ДЕКАБРИСТ НИКОЛАЙ ЛОРЕР. 2
Никита Кирсанов. "Декабрист Николай Лорер" (часть 2).
Н.А. Бестужев. Портрет Николая Ивановича Лорера. 1832 г.
О своей дальнейшей жизни, службе в дворянском полку при 2-м кадетском корпусе (22.03.-21.11.1812), откуда был выпущен прапорщиком по армии, "покровительстве" цесаревича Константина Павловича и заграничных походах 1813-1814 гг. Н.И. Лорер сам рассказал как в своих "Записках", так и в самостоятельном рассказе "Из воспоминаний русского офицера". Эти воспоминания интересны не только как материал для биографии Лорера и не только как образец его живого, остроумного и художественного рассказа, они дают обильный материал для критики легенды о решающем влиянии заграничных походов на миросозерцание декабристов. В переживаниях самого Лорера "заграница" не была связана с каким-либо идеологическим переворотом. Он жадно впитывал заграничные впечатления, живо относился ко всему, что его окружало, но никакого резкого перелома в его мировоззрении заграница не произвела - она могла лишь положить начало его "вольнодумству". Этот резкий перелом произвело в нём восстание Семёновского полка в 1820 году. Единственное, на что нужно ещё обратить внимание, говоря о заграничном периоде жизни Лорера, - это на вступление его в масонскую ложу в городе Оффенбахе. Сохранилось об этом собственноручное свидетельство самого Лорера. В списке военных чинов, давших подписку о неучастии в масонских ложах по требованию правительства, числился и Лорер, написавший: "Принадлежал к братству масонов в городе Оффенбахе". Об этом вступлении в масонскую ложу Лорер ничего не говорит в своих "Воспоминаниях русского офицера", этот факт устанавливается из других источников. Есть сведения, что Лорер принадлежал к масонской ложе "Палестина".
Чрезвычайно характерно для этого же периода жизни Лорера его пылкое увлечение Наполеоном. Весь рассказ "Из воспоминаний русского офицера" проникнут культом Наполеона. Это же настроение отражено и в стихотворении Лорера "Наполеон".
НАПОЛЕОН
У моря, на скале угрюмой,
Главу на грудь уныло преклоня,
Державный пленник, с тяжкой думой,
Один сидел. Светило дня
На западе из чёрных туч сияло
И пурпурной порфирой покрывало
Бездонную пучину синих вод.
"Торжественен твой запад и восход.
Ты не померкнешь в туче чёрной;
Ты не погаснешь в глубине;
Твой лик нетленный, животворный
Царит, как бог, в небесной вышине.
Не твой удел на жребий выпал мне;
Как ты, моя звезда приветлово сияла,
В пучине звёзд соперницы не знала
И, грозная, носилась над землёй,
Пророча смерть и разрушенье, -
Но всё похитило единое мгновенье...
О, Ватерлоо! теперь судьбы моей
Едва приметен луч над современной бездной;
Без славы и без битв, душой осиротев,
Под сворой дружных псов я усмирён, как лев,
И лицемерным сном дремлю в тюрьме железной.
Кричат: "Он побеждён!" Так что ж? Я - Аннибал!
История, твои заветные скрижали
Несчастием его не упрекали;
Ты врезала на них: "он Римлян побеждал",
Моя соперница - Россия,
Но победитель мой - судьба...
Я шёл не по следам Батыя,
И не бессмысленна была моя борьба:
Я движим был не погремушкой славы.
Я видел пепл Москвы, но я не Герострат...
Все царства я б сложил в итог одной державы...
Я прав перед людьми, пред богом - виноват.
Я не постиг его предназначенья,
Но, ослеплён успехом чудных дел,
Хотел переступить в пылу самозабвенья
Божественным перстом начертанный предел;
Хотел десницею железной
Внезапно завладеть веков грядущих бездной -
И те века до срока призвал я,
Чтоб предрассудков цепь заржавленную скинуть
И к цели высшей бытия
Ленивую громаду передвинуть".
Выше уже говорилось об огромном влиянии восстания Семёновского полка на Лорера. Обычно Следственная комиссия спрашивала каждого декабриста, что оказало влияние на его вольнодумство. Лореру также был задан вопрос: "С которого времени и откуда заимствовали первые вольнодумческие и либеральные мысли, т.е. от внушений ли других или от чтения книг и каким образом мнения сего рода в уме вашем укоренились?" Лорер в ответе указал не только на заграничные походы, но и на "времена смутные 1821 и 1822 гг., когда всякий молодой человек желал слыть либералом и каждый не был доволен своим состоянием".
