К дискуссии с Петровичем - и о коммунизме.
В ответ на мои замечания Петрович решительно бросился в идеологическую баталию, обрушив на меня обвинения в оппортунизме, пугающий и тяжеловесный новояз, вроде странного слова «диаматический», авторитет В.И. Ленина и даже не поленился покопаться у меня в журнале, где любое нарытое отклонение от «Генеральной линии» сделалось несомненным свидетельством моего идеологического падения. Тут уж всяко лыко в строку, как вы понимаете.
Так что придется нам вернуться к уже обсужденным вопросам.
Возражения Петровича сводятся к тому, что в работе «Критика Готской программы», Маркс таки писал о стадиях коммунизма, и называл их низшей и высшей, а за ним и Ленин в работе «Государство и революция». Кстати, громоподобно Петрович обвинил меня в том, что я решаюсь спорить с Лениным, и в связи с этим у меня возник вопрос. Интересно было бы узнать, спорить с Лениным это ужас, ужас, или просто ужас? Вот, например, Ленин пишет в названной работе: «То, что обычно называют социализмом, Маркс называл "первой" или низшей фазой коммунистического общества», и очень хочется узнать, где это «что обычно»? Среди русских революционеров, или у Маркса с Энгельсом? Потому как у последних это совсем не обычно. Маркс предпочитал пользоваться термином коммунизм, а Энгельс в работе «Развитие социализма от утопии к науке» говорил о социализме как о доктрине, теории коммунистического движения, но вовсе не как о стадии. Впрочем, Бог с ним, вернемся к нашим баранам.
Для начала зададим себе вопрос. А зачем нам дискуссия о том, являлся ли советский строй первой фазой коммунистической формации или чем-то другим? Какая разница? Не схоластика ли это, выяснять к какому из идеальных типов (а капитализм и коммунизм, это, понятное дело, идеальные типы) принадлежит вполне реальный способ совместной жизни миллионов людей - советский строй? Тот же Кара-мурза говорит, что вот де был такой-то способ жизнеустройства и давайте его исследовать чисто феноменологически, не мороча себе голову всякой ерундой.
Однако смысл есть, и более того, ответ на поставленный вопрос имеет громадную важность. Проблема то состоит в том, что СССР пал. И в этом контексте ответ на вопрос, был ли советский строй частью, пускай и начальной, самой низшей, коммунистической формации, или формой капитализма, или, как я говорю, альтернативным капитализму способом создания материальных предпосылок коммунизма, получает очень важное методологическое значение. Если советский строй пал, если в недрах его развились силы, пожравшие социализм, или как пишет Петрович, протобуржуазия (что за зверь такой?), и одновременно советский социализм был часть коммунистической формации, значит, сама коммунистическая формация сущностно ничем не отличается от формации экономической. Значит, и при коммунизме существуют превращенные формы, которые в состоянии пожирать содержание, значит и при коммунизме не достигается цельность человеческой личности, а ведь нужно понимать, что обобществление средств производства в марксизме вовсе не является самоцелью - это лишь одно из средств вернуть человека самому себе, и вернуть общество человеку.
Догматический марксист в лице Петровича возразит мне привычной трескучей фразой о родимых пятнах капитализма на чистом лике коммунизма, не усматривая именно тут очевидного оппортунизма, в котором Петровичу полюбилось обвинять меня. Ведь получается типично эволюционный взгляд, взгляд еврокоммунистов на процесс исторического развития. Получается, что не нужно никаких революций, а нужно только чаще мыть и умащать маслами физиономию, и со временем родимые пятна сойдут и коммунизм обнаружится в своем чистом виде.
Еще раз повторю! Суть коммунистической формации не в отмене частной собственности. На самом деле это лишь момент, сопутствующий (хотя и обязательный) процесс, необходимое, но далеко не достаточное условие по настоящему сущностных изменений, и пока этих изменений не произошло, говорить о коммунистической формации нельзя. Либо мы признаем диалектическое (или, употребляя слово-сервант Петровича - диаматическое) развитие общества, в котором эволюционные изменения сменяются качественными, революционными изменениями, либо нам остается рассуждать о постепенно убывающих родимых пятнах. Либо мы соглашаемся с тем, что коммунистическая формации должна иметь какое-то сущностное отличие от формации экономической, и гораздо более существенное, чем отличия между разными способами производства настоящей, экономической формации, либо мы вообще отказываемся от диалектики, к чему нас и призывает Петрович.
