Эйфория (о фильме «Высотка» Бена Уитли, 2015).
Еще до просмотра High-rise мне показался малоинтересным, проходным фильмом. Не заинтересовали ни каст, ни режиссер, ни синопсис, ни сравнения с другими фильмами (вроде «Лобстера», «Бразилии» или «Сквозь снег»). Единственной положительной рекомендацией можно было признать только имя автора сценария - Джеймса Грэма Балларда (всем, кто интересуется фантастикой и антиутопиями, это имя говорит многое). В целом кинокартина Уитли оставляет пищу для размышления и всё-таки не захватывает.
Если коротко, то это экранизация романа-катастрофы на тему социальной иерархии и кризиса современного общества. В фильме очень много отсылок и метафор, но они по большей части довольно плоские и легко читаемые, возможно поэтому гораздо интереснее обратить внимание на другие стороны: аллюзии к иным произведениям, общий культурный контекст или сам уровень высказывания (а не его содержания). Первые два аспекта хорошо представлены в рецензии Марины Симаковой на Сигме. Также стоит отметить и другую рецензию на этом сайте: текст Богдана Сторохи, с которым я в общем согласен как в выводах («спасибо, не надо таких антиутопий»), так и в постскриптуме. Поэтому тем, кому интересно разобраться со всеми деталями фильма, я рекомендую ознакомиться с данными текстами, ну а сам я остановлюсь лишь на нескольких моментах.
Главный момент, который не удалось заметить или выразить другим комментаторам, заключается в том, что «Высотка» в очень малой степени связана со смыслами и вопросами (которые обычно задает антиутопия). Данный фильм скорее имитирует смысл в качестве алиби, в то время как основная цель видеоряда - отыгрывание определенных эмоций и фантазий, т.е. попросту наслаждение. То, что получилось у Уитли - это в буквальном смысле guilty pleasure, т.е. не эвфемизм для понравившегося китча, а именно низменное удовольствие от созерцания того, что обычно табуируется и вытесняется в область фантазий. Именно для этих целей Уитли демонстрирует нам софт-версию социального распада, в котором (словно в подростковой влажной мечте) много секса и гораздо меньше насилия. Причем всё это обосновано поверхностной ссылкой на классовые чувства: дескать, и низы, и верхи только и мечтают перевести символическое насилие в реальное и буквально отыметь друг друга. В такой трактовке классового антагонизма верхи отличаются от низов, пожалуй, только тем, что действуют менее спонтанно и с привлечением теории (в качестве наказания Уайлдеру они выбирают не обычное физическое подавление/устранение, а «научно обоснованную» лоботомию).
В каком-то смысле это и есть знак современности: наслаждение вместо работы смысла (движения в сторону истины). Несложно заметить, что игра на струнах классовых зависти, презрения и ненависти несет гораздо меньший подрывной потенциал, чем рассуждения о них. Настолько меньший, что точнее сказать - никакой. Подобному бегству от рефлексии соответствуют монтаж и операторская работа, которые в погоне за гламурной картинкой утеряли всякую идею и связность. По этой причине визуальная форма как будто бы все время намекает на то, что это не может быть реальностью - это сон, фантазия, в лучшем случае наркотический трип. Тут даже убийство предстает в слащавой визуальной упаковке взгляда через калейдоскоп. И кстати, в английском названии очень хорошо слышна эта отсылка: high - это не только «высокий», но также «кайф», «наркотическая эйфория», а rise - не только «подъем», но также «повышение» (по статусу) и «бунт, восстание». Стало быть, high rise можно прочитать не только как «высотное здание», но и как иронический намёк на кайф, сопровождающий как послушное социальное продвижение, так и восстание против системы. Люди - существа социальные, и это сильно сказывается на их психологии. Более того, любая логика уровня - это логика ступеней, которая неявно подсказывает мотивы и цели (движение вниз или вверх). Поэтому несложно согласиться с мыслью о том, что удовольствие и статус для большинства людей переплетены столь сильно, что думать о долгосрочных последствиях и смыслах просто некогда (а то и нечем). И, кстати, эта стратегия непосредственной выгоды характерна большинству высокоразвитых существ, а не только людям (когда мне говорят про идиотов-людей, уничтожающих экосистемы ради наживы, вспоминаются дельфины, научившиеся убивать чаек ради очередного поощрения).
Вот только вместо суровой реальности, которая напрашивается в историю «Высотки», вам покажут детское соперничество жителей верхних и нижних этажей, озабоченных только тем, чьи вечеринки круче. В общем, как я уже и сказал, Уитли тщательно оберегает зрителя от любой реальности, в т.ч. реальности наших деструктивных фантазий. Реальность социальной дезинтеграции такова, что для большей части женщин и детей этой высотки всё закончилось бы плачевно. Но большинство хотят продолжать мечтать, а не столкнуться с реализацией собственных грёз (что было бы весьма травматично). И эта искусственно поддерживаемая эйфория собственно и есть часть проживания в современной глобальной «высотке».
