Зимин часть 2
Начало в предыдущем посте.
Осиротев, Мин переселился в интернат не насовсем, а периодически жил в родительском доме, где вела хозяйство сперва Зина, а после её ранней смерти (тут Мин не при чём) родственницы. К Зине Мин относился с покровительственной теплотой, с её наследницами старался не очень сближаться. Он для себя сделал вывод, что слишком горячие чувства заставляют его предъявлять к словам и действиям объекта любви чересчур высокие требования - а это может опять плохо кончиться.
Мин знал за собой, что у него бывают приступы ярости, которые окружающим представляются беспричинными или по крайней мере избыточными, несообразными поводу. Дискутировать на тему своей правоты или неправоты в таких вопросах Мин резонно считал небезопасным - прежде всего для оппонентов, ибо в запальчивости мог дать волю своим смертоносным рукам.
Ещё Зимин с возрастом осознал, что отличается от прочих людей в области сна. Во сне он часто видит и слышит лучше чем наяву, всегда знает ход времени - не ошибается, сколько прошло часов, даже если крепко спит; и во время тяжёлой болезни, бредя несколько суток напролёт, он не сбился со счёта дней. Кроме того, он заметил, что независимо от дневных впечатлений каждую ночь на него обязательно нападает страшная тоска - всего один раз за ночь, ненадолго, но непременно.
В остальном он был достаточно раскованным и вполне (особенно с учётом его семейной истории) жизнерадостным подростком.
* * *
Про случаи, после которых он опять ходил сдаваться в милицию, надо сказать хотя бы пару слов. В 10 лет Мин оказался участником большой драки между старшеклассниками и "малышнёй", которую сам же и организовал из благородных побуждений. Парочка старших ребят стала наведываться в группу Мина и вязаться к новичкам - троим волхвятам. Из-за специфических волхвитских привычек и особенностей эти детишки то и дело вызывали учительские нарекания и насмешки сверстников, и Мин считал делом чести новеньких защищать. А эти болваны из девятого класса, с точки зрения Зимина, приходили исключительно подразнить волхвят и придраться к ним. Мин призвал согрупников вломить насмешникам, как только те опять явятся и начнут издеваться над малышами - что и было сделано. Потом оказалось, что всё не так однозначно: девятиклассники приходили с подачи соседей своих родителей, взрослых волхвов, которые попросили "присмотреть и повоспитывать" их отпрысков.
(Шеол: Можно согласиться, что парни справлялись с поручением не лучшим образом, но всё-таки смерть в больнице одного и инвалидность другого - не совсем адекватная кара за отсутствие педагогических навыков в этом возрасте.)
Мин был удручён результатами разборки, независимо от осознания, что имело место недоразумение и предвзятое с его стороны отношение к пострадавшим. Он вообще-то не ожидал, что удары, которые он раздавал в ходе потасовки, приведут к внутренним кровоизлияниям. Поскольку двум девятиклассникам стало плохо не на месте драки, а полсуток спустя, в душе спортзала, то экспертиза сделала вывод о каких-то нештатных последствиях спортивных занятий. Ну а Зимин сделал свой вывод. И больше никогда в свои дела по наведению порядка никого не вовлекал и сам в общие потасовки не ввязывался.
Через два года он опять сделал ошибку. Увидев, как юная призёрка-лучница нешуточно целится в крадущегося по краю крыши кота, Мин влепил ей возмущённый шлепок. Он чётко заучил, что во гневе не должен прикасаться к голове и груди противника - но что заднице-то будет, казалось бы? На бедре остался не такой уж яркий след ладони, однако девушка умерла в медпункте от почечной колики. Выяснилось, кстати, что стреляла она не из баловства, а потому, что этот кот затерроризировал её престарелого друга-голубятника. Мин сделал вывод, что правильнее было бы просто толкнуть её локтем под локоть, стребовать объяснений и далее разбираться с спонсорами терроризма хозяевами кота-бандита.
* * *
В 13 лет Зимин категорически потребовал от родных отца (которые разыскали его и приехали навестить), чтобы его отвезли на АрТер: куда угодно, например в старый дом бабушки Малин - а иначе, мол, он убежит из дома и сам будет добираться через хребет, хоть пешком. Гости ошалели от натиска, переговорили с опекуншами, ещё больше ошалели от всего услышанного и стали спешно организовывать поездку.
Обстоятельства складывались не слишком удачно, Мин нервничал и торопил старших, в итоге его отправили со случайными попутчиками. На АрТер адолеск оказался на какое-то время без поддержки и присмотра, отправился на торг (затовариться едой и вообще за впечатлениями) и там получил то и другое попал в облаву. На самом деле ему вряд ли что-либо грозило, даже если бы его доставили в комендатуру - но Мин не разбирался в арийских законах и близко с ними знакомиться не спешил, поэтому внял призывным жестам рыночных девчонок-волхвиток и укрылся у них в кибитке.
