ч. 281
А всё началось, конешно, с Григория. В самый разгар перестройки взяли, да и выбрали его самым главным в многотерпеливом нашем городе.
Народ-то наш в ту пору ни проголосовать, ни подсчитать голоса правильно ещё не умел. И то сказать - даже и в более искушённых царствах от сей передовой хитрой системы плодов (в виде царств менее расторопных) дожидались не вдруг. За Гришу даже и агитировать особенно не пришлось - все в городе знали, что он человек творческой профессии, добрый в душе и пьёт только, когда задумается. Но по этому последнему поводу народ и не беспокоился - не математика же выбирали - а сама новая система представлялась таковой, что внутри неё задумываться было излишним. Ничтоже сумняшеся, Гриша собрал себе малую команду и принялся за реформы.
(Меня тогда не было в городе, и в ту команду я не попал, что очень жаль - выдалась бы, наконец, возможность споспешествовать. И выказать, какой я добрый, умный и не беру взяток. Потому как в бездарно промчавшейся жизни взяток мне никто не давал, отчего трудно было проявлять свою доброту, нужным образом раздавая ненужное, ну а ум при таком положении дел выказывать было бы глупо.)
Реформы, проведённые Гришей, были положительно восприняты большинством жителей города. В школы он назначил учителей, исключительно знавших свой предмет и любящих детей, врачам было строго запрещено выписывать лекарства, предварительно не испробовав их на себе (отчего здоровье и жителей, и врачей существенно окрепло, а всем известный психиатр О.А. Нанака чуть было не женился), а большую часть томных начальников перевёл на работу дворниками и мусорщиками, наделив белыми фартуками, новыми мётлами и рекомендовав отпустить бороды. В городе устроили множество фонтанов, окружив их не бетоном, а травою, цветами и кустарником.
Женщины сделались намного красивее, что, как известно, бывает в двух случаях, и один из них: радость и восторженное чего-то ожидание. Весною город оккупировала целая армия соловьёв, у фонтанов кружились разнообразные бабочки и вечно пьяные стрекозы-красотки. Все осенние и зимние праздники перенесли на май. Жители ночи напролёт гуляли по городу, укутанные ароматом черёмухи, слушали журчание фонтанов и пение соловьёв, а при встрече прямо-таки бросались друг к другу в объятия. Дело шло к демографическому взрыву.
Гриша, устроив всё это, как-то отошёл от дел. Он проводил всё время на лугах, у речки, где преследовал самых неказистых с виду насекомых и поражался рассыпчатости и целостности мира.
Но не дремали злые силы. Бывшие начальники, окрепшие духом и телом на свежем воздухе, оставили томность и собрали в тайном месте бывших своих секретарш. (С этими секретаршами были проблемы. Сперва их посадили кассиршами в магазины, но там секретарши ломали ногти о кассовые аппараты и лаялись с каждым покупателем. Тогда их отправили в леса - вязать мётлы для бывших своих начальников. В лесах секретарши вновь отрастили ногти и вконец одичали.) Бывшие начальники уговорили бывших секретарш отыскать Гришу и заставить его задуматься. Сначала бывшие секретарши отказывались, потому как считали, что заставлять человека думать - страшное издевательство, но потом посмотрели на свои длинные ногти без маникюра и сильно озлобились в душе.
Дикие секретарши нашли Гришу на лесной поляне - он лежал на пузе и с помощью соломинки помогал двум муравьям тащить дохлую гусеницу. Муравьи обижались, нервничали и кусали Гришу за соломинку. Дикие секретарши окружили Гришу и сказали, что он много чего сделал хорошего, но что будет, когда его, Гриши, не будет? И ушли, виляя бёдрами и почём зря раня траву острыми длинными каблуками. А Гриша бросил соломинку и задумался. А задумавшись, пошёл и купил портвейна. Выпив портвейна, задумался ещё больше, и выпил ещё и придумал, что хорошее будет хорошеть, а когда его не станет, то обязательно начнётся плохое, а ведь после хорошего плохое ещё хуже, чем само по себе! Это как с портвейном.
И подумав так, Гриша спьяну отменил все свои реформы, посадил обратно начальников с секретаршами и ушёл с должности самого главного. Вскоре заткнулись в городе фонтаны, улетели бабочки со стрекозами, а женщины вернулись к обычной своей красивости.
