Такая вот беда, Григорь Ефимыч, -
Костлявая живёт и во дворцах.
Не откупиться деньгами лихими
И даже не послать её в сердцах.
Империи трудней держать за горло,
Чем воровать из стойла лошадей,
И дураков звереющая свора
Тебя схоронит в ледяной воде.
Из глубины российской неоглядной,
Вселяя страх в сановные сердца,
Выходят конокрады в казнокрады,
Знамения творя и чудеса.
Чтоб господа забывшие монашки
Молились им и в счастье, и в тоске,
Чтоб припадала шушера монаршья
К мужицкой потной жилистой руке.
Такая вот беда, Григорь Ефимыч, -
Судьба твоя решилась в облаках:
Не порезвиться с девками тугими
И в барских не барахтаться шелках.
И шлюхи по-собачьи вой подымут,
Шалея от давнишнего греха,
Как больно их ласкал Григорь Ефимыч
И сотни им за пазухи пихал.
Такая вот беда, Григорь Ефимыч,
Что ангел твой вспорхнул - и был таков,
И по тебе рыдают панихиды,
И из бумажных не восстать цветов,
И не трясти, как яблоню, столицу,
От водки буйну голову терять,
В альковах бархатных царице
Подол, как девке, задирать.
Тоскливо ржут имперские кобылы,
Но всё уже не стоит ни шиша.
Григорь Ефимыч, разве ж позабылось,
Как эта жизнь чертовски хороша?
И, вздрогнув, подо льдом душа очнулась,
И полетела к небу, матерясь,
И тухлая империя качнулась,
Твоих плечей опору потеряв.