И это отличие вовсе не в обобществлении средств производства, ибо обобществление вовсе не новость для экономической формации, а совсем в другом, в преодолении всеобщего отчуждения, вызванного, в конечном счете, разделением труда. Общее владение средствами производства неоднократно встречается и в рамках экономической формации. Маркс таки да, называл такие системы низшими, начальными формами коммунизма. Например, общинную собственность в России, Индии и т.д. Маркс назвал «высшей формой архаического типа собственности, т.н. собственностью коммунистической», и что? Он говорил и о коммунизме общины, о грубом коммунизме, о политическом коммунизме, но эти коммунизмы имеют весьма слабое отношение к коммунистической формации, приходящей на смену формации экономической. Я приведу довольно пространную цитату Маркса, где он рассуждает о такой низшей форме коммунизма, и куда более жестко, чем в «Критике готской программы» (привожу целиком эту цитату, по причине объема в конце текста (1)). «Этот коммунизм - пишет Маркс, - есть лишь последовательное выражение частной собственности… такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее». И вот ЭТО(!) Петрович пытается назвать первой стадией коммунистической формации и корме того, пытается нам рассказать, что именно ОНО и было в СССР. Впрочем, об этом еще ниже скажу, а пока продолжим.
Хочу заметить, что склонностью к описанному эволюционизму (хе-хе, оппортунистическому) обладала вся система советского марксизма. Причины того в начале и середине XX века очевидно были, и заключались они в том, что материальные силы еще в ЯВНОМ виде не соответствовали уровню, необходимому для перехода в коммунистическую формацию. И советские идеологи надеялись именно на эволюцию в коммунизм (там, видимо, Петрович и подцепил свое доктринерство). Выражением этой склонности было изобретение знаменитого «Пятичлена» - системы пяти формаций, сменяющих друг друга от первобытнообщинной формации до коммунистической. Забавно, что развитие исторической науки достаточно быстро поставило пятичлен под сомнение, например, сегодня сомнительно вообще существование рабовладения, как некого универсального на определенной стадии определяющего экономический процесс института.
Дело в том, что у Маркса никакого пятичленна не было. Он знал всего ДВЕ формации - архаическую, (или первобытную), и экономическую, а вот эта экономическая формация в своем развитии прошла ряд способов производства. Вектор развития экономической формации заключался в том, что вещные отношения выступали во все более чистом виде, что формация все более становилась экономической, т.е. отношения людей во все большей степени становились выводимы из чисто экономических оснований. Подход Маркса куда менее догматичен, чем советский, «пятичленный» подход. Дело в том, что для теории Маркса не особо важны конкретные черты способов производства, через которые развивалась экономическая формация. Он, конечно, глубоко изучал историю Европы, и именно этим материалом обосновал свои взгляды на сменяющиеся способы производства, но если бы к нему подскочил современный критик и объявил ему, что вот, де, не в Европе все иначе, он бы мог спокойно ответить - «Почему бы и нет?». Именно потому, что на ранних стадиях развития экономической формации человеческие отношения далеко не в полной мере выводимы из отношений экономических, они могут приобретать весьма разные формы, существенно отличные от европейских, тут лишь вопрос общего вектора развития в сторону все большей экономической, вещной детерминации, что, в конце концов, должно закончится капиталистической унификацией, которую мы сегодня и наблюдаем. А вот для советского пятичленна покушение на ту или иную форму, вроде классического европейского феодализма - потрясения основ.
