Pizza de Bologoe
В этом году, как и в прошлом, на первые майские праздники было решено пройти маршрутом по Березайке и Мсте - весь год мучила неудоволетворенность от того, что пороги год назад пройдены не были из-за аномального паводка, превратившего Мсту в бушующий ревущий поток. В связи с тем, что выходных было четыре, а не пять, как год назад, маршрут был сокращен - он начался сразу после плотины, где Березайка вытекает из озера Пирос.
Отряд собрался быстро и почти спонтанно, включив в себя двенадцать человек, восемь из которых разместились на четырех "Щуках", еще четверо - арендованном где-то катамаране с двадцатью семью заплатами на израненном корпусе.
Для начала - хохма: просматривая незадолго до начала сплава погоду в Бологом, я заметил, что в английской интерпретации слова "Bologoe" и "Bologne" отличаются всего на одну букву. Когда я оповестил об этом занятном факте общественность, моментально возникла идея обратить на сей факт внимание уважаемого А.Т. Фоменко. Возможно, что, оперевшись на эту парадигму, Александр Трифонович обнаружит историческую целостность между Болоньей и Бологим, придя к итоговому заключению, что четвёртый Рим - это Боровичи. Или Рютино.
Вечером накануне нашего прибытия в Болонью нам позвонил водитель микроавтобуса, с которым у нас была предварительная договоренность о заброске, и сообщил, что его знакомые накануне на этой дороге продырявили карбюратор, и что они туда ехать отказываются, и что вообще нас туда хрен кто повезет. Но тут в игру вступили менеджерские способности Ксюши, которые выудили из пучин болонского частного извоза вариант куда более романтический, нежели микроавтобус "Мерс", вариант - грузовую "Газель" в сопровождении "восьмерки" для тех, кто в "Газель" не поместится.
В Болонью гое мы прибыли питерским поездом 1 мая в половине шестого утра. Нас встретили два услужливых синьора практически неотличимой друг от друга наружности... Масляные пятна на рукавах кожаных курток отражали лучи утреннего солнца. Приветливо улыбавшиеся рты имели специальные промежутки в зубах для просовывания в них беломорин.
Погрузка плавсредств и утвари в "Газель" и распределение людей по машинам не заняло много времени. В "восьмерке" разместились, кажется, Денис, Женя, Рома и Андрей, остальные, в том числе я, полезли в "Газель".
Джузеппе (так звали того, что был за рулем "Газели") отважно нырял колесами в полуметровые ямы, не сбавляя хода. Я сидел на заднем сидении и, окутываемый скрежетом железа, пытался дремать. Когда я приоткрывал глаза, мой взгляд выхватывал фрагменты разбитой дороги, по которой в нескольких метрах от нас скакал на "восьмерке" не менее отважный Луиджи. На его заднем бампере блестела модная в девяностые годы наклейка (тюнинг). Рассмотреть ее получше мне мешали головы впереди сидевших друзей, болтавшиеся в разные стороны.
В Рютино соревнования между Джузеппе и Луиджи были окончены, и наш отряд бодро вывалился на берег Березайки. Пересчитав заработанные лиры, услужливые синьоры еще раз улыбнулись и пожелали нам удачи, после чего поскакали обратно - на этот раз на пустых машинах.
На сборы лодок и катамарана ушло около трех часов. Попутно удалось поесть, немного разлить и даже вздремнуть. Вялое состояние, вызванное недостатком сна в поезде, бесследно улетучилось. Носы наших щук начали неспешно сползать по прошлогодней жухлой траве к поверхности реки, и мы поспешили занять свои места. Катамаран, толстый и неуклюжий словно троллейбус, волочил брюхо чуть позади.
Первый ходовой день был отмечен примерно равной скоростью всех судов. Катамаран, хоть и замыкал шествие, но отставал несильно. Опасения в разброде и шатании, имевшие место в течение всего месяца подготовки, пропали сами собой.
Первый ночлег мы выбрали на левом берегу Березайки, в месте, где она делает два изящных поворота, образуя живописную умиротворенную стоянку на высоком берегу среди соснового бора.
Погода затихла. Поставив лодки на просушку, возведя палаточный городок и сменив мокрую одежду на сухую, мы начали подползать к костру. Вова отправился на экскурсию в Колизей рыбалку и вскоре вернулся оттуда со щукой довольно приличного размера. Я выпотрошил ее, завернул в фольгу и запек в углях. Это так и осталось моим единственным кулинарным действием за все четыре дня. Приглашать в группу эстетствующих кулинаров, оккупирующих пространство над котелком в походе - это тоже искусство. Освойте его - и многие будут вам благодарны.
Ночью небеса внезапно разверзлись и обрушили на наши немытые головы мощь своей стихии. Лежа в палатках, мы слышали шум дождя, подозрительные шумы и предсмертные стоны императора Нерона.
В течение второго дня я умудрился проснуться сразу два раза. Первый - в палатке в утреннее время, второй - в лодке в вечернее. Первое пробуждение сопровождалось легким снегопадом, ничего страшного в котором, впрочем, не было ибо утренний суп "джамбо" созданный инициативными участниками "кулинарного отдела", согрел меня и сдружившуюся команду, отправив в путь по направлению ко Мсте.