Эти-то юные волжбеи (на раз-два расчислив, что это "тот самый", о ком не раз толковали в таборе) и открыли ему, что за ним в его шесть лет приходили шаманы, но родители его не отдали. А теперь всё, уже поздно, шаманом можно стать лишь до семилетнего возраста, дальше будешь просто одним из приходящих с дарами, и хоть в жертву самого себя принеси, а настоящее служение не для тебя.
(Шеол: На самом деле вопрос "призывного возраста" служения Великой Семёрке и правда довольно критичен; но на мой взгляд, юные приятельницы Мина были настолько категоричны не без собственного интереса: если мальчику шаманом всё равно теперь не бывать, то обеты служения Шиму не для него - а значит, ему ничто не помешает стать их любовником и прекрасно провести время в занятиях ничуть не скучнее, чем служение!
(Аст: Типичный волхвитский подход, чо.)
Мина это сообщение буквально перевернуло; зато многое непонятное для него в нём самом встало на свои места. Он чувствовал, что горе, если дать себе волю сожалеть о несбывшемся и осознавать размер потери, сделает его ужасом земли искалечит его напрочь. И тогда для себя постановил: раз Князь не захотел сделать так, чтобы Мин к нему попал вовремя - то и Мин вовсе не хочет иметь общую жизнь с Князем. Нет так нет!
И не искал шаманов. И не ходил на святые места, хотя и знал, где их найти. Опасался не на шутку, что встретит там живого настоящего шамана - и убьёт от обиды и ревности. Князь ему снился много раз - и всегда молчал, ничего Мину не говорил. Ну и Мин ничего Ему не говорил! Не о чем Ему разговаривать с несостоявшимся близким? - значит, не о чем, молчим!
Мин при всей его эрудиции был не в курсе, что Шим среди своих зовётся Ымм (Молчание, Молчаливый).
* * *
Зимин стал контрабандистом-добытчиком магических вещей (а заодно и просто коллекционного оружия, ювелирки, мехов, предметов искусства и пр.), экспертом-оценщиком их ценности и опасности, консультантом по транспортировке и продаже. В таковом качестве он не мог не пересечься со сферой интересов Семьи, о которой мы уже не раз упоминали.
Семья промышляла налётами на трабов, возвращающихся из-за хребта с хабаром, и грабежом (а то и банальным воровством) на магических торгах. С точки зрения чисто деловой, Мин мог бы дистанцироваться от этих проблем - в сферу его компетенции не входила гарантия доставки и продажи; но "из личных амбиций" он считал нужным "бить по загребущим фамилиарским рукам", когда те протягивались к добытому им или оцененному им артефакту. Он не охотился на Фамилиаров - на то есть Эксперты - но с удовольствием рушил их планы, срывал им эксы и уводил транспорт у них из-под носа. Постепенно обнаружилось, что добытчики Семьи довольно устойчивы к силе его рук (Зимин в соответствии со своей теорией объясняет это фамильной бессовестностью Фамилиаров), но ему это скорее даже нравилось - при личных столкновениях можно было не церемонясь раздавать зуботычины и трясти за горло. Мин вполне представлял внутрисемейную структуру, чтобы понимать, что против него обычно бросают людей подневольных, играющих в эти рискованные игры не от азарта, а по рутинной необходимости, поэтому не относился к ним как к равным противникам.
Кирилл Фамилиар
Однако, и среди этих скромных тружеников беспредела встречались изрядные экземпляры, с которыми у Мина складывались особые отношения. С маститым добытчиком Кириллом Фамилиаром Зимин (называемый в этих кругах Шокмэн) несколько лет вёл личную войну: они успели взаимно изучить любимые приёмы и "любимые мозоли" визави, неоднократно друг друга ловко обойти, по паре раз крупно подставить и по разу вольно или невольно выручить.
В конце концов руководству Семьи на фоне упадка добыч и растущей лавины неприятностей пришла мысль покончить по крайней мере с проблемой в лице треклятого Мэна. Успех позволил бы заодно немного поправить дела за счёт присвоения пары его личных пакгаузов, на которые Фамилиары давно положили глаз. Кроме того, его устранение можно было подать одной из союзных мафий как любезность со стороны Семьи и попросить сию любезность монетизировать. Ну и самого злобного Буратино врага монетизировать у Доктора Равиля. Это уже сущие копеечки, но тоже хлеб.