Впрочем, я опять отвлекся. Прошу моего читателя простить меня, ибо критика Петровича для меня скорее повод поделиться с вами своими мыслями по интересным для меня вопросам, и поэтому я часто отвлекаюсь. Как бы то ни было, суть в том, что когда мы рассуждаем в рамках пятичлена, то переход от капитализма к коммунизму видится как достаточно тривиальная схема, вроде перехода от феодализма к капитализму. Коммунизм становится всего лишь одной из пяти формаций. Тут уж и родимые пятна, и эволюция, типа зацепились за коммунизм одной рукой и теперь подтянемся. Советская идеология принизила, заболтала коммунизм. Но согласно Марксу дело обстоит куда глобальнее. По Марксу подобный переход осуществился всего один раз, когда по причине совершенствования средств труда появилось разделение труда, из которого вышло все, вся цивилизация и культура от первой прялки и пирамид до «Джоконды» и салата «Оливье» на новый год. Вот точно такой по своей глобальности должен быть переход из экономической формации в коммунистическую. По выражению Маркса предыстория заканчивается, и начинается история! И основанием такого изменения должно быть совершенствование средств и соответственно способов труда, а форма собственности, вернее даже исчезновение самой идеи собственности - лишь следствие, момент этой фундаментальной революции.
Так что подытожу. Только высшая стадия коммунизма, только высшая его форма - это коммунистическая формация у Маркса. Все остальные формы коммунизма - совсем другое, всего лишь формы общинного (общественного) владения собственностью, вполне существующие в рамках экономической формации. И мы в СССР существовали в этих рамках, рамках экономической формации. Не в рамках именно капитализма, а экономической формации как таковой, а вовсе не коммунистической формации. Беда догматических марксистов в том, что он, в соответствии с известной фразой «ничего не забыли и ничему не научились». Не пытаясь взглянуть на свою доктрину со стороны, не пытаясь заново перечитать Маркса, не пытаясь понять саму суть его теории, и довольствуясь повторением штампов-кубиков «марксизма-ленининизма», они обречены на попытки повторять пройденное. СССР пал, и какие же они сделали выводы? Никаких, а потому попробуем еще раз, по точно тем же схемам, с разгону головой. Голова не болит? Или как говаривал знаменитый ходжа, «тот, кто носит медный щит, тот имеет медный лоб»? Но у народа-то болит.
Впрочем, другими вопросами нашей дискуссии с Петровичем я займусь в следующий раз, ибо занят. Хочу сказать еще пару слов по одному интересному вопросу, а именно насколько СССР был вот той самой низшей, первой формой коммунизма, которая описана в приведенной цитате (и мягче в «Критике готской программы»), как утверждает Петрович.
Дело в том, что антисоветски настроенные граждане, критики советского социализма очень часто обвиняют советский строй именно на основании этой цитаты, демонстрируя, что у нас был именно такой грубый, основанный на тупости и зависти коммунизм. Я же утверждаю, что такого коммунизма у нас по большому счету не было. Т.е. он проявился на заре советской власти в форме военного коммунизма (и с идеями общности жен, развившимися в теорию «стакана воды» если вы помните), он имел своих идеологов и позже, например Троцкого, и элементы таких отношений, в первую очередь в виде уравниловки усилились с «воцарением» Хрущева. Но социально-экономическая система эпохи Сталина, ни в коей мере не была системой такого грубого коммунизма. Можно было бы озаботиться скрупулезными доказательствами предложенного тезиса, но это за меня с куда большим талантом сделал сам Троцкий в своей знаменитой работе «Преданная революция». Глава за главой в работе изложены моменты отхода Сталина от лелеянного Троцким, и описанного Марксом грубого коммунизма. Обращу внимание лишь на один момент. Маркс пишет: «…такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации…», однако в СССР такое отрицание присуще лишь начальному периоду ее истории. При Сталине общество решительно отошло от подобного культурного экстремизма, и наоборот, с энтузиазмом неофита взялось осваивать все богатство человеческой культуры. Еще в годы перестройки на заявления борцов о советском тоталитаризме, нивелирующим личность, я отвечал, - нельзя нивелировать личность, с детства занимаясь классным и внеклассным чтением лучших образцов классической литературы, нельзя делать из людей зомбированных роботов, таская их в театры, на концерты и в картинные галереи. Их даже в библиотеки записывать нельзя. Так что, несмотря на то, что элементы такой формы коммунизма с дурным постоянством всплывали в системе социальных отношений советского общества, но лишь элементы (впрочем, и эти элементы стали вызывать все большее недовольство советских граждан с развитием личности в СССР), чуждые магистральному пути.
