Бабочка и негодяй
Негодяй, сказала Ленка, и тут же разрыдалась в голос. Лен, ну ты чего, чего, испуганно залепетал негодяй, она ведь такая красивая, я же как лучше хотел, ну не плачь, Лен.
Бабочка и в самом деле была очень красивая, тёмно-бирюзовые крылья с переливчато-серебряными полумесяцами, она так и называлась - лунная бабочка, гарантированный срок жизни десять дней.
Леночка, ну хочешь, я её обратно в магазин унесу, сказал негодяй, ты только не плачь. Дурак, вообще дурак, ответила Лена, давай сюда свою дурацкую инструкцию.
Кормила по дурацкой инструкции сахарным и медовым сиропом, сахарный бабочке нравился больше, может быть, мёд был плохой, откуда у нас зимой в магазинах нормальный мёд, в самом-то деле. Разворачивала хоботок зубочисткой, сначала было страшно, потом ничего, привыкла. Бабочка летала по дому, выбрала себе любимое место под потолком у окна, где подолгу сидела, распахивая и закрывая крылья, серебряные пятна на них мигали, казались чьими-то внимательными глазами, в природе, Ленка знала, такой узор отпугивает хищников, и мысленно согласилась: в этих серебряных вспышках и вправду было что-то такое, неуютное, на месте хищников Ленка определённо бы не стала связываться с бабочкой, а тихо исчезла бы, просто на всякий случай.
Десять дней прошло, потом ещё десять. Давай ей имя дадим, что ли, предложил негодяй. Дурак, по инерции ответила Ленка и пошла ставить на стол очередное блюдце с сахарным сиропом. Бабочка так и осталась безымянной.
Негодяй взялся раз в неделю притаскивать букеты, говорил, что для Ленки, но при этом ставил не на стол, а на подоконник, и с гордостью толкал Ленку под бок: смотри, ест, смотри, это же лучше сахарного сиропа, правда? Бабочка днём сидела на цветах, но ночевать всегда улетала под потолок, на привычное место.
Слушай, тебе нормально спать, когда она на тебя так смотрит, спросил негодяй. Мне - нормально, отрезала Ленка.
Прошло ещё десять дней, дурацкая инструкция туманно намекала: при должном уходе бабочка может прожить у вас до двух месяцев - стало быть, оставалась половина срока, и это в самом лучшем случае, опять захотелось пореветь, но Ленка сдержалась, что уж теперь, всё время реветь, не наревёшься. Дурацкую инструкцию к бабочке она для чего-то не выбросила, положила в ящик, где вперемешку лежали всякие гарантии, чеки, справки и результаты дурацких анализов, это было безопасно, негодяй туда не заглядывал.
Просыпалась ночью, смотрела под потолок, высматривая очередную серебряную вспышку, отпугивающую гипотетических хищников в гипотетических джунглях: машет крыльями, значит, живая, значит можно спать дальше, всё в порядке.
Ждала неизбежного - ещё десять дней прошло - утра, когда вместо тёмно-бирюзового с серебром под потолком увидит на полу у окна бурый, безжизненный сухой листочек, но пока что каждое утро оказывалось, что неизбежное, к счастью, откладывается.
А потом пришло письмо из больницы, читать его оказалось почему-то ужасно трудно, буквы расплывались перед глазами, Ленка достала из ящика все дурацкие бумажки - кроме инструкции к бабочке, конечно - и ещё раз перечитала эти бумажки, потом письмо, потом опять бумажки, потом снова письмо, а потом, разумеется, опять разрыдалась. Потому что выходило, что её собственное неизбежное, хищное и злобное, вцепившееся и грызущее изнутри её, Ленку, неизбежное, тоже откладывается, вернее даже не откладывается, а, похоже, отменяется вообще совсем, если только она правильно поняла дурацкое, дурацкое письмо из дурацкой клиники, и, между прочим, надо перестать рыдать, а надо спрятать все дурацкие бумажки, пока не пришёл негодяй, который ничего вообще не знает и, кажется, теперь и не узнает никогда, а ещё надо налить в блюдце сахарной воды и покормить бабочку, серебряное и тёмно-бирюзовое, серебряное и тёмно-бирюзовое.