Дали поручение Кириллу как знатоку проблемы, тот выказал подобающий энтузиазм и принялся за подготовку дела. Его всегдашний напарник Наум некоторое время присматривался к хлопотам Киры, а затем произошёл немногословный разговор на полунамёках (у Семьи всюду уши), суть которого сводилась к следующему: если Кира всерьёз запланировал, рискуя здоровьем, дотащить изловленного Шокмэна до начальства, то экипироваться надо не так. А ежели, на что больше похоже, надумал саботаж с целью упустить добычу и отвадить от наших пределов, то выдумка это глупая и опасная: киты Семьи такое чуют и не прощают, а наглого Мэна фиг отвадишь, так что это будет со стороны Кирилла чистая бесполезная жертва. Наум ему не брат и печься о нём не собирается, а говорит исключительно из своего интереса: когда Киру репрессируют - то заодно и Науму нагорит, а дальше вместо толкового напарника дадут Науму какого-нибудь дебила. Если Кириллу так уж дорог этот его отморозок, надо вообще всё делать по-другому. А именно…
После того Кирилл пошёл к китам и высказал свои опасения: злобный Шокмэн его хорошо знает, трусливо опасается и не подпустит к себе близко, поэтому надо послать другого добытчика, а Кирилл того подробно проинструктирует насчёт вражьих повадок, и так мы застанем врага врасплох. Начальство пришло в восторг от кировой смекалки и немедленно призвало добытчика Костю, который к Доктору Равилю уже ездил и во всех остальных отношениях, по мнению начальства, подходил. При этом Кирилл несколько потемнел с лица; свою заминку объяснил тем, что у него уже есть идея, кого именно хорошо будет отправить на отлов врага Семьи… Но тут киты сочли, что добытчик зарывается и нарушает субординацию: ещё он будет указывать начальству в кадровых вопросах, наглец такой!
В связи с этим обломом Кирилл сделал вообще отчаянную вещь, тайком даже от напарника. Позвонил супостату, предупредил:
- Наши приняли решение относительно тебя, понял?
- Не понял.
- Тьфу. Ты слышал когда-нибудь о людях, относительно которых наши приняли решение?
- Нет!
- Вот и о тебе никто не услышит!
В ответ - смешок в трубку. Точно, прав был Наум, эту наглую харю запросто не отвадишь. Лаадно…
Хочешь не хочешь, пришлось Кире наставлять Костю насчёт Шокмэна. Неплохо зная обоих, Кирилл не пожелал бы ни Косте такой добычи, ни Мэну такого ловца. Но тут уже ничего было не переиграть. Того, кого наметили Кира с Наумом, было бы не жаль "проинструктировать" как надо, а Костю - Кирилл не стал таки. Дал несколько советов в надежде на удачу… на удачу для них обоих.
Но Костя был не просто добросовестный работник, а по натуре самостоятельный парень и не первый день в ловцах, поэтому сделал всё по-своему, хоть и уважал Кирилла аж до дрожи в коленках, даже слегка заискивал.
(Когда пришла инфа, что оживили Кирилла и Наума, то Мин сразу же примчался и пообщался с Кириллом очень задушевно; и потом как-то раз за стаканом заварины они вчетвером с Костей во всех нюансах обсудили, какие ЦУ и зачем Кира Косте давал, и как и почему Костя их нарушил, и что получилось бы, если бы соблюл.)
Костя Фамилиар
Поймать этого типа велел Кирилл, Кириллу же и деньги от Равиля Костя должен был передать. Кирилл этого человека явно знал и имел личное касательство: может это вражда, может, этот человек Кириллу сильно надоел чем-то. Он имел отношение к магическим продажам. "Шокмэн", сказал Кирилл, а Костя такого имени раньше не слышал, да эти дела были и не по его части.
Костя поймал его в его собственной машине - и закаялся так делать на будущее, потому как едва не погиб: там что-то высунулось, свистнуло и чуть не проткнуло Костю насквозь. Костя извернулся чудом, нырнул к сиденью, притаился, замер, потому что услышал снаружи оклик "Мэн, до скорого!"
Этот Мэн с кем-то перекликался через улицу и сел в машину не глядя, но сразу развернулся - почуял опасность! А Костя был наготове, эфиру напустил и схватил его.
Машину отогнал в сторонку и сразу перекрасил из пульверизатора - хотя Кирилл и заранее говорил, и потом повторил, что это трата денег пустая, так как искать никто не станет. Однако вертолёты потом над дорогой летали, и Костя порадовался, что сделал по-своему.
Ехали на этой самой машине всю дорогу от Котла, где Костя его сцапал, до города, где большая клиника под началом Доктора Равиля принимает кого угодно на запчасти - одиннадцать дней получилось. Костя не рискнул никак иначе, пока дорожки не накатаны, хоть Кирилл и советовал вариант менее напряжный, автобус-межгор. Так вообще-то ловцы возят добычу пассажирскими самолётами - много есть приёмов, чтобы не засветиться, но для надёжности сперва надо по маршруту пару раз прокатиться с кем-то из своих или с куклом, а у Кости на это времени не было.
Из-за такого долгого срока Костя не рискнул его всё время держать под балдой, дал очухаться и вёз сидя (связанным знамо дело), то на заднем сидении, то на переднем - и не знаешь, что хуже: когда сзади - сверлит глазами затылок, когда рядом - норовит толкнуть под локоть.