В своих "Записках" Лорер дал очень краткое описание восстания Семёновского полка, но и в нём чувствуется, какую большую роль оно сыграло в его мировоззрении. Вскоре после этого и произошло вступление Лорера в тайное общество декабристов. И.Д. Якушкин в своих воспоминаниях даёт об этом не совсем точные сведения. Он пишет: "Бурцов, перед отъездом своим в Тульчин, принял Пущина, Оболенского, Нарышкина, Лорера и многих других" в Союз благоденствия. Речь идёт, следовательно, о 1818-1819 гг. Но дело Лорера опровергает эту версию. По показаниям его самого и перекрёстным показаниям других декабристов видно, что он вступил в Южное общество в 1823 году. Он был принят Е.П. Оболенским в северное отделение Южного общества и сейчас же вслед за этим поехал на юг. 26 марта 1824 г. майора лейб-гвардии Московского полка Н.И. Лорера назначили в Вятский полк, где служил и П.И. Пестель.
Южное общество сейчас же охватило Лорера атмосферой кипучей революционной деятельности. Он стал одним из деятельных членов. В одном из вопросов Следственной комиссии Лореру значится: "Из показаний, взятых от некоторых членов сего общества, открылось, что вы находитесь в оном с давнего времени и по особенной привязанности к цели его сделались одним из деятельнейших членов оного". Как ни старался Лорер опровергнуть эти показания, ему этого не удалось. Предатель Майборода представил большой материал об его активной деятельности как члена общества. В доносе Лорер стоял на первом месте среди перечисленных Майбородой сообщников Пестеля. Аппелировал он тем, что видел Лорера ежедневно в доме Пестеля и что первый "всячески за ним подсматривал и пытался выведать его предательство и уличить его". В сообщении об аресте Николая Ивановича генерал-адъютанты Чернышёв и Киселёв акцентировались на необходимости арестовать его "по важности подозрений, открывшихся насчёт майора Лорера". Следственные дела членов Южного общества подтверждают эту характеристику. Деятельность Лорера связана с важнейшими моментами жизни южан. Когда командующий 3-м резервным кавалерийским корпусом и начальник военных поселений граф И.О. Витт предложил тайному обществу принять его в члены, обещая выставить в случае восстания на помощь декабристам воинские силы, во главе которых он стоял, Пестель отправил Лорера к Юшневскому с этим важнейшим сообщением, и именно Лорер привёз ответ, что Витта принимать не надобно, что у него цели провокатора, что он выдаст общество, чтобы купить этим у правительства прощение одной крупной денежной растраты, и всех заговорщиков тогда "заберут, как курей". Лорер был в курсе острых столкновений Пестеля и Никиты Муравьёва и знал подробно мнение первого о последнем. В 1824 году Лорер ездил в Петербург по поручению Южного общества к Матвею Муравьёву-Апостолу узнать о положении дел в Северном обществе. Лорер был в курсе переговоров южан с тайным Польским обществом. Он привлёк новых членов: известно по собственному его признанию, что он принял полковника Канчиялова; Майборода приписывает ему ещё принятие Лемана. По доносу, - совершенно в данном случае точному, - того же Майбороды, Лорер всецело "предан Пестелю". Эта дружба, облегченная к тому же службой в одном полку, объясняет и ближайшую осведомлённость Лорера о всех намерениях и действиях Пестеля. Пестель рассказал Лореру о своих переговорах с Северным обществом и передал свою знаменитую фразу: "Так будет же республика!". Лорер был в курсе цареубийственных планов и подготовки восстания. Лорер был свидетелем того, как в последние моменты жизни общества, когда стало уже известно, что общество открыто правительством, Пестель передал "Русскую правду" Крюкову и Заикину для зарытия в землю. Вся деятельность Лорера - это деятельность преданного тайной организации активного и точного исполнителя её заданий.
