Из дневника Л. В. Шапориной.
Любовь Васильевна Шапорина (1879-1967) - создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица.
18 декабря 1946 г. На днях в школе девочкам было объявлено, что кто не внесет 100 рублей за учение (1-е полугодие), не будет допущен в класс.* В прошлом году они были освобождены от платы. Я пошла к директорше. Узнала следующее: в этом году страшные строгости. От финотдела ей дали требование уплатить 14 000, а так как она внесла только 8000, ей наложили арест на счет, и она сидит без денег и без дров. За каждого освобожденного от платы надо представить справку. Освобождаются лишь дети убитых офицеров. Только офицеров. Дети убитых солдат и сержантов не освобождаются от платы. Я ахнула. Мне потом объяснили, что это делается для того, чтобы пролетарские дети дальше 7-го класса не шли и не заполняли вузы.
* О платном образовании в СССР см.
здесь Ездила 14-го в Детское, на кладбище. Старый клен над могилами, раненный осколком, свалился в бурю, но, к счастью, не коснулся Аленушкиного креста.
По дороге все те же мучительные колхозные разговоры. За 10, больше, за 12 лет никто ничему не выучился. Жительница Ярославской области рассказывала, как их замучили льном, как и озимые и яровые хлеба осыпаются, пока они сдают лен, все то же, что было и в 1934 году, когда мы с Васей жили в Суноге. Женщина ехала в Новолисино.
Другая заметила: "Ну, в Новолисино только по несчастному случаю ездят". Оказывается, и там концлагерь. Женщина ехала туда именно "по несчастному случаю", разыскивать своего брата.
Это постоянная, незаживающая, мучительная рана.
Мы живем, простите, не в тюрьме, как я иногда говорила, мы живем на бойне. В стране морлоков. Сколько исчезнувших людей! Тонут, и вода вновь затягивается зеленой ряской.
7 января 1947 г. Рождество. К церкви не подступиться, толпа.
Советский быт: девочки, встав в шесть утра, отправились с подругой в очередь за крупой, на угол Садовой и Гороховой. По слухам, в этом коммерческом магазине всегда бывает крупа и дают ее по полкило. Очередь стояла до церкви на Сенной, а перед магазином колыхалась огромная и тесная толпа из здоровенных мужиков и баб. Заняв очередь, они втерлись в толпу и с ней вместе попали в магазин. Но тут уже стоял смертный бой. Несколько милиционеров охраняло кассы. Они хватали граждан за шиворот или поперек живота и отбрасывали грубейшим образом в сторону. Добиться кассы было невозможно. Несолоно хлебавши они вернулись домой, завалились спать и проспали до трех. Когда они вышли, то убедились, что их очередь не сдвинулась с места. Осенью они два раза попытались становиться на ярмарке в очередь за отрубями в два часа ночи, - но безрезультатно.
Они получают обед в школе за 100 рублей и 400 гр. хлеба. Голодны ужасно. Как тут быть? Денег очень мало. Картошка стоит 10 рублей кило…
Как мучительно всегда быть голодной. Который уже год! С конца 40-го года. Надоело.
2 февраля 1947 г. Мара рассказывает, что почти вся молодежь в школе, в институтах настроена крайне антисоветски, возмущаются, не стесняясь, и собираются на выборах зачеркивать всех кандидатов. Родственник Иры, студент, ездил на днях в Днепродзержинск (что это за город?), там люди ходят с кистенями, подбрасывают детей, не имея возможности их кормить, подожгли райсовет и какое-то еще партийное учреждение.
На Кубани народ пухнет от голода. Оттуда вернулась мать подруги девочек…
8 апреля 1947 г. Я мучительно голодаю. Мое питанье за день: утром чай и 250 гр. хлеба черного, в 6 часов обед: суп - вода с крупой и картошкой (без масла - масло только детям) и на второе или тушеные овощи (au naturel опять-таки), или немного поджаренной картошки на маргарине. Сто граммов хлеба я съедаю за день, к обеду остается 50 гр. И больше ничего. Опять, как в блокаду, делается положительно плохо, когда видишь на улице едящих бутерброды или даже хлеб. Мучительно и унизительно…*
* По оценке М. Эллмана, всего от голода в 1946-1947 годах в СССР погибло от 1 до 1,5 млн человек. Особенно высокой была детская смертность, в начале 1947 года составлявшая до 20 % общего числа умерших. В ряде областей Украины и Черноземья были отмечены случаи каннибализма, в частности, на территории УССР с января по июнь 1947 года официально зарегистрировано 130 случаев людоедства и 189 случаев трупоедства.