Он убежать пытался раза три, разную блазь наводил. А вообще говорил: давай я поведу! - хоть в ад, но побыстрее! Ты меня утомил! Косте ведь приходилось делать остановки в безлюдии, чтобы поспать, и ещё каждые два-три часа на разминку, чтобы руки не сводило на баранке. А этот то спал и самого Костю в сон тянул, то начинал шутить и комментарии отпускать, типа: мне на роду написано - смерть в автокатастрофе в месяце августе, а тебе? и прочее.
Вообще всю дорогу балагурил. Мол, вот ты так торопишься за мои кишки деньги получить, а не думаешь, что эти твои врачи и тебя прихватят на распил? А Семье потом скажут - ничего не знаем, такие к нам не приезжали. А кто докажет? Тебе небось командировочные дали перед выездом? Вот, схватят и тебя, и командировочные твои присвоят, не тебе они достанутся. Ты не зевай, лучше потрать все сейчас и меня угости. А если заедем на почту - я там могу денег получить, ещё лучше гульнём.
Предлагал по пути в бордель заехать, вообще эту тему развивал. Говорил, что на сорокалетие устроил для себя одного оргию, было неплохо, но скучновато - а раз выходит, что ему не суждено дожить до пятидесяти, то хочет в каком-нибудь придорожном шикарном кабаке загодя отметить юбилей и Костю приглашает.
А сам чуть не убил Костю разок: блазь навёл, что они плывут на катере, мёртвая зыбь, солнце слепит от воды, в руках у Кости не баранка, а лодочный руль, который можно придержать коленками, когда сбоку что-то налетает - парус то ли большущая белая птица, и захлёстывает вокруг лица, не даёт вдохнуть…
Костя пережил сильный стресс, можно сказать, когда очнулся и понял, что находится на волосок от смерти - руку в последний момент вскинул защититься от удара. Отбился, конечно, но только потому, что тот не успел полностью распутать себе руки - он тогда Костю чуть не задушил, но Костя всё же сумел отмахаться; тормознул, выволок его из машины и довольно сильно избил. Бил его ногами, а тот лишь хохотал и говорил, что мужчины между собой так не дерутся, что так только любовницу бьют - и прочее, словом, издевался по обыкновению.
Поехали дальше, а он Косте и говорит: я мол богатый мажор, давай буду тебе платить как шофёру и охраннику - впервые вижу человека, который не выпускает руль, хоть тресни! Костя был толковый добытчик, ему и раньше делали предложения со стороны, поэтому он привычно возразил, что Семья. А этот сказал очень зло и искренне - я мол свою семью давно под корень свёл! и ты можешь свою. Такого поворота Костя ещё ни от кого не слышал, ему даже дурновато стало. Семья же - это не пять человек и не десять, это громада, как можно не понимать таких простых вещей, а ещё мажор.
И вообще всего пару раз побил: кроме этого раза, ещё, когда тот достал гудением, от которого Костю неудержимо тянуло в сон. Мэн при этом опять давился со смеху и приговаривал - ну что, не понравилась тебе моя колыбельная, так сразу рёбра считать? Ты и на музыкальных концертах мол такой строгий критик?
А за просто слова Костя ни разу его не ударил.
Он всё время хотел того-другого: мол жалко тебе, что ли? но Костя всего разок выполнил, вынес его полежать на траве, ночью, связанного. Мэн хоть и видел в темноте гораздо лучше, и вообще неизвестно, чего от него ещё ждать, но Костя позволил себе такой рискованный благородный жест: Мэна время от времени ночью не то чтобы укачивало, не то чтобы спазмы какие-то, но как-то так крючило, что смотреть тошно.
Ещё одну просьбу его Костя выполнил, уже незадолго до их приезда: выскочил и купил ему бутылку красного вина. Он её выхлестал один, хоть и звал Костю выпить: мол, ты говоришь "врачи, на органы", а всё ерунда! ты чо, до сих пор не понял? они там хотят сделать малификат - выпей красного, а не то вместо меня тебя возьмут!
Костя и без него знал поверье, что от чёрной жертвы можно отмазаться, если успеешь хлебнуть красного вина. Но к таким штукам относился фатально, а вот пить за рулём, тем более при наличии такого пассажира - это своей волей заруливать на красный тот свет.
Когда с транзит-шоссе свернули на городское, в город, где клиника Равиля - он это увидел, понял, что приехали, говорит Косте: ну и дурак ты мол! если не хочешь со мной дальше так и ехать в вечность или куда приведётся - а я бы согласился, хоть ты и неуч и болван! - то мог бы хоть пристрелить меня и сказать, что попытка к бегству.
Костя до того растерялся, что даже заколебался от неожиданности. Встряхнулся и сказал - ещё не хватало! С чего бы! А Мэн, как будто и не слыша его: …впрочем, нет! это мне не подходит, это не моя судьба!
Костя Доктору Равилю его сдал и больше ничего о нём всю оставшуюся жизнь не слышал. Кирилла расспросить побоялся.