А что же мы видим в дискуссии с Петровичем? А мы видим, что прилагая описания грубой, низшей формы коммунизма к советской действительности, Петрович, по сути, становится на сторону наиболее махровых антисоветчиков. И кто же оппортунист после этого?:)
(1). «Беря отношение частной собственности в его всеобщности, коммунизм
1) в его первой форме является лишь обобщением и завершением этого отношения. Как таковой он имеет двоякий вид: во-первых, господство вещественной собственности над ним так велико, что он стремится уничтожить все то, чем, на началах частной собственности, не могут обладать все; он хочет насильственно абстрагироваться от таланта и т. д. Непосредственное физическое обладание представляется ему единственной целью жизни и существования; категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей; отношение частной собственности остается отношением всего общества к миру вещей; наконец, это движение, стремящееся противопоставить частной собственности всеобщую частную собственность, выражается в совершенно животной форме, когда оно противопоставляет браку (являющемуся, действительно, некоторой формой исключительной частной собственности) общность жен, где, следовательно, женщина становится общественной и всеобщей собственностью. Можно сказать, что эта идея общности жен выдает тайну этого еще совершенно грубого и неосмысленного коммунизма. Подобно тому как женщина переходит тут от брака ко всеобщей проституции (Проституция является лишь некоторым особым выражением всеобщего проституирования рабочего, а так как это проституирование представляет собой такое отношение, в которое попадает не только проституируемый, но и проституирующий, причем гнусность последнего еще гораздо больше, то и капиталист и т, д. подпадает под эту категорию), так и весь мир богатства, т. е. предметной сущности человека, переходит от исключительного брака с частным собственником к универсальной проституции со всем обществом. Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием. Всеобщая и конституирующаяся как власть зависть представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет. Всякая частная собственность как таковая ощущает - по крайней мере по отношению к более богатой частной собственности - зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции. Грубый коммунизм есть лишь завершение этой зависти и этого нивелирования, исходящее из представления о некоем минимуме. У него - определенная ограниченная мера. Что такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее.
Для такого рода коммунизма общность есть лишь общность труда и равенство заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом. Обе стороны взаимоотношения подняты на ступень представляемой всеобщности: труд - как предназначение каждого, а капитал- как признанная всеобщность и сила всего общества…
Таким образом, первое положительное упразднение частной собственности, грубый коммунизм, есть только форма проявления гнусности частной собственности, желающей утвердить себя в качестве положительной общности».
Философско-экономические рукописи 1844 года. http://psylib.org.ua/books/marxk01/txt07.htm
Так что придется нам вернуться к уже обсужденным вопросам.
Возражения Петровича сводятся к тому, что в работе «Критика Готской программы», Маркс таки писал о стадиях коммунизма, и называл их низшей и высшей, а за ним и Ленин в работе «Государство и революция». Кстати, громоподобно Петрович обвинил меня в том, что я решаюсь спорить с Лениным, и в связи с этим у меня возник вопрос. Интересно было бы узнать, спорить с Лениным это ужас, ужас, или просто ужас? Вот, например, Ленин пишет в названной работе: «То, что обычно называют социализмом, Маркс называл "первой" или низшей фазой коммунистического общества», и очень хочется узнать, где это «что обычно»? Среди русских революционеров, или у Маркса с Энгельсом? Потому как у последних это совсем не обычно. Маркс предпочитал пользоваться термином коммунизм, а Энгельс в работе «Развитие социализма от утопии к науке» говорил о социализме как о доктрине, теории коммунистического движения, но вовсе не как о стадии. Впрочем, Бог с ним, вернемся к нашим баранам.
Для начала зададим себе вопрос. А зачем нам дискуссия о том, являлся ли советский строй первой фазой коммунистической формации или чем-то другим? Какая разница? Не схоластика ли это, выяснять к какому из идеальных типов (а капитализм и коммунизм, это, понятное дело, идеальные типы) принадлежит вполне реальный способ совместной жизни миллионов людей - советский строй? Тот же Кара-мурза говорит, что вот де был такой-то способ жизнеустройства и давайте его исследовать чисто феноменологически, не мороча себе голову всякой ерундой.
