Примерно в таком ключе говорят о достижениях последних нобелевских лауреатов по экономике, и отчасти с этим можно согласиться. Недавно я рассказывал о них, и привожу свое интервью ниже, но перед этим хочу кратко суммировать свое отношение к ним, их работе и награде:
1. Основной тренд в экономических исследованиях на сегодня -- это анализ данных. Технари от экономики разрабатывают все более изощренные методы работы со статистикой, а эмпирики смотрят, где и как их применить (вот пример такого метода и его применения к нашей алкогольной политике --
https://asskorobogatov.livejournal.com/30851.html).
2. Основная задача, стоящая перед экономистом при работе с данными, -- установление причинной связи. Это -- нетривиальная задача, а результаты ее решения часто бывают неожиданными и неинтуитивными. Кстати, я уже писал о том, что неинтуитивные результаты -- это как раз то, ради чего существует экономическая наука (
https://asskorobogatov.livejournal.com/25093.html).
3. Нобелевские лауреаты прошлого года приложили немало усилий для установления причин бедности стран и отдельных семей. Как побудить людей начать осваивать новые профессии, заняться предпринимательством или больше заботиться о своем здоровье. Ради этого государства проводят различные мероприятия, которые далеко не всегда дают эффект. Экономика подобна медицине: общественные проблемы суть болезни, политика -- это лекарство, а его эффект неочевиден. Вот наши герои и занимались измерением этого эффекта. Практическую пользу от такой работы трудно переоценить. Ведь если мы будем точно знать, что помогает в борьбе с бедностью и другими язвами общества, мы не будем впустую тратить средства на бесполезную политику, а политика, которую мы проводим, будет приносить нужный эффект.
4. Отдавая должное новым лауреатам, я бы обратил внимание на разницу в калибре лауреатов разных лет. То, что сделали эти люди, хорошо и полезно, но я не вижу здесь вклада в науку. Они использовали методы, придуманные другими, потратив на это немало труда, но это далеко не то же самое, что сделал, например, Пол Ромер -- лауреат прошлого года (см.
https://asskorobogatov.livejournal.com/36502.html) или Оливер Харт (см.
https://asskorobogatov.livejournal.com/8134.html). Последние придумали новые подходы и модели, вызвавшие лавину теоретических и эмпирических исследований. Их статьи восьмидесятых годов активно цитируются и будут цитироваться, что вряд ли грозит работам нынешних лауреатов в будущем.
5. Отмечу и идеологический контекст нынешней премии. Среди лауреатов относительно молодые женщина и выходец из третьего мира. За весьма рядовые статьи они получили награду сравнительно скоро после их опубликования. Сравним это с тем же Ромером, который за свои гениальные статьи получил награду спустя более тридцати лет, или Коузом, которому пришлось ждать почти шестьдесят лет. По-моему, здесь основную роль сыграли не научные достижения, а стремление комитета к выравниванию распределения наград по гендерному и расовому признакам. В этом, конечно, налицо утверждение на современном Западе порядков, бытовавших в нашей стране в советское время.
https://echo.msk.ru/programs/beseda/2559835-echo/ А. Петровская― Добрый день, у микрофона Александра Петровская, это программа «Пифагоров штаны». У нас в гостях сегодня Александр Скоробогатов, профессор Высшей школы экономики в Петербурге. Александр Сергеевич, здравствуйте.
А. Скоробогатов― Здравствуйте.
А. Петровская― Мы с вами год назад обсуждали Нобелевскую премию. Прошел год, и вот мы снова с вами в этой студии для того, чтобы обсудить Нобелевскую премию или Премию банка Швеции, по-моему, так официально называется эта премия. Её вручили в этом году за довольно популярную тему, которая есть в любой государственной политике, наверное, любого государства. Звучит это так: «За экспериментальный подход к борьбе с глобальной бедностью». Во многих публикациях журналисты называют это: «премия за изобретения лекарства от бедности». Что там на самом деле такого экспериментального, новаторского и необычного изобрели? Ну и когда бедности придёт конец? Раз Нобелевскую премию вручили, значит мы близки к разгадке, как побороть это явление.