Продолжение следует
Осиротев, Мин переселился в интернат не насовсем, а периодически жил в родительском доме, где вела хозяйство сперва Зина, а после её ранней смерти (тут Мин не при чём) родственницы. К Зине Мин относился с покровительственной теплотой, с её наследницами старался не очень сближаться. Он для себя сделал вывод, что слишком горячие чувства заставляют его предъявлять к словам и действиям объекта любви чересчур высокие требования - а это может опять плохо кончиться.
Мин знал за собой, что у него бывают приступы ярости, которые окружающим представляются беспричинными или по крайней мере избыточными, несообразными поводу. Дискутировать на тему своей правоты или неправоты в таких вопросах Мин резонно считал небезопасным - прежде всего для оппонентов, ибо в запальчивости мог дать волю своим смертоносным рукам.
Ещё Зимин с возрастом осознал, что отличается от прочих людей в области сна. Во сне он часто видит и слышит лучше чем наяву, всегда знает ход времени - не ошибается, сколько прошло часов, даже если крепко спит; и во время тяжёлой болезни, бредя несколько суток напролёт, он не сбился со счёта дней. Кроме того, он заметил, что независимо от дневных впечатлений каждую ночь на него обязательно нападает страшная тоска - всего один раз за ночь, ненадолго, но непременно.
В остальном он был достаточно раскованным и вполне (особенно с учётом его семейной истории) жизнерадостным подростком.
* * *
Про случаи, после которых он опять ходил сдаваться в милицию, надо сказать хотя бы пару слов. В 10 лет Мин оказался участником большой драки между старшеклассниками и "малышнёй", которую сам же и организовал из благородных побуждений. Парочка старших ребят стала наведываться в группу Мина и вязаться к новичкам - троим волхвятам. Из-за специфических волхвитских привычек и особенностей эти детишки то и дело вызывали учительские нарекания и насмешки сверстников, и Мин считал делом чести новеньких защищать. А эти болваны из девятого класса, с точки зрения Зимина, приходили исключительно подразнить волхвят и придраться к ним. Мин призвал согрупников вломить насмешникам, как только те опять явятся и начнут издеваться над малышами - что и было сделано. Потом оказалось, что всё не так однозначно: девятиклассники приходили с подачи соседей своих родителей, взрослых волхвов, которые попросили "присмотреть и повоспитывать" их отпрысков.
(Шеол: Можно согласиться, что парни справлялись с поручением не лучшим образом, но всё-таки смерть в больнице одного и инвалидность другого - не совсем адекватная кара за отсутствие педагогических навыков в этом возрасте.)
Мин был удручён результатами разборки, независимо от осознания, что имело место недоразумение и предвзятое с его стороны отношение к пострадавшим. Он вообще-то не ожидал, что удары, которые он раздавал в ходе потасовки, приведут к внутренним кровоизлияниям. Поскольку двум девятиклассникам стало плохо не на месте драки, а полсуток спустя, в душе спортзала, то экспертиза сделала вывод о каких-то нештатных последствиях спортивных занятий. Ну а Зимин сделал свой вывод. И больше никогда в свои дела по наведению порядка никого не вовлекал и сам в общие потасовки не ввязывался.
Через два года он опять сделал ошибку. Увидев, как юная призёрка-лучница нешуточно целится в крадущегося по краю крыши кота, Мин влепил ей возмущённый шлепок. Он чётко заучил, что во гневе не должен прикасаться к голове и груди противника - но что заднице-то будет, казалось бы? На бедре остался не такой уж яркий след ладони, однако девушка умерла в медпункте от почечной колики. Выяснилось, кстати, что стреляла она не из баловства, а потому, что этот кот затерроризировал её престарелого друга-голубятника. Мин сделал вывод, что правильнее было бы просто толкнуть её локтем под локоть, стребовать объяснений и далее разбираться с спонсорами терроризма хозяевами кота-бандита.
* * *
В 13 лет Зимин категорически потребовал от родных отца (которые разыскали его и приехали навестить), чтобы его отвезли на АрТер: куда угодно, например в старый дом бабушки Малин - а иначе, мол, он убежит из дома и сам будет добираться через хребет, хоть пешком. Гости ошалели от натиска, переговорили с опекуншами, ещё больше ошалели от всего услышанного и стали спешно организовывать поездку.
Обстоятельства складывались не слишком удачно, Мин нервничал и торопил старших, в итоге его отправили со случайными попутчиками. На АрТер адолеск оказался на какое-то время без поддержки и присмотра, отправился на торг (затовариться едой и вообще за впечатлениями) и там получил то и другое попал в облаву. На самом деле ему вряд ли что-либо грозило, даже если бы его доставили в комендатуру - но Мин не разбирался в арийских законах и близко с ними знакомиться не спешил, поэтому внял призывным жестам рыночных девчонок-волхвиток и укрылся у них в кибитке.