Однако смысл есть, и более того, ответ на поставленный вопрос имеет громадную важность. Проблема то состоит в том, что СССР пал. И в этом контексте ответ на вопрос, был ли советский строй частью, пускай и начальной, самой низшей, коммунистической формации, или формой капитализма, или, как я говорю, альтернативным капитализму способом создания материальных предпосылок коммунизма, получает очень важное методологическое значение. Если советский строй пал, если в недрах его развились силы, пожравшие социализм, или как пишет Петрович, протобуржуазия (что за зверь такой?), и одновременно советский социализм был часть коммунистической формации, значит, сама коммунистическая формация сущностно ничем не отличается от формации экономической. Значит, и при коммунизме существуют превращенные формы, которые в состоянии пожирать содержание, значит и при коммунизме не достигается цельность человеческой личности, а ведь нужно понимать, что обобществление средств производства в марксизме вовсе не является самоцелью - это лишь одно из средств вернуть человека самому себе, и вернуть общество человеку.
Догматический марксист в лице Петровича возразит мне привычной трескучей фразой о родимых пятнах капитализма на чистом лике коммунизма, не усматривая именно тут очевидного оппортунизма, в котором Петровичу полюбилось обвинять меня. Ведь получается типично эволюционный взгляд, взгляд еврокоммунистов на процесс исторического развития. Получается, что не нужно никаких революций, а нужно только чаще мыть и умащать маслами физиономию, и со временем родимые пятна сойдут и коммунизм обнаружится в своем чистом виде.
Еще раз повторю! Суть коммунистической формации не в отмене частной собственности. На самом деле это лишь момент, сопутствующий (хотя и обязательный) процесс, необходимое, но далеко не достаточное условие по настоящему сущностных изменений, и пока этих изменений не произошло, говорить о коммунистической формации нельзя. Либо мы признаем диалектическое (или, употребляя слово-сервант Петровича - диаматическое) развитие общества, в котором эволюционные изменения сменяются качественными, революционными изменениями, либо нам остается рассуждать о постепенно убывающих родимых пятнах. Либо мы соглашаемся с тем, что коммунистическая формации должна иметь какое-то сущностное отличие от формации экономической, и гораздо более существенное, чем отличия между разными способами производства настоящей, экономической формации, либо мы вообще отказываемся от диалектики, к чему нас и призывает Петрович.
И это отличие вовсе не в обобществлении средств производства, ибо обобществление вовсе не новость для экономической формации, а совсем в другом, в преодолении всеобщего отчуждения, вызванного, в конечном счете, разделением труда. Общее владение средствами производства неоднократно встречается и в рамках экономической формации. Маркс таки да, называл такие системы низшими, начальными формами коммунизма. Например, общинную собственность в России, Индии и т.д. Маркс назвал «высшей формой архаического типа собственности, т.н. собственностью коммунистической», и что? Он говорил и о коммунизме общины, о грубом коммунизме, о политическом коммунизме, но эти коммунизмы имеют весьма слабое отношение к коммунистической формации, приходящей на смену формации экономической. Я приведу довольно пространную цитату Маркса, где он рассуждает о такой низшей форме коммунизма, и куда более жестко, чем в «Критике готской программы» (привожу целиком эту цитату, по причине объема в конце текста (1)). «Этот коммунизм - пишет Маркс, - есть лишь последовательное выражение частной собственности… такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее». И вот ЭТО(!) Петрович пытается назвать первой стадией коммунистической формации и корме того, пытается нам рассказать, что именно ОНО и было в СССР. Впрочем, об этом еще ниже скажу, а пока продолжим.
Хочу заметить, что склонностью к описанному эволюционизму (хе-хе, оппортунистическому) обладала вся система советского марксизма. Причины того в начале и середине XX века очевидно были, и заключались они в том, что материальные силы еще в ЯВНОМ виде не соответствовали уровню, необходимому для перехода в коммунистическую формацию. И советские идеологи надеялись именно на эволюцию в коммунизм (там, видимо, Петрович и подцепил свое доктринерство). Выражением этой склонности было изобретение знаменитого «Пятичлена» - системы пяти формаций, сменяющих друг друга от первобытнообщинной формации до коммунистической. Забавно, что развитие исторической науки достаточно быстро поставило пятичлен под сомнение, например, сегодня сомнительно вообще существование рабовладения, как некого универсального на определенной стадии определяющего экономический процесс института.