9 мая 1947 г. День Победы. На Доме Красной армии (теперь он называется Дом офицеров!) вдоль Литейной повешены с 1 мая портреты всех генералов с генералиссимусом посередине, все, кроме главного героя, взявшего Берлин, все, кроме Жукова. Он в опале. Я не могу смотреть на эту подлость. И я не знаю человека, которого бы более единодушно ненавидели все, чем Сталина.
Обывательские анекдоты. Два еврея сидят на концерте Ойстраха. Мойша плачет и говорит соседу: "Смотри, Абраша, один еврейский мальчик играет, а пятьсот человек плачут". - "И чего тут плакать, Мойша. Я знаю одного грузинского мальчика, который-таки не играет, а сто восемьдесят миллионов плачут"…
22 июня 1947 г. Наташа ездила по Белоруссии с опереттой, была в Минске, Гродно, Вильне. Советских граждан ненавидят. Там орудуют банды бендеровцев, совершают налеты на местечки, убивают всех коммунистов. Подъезжая к Гродно, они видели картину, напомнившую ей ленинградские улицы после бомбежки: группы людей, сидящих на своем скарбе, дымящиеся развалины. В Гродно они узнали, что там был налет бендеровцев.
То же самое рассказывал Наталье Васильевне Филиппов, посланный в Белоруссию для расследования "восстаний". Там стали насаждать колхозы, и крестьяне ответили на это убийством посланных советских чиновников. Филиппов объяснял Н. В. это тем, что неправильно взялись за это дело, надо было действовать не насилием, а пропагандой, агитацией и т. д.
8 ноября 1947 г. На днях заходили ко мне вечером Александра Васильевна со Славиком. Он только что вернулся из научной экспедиции на Южный Сахалин. Рассказывал много интересного. Работают там японцы и русские, завербованные в центральных губерниях, причем японцы работают во много раз лучше, чем русские. Японцев должны отправлять на японские острова, но они оттуда бегут, т. к. в американской зоне жить плохо и голодно. На Сахалине они зарабатывают 2000 рублей в месяц, жизнь там дешевле. Рыбы, крабов масса. Есть консервные заводы. Рабочие, поставляющие на эти заводы рыбу, выполняют свою назначенную норму, а заводы с таким количеством не справляются, часто не хватает соли. И рыбу выбрасывают в море или просто свиньям отдают. Свиньи кормятся главным образом этой рыбой, благодаря чему свиное сало пахнет рыбьим жиром.
21 декабря 1947 г. Сегодня были "выборы". Должны мы были голосовать за начальника областной милиции, начальницу трудовых колоний для малолетних преступников и заводского инженера. Все меры были приняты, чтобы лишить людей возможности зачеркнуть имена этих назначенных депутатов. Вдоль коридора сидели военные НКВД; получив бюллетени, я решила зачеркнуть по дороге в другую залу с урной. Не тут-то было. Перед самой дверью прохаживался некто в штатском и сверлил вас глазами...
5 февраля 1949 г. Мой гардероб на 32-й год революции: 2 дневные рубашки (одной, из бязи, уже 5 лет, и она рвется), 2 ночные рубашки, 4 простыни (это счастье!), 3 наволочки, 3 полотенца, 1 пикейное покрывало, 1 платье из крепдешина, сшитое в 1936 году, выкрашенное в черный цвет. Все в дырах, ношу на черном combiné. Чулки в заплатах. 1 костюм, ему тоже 13 лет, весь в заплатах. Летнее пальто, тоже 36-го года, шито у Бендерской и, хотя и перелицовано, но еще имеет вид. И только что сшитая шуба. Вот и все. И это у человека, который все время работает.