Эти-то юные волжбеи (на раз-два расчислив, что это "тот самый", о ком не раз толковали в таборе) и открыли ему, что за ним в его шесть лет приходили шаманы, но родители его не отдали. А теперь всё, уже поздно, шаманом можно стать лишь до семилетнего возраста, дальше будешь просто одним из приходящих с дарами, и хоть в жертву самого себя принеси, а настоящее служение не для тебя.
(Шеол: На самом деле вопрос "призывного возраста" служения Великой Семёрке и правда довольно критичен; но на мой взгляд, юные приятельницы Мина были настолько категоричны не без собственного интереса: если мальчику шаманом всё равно теперь не бывать, то обеты служения Шиму не для него - а значит, ему ничто не помешает стать их любовником и прекрасно провести время в занятиях ничуть не скучнее, чем служение!
(Аст: Типичный волхвитский подход, чо.)
Мина это сообщение буквально перевернуло; зато многое непонятное для него в нём самом встало на свои места. Он чувствовал, что горе, если дать себе волю сожалеть о несбывшемся и осознавать размер потери, сделает его ужасом земли искалечит его напрочь. И тогда для себя постановил: раз Князь не захотел сделать так, чтобы Мин к нему попал вовремя - то и Мин вовсе не хочет иметь общую жизнь с Князем. Нет так нет!
И не искал шаманов. И не ходил на святые места, хотя и знал, где их найти. Опасался не на шутку, что встретит там живого настоящего шамана - и убьёт от обиды и ревности. Князь ему снился много раз - и всегда молчал, ничего Мину не говорил. Ну и Мин ничего Ему не говорил! Не о чем Ему разговаривать с несостоявшимся близким? - значит, не о чем, молчим!
Мин при всей его эрудиции был не в курсе, что Шим среди своих зовётся Ымм (Молчание, Молчаливый).
* * *
Зимин стал контрабандистом-добытчиком магических вещей (а заодно и просто коллекционного оружия, ювелирки, мехов, предметов искусства и пр.), экспертом-оценщиком их ценности и опасности, консультантом по транспортировке и продаже. В таковом качестве он не мог не пересечься со сферой интересов Семьи, о которой мы уже не раз упоминали.
Семья промышляла налётами на трабов, возвращающихся из-за хребта с хабаром, и грабежом (а то и банальным воровством) на магических торгах. С точки зрения чисто деловой, Мин мог бы дистанцироваться от этих проблем - в сферу его компетенции не входила гарантия доставки и продажи; но "из личных амбиций" он считал нужным "бить по загребущим фамилиарским рукам", когда те протягивались к добытому им или оцененному им артефакту. Он не охотился на Фамилиаров - на то есть Эксперты - но с удовольствием рушил их планы, срывал им эксы и уводил транспорт у них из-под носа. Постепенно обнаружилось, что добытчики Семьи довольно устойчивы к силе его рук (Зимин в соответствии со своей теорией объясняет это фамильной бессовестностью Фамилиаров), но ему это скорее даже нравилось - при личных столкновениях можно было не церемонясь раздавать зуботычины и трясти за горло. Мин вполне представлял внутрисемейную структуру, чтобы понимать, что против него обычно бросают людей подневольных, играющих в эти рискованные игры не от азарта, а по рутинной необходимости, поэтому не относился к ним как к равным противникам.
Кирилл Фамилиар
Однако, и среди этих скромных тружеников беспредела встречались изрядные экземпляры, с которыми у Мина складывались особые отношения. С маститым добытчиком Кириллом Фамилиаром Зимин (называемый в этих кругах Шокмэн) несколько лет вёл личную войну: они успели взаимно изучить любимые приёмы и "любимые мозоли" визави, неоднократно друг друга ловко обойти, по паре раз крупно подставить и по разу вольно или невольно выручить.
В конце концов руководству Семьи на фоне упадка добыч и растущей лавины неприятностей пришла мысль покончить по крайней мере с проблемой в лице треклятого Мэна. Успех позволил бы заодно немного поправить дела за счёт присвоения пары его личных пакгаузов, на которые Фамилиары давно положили глаз. Кроме того, его устранение можно было подать одной из союзных мафий как любезность со стороны Семьи и попросить сию любезность монетизировать. Ну и самого злобного Буратино врага монетизировать у Доктора Равиля. Это уже сущие копеечки, но тоже хлеб.