Бабочка и в самом деле была очень красивая, тёмно-бирюзовые крылья с переливчато-серебряными полумесяцами, она так и называлась - лунная бабочка, гарантированный срок жизни десять дней.
Леночка, ну хочешь, я её обратно в магазин унесу, сказал негодяй, ты только не плачь. Дурак, вообще дурак, ответила Лена, давай сюда свою дурацкую инструкцию.
Кормила по дурацкой инструкции сахарным и медовым сиропом, сахарный бабочке нравился больше, может быть, мёд был плохой, откуда у нас зимой в магазинах нормальный мёд, в самом-то деле. Разворачивала хоботок зубочисткой, сначала было страшно, потом ничего, привыкла. Бабочка летала по дому, выбрала себе любимое место под потолком у окна, где подолгу сидела, распахивая и закрывая крылья, серебряные пятна на них мигали, казались чьими-то внимательными глазами, в природе, Ленка знала, такой узор отпугивает хищников, и мысленно согласилась: в этих серебряных вспышках и вправду было что-то такое, неуютное, на месте хищников Ленка определённо бы не стала связываться с бабочкой, а тихо исчезла бы, просто на всякий случай.
Десять дней прошло, потом ещё десять. Давай ей имя дадим, что ли, предложил негодяй. Дурак, по инерции ответила Ленка и пошла ставить на стол очередное блюдце с сахарным сиропом. Бабочка так и осталась безымянной.
Негодяй взялся раз в неделю притаскивать букеты, говорил, что для Ленки, но при этом ставил не на стол, а на подоконник, и с гордостью толкал Ленку под бок: смотри, ест, смотри, это же лучше сахарного сиропа, правда? Бабочка днём сидела на цветах, но ночевать всегда улетала под потолок, на привычное место.
Слушай, тебе нормально спать, когда она на тебя так смотрит, спросил негодяй. Мне - нормально, отрезала Ленка.
Прошло ещё десять дней, дурацкая инструкция туманно намекала: при должном уходе бабочка может прожить у вас до двух месяцев - стало быть, оставалась половина срока, и это в самом лучшем случае, опять захотелось пореветь, но Ленка сдержалась, что уж теперь, всё время реветь, не наревёшься. Дурацкую инструкцию к бабочке она для чего-то не выбросила, положила в ящик, где вперемешку лежали всякие гарантии, чеки, справки и результаты дурацких анализов, это было безопасно, негодяй туда не заглядывал.
Просыпалась ночью, смотрела под потолок, высматривая очередную серебряную вспышку, отпугивающую гипотетических хищников в гипотетических джунглях: машет крыльями, значит, живая, значит можно спать дальше, всё в порядке.
Ждала неизбежного - ещё десять дней прошло - утра, когда вместо тёмно-бирюзового с серебром под потолком увидит на полу у окна бурый, безжизненный сухой листочек, но пока что каждое утро оказывалось, что неизбежное, к счастью, откладывается.
А потом пришло письмо из больницы, читать его оказалось почему-то ужасно трудно, буквы расплывались перед глазами, Ленка достала из ящика все дурацкие бумажки - кроме инструкции к бабочке, конечно - и ещё раз перечитала эти бумажки, потом письмо, потом опять бумажки, потом снова письмо, а потом, разумеется, опять разрыдалась. Потому что выходило, что её собственное неизбежное, хищное и злобное, вцепившееся и грызущее изнутри её, Ленку, неизбежное, тоже откладывается, вернее даже не откладывается, а, похоже, отменяется вообще совсем, если только она правильно поняла дурацкое, дурацкое письмо из дурацкой клиники, и, между прочим, надо перестать рыдать, а надо спрятать все дурацкие бумажки, пока не пришёл негодяй, который ничего вообще не знает и, кажется, теперь и не узнает никогда, а ещё надо налить в блюдце сахарной воды и покормить бабочку, серебряное и тёмно-бирюзовое, серебряное и тёмно-бирюзовое.