А. Скоробогатов― Что экспериментального? Экспериментальное прежде всего в том, какие методы использовались для исследования. Есть такая область, которую называют экспериментальная экономика, своеобразие которой заключаются в том, что в ней используются экспериментальные данные, в широком смысле слова. Это могут быть данные, которые получены в ходе контролируемого эксперимента, либо это могут быть данные, полученные в ходе естественного эксперимента, когда исследователь просто видит некие исторические события, которые фактически сложились таким образом, что тоже самое могло бы произойти, если бы кто-то специально провёл бы эксперимент.
В качестве простого примера - наша недавняя советская история. Многие это называют «невиданным социальный экспериментом». Это, конечно, часто воспринимаются просто как слова, но с точки зрения экономиста, исследователя - действительно, в истории часто происходят такие события, что в общем-то можно собрать данные о них. Всё это выглядит таким образом, как если бы кто-то действительно специально провёл бы этот эксперимент.
А. Петровская― Вот, например, повышение пенсионного возраста или НДС - тоже можно будет потом анализировать и считать таким жизненным экспериментом?
А. Скоробогатов― Естественным экспериментом. Для того, чтобы можно было рассматривать некое событие как естественный эксперимент, для этого требуется выполнение нескольких условий: важнейшее условие заключается в том, чтобы некое влияние было оказано на одну группу единиц наблюдения, и в то же время не было оказано на другую.
А. Петровская― То есть, нет, эксперимент не получится у нас.
А. Скоробогатов― Да. Очень простой пример, в нашей стране проводилась политика… Например, ограничения продажи алкоголя в ночные часы. Как раз эта политика может рассматриваться в качестве естественного эксперимента, потопу что она вводилась в разных регионах в разное время.
А. Петровская― Давайте тогда вернемся к вопросам бедности и Нобелевской премии. Я буквально цитирую коллег журналистов, которые сообщают нам, что лауреатами стала группа ученых (что вполне традиционно), нашедшая научно доказанные методы сокращения этой самой бедности. При этом вопрос заключается в том, что действительно какие-то новые теории или новые инструменты были разработаны? Или вопрос в том, что была проведена оценка того самого естественного эксперимента, который реально существует, потому что государственная политика в области сокращения бедности ведётся не первый год практически во всех странах мира, и их главное достижения было в попытке отделить действующие и действенные методы от тех, которые менее эффективны?
А. Скоробогатов― Их главная заслуга заключается в не столько разработке теории и методов, сколько в применении уже существующих. Кстати говоря, если взять их, то они в основном использовали не естественный эксперимент, а полевые (field experiment). Полевой эксперимент - эксперимент в реальной жизни, но который организуется. Например, проводится какая-то политика, исследователь заранее знает, что она должна проводиться и в каких-то случаях он может пытаться договариваться с теми, кто проводит эту политику о том, чтобы она проводилась таким способом, чтобы потом можно было собрать данные о результатах и проанализировать их. То есть, о том, чтобы политика всё-таки проводилась, но таким образом, чтобы и исследователь мог судить о результатах этой политики.
А. Петровская― Не будем углубляться, политика ради исследования или ради борьбы с бедностью. Давайте какие-то конкретные примеры попробуем привести. Что конкретно они там изучили, что конкретно ими было доказано как максимально эффективные инструменты, где они сегодня применяются?
А. Скоробогатов― Ну они рассматривали разные вопросы: это и здравоохранение, это и образование, это и что стимулирует людей брать кредиты, насколько люди вовлекаются в предпринимательскую деятельность, насколько люди вовлекаются в освоение современных технологий… Потому что в развивающихся странах рука об руку могут существовать совершенно разные уклады хозяйства, разные технологические уклады, в одном и том же месте мы можем видеть последние достижения цивилизации с какими-то пережитками средневековья. Практически.