Проблема в том, что при таких условностях подачи механика сюжета становится предельно искусственной и одномерной. Конечно, можно с некоторой натяжкой увидеть в этом продолжение традиций абсурдизма и произведений Кафки. Доктор Лэйнг действительно похож на героев Кафки: он отстранен и выключен из какой-то части социального воображаемого (он как будто не знает какой-то секрет, известный всем остальным). Более того, в этой роли чужака или функции именно он запускает процессы изменения в целом, словно кристалл, брошенный в насыщенный раствор. При этом остальные персонажи остаются одномерными механизмами, действующими по инерции, заданной внешним воздействием. Именно Лэйнг оказывается в начале множества таких преобразований: неузнавание актрисы, оставленный французский разговорник, незначительные фразы с Ройялом, Хелен Уайлдер, сыном Шарлотты, и наконец, злая шутка с Монро). Возможно это еще одна буквальная метафора того, насколько современные люди зависят от чужих мнений и реакций. Увы, в такой ситуации целый пул хороших актеров занимается откровенной фигней, т.к. здесь нечего играть, да и незачем.
Наверное, в какой-то части вся эта смысловая пустота при обилии знаков, символов и метафор - это проблема самого первоисточника. Режиссер в одном точно не ошибся, когда выбрал в качестве общей стилистики фильма 70-е годы. Я уже писал о том, что «секс и паранойя» стали знаком той эпохи, причем не только на уровне массовой культуры, но даже в теориях и практике социальных институтов (можно углубиться в эту тему здесь и здесь). Холодная война, рейганомика, яппи с их верой в социальные лифты и бесконечное потребление, последствия сексуальной революции, социальные и психологические эксперимент (кстати Лэйнг - это фамилия психотерапевта, популярного в 70-е) - это и многие другие знаки той эпохи отчетливо читаются в содержании «Высотки». Так, например, именно в 70-е ученые (не без помощи ЦРУ и других подобных организаций) начинают активно интересоваться проблемами распада обществ, в т.ч. экспериментируя с социальной депривацией (лишение света, воды, пищи). Да и в реальности хватает примеров, когда недавно благоденствующие общества обращаются в хаотические массы. Похоже, что Баллард очень хорошо ощутил этот момент: 70-е стали переломной эпохой, причем потому что реальный перелом или кризис не произошел тогда, хотя и назревал. Этот не случившийся перелом оказал серьезное влияние на будущее развитие западного общества, да и всего мира. Фантомные боли упущенного шанса - вот один из мотивов Балларда. И отсюда понятно, почему ему считай, что нечего сказать в «Высотке». Что может сказать тот, кто только что ощутил подобное? Только «Я.. эй, подождите…» и непечатные эмоции. Именно они и нашли себе место в этом произведении, причем с явным привкусом садо-мазо.
Потому на данном материале лучше всего приживаются избитые стереотипы и образы. В целом символика «Высотки» вращается вокруг двух тематических групп. Первая - это символы обновления, на которое мы видимо должны уповать после кризиса и распада. Сюда относится окрашивание стен (светлый тон), белые одежды женщин, крики роженицы, стирка и омовение в душе, а также тема бассейна, в который в итоге уходят тела большинства героев (и где всё начинается с убийства собаки). Эта группа символов поспешно пристегивается к теме женского начала. И в финале мы видим какой-то странный матриархат без каких-либо пояснений или деталей. Соответственно вторая группа символов - всё, что связано с урбанистическими образами (лифты, высотное здание, технологии, а также неизменный спутник человека - мусор), которые частично связаны с мужским началом, воплощенном в планировании и контроле создателя высотки. Вообще, как заметили многие, здание часто используется в качестве образа государства, социальной иерархии и проектов будущего (многие утопии и антиутопии - это картины нового дома/пространства жизни, которое отражает новый способ понимания мира и себя). Несколько шаблонное противопоставление этих двух символик в конечном счете оставляет лишь одну загадку - какая все-таки роль в неопределенном будущем отводится таким типам как Лэйнг (которые скрывают свои мотивы или не имеют их вовсе)?
Впрочем, я слукавил: неинтересно, ни эта загадка, ни сон героя, ни остальные нюансы судеб персонажей и всего мира «Высотки». Расчет на удовольствие, увы, не всегда оправдывается. И на месте неудавшегося фокуса внезапно возникают скепсис и скука. И это можно отнести на счет неумения или даже отсутствия таланта у создателей фильма. Впрочем, возможно и другое объяснение. Эйфория и кайф вообще рано или поздно проходят, остаются реалии, примириться с которыми помогают ответы, смыслы. Антиутопии, да и любые хорошие произведения, в общем-то затем и задают вопросы. Но раз не задан вопрос, то не значит ли это, что на вас и ваши поиски создателям попросту плевать? Причем, «с высокой колокольни».