Его близость к Пестелю странным образом сослужила ему службу во время следствия: он показался совсем "маленьким" рядом с Пестелем, так сказать, померк в лучах его славы. Следственная комиссия всё внимание обратила на Пестеля, а не на его верную тень - Лорера. Даже сводка "сила вины", составленная тщательнейшим Боровковым, довольно поверхностно составлена им для Лорера: даже предшествовавший "силе вины" свод показаний о данном лице в делах других "государственных преступников" брошен незаконченным. Лорер был осуждён по IV разряду, т.е. по "опасности" своих действий поставлен ниже С.Г. Волконского, осуждённого по I разряду.
С самого начала своей деятельности в Южном обществе Лорер оказался в ядре республикански настроенных членов общества. Эта группа была руководящей в Южном обществе. Лорер вошёл именно в неё.
Приехав на юг, Лорер сразу попал в атмосферу "республиканского духа". Его показание об этом Следственной комиссии чрезвычайно характерно: "С которого времени предприняло ввести тайное общество Республиканское правление, я не знаю, но знаю то и утверждаю, что, приехав в армию, застал общество Южное совершенно в республиканском духе - в истреблении всех святейших особ августейшей царствующей фамилии. Кто первый предложил, я не могу сказать, ибо мне неизвестно. Но главным членам было трудно ввести Республиканское правление, потому что многие члены, коих имени я не знаю, не были согласны и держались одному Монархическому-конституционному правлению. Для сего случая и была написана полковником Пестелем "Русская правда" совершенно в республиканском духе. В какое же время они положили между собой о исполнении оного, они мне не открывали; знаю только, что Пестель говорил, что мнение его было принято членами с.-петербургскими, но отставной Муравьёв, брат Сергея Муравьёва, говорил мне, что это неправда, что общество осталось при прежнем своём мнении и желают только, чтоб государь дал свободу крестьянам и сим бы они довольны были". В этом показании Лорера говорится не только о борьбе Северного общества с Южным, но и о трениях внути Южного общества.
Примыкая к центральной, руководящей группе южных декабристов, выполняя её ответственнейшие поручения, Лорер подчас проявлял и колебания. Выбор двух путей - либерально-дворянского и радикального - не был решён им окончательно. Те откровенные разговоры с Пестелем с глазу на глаз, которые он передаёт так живо в своих "Записках", ярко рисуют эти колебания. Самим Лорером эта борьба воспринималась со стороны внешней политической формы: республика или конституционная монархия? Первая вела за собой "американский путь" развития, вторая - сохранение крепостнических пережитков.
Однако Лорер в своих показаниях не скрывает требования освобождения крестьян: "Насчёт же будущего правления, сколько я понимаю, единственное желание сего общества [т.е. Южного], цель была та - освободить крестьян и сделать их вольными и предложить новые гражданские права. Вот базис, в чём заключалось общество".
Лорер ненавидел александровский деспотизм, деспотизм Меттерниха и Священного союза. "После виленских маневров мы возвратились в Петербург. Дела Италии устроились: водворился страшный абсолютизм. Страшные преследования и гонения обрушились на головы бедного народа. Тюрьмы были переполнены. И вот тот Священный союз, которым надеялись облегчить участь человечества! Как непрочны дела человеческие! Союз обратился в пользу одних самовластных монархов", - говорит Лорер в своих "Записках". Эпоха реакции вызывает в нём резкий протест. "О, Меттерних! Какой ответ дашь ты пред престолом предвечного за все жертвы твоего утончённого деспотизма и тирании, за жертвы, которые страдали и умирали с голоду по твоим повелениям? Франц I был добрый государь, но ты сумел и его сделать себе подобным. Народная ненависть в 1848 году заставила тебя бежать, как преступника. Но наказания божеские ещё ждут тебя в загробном мире". Описывая следствие над декабристами и участь М.Ф. Орлова, как известно, получившего помилование, Лорер пишет в "Записках", что подобный исход дела можно приписать лишь капризу самодержавной власти, и с восторгом передаёт великолепный ответ царю Бестужева, который протестовал против собственного помилования, если оно будет основано исключительно на капризе монарха: "И это человек, над которым висит карательный меч правосудия!". Лорер находит, что ответ достоин древнего римлянина. По линии того же протеста против самодержавия, деспотизма идёт и восторженное преклонение Лорера перед республиканизмом Пестеля. Рассказывая о том, как была отрыта "Русская правда", Лорер указыает, что Пестель, признавшись на следствии в том, что она спрятана, и указав на лиц, знающих место, где она зарыта, этим самым подписал свой смертный приговор, "не изменив своим правым убеждениям до самой смерти". Наряду с этим столь же показательна характеристика А.П. Юшневского: "Он был, по моему мнению, добродетельнейшим республиканцем, никогда не изменявшим своих мнений, убеждений, признания. Он много способствовал своим советом Пестелю к составлению "Русской правды". Вспоминая о трагической судьбе А.И. Одоевского, поэта, в молодых летах погибшего на Кавказе, Лорер восклицает, что Одоевский был сослан в Сибирь не из-за ребячества, а из-за любви к отечеству и стремления "на развалинах деспотизма, самого самодурного, самого пагубного для общества, построить благо России".