Народ-то наш в ту пору ни проголосовать, ни подсчитать голоса правильно ещё не умел. И то сказать - даже и в более искушённых царствах от сей передовой хитрой системы плодов (в виде царств менее расторопных) дожидались не вдруг. За Гришу даже и агитировать особенно не пришлось - все в городе знали, что он человек творческой профессии, добрый в душе и пьёт только, когда задумается. Но по этому последнему поводу народ и не беспокоился - не математика же выбирали - а сама новая система представлялась таковой, что внутри неё задумываться было излишним. Ничтоже сумняшеся, Гриша собрал себе малую команду и принялся за реформы.
(Меня тогда не было в городе, и в ту команду я не попал, что очень жаль - выдалась бы, наконец, возможность споспешествовать. И выказать, какой я добрый, умный и не беру взяток. Потому как в бездарно промчавшейся жизни взяток мне никто не давал, отчего трудно было проявлять свою доброту, нужным образом раздавая ненужное, ну а ум при таком положении дел выказывать было бы глупо.)
Реформы, проведённые Гришей, были положительно восприняты большинством жителей города. В школы он назначил учителей, исключительно знавших свой предмет и любящих детей, врачам было строго запрещено выписывать лекарства, предварительно не испробовав их на себе (отчего здоровье и жителей, и врачей существенно окрепло, а всем известный психиатр О.А. Нанака чуть было не женился), а большую часть томных начальников перевёл на работу дворниками и мусорщиками, наделив белыми фартуками, новыми мётлами и рекомендовав отпустить бороды. В городе устроили множество фонтанов, окружив их не бетоном, а травою, цветами и кустарником.
Женщины сделались намного красивее, что, как известно, бывает в двух случаях, и один из них: радость и восторженное чего-то ожидание. Весною город оккупировала целая армия соловьёв, у фонтанов кружились разнообразные бабочки и вечно пьяные стрекозы-красотки. Все осенние и зимние праздники перенесли на май. Жители ночи напролёт гуляли по городу, укутанные ароматом черёмухи, слушали журчание фонтанов и пение соловьёв, а при встрече прямо-таки бросались друг к другу в объятия. Дело шло к демографическому взрыву.
Гриша, устроив всё это, как-то отошёл от дел. Он проводил всё время на лугах, у речки, где преследовал самых неказистых с виду насекомых и поражался рассыпчатости и целостности мира.
Но не дремали злые силы. Бывшие начальники, окрепшие духом и телом на свежем воздухе, оставили томность и собрали в тайном месте бывших своих секретарш. (С этими секретаршами были проблемы. Сперва их посадили кассиршами в магазины, но там секретарши ломали ногти о кассовые аппараты и лаялись с каждым покупателем. Тогда их отправили в леса - вязать мётлы для бывших своих начальников. В лесах секретарши вновь отрастили ногти и вконец одичали.) Бывшие начальники уговорили бывших секретарш отыскать Гришу и заставить его задуматься. Сначала бывшие секретарши отказывались, потому как считали, что заставлять человека думать - страшное издевательство, но потом посмотрели на свои длинные ногти без маникюра и сильно озлобились в душе.
Дикие секретарши нашли Гришу на лесной поляне - он лежал на пузе и с помощью соломинки помогал двум муравьям тащить дохлую гусеницу. Муравьи обижались, нервничали и кусали Гришу за соломинку. Дикие секретарши окружили Гришу и сказали, что он много чего сделал хорошего, но что будет, когда его, Гриши, не будет? И ушли, виляя бёдрами и почём зря раня траву острыми длинными каблуками. А Гриша бросил соломинку и задумался. А задумавшись, пошёл и купил портвейна. Выпив портвейна, задумался ещё больше, и выпил ещё и придумал, что хорошее будет хорошеть, а когда его не станет, то обязательно начнётся плохое, а ведь после хорошего плохое ещё хуже, чем само по себе! Это как с портвейном.
И подумав так, Гриша спьяну отменил все свои реформы, посадил обратно начальников с секретаршами и ушёл с должности самого главного. Вскоре заткнулись в городе фонтаны, улетели бабочки со стрекозами, а женщины вернулись к обычной своей красивости.