Fundamentally judgmental?
На прошлой неделе начал очередной ликбез - тут проходит фестиваль современной академической музыки. В среду слушал премьеру оперы Филиппа Манури Nuit de Gutenberg в постановке Йоши Ойды, актера и ассистента Питера Брука. Рассказ про изоберетение книгопечатания обернулся стенаниями завернутого в лохмотья Гутенберга перед айпадами, детьми играющими в стрелялки и сопрано в синем люрексе. В конце автор договорился даже до высокопарной отповеди фейсбуку. Это просто плохой текст или просто жанр оперы превращает в морализаторство и патоку любое либретто? Сценография правда была простая и впечатляющая - немного напоминающая студию телешоу - или какие-то лазерные дискотеки. Но жирная и предсказуемая символичность транслировалась странным образом в музыку, которая будто бы застряла между стремлением следовать какой-то едва обозначенной традиции и нервическим радикализмом. На сцене были поющие дети в худи, барабанщики на трибунах, звуки разрывающихся снарядов, попискивания мобильных телефонов, ручное видео и треск камер - в общем арсенал певицы Бьорк времен ее дебютного альбома. Без оркестра и почтенного Филиппа Манури, кажется, можно было бы и обойтись.
Еще тяжелее дался концерт юных музыкантов из парижского оркестра Balcon - в 11 утра в субботу. Нерилично красивый для дирижера дирижер обреченно складывал руки, когда в пьесе Курляндского кричали дети, работали отбойные молотки, гудели клаксоны и звенели дверные звонки. Бытовая музыка, чуть подожженная оркестром и подготовленным роялем - это было сказочно, даже в 11 утра. Остальные части программы - "мировые премьеры" чилийско-французских композиторов с трудновыговариваемыми именами - тут надо думать, субботним утром с похмелья это нелегко.
А впереди снова, как весной, неделя сплошных вечерних развлечений. Во вторник - Тори Эймос, в четверг и субботу оркестр Штуттгартского радио и продолжение моего неуправляемого ликбеза, а в пятницу - ааа, венгерский спектакль по Стругацким на заброшенном керамзаводе в карьере в 120 километрах от Страсбурга. Когда я начинаю думать об этой поездке, весь дрожу от нетерпения.
Сегодня был последний теплый выходной, и я весь день водил друзей по городу. Вечером набрел на закрывающийся блошиный рынок, где даром обогатил свой скромный быт винными бокалами, сломанными настенными часами с красивыми цифрами, большой керамической poubelle de table (зачем она мне?), "Мужчиной с барашком" Пикассо, довоенными песочными часами на три минуты пятнадцать секунд, я засекал (интересно, что можно сделать за это время?). И самое главное - школьным дневником 1955 года. Я теперь знаю, что проходили во французских деревенских школах в середине века, как писали, какие задачки решали. В понедельник 28 февраля, например, проходили новые слова "immigrant, immigration, nomade", и речь шла всего лишь о птицах, благословление Иисусом детей и чтение текста о "дедушке, бороде и козле-дантисте". Ммм. И ни слова о владелице дневника. Жива ли она? Чем сейчас занимается? Буду думать об этом перед сном.