Дело в том, что у Маркса никакого пятичленна не было. Он знал всего ДВЕ формации - архаическую, (или первобытную), и экономическую, а вот эта экономическая формация в своем развитии прошла ряд способов производства. Вектор развития экономической формации заключался в том, что вещные отношения выступали во все более чистом виде, что формация все более становилась экономической, т.е. отношения людей во все большей степени становились выводимы из чисто экономических оснований. Подход Маркса куда менее догматичен, чем советский, «пятичленный» подход. Дело в том, что для теории Маркса не особо важны конкретные черты способов производства, через которые развивалась экономическая формация. Он, конечно, глубоко изучал историю Европы, и именно этим материалом обосновал свои взгляды на сменяющиеся способы производства, но если бы к нему подскочил современный критик и объявил ему, что вот, де, не в Европе все иначе, он бы мог спокойно ответить - «Почему бы и нет?». Именно потому, что на ранних стадиях развития экономической формации человеческие отношения далеко не в полной мере выводимы из отношений экономических, они могут приобретать весьма разные формы, существенно отличные от европейских, тут лишь вопрос общего вектора развития в сторону все большей экономической, вещной детерминации, что, в конце концов, должно закончится капиталистической унификацией, которую мы сегодня и наблюдаем. А вот для советского пятичленна покушение на ту или иную форму, вроде классического европейского феодализма - потрясения основ.
Впрочем, я опять отвлекся. Прошу моего читателя простить меня, ибо критика Петровича для меня скорее повод поделиться с вами своими мыслями по интересным для меня вопросам, и поэтому я часто отвлекаюсь. Как бы то ни было, суть в том, что когда мы рассуждаем в рамках пятичлена, то переход от капитализма к коммунизму видится как достаточно тривиальная схема, вроде перехода от феодализма к капитализму. Коммунизм становится всего лишь одной из пяти формаций. Тут уж и родимые пятна, и эволюция, типа зацепились за коммунизм одной рукой и теперь подтянемся. Советская идеология принизила, заболтала коммунизм. Но согласно Марксу дело обстоит куда глобальнее. По Марксу подобный переход осуществился всего один раз, когда по причине совершенствования средств труда появилось разделение труда, из которого вышло все, вся цивилизация и культура от первой прялки и пирамид до «Джоконды» и салата «Оливье» на новый год. Вот точно такой по своей глобальности должен быть переход из экономической формации в коммунистическую. По выражению Маркса предыстория заканчивается, и начинается история! И основанием такого изменения должно быть совершенствование средств и соответственно способов труда, а форма собственности, вернее даже исчезновение самой идеи собственности - лишь следствие, момент этой фундаментальной революции.
Так что подытожу. Только высшая стадия коммунизма, только высшая его форма - это коммунистическая формация у Маркса. Все остальные формы коммунизма - совсем другое, всего лишь формы общинного (общественного) владения собственностью, вполне существующие в рамках экономической формации. И мы в СССР существовали в этих рамках, рамках экономической формации. Не в рамках именно капитализма, а экономической формации как таковой, а вовсе не коммунистической формации. Беда догматических марксистов в том, что он, в соответствии с известной фразой «ничего не забыли и ничему не научились». Не пытаясь взглянуть на свою доктрину со стороны, не пытаясь заново перечитать Маркса, не пытаясь понять саму суть его теории, и довольствуясь повторением штампов-кубиков «марксизма-ленининизма», они обречены на попытки повторять пройденное. СССР пал, и какие же они сделали выводы? Никаких, а потому попробуем еще раз, по точно тем же схемам, с разгону головой. Голова не болит? Или как говаривал знаменитый ходжа, «тот, кто носит медный щит, тот имеет медный лоб»? Но у народа-то болит.
Впрочем, другими вопросами нашей дискуссии с Петровичем я займусь в следующий раз, ибо занят. Хочу сказать еще пару слов по одному интересному вопросу, а именно насколько СССР был вот той самой низшей, первой формой коммунизма, которая описана в приведенной цитате (и мягче в «Критике готской программы»), как утверждает Петрович.
