а две с половиной. Основная - в настоящем времени (1968 год), ее главный герой - писатель Марат Рогачов. И он пишет два романа: один (для печати) - о революционере Степняке-Кравчинском, второй (для себя, а может, кто знает, и для заграницы) - о британском разведчике Сиднее Рейли. Про Степняка коротенько получилось и не так интересно - а вот про Рейли очень душевно. Только подумать, что я даже имени этого не слышала - при том, что он считается «ведущей фигурой в мифологии современной британской разведдеятельности» и даже послужил одним из прототипов Джеймса Бонда! Но больше всего меня увлекла современная линия - Пражская весна, последние дни «оттепели», тусовка шестидесятников у Гриваса (Л. считает, что имелся в виду Аксенов). Под Воздвиженским я подозревала Вознесенского, но Л. предположил, что это помесь Вознесенского с Рождественским. Во-первых, заикается, а во-вторых, недаром он Джек (параллель с Робертом). Алюминий - конечно, Окуджава. Белочка - Белочка и есть; удивительно, что описана с неприязнью. Отдельный восторг от того, как виртуозно Акунин встраивает реальных персонажей в исторические линии. Тут и Яков Петерс, и даже сам Фридрих Энгельс (а в «Другом пути» Теодор Нетте - пароход и человек). А каков финт с Берзиным? Так мы теперь и не узнаем, был он провокатором или двойным агентом. Или вот еще: Этель Лилиан Войнич появляется и в той, и в другой книге Марата (в смысле, общается и с Рейли, и со Степняком). А потом читаешь в Википедии, что оба эти персонажа, возможно, послужили прототипами «Овода». Некоторые читатели высоко оценили «Науку стареть» - так называется житейско-философская вставка к «Собачьей смерти» (нельзя ведь без философии). Чувствуя угрызения совести за «науку любви», «науку стареть» я прослушала почти полностью, все полтора часа, чуть-чуть только прокрутила. Ну что я вам скажу? Либо очевидные для меня вещи, либо сомнительные. А вот основная книга, хоть и меньше «Медвежатницы», но очень мне понравилась. Получается, кстати, что каждая книга цикла «Семейный альбом» посвящена одному из десятилетий советской истории. Вот про 1930-е и 1940-е («Счастливая Россия» и «Трезориум») как-то уж очень боязно читать.
Длинно получилось - поэтому три книжки вместо обычных четырех. Вот цитату еще приведу - понравилась. В текущем тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году самые интересные события происходили за рубежом, в СССР было затхло и скучно. Особенно по сравнению с тем, что было несколько лет назад. Тогда всё задвигалось, зашевелилось, скинуло паутину. Двери не открылись и замки на них остались, но распахнулись окна, хлынул свежий воздух и солнечный свет. Происходили удивительные события, появились новые яркие люди - вот эти самые, собравшиеся сегодня на «воскресник», - а ведь казалось, что бескислородные десятилетия удушили всё живое, навечно отучили подданных чугунной державы шагать не в ногу. Но оказалось, что это было всего лишь проветривание, на окнах снова задвинулись шпингалеты, остались одни форточки, да и те едва приоткрытые.