Если коротко, то это экранизация романа-катастрофы на тему социальной иерархии и кризиса современного общества. В фильме очень много отсылок и метафор, но они по большей части довольно плоские и легко читаемые, возможно поэтому гораздо интереснее обратить внимание на другие стороны: аллюзии к иным произведениям, общий культурный контекст или сам уровень высказывания (а не его содержания). Первые два аспекта хорошо представлены в рецензии Марины Симаковой на Сигме. Также стоит отметить и другую рецензию на этом сайте: текст Богдана Сторохи, с которым я в общем согласен как в выводах («спасибо, не надо таких антиутопий»), так и в постскриптуме. Поэтому тем, кому интересно разобраться со всеми деталями фильма, я рекомендую ознакомиться с данными текстами, ну а сам я остановлюсь лишь на нескольких моментах.
Главный момент, который не удалось заметить или выразить другим комментаторам, заключается в том, что «Высотка» в очень малой степени связана со смыслами и вопросами (которые обычно задает антиутопия). Данный фильм скорее имитирует смысл в качестве алиби, в то время как основная цель видеоряда - отыгрывание определенных эмоций и фантазий, т.е. попросту наслаждение. То, что получилось у Уитли - это в буквальном смысле guilty pleasure, т.е. не эвфемизм для понравившегося китча, а именно низменное удовольствие от созерцания того, что обычно табуируется и вытесняется в область фантазий. Именно для этих целей Уитли демонстрирует нам софт-версию социального распада, в котором (словно в подростковой влажной мечте) много секса и гораздо меньше насилия. Причем всё это обосновано поверхностной ссылкой на классовые чувства: дескать, и низы, и верхи только и мечтают перевести символическое насилие в реальное и буквально отыметь друг друга. В такой трактовке классового антагонизма верхи отличаются от низов, пожалуй, только тем, что действуют менее спонтанно и с привлечением теории (в качестве наказания Уайлдеру они выбирают не обычное физическое подавление/устранение, а «научно обоснованную» лоботомию).
В каком-то смысле это и есть знак современности: наслаждение вместо работы смысла (движения в сторону истины). Несложно заметить, что игра на струнах классовых зависти, презрения и ненависти несет гораздо меньший подрывной потенциал, чем рассуждения о них. Настолько меньший, что точнее сказать - никакой. Подобному бегству от рефлексии соответствуют монтаж и операторская работа, которые в погоне за гламурной картинкой утеряли всякую идею и связность. По этой причине визуальная форма как будто бы все время намекает на то, что это не может быть реальностью - это сон, фантазия, в лучшем случае наркотический трип. Тут даже убийство предстает в слащавой визуальной упаковке взгляда через калейдоскоп. И кстати, в английском названии очень хорошо слышна эта отсылка: high - это не только «высокий», но также «кайф», «наркотическая эйфория», а rise - не только «подъем», но также «повышение» (по статусу) и «бунт, восстание». Стало быть, high rise можно прочитать не только как «высотное здание», но и как иронический намёк на кайф, сопровождающий как послушное социальное продвижение, так и восстание против системы. Люди - существа социальные, и это сильно сказывается на их психологии. Более того, любая логика уровня - это логика ступеней, которая неявно подсказывает мотивы и цели (движение вниз или вверх). Поэтому несложно согласиться с мыслью о том, что удовольствие и статус для большинства людей переплетены столь сильно, что думать о долгосрочных последствиях и смыслах просто некогда (а то и нечем). И, кстати, эта стратегия непосредственной выгоды характерна большинству высокоразвитых существ, а не только людям (когда мне говорят про идиотов-людей, уничтожающих экосистемы ради наживы, вспоминаются дельфины, научившиеся убивать чаек ради очередного поощрения).
Вот только вместо суровой реальности, которая напрашивается в историю «Высотки», вам покажут детское соперничество жителей верхних и нижних этажей, озабоченных только тем, чьи вечеринки круче. В общем, как я уже и сказал, Уитли тщательно оберегает зрителя от любой реальности, в т.ч. реальности наших деструктивных фантазий. Реальность социальной дезинтеграции такова, что для большей части женщин и детей этой высотки всё закончилось бы плачевно. Но большинство хотят продолжать мечтать, а не столкнуться с реализацией собственных грёз (что было бы весьма травматично). И эта искусственно поддерживаемая эйфория собственно и есть часть проживания в современной глобальной «высотке».