Дали поручение Кириллу как знатоку проблемы, тот выказал подобающий энтузиазм и принялся за подготовку дела. Его всегдашний напарник Наум некоторое время присматривался к хлопотам Киры, а затем произошёл немногословный разговор на полунамёках (у Семьи всюду уши), суть которого сводилась к следующему: если Кира всерьёз запланировал, рискуя здоровьем, дотащить изловленного Шокмэна до начальства, то экипироваться надо не так. А ежели, на что больше похоже, надумал саботаж с целью упустить добычу и отвадить от наших пределов, то выдумка это глупая и опасная: киты Семьи такое чуют и не прощают, а наглого Мэна фиг отвадишь, так что это будет со стороны Кирилла чистая бесполезная жертва. Наум ему не брат и печься о нём не собирается, а говорит исключительно из своего интереса: когда Киру репрессируют - то заодно и Науму нагорит, а дальше вместо толкового напарника дадут Науму какого-нибудь дебила. Если Кириллу так уж дорог этот его отморозок, надо вообще всё делать по-другому. А именно…
После того Кирилл пошёл к китам и высказал свои опасения: злобный Шокмэн его хорошо знает, трусливо опасается и не подпустит к себе близко, поэтому надо послать другого добытчика, а Кирилл того подробно проинструктирует насчёт вражьих повадок, и так мы застанем врага врасплох. Начальство пришло в восторг от кировой смекалки и немедленно призвало добытчика Костю, который к Доктору Равилю уже ездил и во всех остальных отношениях, по мнению начальства, подходил. При этом Кирилл несколько потемнел с лица; свою заминку объяснил тем, что у него уже есть идея, кого именно хорошо будет отправить на отлов врага Семьи… Но тут киты сочли, что добытчик зарывается и нарушает субординацию: ещё он будет указывать начальству в кадровых вопросах, наглец такой!
В связи с этим обломом Кирилл сделал вообще отчаянную вещь, тайком даже от напарника. Позвонил супостату, предупредил:
- Наши приняли решение относительно тебя, понял?
- Не понял.
- Тьфу. Ты слышал когда-нибудь о людях, относительно которых наши приняли решение?
- Нет!
- Вот и о тебе никто не услышит!
В ответ - смешок в трубку. Точно, прав был Наум, эту наглую харю запросто не отвадишь. Лаадно…
Хочешь не хочешь, пришлось Кире наставлять Костю насчёт Шокмэна. Неплохо зная обоих, Кирилл не пожелал бы ни Косте такой добычи, ни Мэну такого ловца. Но тут уже ничего было не переиграть. Того, кого наметили Кира с Наумом, было бы не жаль "проинструктировать" как надо, а Костю - Кирилл не стал таки. Дал несколько советов в надежде на удачу… на удачу для них обоих.
Но Костя был не просто добросовестный работник, а по натуре самостоятельный парень и не первый день в ловцах, поэтому сделал всё по-своему, хоть и уважал Кирилла аж до дрожи в коленках, даже слегка заискивал.
(Когда пришла инфа, что оживили Кирилла и Наума, то Мин сразу же примчался и пообщался с Кириллом очень задушевно; и потом как-то раз за стаканом заварины они вчетвером с Костей во всех нюансах обсудили, какие ЦУ и зачем Кира Косте давал, и как и почему Костя их нарушил, и что получилось бы, если бы соблюл.)
Костя Фамилиар
Поймать этого типа велел Кирилл, Кириллу же и деньги от Равиля Костя должен был передать. Кирилл этого человека явно знал и имел личное касательство: может это вражда, может, этот человек Кириллу сильно надоел чем-то. Он имел отношение к магическим продажам. "Шокмэн", сказал Кирилл, а Костя такого имени раньше не слышал, да эти дела были и не по его части.
Костя поймал его в его собственной машине - и закаялся так делать на будущее, потому как едва не погиб: там что-то высунулось, свистнуло и чуть не проткнуло Костю насквозь. Костя извернулся чудом, нырнул к сиденью, притаился, замер, потому что услышал снаружи оклик "Мэн, до скорого!"
Этот Мэн с кем-то перекликался через улицу и сел в машину не глядя, но сразу развернулся - почуял опасность! А Костя был наготове, эфиру напустил и схватил его.
Машину отогнал в сторонку и сразу перекрасил из пульверизатора - хотя Кирилл и заранее говорил, и потом повторил, что это трата денег пустая, так как искать никто не станет. Однако вертолёты потом над дорогой летали, и Костя порадовался, что сделал по-своему.
Ехали на этой самой машине всю дорогу от Котла, где Костя его сцапал, до города, где большая клиника под началом Доктора Равиля принимает кого угодно на запчасти - одиннадцать дней получилось. Костя не рискнул никак иначе, пока дорожки не накатаны, хоть Кирилл и советовал вариант менее напряжный, автобус-межгор. Так вообще-то ловцы возят добычу пассажирскими самолётами - много есть приёмов, чтобы не засветиться, но для надёжности сперва надо по маршруту пару раз прокатиться с кем-то из своих или с куклом, а у Кости на это времени не было.
Из-за такого долгого срока Костя не рискнул его всё время держать под балдой, дал очухаться и вёз сидя (связанным знамо дело), то на заднем сидении, то на переднем - и не знаешь, что хуже: когда сзади - сверлит глазами затылок, когда рядом - норовит толкнуть под локоть.