Вскоре после вливания Березайки во Мсту Вова вдруг предложил мне немного отдохнуть, пока он будет грести в одиночку. Я согласился и расслабленно откинулся на спину, решив немного взремнуть, надеясь понаблюдать за облаками. Сразу после этого я погрузился в глубокий сон часа на два.
Мое второе пробуждение за день состоялось на заходе солнца. В то время, когда Вова греб за двоих, я сполз в лужу на дне лодки невероятно продрог. Окружавшую меня действительность я в первое время воспринимал с искренним удивлением, и минуты две не мог выпутаться из плаща. Когда я из него-таки выпутался и оглядел окрестности, выяснилось, что мы уже причаливаем.
В себя я пришел только после настойки шиповника. Кстати, о настойках. Ни в одном из походов я не встречал столь богатого разнообразия напитков на основе водки! Каждая из собравшихся делегаций приготовила свой уникальный рецепт. Я приготовил настойку на анисе, Вова - на лимоне, Макс и Ксюша - на лайме, Андрей - на золотом Алтайском корне, Миша с Дашей... кажется, на шиповнике, но, впрочем, я сейчас уже всего упомнить не могу. И мы галантно предлагали друг другу дегустировать свою барную продукцию, обсыпая друг друга взаимными комплиментами.
- Синьоры! Не возжелаете ли отведать моей настойки на золотом Алтайском корне, который я самолично собирал на высоте три тысячи сто один метр и двадцать пять сантиметров на чудеснейшем горном плато?
- О, Андреа! Сие пойло великолепно сочетается с изысканной пастой, заправленной продукцией коммиссарио "Анастас Ованесович Микоян" в сей майский бархатный вечер!
Третий день в общем-то не был чем-либо примечателен. Изначально планировалось, что на его исходе мы проходим пороги, а сразу после порогов встаем на стоянку в нескольких километрах до Боровичей, оставив на четвертый день массовый расслабон. Однако, скорректировав маршрут, мы решили оставить пороги на утро четвертого дня, оставновившись незадолго до города Опеченский Посад. Зато нам с Вовой удалось полтора часа поболтаться в течении Мсты на солнышке в нашей гондоле - он рыбачил, а я играл на укулеле и громко пел песни. Обгонявшие нас суда понимающе улыбались.
Совершенно ни к чему в третий раз рассказывать о том, что вечером мы ставили палатки и занимались прочими нехитрыми делами - это и так понятно. Я взял в руки инструмент - и моментально порвал на нем первую струну. Но душа требовала блюза. Трех струн для этой цели вполне хватило для достижения глубины блюза. Косячного, примитивного, лажового, никуда не сгодившегося бы в городских условиях блюза. Зато он был абсолютно импровизированным, а значит - настоящим.
"Бадеев жжет в костре бересту,
И Березайка вливается во Мсту,
Михаил шляпу одел,
Мы загораем среди потных тел,
Hey-hey, motherfucker, we're all goin' to hell"
А на следующий день были пороги. В связи с почти бесснежной зимой и мягко наступившей весной пороги были, прямо скажем, несложные, но нам понравилось. В брызгах студеных волн нос нашей Щуки нырял навстречу подводным камням, а потом, оглушенный их рокотом, взмывал ввысь. На наши лица летели брызги, а мы смеялись им в лицо. Разруха пригородных боровичских деревень иногда отвлекала наши взоры.
"Конец империи" - скомандовал вдруг откуда-то сверху Аврелий Коммод; четыре лодки и катамаран потянулись к левому берегу Мсты. Наши носы дотронулись илистых берегов. Склоны желтели прошлогодней травой. Над нами зиял арочный мост Белелюбского. Катя хитро улыбалась в лучах вечернего солнца. Даша устало осматривала прибрежный парк. Миша и Рома превращали катамаран в колбасу.
Это был Вечный город Боровичи, где мы и закончили свой четырехдневный маршрут. Очищая от ржавчины свои потертые в боях доспехи, я слышал, как высаживался на берег император Октавиан Август. Хвастаясь перед однополчанами своими завоеваниями, он продолжал рекламировать свою настойку на Алтайском корне.
- Бррр! - ответил ему Вова. - Баста!
Через час мы, водрузив лодки и рюкзаки на спины, брели к вокзалу. Удивительная архитектура Боровичей - то потрепанная, то свежевыстроенная, то отдававшая ликом Ильича, то пахунщая исконной Русью, нависала над нами. Глядя на одно из строений и его балконы, я вспомнил бедные пригороды Рима. Ну и, конечно, понял все только несколько дней спустя.
Ну а вокзал города Боровичи - и это я вам, дорогие друзья, заявляю безо всяких преувеличений - не идет ни в какое сравнение с римским "Теримини". Да, это деревянное здание 1876 года впечатляет намного больше, чем шаблонный римский "Термини" с его ежеминутными расписаниями, газетными киосками на всех языках и безумствием мультикулитаризма. И это несмотря на то, что Рим сам по себе - город, в адрес которого хочется бросаться настолько красочными эпитетами, что, казалось бы, причем тут Боровичи?
Но нам не стоит забывать, что где-то здесь - в Боровичах или в Бологом, зарыта истинная история Римской империи. Ибо не дремлет еще проницательное око господина Фоменко.
Ну а напоследок - спасибо всем вам, дорогие друзья. Макс и Ксюша, Миша и Даша, Андрей, Ксюша, Вова, Рома, Катя, Денис и Женя.