Послесловие. Возвращение.
Когда мы подлетали к ночной Перми, кто-то бросил реплику: «Пермь сверху - Амстердам отдыхает!». И в самом деле: красота огней ассоциировалась с всё ещё не ушедшим из сердца новогодним фейерверком. На здании аэровокзала, правда, слегка не хватало букв: ПЕРМ. И мы подумали, что это мягкий намёк на тенденции в нашей культуре.
«Правда жизни» началась сразу же с момента прикосновения к земной поверхности. Уставшие в дороге (выехали из гостиницы в 10 утра местного, значит - в 2 часа нашего), пермские огни мы увидели лишь около трёх часов ночи.
Весь полёт с нами разговаривал по-немецки и по-английски очень общительный командир экипажа, только вот самолёт от Франкфурта «населяли» практически стопроцентно русскоговорящие пассажиры. Те, кто понимал язык, выступали в роли добровольных переводчиков. Остальные мало могли оценить содержание речи.
Однако, когда часть «понимающих» пассажиров шумно рассмеялась, нам пришлось спросить у них, в чём дело. Нам рассказали, что когда все пассажиры, почувствовав себя на земле, в изнеможении повскакивали со своих мест для того, чтобы покинуть салон, командир объявил, кроме обычного «прошу оставаться на своих местах до полной остановки самолёта», что сначала будет проходить разгрузка багажа. Пассажиры вынужены были стоять и ждать, когда их выпустят. Мы недоумевали, почему сначала багаж, и поникли, так как нестерпимо хотелось домой. «Не прошло и года», как снова прозвучал голос командира, на сей раз он объявил, что «на удивление, нам подали трап». Это и вызвало реакцию смеха. Чувствуется, что работа наших служб аэропорта у европейских экипажей частенько вызывает лёгкую иронию.
В душном помещении, где происходит пограничный контроль, мы испили русской воды - (большой контраст!) и медленно стали двигаться в очереди, подпихивая ногами свою ручную кладь. Нашему вниманию на стене была предложена реклама эротического клуба, на которой красивые девочки стояли в разнообразных позах, и я подумала, что даже на улице красных фонарей мы такого не видели. Похоже, Перми больше нечем гордиться.
В очереди продвигались по сантиметру, поэтому мысли прыгали между прошлым и будущим.
В прошлом - самые разные волнения, не считая объективного опасения самого полёта, волнения с отправкой, ожидаемым перевесом багажа, пересадки на рейс во Франкфурте и прочие, не зависящие от нашей отдельной жизни, вещи.
40-50-20, 23, 8 - это цифры, которые сводили с ума всех, кто собирался покинуть отель и выехать в аэропорт. Это, конечно, не 90 - 60 - 90, но тоже весьма трудно выполнимые параметры. Для тех, кто не летал в последнее время Люфтганзой, поясню, что 40-50-20 см - это размеры ручной клади, 23 кг - максимальный вес бесплатного провоза багажа, 8 кг - максимальный вес ручной клади.
Если вы были когда-нибудь на рождественских распродажах в Европе, то вы знаете, что самое трудно после них - собрать чемодан: сначала - «у меня ничего не входит в чемодан», потом - «у меня сильный перевес». Весь вечер последнего дня в гостинице в фойэ перед лифтом стояли весы, предназначенные для взвешивания багажа, к которым с опаской и надеждой подходили все жаждущие привезти домой подарки.
Быть может, вы думаете, что это - жадность? Отнюдь! Не буду говорить о достатке среднестатистического жителя нашего города, замечу только то, что у нас «этого всего» просто не купишь, так как по приемлемым ценам многие вещи вообще не продаются. Вот интересный пример: на распродаже в Европе всё, что угодно из «шмоток» можно купить за 5, за 10 евро, у множаем на 40... Как у Жванецкого, помните? - «Два пишем, семь на ум пошло...», в общем сумасшедшие цены.
Теперь - распродажа у нас. На прилавке сапоги стоимостью 2 тысячи семьсот. Стоят себе и стоят. Их объявляют на распродажу: рисуют сверху старую цену, которая якобы была - 4 тысячи, зачёркивают её, остаётся всё те же две семьсот. Называется - распродажа по-русски. Как говорится, доходит до смешного...
