Знакомство с "другой" историей стало, наверное, той искрой, которая зажгла подлинный интерес. Эту "другую" историю подарила мне самая давняя подруга-одноклассница, чья интеллигентная семья хранила совсем другие семейные предания. В 10 лет узнать, что отечественная история была богата не только победами и прочими достижениями, но и событиями спорными и откровенно нелицеприятными - еще то испытание. Свалившийся на голову поток новой информации оглушил меня настолько, что результатом стал поворот моих исторических симпатий на 180 градусов. Конечно же, в этом юном возрасте было сложно не поддаться трагическому обаянию истории о последних Романовых, о бедствиях эмигрантов и оставшихся на родине сторонников царской власти, о страхе, отравлявшем жизнь выходцев из "бывших". Тем более, что эти истории рассказывались под присмотром старинных фотографий, в дореволюционной обстановке, насквозь пропахшей стариной. Собственно, ничего ужасного (как я сейчас понимаю) мне не поведали, в этой семье не было расстрелянных или посаженных за "контру", но детское сознание сделало определенные выводы. Когда выводы эти услыхали мои родители, они были не то что удивлены - шокированы: их дети (я еще и сестру просветила) озвучивали мысли, более подходящие матерым антисоветчикам вроде недоброй памяти Новодворской. Мы им выдали и про "кровавую гэбню", и про "миллионы расстрелянных лично Сталиным", и про геноцид собственного народа (блин, какая я была продвинутая в 10 лет! многие современные либеральные журналисты несут примерно то же самое и теми же словами - то ли не вышли из детского возраста, то ли я имела талант цитировать демагогов :)))
До сих пор испытываю глубочайшую благодарность к маме с отцом, которые повели себя в данной ситуации мудро и мягко. Начни они разубеждать меня или закручивать гайки, остается только догадываться, во что бы трансформировалась моя почти маниакальная упоротость. Но они ограничились коротким разговором, суть которого свелась к следующему: ты вправе выбирать свои симпатии и взгляды, но стоит помнить о своих предках, помнить, кем они были. Других у нас нет, и мы другими не станем, а жить историей чужой семьи - зачем это? Помню, что мне стало жутко стыдно, просто до слез. Меня не стыдили, нет, разговор велся очень деликатно и недолго. Но мне стало стыдно: перед самой собой - за доверчивость, перед родителями - за высказанные в пылу спора слова, перед прадедами - за то, что на эмоциях одномоментно перечеркнула их подвиг, признала его незначимым, а их - виновными в преступлениях, о которых знала лишь с чужих слов. Помню, как отец признался: ему приходилось в начале 90-х отбиваться от голословных обвинений в... расстрелах! Ему, офицеру-подводнику, чья служба проходила под водой, кидали в лицо возбужденные новой свободой демократично настроенные граждане: мол, коммуняка проклятый, людей убивал, небось. Мне стыдно за этих глупых людей. И за то, что мои сентенции напоминали эти обвинения. Этот жгучий стыд остался со мной на долгие годы, наверное, даже навсегда. Я очень хорошо его помню и чувствую. И мне до сих пор стыдно поддаваться эмоциям в оценке исторических событий. Иногда удается сдерживаться.
С этого момента я уже не так легко принимала на веру то, что мне говорят. Возросло и количество прочитанных книг на историческую тему - как документальных, так и художественных, я даже записывала мысли по их поводу в дневник, порой раскатывая эссе на несколько страниц. Некоторые из них стали настоящими откровениями, после которых меня мотало от одной крайности к другой в поисках если не правды, то хотя объяснения: почему так? Самыми полезными из художественных книг (и фильмов, снятых по ним) считаю до сих пор "Собачье сердце", "Завтра была война", "Тихий Дон" и "Вечный зов". На мой взгляд, их ценность как раз в том и состоит, что они не расставляют явные акценты и метки: этот - плохой, тот - хороший, это хороший поступок, а этот - негодный. Их персонажи настолько многогранны, что ставят перед читателем вопросы, вместо того, чтобы давать ответы. Эти книги учат думать и рассматривать ситуацию с разных сторон. Что интересно, ни одна из них не характеризует советскую власть, как сугубо положительную, в двух из них подняты вопросы репрессий, и в каждой - вопрос человеческого достоинства.
"Архипелаг ГУЛАГ" поначалу ошарашил не меньше, но где-то на середине я перестала сочувствовать и даже доверять автору. Мне была противна ненависть, буквально сочившаяся из каждой буквы. Об этом
http://silverytwilight.livejournal.com/267995.html Кажется, тогда я осознала, что статус репрессированного не делает человека умным, порядочным или добрым.
Но самыми полезными из прочитанных в возрасте 10-15 лет считаю документальные источники и написанные по ним книги, связанные с Нюрнбергским процессом и с историей Третьего Рейха. Проводя скучное лето в деревне, я ковырялась в пыльных кипах изданий, скопившихся в "холодной избе" и наткнулась на "Нюрнбергский эпилог". На какое-то время этот томик стал моей настольной книгой, прочитав его, я впервые осознала, что наша Победа совсем не являлась таковой для наших союзников. И что в международных отношениях не бывает друзей - только временные попутчики, покровители или вассалы. И что для европейских политиков порочность нацизма - отнюдь не аксиома, особенно, если они сравнивают нацизм с коммунизмом. И что для них массовые казни семей комиссаров Красной Армии и коммунистов - это не преступление против человечности. И что холодная война началась вовсе не в 1946 году с речи Черчилля в Фултоне, а намного, намного раньше, еще до горячей Второй мировой. И что ныне активно цитируемый и обожаемый в нашей стране Уинстон Черчилль был для СССР врагом пострашнее Гитлера, и что никто из мировых политиков не причинил нам столько бед, сколько сделал этот эффектный толстяк с добродушным лицом и холодными прищуренными глазками.
А главное, о чем я задумалась, прочитав "Эпилог": как такое могло произойти? Раньше агрессия и бесчинства немцев вопринимались, как факт и данность: ну вот так получилось, что они пришли на нашу землю, некая аморфная единообразная масса в страшных касках, как их изображали на агит.плакатах. "Эпилог" показал конкретные лица, определил ответственность этих лиц, и, рассматривая фотографии Кейтеля, Геринга и прочих, я задавалась вопросом: как они додумались до этого? И глядя на фотокадры из хроники с выступлениями Гитлера, с приветствующей его толпой, тоже задавалась вопросом: а это как произошло? Как такое может быть, что государственной идеологией становится убийство людей неравильной крови? И как стало нормой этих людей массово подвергать страшным пыткам и казням? И как можно так исказить историю, обучить ей целую нацию, заставить поверить в эту плохо сляпанную поделку?
Если б я знала, что на мой век выпадет несчастная возможность увидеть, как именно такое происходит. Если б мне кто тогда сказал, что в просвещеннейшем 21 веке люди моей крови будут признаны неполноценными, неправильными, часть их будет истребляться во имя добра, а весь мир будет этому рукоплескать. Если б кто из будущего явился ко мне с записью событий 2 мая 2014 года в Одессе, на которой люди выпадают из горящего здания, а внизу взлетают и падают палки и дубинки - их добивают, втаптывают в асфальт, а девочки-подростки в милых шортиках с сине-желтыми косынками на шеях и суровыми лицами разливают горючую жидкость по бутылкам во имя добра... Я бы не поверила.
И я не знала ответов на интересовавшие меня вопросы. Тогда я еще пробиралась ощупью в темноте, используя книги в качестве путеводных огоньков.