Проблема в том, что при таких условностях подачи механика сюжета становится предельно искусственной и одномерной. Конечно, можно с некоторой натяжкой увидеть в этом продолжение традиций абсурдизма и произведений Кафки. Доктор Лэйнг действительно похож на героев Кафки: он отстранен и выключен из какой-то части социального воображаемого (он как будто не знает какой-то секрет, известный всем остальным). Более того, в этой роли чужака или функции именно он запускает процессы изменения в целом, словно кристалл, брошенный в насыщенный раствор. При этом остальные персонажи остаются одномерными механизмами, действующими по инерции, заданной внешним воздействием. Именно Лэйнг оказывается в начале множества таких преобразований: неузнавание актрисы, оставленный французский разговорник, незначительные фразы с Ройялом, Хелен Уайлдер, сыном Шарлотты, и наконец, злая шутка с Монро). Возможно это еще одна буквальная метафора того, насколько современные люди зависят от чужих мнений и реакций. Увы, в такой ситуации целый пул хороших актеров занимается откровенной фигней, т.к. здесь нечего играть, да и незачем.
Наверное, в какой-то части вся эта смысловая пустота при обилии знаков, символов и метафор - это проблема самого первоисточника. Режиссер в одном точно не ошибся, когда выбрал в качестве общей стилистики фильма 70-е годы. Я уже писал о том, что «секс и паранойя» стали знаком той эпохи, причем не только на уровне массовой культуры, но даже в теориях и практике социальных институтов (можно углубиться в эту тему здесь и здесь). Холодная война, рейганомика, яппи с их верой в социальные лифты и бесконечное потребление, последствия сексуальной революции, социальные и психологические эксперимент (кстати Лэйнг - это фамилия психотерапевта, популярного в 70-е) - это и многие другие знаки той эпохи отчетливо читаются в содержании «Высотки». Так, например, именно в 70-е ученые (не без помощи ЦРУ и других подобных организаций) начинают активно интересоваться проблемами распада обществ, в т.ч. экспериментируя с социальной депривацией (лишение света, воды, пищи). Да и в реальности хватает примеров, когда недавно благоденствующие общества обращаются в хаотические массы. Похоже, что Баллард очень хорошо ощутил этот момент: 70-е стали переломной эпохой, причем потому что реальный перелом или кризис не произошел тогда, хотя и назревал. Этот не случившийся перелом оказал серьезное влияние на будущее развитие западного общества, да и всего мира. Фантомные боли упущенного шанса - вот один из мотивов Балларда. И отсюда понятно, почему ему считай, что нечего сказать в «Высотке». Что может сказать тот, кто только что ощутил подобное? Только «Я.. эй, подождите…» и непечатные эмоции. Именно они и нашли себе место в этом произведении, причем с явным привкусом садо-мазо.
Потому на данном материале лучше всего приживаются избитые стереотипы и образы. В целом символика «Высотки» вращается вокруг двух тематических групп. Первая - это символы обновления, на которое мы видимо должны уповать после кризиса и распада. Сюда относится окрашивание стен (светлый тон), белые одежды женщин, крики роженицы, стирка и омовение в душе, а также тема бассейна, в который в итоге уходят тела большинства героев (и где всё начинается с убийства собаки). Эта группа символов поспешно пристегивается к теме женского начала. И в финале мы видим какой-то странный матриархат без каких-либо пояснений или деталей. Соответственно вторая группа символов - всё, что связано с урбанистическими образами (лифты, высотное здание, технологии, а также неизменный спутник человека - мусор), которые частично связаны с мужским началом, воплощенном в планировании и контроле создателя высотки. Вообще, как заметили многие, здание часто используется в качестве образа государства, социальной иерархии и проектов будущего (многие утопии и антиутопии - это картины нового дома/пространства жизни, которое отражает новый способ понимания мира и себя). Несколько шаблонное противопоставление этих двух символик в конечном счете оставляет лишь одну загадку - какая все-таки роль в неопределенном будущем отводится таким типам как Лэйнг (которые скрывают свои мотивы или не имеют их вовсе)?
Впрочем, я слукавил: неинтересно, ни эта загадка, ни сон героя, ни остальные нюансы судеб персонажей и всего мира «Высотки». Расчет на удовольствие, увы, не всегда оправдывается. И на месте неудавшегося фокуса внезапно возникают скепсис и скука. И это можно отнести на счет неумения или даже отсутствия таланта у создателей фильма. Впрочем, возможно и другое объяснение. Эйфория и кайф вообще рано или поздно проходят, остаются реалии, примириться с которыми помогают ответы, смыслы. Антиутопии, да и любые хорошие произведения, в общем-то затем и задают вопросы. Но раз не задан вопрос, то не значит ли это, что на вас и ваши поиски создателям попросту плевать? Причем, «с высокой колокольни».