Посмеялись, теперь дальше, про самолёт. Транзитные рейсы, всегда трудные, обычно наполнены ожиданием или спешкой в месте пересадки, на сей раз проходит всё очень гладко. Предполагают, что предновогодние события в том же Франкфурте, когда аэропорт был переполнен, рейсы откладывались, оставили свой след. Теперь процедура «проверки» для обеспечения безопасности сведена к минимуму. Если раньше «шмон» был беспрецедентным, то теперь проверяют практически только компьютеры и, как обычно, проходишь через металлоискатель. Досмотр багажа, естественно, но всё очень быстро.
Перед регистрацией на Пермь через Нижний Новгород объявили, что продано больше билетов, чем мест в самолёте, и «Люфтханза» предлагает за денежное вознаграждение перерегистрировать билеты на другой рейс, через Москву и позднее. Большинство артистов даже бровью не повело: очень хотелось домой. Я с удовлетворением подумала, что не всё так плохо, если не всё в этой жизни продаётся. Но желающие всё-таки нашлись, и у меня нет намерения их осуждать.
Для сравнения можно было бы попробовать другой мотив. Например, объявить, что женщине с двумя детьми не хватило мест на данный рейс, кто может уступить своё место и вылететь позднее? До сих пор убуждена, что на русских это бы повлияло больше, чем финансовая компенсация, хотя вы можете со мной и не согласиться.
Как-то на рынке общалась с продавцом, отлично говорившим по-русски. Он ностальгически сказал: «Вот сколько лет живу в Голландии, но так хорошо, как мне было в России с русскими людьми, здесь никогда не было».
Вспоминаю вечер, когда в подарок импрессарио от пермяков была традиционно преподнесена водка. Кто-то из оркестра сказал: «ну да, русские - значит, балалайка, матрёшка, водка...». Кто-то из балета добавил: «и Лебединое озеро...».
Очередь двигается по миллиметру. Я вспоминаю дальше. Перед самым отъездом гастрольного напряжения не выдержала обувь: расклеились сапоги. Побежала в магазин, но даже в Европе чего надо, того и нет. Во всяком случае, зимних сапог в в нашем понимании зимней температуры. Зато есть хозяйственный магазин.
Выбрала клей, на котором написано что-то про секунды, решила, что это - момент. Только вот не могла понять, клеит ли он кожу. Поскольку там было перечислено много всего, я подумала, что надо попробовать.
В гостинице, не обращая внимания на фразу с восклицательным знаком, предупреждающую о чём-то, смело открываю крышечку и щедро наливаю клей в образовавшийся зазор между сапогом и подошвой, прижимаю руками и ищу что-нибудь тяжёлое - немного прижать. Начинаю ощущать что-то неладное: мои руки приклеились к сапогам. Уже дома, моя дочь резюмировала: «то есть ты поняла, что кожу он всё-таки клеит».
Кстати, о сапогах. Мы в Голландии пережили все виды погоды: и снег, и дождь, и мороз, и оттепель. Но грязными сапоги стали только в России!
Очередь на паспортный контроль всё-таки закончилась. Видимо, мы были немного похожи на своё фото в паспорте, потому что нас всех пропустили.
Таможенный досмотр ещё раз показал высокую степень профессионализма сотрудников пермского аэропорта, так как они без труда определили подлинность наших музыкальных инструментов в отличие от экспертов, которые почему-то тратят на это много времени и потом неуверенно предполагают: «возможно, это - 19 век...».
mso-fareast-font-family:SimSun;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:ZH-CN;
mso-bidi-language:AR-SA">
Заказанные театром автобусы развозили нас по домам. Я продолжала изучать изменения в городе за время нашего отсутствия.
Достаточно сложным в психологическом отношении моментом всегда бывает возвращение домой. Происходит мало изученная теми же психологами ситуация, когда разучиваешься жить дома. Состояние, похожее на что-то такое, что называют постпраздничной депрессией.
Как-то в одном из интервью Валерий Леонтьев сказал, что артисты так много гастролируют, что уже отвыкают жить дома, и, когда удаётся вырваться из непрерывной вереницы концертов домой, то где-то на третий-четвёртый день наступает ощущение какой-то нервозности. Становится понятно, - признаётся артист, - что нужно снять номер в отеле и включить кипятильник…