Он убежать пытался раза три, разную блазь наводил. А вообще говорил: давай я поведу! - хоть в ад, но побыстрее! Ты меня утомил! Косте ведь приходилось делать остановки в безлюдии, чтобы поспать, и ещё каждые два-три часа на разминку, чтобы руки не сводило на баранке. А этот то спал и самого Костю в сон тянул, то начинал шутить и комментарии отпускать, типа: мне на роду написано - смерть в автокатастрофе в месяце августе, а тебе? и прочее.
Вообще всю дорогу балагурил. Мол, вот ты так торопишься за мои кишки деньги получить, а не думаешь, что эти твои врачи и тебя прихватят на распил? А Семье потом скажут - ничего не знаем, такие к нам не приезжали. А кто докажет? Тебе небось командировочные дали перед выездом? Вот, схватят и тебя, и командировочные твои присвоят, не тебе они достанутся. Ты не зевай, лучше потрать все сейчас и меня угости. А если заедем на почту - я там могу денег получить, ещё лучше гульнём.
Предлагал по пути в бордель заехать, вообще эту тему развивал. Говорил, что на сорокалетие устроил для себя одного оргию, было неплохо, но скучновато - а раз выходит, что ему не суждено дожить до пятидесяти, то хочет в каком-нибудь придорожном шикарном кабаке загодя отметить юбилей и Костю приглашает.
А сам чуть не убил Костю разок: блазь навёл, что они плывут на катере, мёртвая зыбь, солнце слепит от воды, в руках у Кости не баранка, а лодочный руль, который можно придержать коленками, когда сбоку что-то налетает - парус то ли большущая белая птица, и захлёстывает вокруг лица, не даёт вдохнуть…
Костя пережил сильный стресс, можно сказать, когда очнулся и понял, что находится на волосок от смерти - руку в последний момент вскинул защититься от удара. Отбился, конечно, но только потому, что тот не успел полностью распутать себе руки - он тогда Костю чуть не задушил, но Костя всё же сумел отмахаться; тормознул, выволок его из машины и довольно сильно избил. Бил его ногами, а тот лишь хохотал и говорил, что мужчины между собой так не дерутся, что так только любовницу бьют - и прочее, словом, издевался по обыкновению.
Поехали дальше, а он Косте и говорит: я мол богатый мажор, давай буду тебе платить как шофёру и охраннику - впервые вижу человека, который не выпускает руль, хоть тресни! Костя был толковый добытчик, ему и раньше делали предложения со стороны, поэтому он привычно возразил, что Семья. А этот сказал очень зло и искренне - я мол свою семью давно под корень свёл! и ты можешь свою. Такого поворота Костя ещё ни от кого не слышал, ему даже дурновато стало. Семья же - это не пять человек и не десять, это громада, как можно не понимать таких простых вещей, а ещё мажор.
И вообще всего пару раз побил: кроме этого раза, ещё, когда тот достал гудением, от которого Костю неудержимо тянуло в сон. Мэн при этом опять давился со смеху и приговаривал - ну что, не понравилась тебе моя колыбельная, так сразу рёбра считать? Ты и на музыкальных концертах мол такой строгий критик?
А за просто слова Костя ни разу его не ударил.
Он всё время хотел того-другого: мол жалко тебе, что ли? но Костя всего разок выполнил, вынес его полежать на траве, ночью, связанного. Мэн хоть и видел в темноте гораздо лучше, и вообще неизвестно, чего от него ещё ждать, но Костя позволил себе такой рискованный благородный жест: Мэна время от времени ночью не то чтобы укачивало, не то чтобы спазмы какие-то, но как-то так крючило, что смотреть тошно.
Ещё одну просьбу его Костя выполнил, уже незадолго до их приезда: выскочил и купил ему бутылку красного вина. Он её выхлестал один, хоть и звал Костю выпить: мол, ты говоришь "врачи, на органы", а всё ерунда! ты чо, до сих пор не понял? они там хотят сделать малификат - выпей красного, а не то вместо меня тебя возьмут!
Костя и без него знал поверье, что от чёрной жертвы можно отмазаться, если успеешь хлебнуть красного вина. Но к таким штукам относился фатально, а вот пить за рулём, тем более при наличии такого пассажира - это своей волей заруливать на красный тот свет.
Когда с транзит-шоссе свернули на городское, в город, где клиника Равиля - он это увидел, понял, что приехали, говорит Косте: ну и дурак ты мол! если не хочешь со мной дальше так и ехать в вечность или куда приведётся - а я бы согласился, хоть ты и неуч и болван! - то мог бы хоть пристрелить меня и сказать, что попытка к бегству.
Костя до того растерялся, что даже заколебался от неожиданности. Встряхнулся и сказал - ещё не хватало! С чего бы! А Мэн, как будто и не слыша его: …впрочем, нет! это мне не подходит, это не моя судьба!
Костя Доктору Равилю его сдал и больше ничего о нём всю оставшуюся жизнь не слышал. Кирилла расспросить побоялся.
Продолжение следует