А. Петровская― В отношении этих исследователей, которых мы, кстати, ещё ни разу не назвали. Это американец Майкл Кремер, индийско-американский учёный Абхиджит Банерджи и француженка Эстер Дюфло. В этом случае это команда или параллельная работа?
А. Скоробогатов― В этом случае - да.
А. Петровская― Это абсолютная командная работа, когда они сработали вместе?
А. Скоробогатов― Да. Если мы возьмём Майкла Кремера, то у него как раз были статьи с использованием полевых экспериментов ещё в 1990-е году, он начал сравнительно раньше. Что касается Банерджи и Дюфло, то они тоже написали несколько статей в соавторстве, уже позднее. Ну и потом у них также были совместные статьи втроём, хотя у них были и другие соавторы, конечно.
А. Петровская― Что касается масштаба личности, узнаваемости… Ну, во-первых, насколько для вас было ожидаемо, что эта группа учёных получит Нобелевскую премию?
А. Скоробогатов― Для меня это, откровенно говоря, не было ожидаемо, всё-таки, если уж называть вещи своими именами, то лауреатами становятся всё-таки учёные разно масштаба (если говорить об экономике), даже если берём, например, премию прошлого года, особенно если мы берём Пола Ромера, то это вообще разные весовые категории, на мой взгляд. То есть, он фактически - основоположник нового направления в экономической теории, за которым последовал целый вал работ как теоретических, так и эмпирических. В данном случае мы говорим о людях, которые выполнили целую серию качественных эмпирических работ… Но сказать, что они открыли новую страницу, на мой взгляд, можно с большой натяжкой или как минимум в меньшей степени, чем это можно было бы сказать про других нобелевских лауреатов, таких как в прошлом году.
А. Петровская― Кстати, про новые страницы. Не может ли быть, что всё, что могло перевернуть экономику, открыть новую страницу, оно уже произошло, за это уже получили Нобелевские премии, поэтому и работы, которые сегодня оценивает Нобелевский комитет, они связаны с какими-то эмпирическими подходами?
А. Скоробогатов― Ну, вы знаете, есть известная цитата примерно столетней давности о том, что всё уже открыто и ждать каких-то новых открытий больше не приходится. И что было потом? Так что, насчет того, что всё уже открыто - это для меня сомнительно, я думаю наоборот. Скорее, именно сейчас общественные науки и экономика в частности только начинает становиться настоящей наукой, я думаю, что она входит в пору хорошей зрелости, когда ещё будут совершены самые мощные открытия, именно потому что как раз сформировался метод как в теории, так и в эмпирических исследованиях. Поэтому я думаю, что как минимум у экономики всё впереди. А что касается нынешней нобелевской премии, здесь есть два момента: во-первых, новым является то, что Нобелевскую премию дали относительно молодым людям. Раньше Нобелевский премии давали за статьи, которые человек мог опубликовать за 60 лет до этого. Например, Рональд Коуз получил в 1992 премию за статью, которую придумал в начале 30-х годов, а опубликовал ближе к концу, но не важно. «Природа фирмы» его статья. Как он сам говорит, интересно получать награду в 80 лет за то, что сделал в 20. Это было достаточно типично. Это был один момент, а второй - это то, что Нобелевская премия отражает нынешнюю моду в экономики на эмпирические исследования. Вообще в целом, если мы возьмём экономику 60-х, 70-х и даже 80-х годов, то в ней доминировали теоретические исследования, затем возник такой крен, который как раз характерен для нашего времени, в сторону тестирования тех предсказаний, которые следуют из теории. На сегодняшний день именно это направлении наиболее популярно.
А. Петровская― Спасибо большое. Александр Скоробогатов, профессор Высшей школы экономики в Петербурге был сегодня у нас в гостях. Спасибо большое.