Дело в том, что антисоветски настроенные граждане, критики советского социализма очень часто обвиняют советский строй именно на основании этой цитаты, демонстрируя, что у нас был именно такой грубый, основанный на тупости и зависти коммунизм. Я же утверждаю, что такого коммунизма у нас по большому счету не было. Т.е. он проявился на заре советской власти в форме военного коммунизма (и с идеями общности жен, развившимися в теорию «стакана воды» если вы помните), он имел своих идеологов и позже, например Троцкого, и элементы таких отношений, в первую очередь в виде уравниловки усилились с «воцарением» Хрущева. Но социально-экономическая система эпохи Сталина, ни в коей мере не была системой такого грубого коммунизма. Можно было бы озаботиться скрупулезными доказательствами предложенного тезиса, но это за меня с куда большим талантом сделал сам Троцкий в своей знаменитой работе «Преданная революция». Глава за главой в работе изложены моменты отхода Сталина от лелеянного Троцким, и описанного Марксом грубого коммунизма. Обращу внимание лишь на один момент. Маркс пишет: «…такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации…», однако в СССР такое отрицание присуще лишь начальному периоду ее истории. При Сталине общество решительно отошло от подобного культурного экстремизма, и наоборот, с энтузиазмом неофита взялось осваивать все богатство человеческой культуры. Еще в годы перестройки на заявления борцов о советском тоталитаризме, нивелирующим личность, я отвечал, - нельзя нивелировать личность, с детства занимаясь классным и внеклассным чтением лучших образцов классической литературы, нельзя делать из людей зомбированных роботов, таская их в театры, на концерты и в картинные галереи. Их даже в библиотеки записывать нельзя. Так что, несмотря на то, что элементы такой формы коммунизма с дурным постоянством всплывали в системе социальных отношений советского общества, но лишь элементы (впрочем, и эти элементы стали вызывать все большее недовольство советских граждан с развитием личности в СССР), чуждые магистральному пути.
А что же мы видим в дискуссии с Петровичем? А мы видим, что прилагая описания грубой, низшей формы коммунизма к советской действительности, Петрович, по сути, становится на сторону наиболее махровых антисоветчиков. И кто же оппортунист после этого?:)
(1). «Беря отношение частной собственности в его всеобщности, коммунизм
1) в его первой форме является лишь обобщением и завершением этого отношения. Как таковой он имеет двоякий вид: во-первых, господство вещественной собственности над ним так велико, что он стремится уничтожить все то, чем, на началах частной собственности, не могут обладать все; он хочет насильственно абстрагироваться от таланта и т. д. Непосредственное физическое обладание представляется ему единственной целью жизни и существования; категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей; отношение частной собственности остается отношением всего общества к миру вещей; наконец, это движение, стремящееся противопоставить частной собственности всеобщую частную собственность, выражается в совершенно животной форме, когда оно противопоставляет браку (являющемуся, действительно, некоторой формой исключительной частной собственности) общность жен, где, следовательно, женщина становится общественной и всеобщей собственностью. Можно сказать, что эта идея общности жен выдает тайну этого еще совершенно грубого и неосмысленного коммунизма. Подобно тому как женщина переходит тут от брака ко всеобщей проституции (Проституция является лишь некоторым особым выражением всеобщего проституирования рабочего, а так как это проституирование представляет собой такое отношение, в которое попадает не только проституируемый, но и проституирующий, причем гнусность последнего еще гораздо больше, то и капиталист и т, д. подпадает под эту категорию), так и весь мир богатства, т. е. предметной сущности человека, переходит от исключительного брака с частным собственником к универсальной проституции со всем обществом. Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием. Всеобщая и конституирующаяся как власть зависть представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет. Всякая частная собственность как таковая ощущает - по крайней мере по отношению к более богатой частной собственности - зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции. Грубый коммунизм есть лишь завершение этой зависти и этого нивелирования, исходящее из представления о некоем минимуме. У него - определенная ограниченная мера. Что такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее.
Для такого рода коммунизма общность есть лишь общность труда и равенство заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом. Обе стороны взаимоотношения подняты на ступень представляемой всеобщности: труд - как предназначение каждого, а капитал- как признанная всеобщность и сила всего общества…
Таким образом, первое положительное упразднение частной собственности, грубый коммунизм, есть только форма проявления гнусности частной собственности, желающей утвердить себя в качестве положительной общности».
Философско-экономические рукописи 1844 года. http://psylib.org.ua/books/marxk01/txt07.htm