"Про себя скажу откровенно, - пишет Лорер в своих "Записках", - что я не был ни якобинцем, ни республиканцем, - это не в моём характере. Но с самой юности я ненавидел все строгие насильственные меры! Я всегда говорил, что Россия должна остаться монархией, но принять конституцию. Члены общества знали жизнь, понимали недостатки старого времени, но нельзя отнять у них и того, что они были знакомы и с хорошими сторонами её, поэтому желали прогресса под другим именем. Я мечтал часто о монархической конституции и был предан императору Александру как человеку, хотя многие из членов, так, как и я, негодовали на него за то, что он в последнее время, усталый от дел государственных , передал всё управление Аракчееву, этому деспоту необузданному". Это рассуждение сопоставим с показаниями Н.И. Лорера Следственной комиссии: "Я никогда не был заговорщиком, якобинцем. Всегда был противник республики, любил государя императора и только желал для блага моего отечества коренных правдивых законов". Это - передача допроса на следствии в "Записках", а вот подлинное собственноручное показание следствию: "Я никого не возмущал, не подговаривал ни к бунту, ни к возмущению, а вёл себя тихо, скромно, был завсегда почтителен к моему начальству, свойственно моему характеру, который от природы кроток и покорный, - сие показание засвидетельствуют начальники 2-й армии. В душе и в мыслях никогда не был республиканцем".
Ряд других свидетельств, однако, противостоят сказанному. Лорер - участник всех совещаний Южного общества о "Русской правде" Пестеля - документе яркого республиканизма. Он голосовал со всеми членами во всех заседаниях, где все положения "Русской правды" были приняты единогласно. В "Записках", которые Лорер надеялся издать в послесибирский период, он не открывает этого. Противореча приведённым выше "умеренным" показаниям о себе, он всё же сохраняет основные лозунги декабризма - борьбу с самодержавием и требование освобождения крестьян. Он остаётся сторонником ликвидации самодержавия, требуя представительного конституционного правления, и противником крепостного права. Что же касается утверждения позднейшего времени, что он "никогда не был заговорщиком", оно не соответствует объективной действительности: он был реальным и активным членом несомненного антиправительственного заговора, живым участником конспиративной деятельности Южного общества. Поэтому его позиция в дни деятельности общества не соответствует тем скромным формулировкам, которыми он закрывает смысл деятельности во время тайной работы в Южном обществе.
Надо заметить, что подобная позиция чрезвычайно характерна не для одного Лорера. "Оценкам своей деятельности и идеологических позиций в годы конспиративной работы, помещаемым во многих декабристских мемуарах, нельзя верить на слово. Чаще всего они, вернувшись из Сибири и учитывая цензурные требования 1850-х 1860-х гг., умаляли и прикрывали её. Основывать характеристику их деятельности в бытность членами тайного общества на мемуарах иногда никак нельзя, надо базироваться на фактах деятельности декабриста в эпоху существования самого тайного общества. Лишь немногие мемуары (например Якушкина, Николая и Петра Бестужевых и членов Славянского общества) содержат оценки деятельности декабристов, адекватные действительности", - отмечала М.В. Нечкина.
На следствии Лорер с вершин полного гордого отрицания падает вниз до молящих о помиловании писем, адресованных то Следственной комиссии, то генерал-адъютанту Чернышёву. Сначала Н.И. Лорер упорно и гордо отрицает свою причастность к обществу - он о нём ничего не знает. "Какое лучшее правление - Монархическое-конституционное или Республиканское, я о сем ничего не могу сказать, ибо я не принадлежу их [Пестеля и Н. Муравьёва] сословию, и потому мне ничего о сем неизвестно". "Наименовать мне известных членов мне невозможно, ибо я никого не знаю". Затем, видя из вопросов следствия, что ему уже почти всё известно, Лорер падает духом и начинает сознаваться.