ВОЗВРАЩЕНИЕ В БЕССАРАБИЮ (62)
Маска чумного доктора, выставленная в одном из исторических музеев Германии. XVI век.
Доктор Шуллер (продолжение)
«В первых числах марта, - вспоминал офицер, квартирмейстер при штабе 16-й пехотной дивизии, - я возвратился в Кишинев. Киевские слухи о восстании греков совершенно подтвердились; я уже не застал князей Ипсилантиев; все они перешли в заграничную Молдавию; вскоре и последний из них, князь Дмитрий, также чрез Кишинев проехал в Яссы» (В.П. Горчаков «Выдержки из дневника. Об А.С. Пушкине и других современниках» // «Москвитянин». 1850. № 7. Апрель. С. 195).
«С открытием гетерии, - писал И.П. Липранди, - перед половиной марта 1821 года, из бывшего до того времени кишиневского общества выбыли два дома Кантакузиных, а равно и все Ипсилантиевы ушли в Молдавию. Но взамен сего, с половины марта, начался наплыв буженаров (так называют там выходцев), и наплыв этот более и более усиливался» («Русский архив». 1866. № 8-9. Стб. 1240).
За считанные дни резко изменился сам облик Кишинева, наполнившийся этими самыми беженцами. Красочное описание этих перемен содержится в воспоминаниях А.Ф. Вельтмана (https://sergey-v-fomin.livejournal.com/462254.html) и других русских мемуаристов.
Исход набрал обороты после того, как в конце февраля 1821 г. Молдавии и Валахии достигло известие из Лайбаха, с проходившего там конгресса Священного Союза, об осуждении Этерии. Осознав, что всё это время князь А.К. Ипсиланти безсовестно их обманывал, местное боярство румынского происхождение с ближайшими своими домочадцами выехало из страны.
Вскоре напор спасавшихся бегством от последствий греческого восстания почувствовала на себе и соседняя Австрия. После отъезда в августе 1821 г. русского посла барона Г.А. Строганова из Константинополя, сообщал московский журнал «Вестник Европы», «четвертая часть жителей, равно как и все почти бояры, удалились в Трансильванию, Буковину и Бессарабию, откуда взирали они: на грабежи, пожары и убийства, которыми опустошаемы были оставленные ими жилища».
Между тем первоначальные успехи восставших, определявшиеся разветвленным заговором тайной организации, внезапностью нападения и отсутствием после войны 1806-1812 гг., согласно договора между Османской и Российской Империями, турецких войск в Дунайских Княжествах, - вскоре сошли на нет.
В. Хударсем. Иллюстрация к повести «Кирджали» А.С. Пушкина. Чебоксары. 1941 г.
Тут самое время вспомнить нам о судьбах людей, выпавших - за огромностью событий того времени - из нашего повествования.
Прежде всего - это князья Кантакузины с их семействами, с которыми оказались связаны заключительные эпизоды Этерии.
Еще перед тем, как А.К. Ипсиланти с Георгием Матвеевичем Кантакузиным отправились к переправе через Прут, последний вместе со своим братом Александром, по свидетельству И.П. Липранди, «раза два […] уезжали вместе в Скуляны. Князю Ипсиланти не было такого предлога, как князю Георгию, у которого была в Яссах мать. С открытием гетерии, оба дома Кантакузиных выехали из Кишинева; семейство одного в Атаки, другого в Хотин; мужья увлечены были в гетерию» («Русский архив». 1866. № 8-9. Стб. 1238).
Будучи человеком невоенным, князь Александр Матвеевич Кантакузин непосредственного участия в боевых действиях не принимал, но помощь старался всё же оказывать: «Несколько спустя после выезда князя Александра Ипсиланти и брата своего Георгия в Яссы, он поехал в Лайбах по делам Гетерии, но очень неудачно» (И.П. Липранди «Капитан Иоргаки Олимпиот». С. 462 ).
Надобно при этом отметить, что свидетельства Ивана Петровича о князе Г.М. Кантакузине для нас тем более ценны, что с последним, по его признанию, он «с давних пор …был в самых близких сношениях» (Там же. С. 461).
«…И.П. Липранди, - писал бессарабский историк и пушкинист И.Н. Халиппа - был в тесной дружбе с князем Георгием Кантакузиным и в 1873 году печатно заявил, что у него хранится “множество чрезвычайно любопытных писем и записок” к нему князя, преимущественно о событиях во время гетерии. “Князь Г.М. писал более на французском языке: слог и почерк превосходны”. [И.П. Липранди “Замечания на Воспоминания Ф.Ф. Вигеля” // “ Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете”. М. 1873. Апрель-июнь. Кн. 2. С. 179.] Не сохранились ли эти письма и поныне у родственников Ивана Петровича? Бессарабская Ученая Архивная Комиссия была бы глубоко благодарна за сообщение ей сведений об этом предмете» (И.Н. Халиппа «Город Кишинев времен жизни в нем Александра Сергеевича Пушкина» // «Труды Бессарабской губернской ученой архивной комиссии». Т. I. Кишинев. 1900. С. 153).
Архив И.П. Липранди долго и безуспешно ищут пушкинисты, а вот к архиву канцлера Российской Империи, Светлейшего князя Александра Михайловича Горчакова, лицейского товарища поэта и родственника князя Г.М. Кантакузина - на предмет его переписки с последним - похоже, не обращали должного внимания. И напрасно: по словам Горчакова, он состоял в переписке с «Жоржем» - так он называл женатого на его сестре Георгия Матвеевича («Императорский Лицей в памяти его питомцев. Царскосельский Лицей (1811-1843)». СПб. 2011. С. 69).
Князь Георгий Матвеевич Кантакузин (слева). Рисунок Пушкина. Конец 1820 г. - май 1821 г. Определение Г.Ф. Богача: https://sergey-v-fomin.livejournal.com/551098.html
Первая размолвка Кантакузина с Ипсиланти произошла в конце марта из-за Тудора Владимiреску (И.П. Липранди «Восстание пандур…». С. 189).
Другим пунктом размежевания было составленное в апреле прошение на Высочайшее имя военного совета во главе с князем А.К. Ипсиланти. Несогласие по сему предмету была «главнейшей причиной, что кн. Кантакузин искал отделиться от князя Александра Ипсиланти» (Там же. С. 208).
«Умерщвление Тодора [Владимiреску] увеличило более еще размолвку князя Г. Кантакузина с князем Ипсиланти. Скоро после сего князь Г. Кантакузин успел отделиться от Ипсиланти. На него возложил сей последний охранение Молдавии и отправил его туда […] с бывшим у него отрядом, около 180 человек, для принятия в Молдавии начальства над всеми этеристами, коих число могло простираться до 4000 человек, и кои занимались одним грабительством и опустошением края. Ипсиланти на сей предмет издал городу Яссам прокламацию, в которой извещал бояр Молдавии о назначении главным начальником князя Кантакузина всей Молдавии и войск там находящихся…» (Там же. С. 211).
Опираясь на архивные документы, один из исследователей пишет: «Командующим повстанческими отрядами в Молдавии А. Ипсиланти назначил Г. Кантакузина, который из Питешт в отрядом в 800 человек прибыл в Яссы, где обнародовал три воззвания к населению. В них Кантакузин, призывая к выполнению патриотического долга, просил бояр объединяться с соотечественниками для пользы и счастья родины. Но призывы Кантакузина не имели успеха. Турецкая армия наступала, народное ополчение, на которое рассчитывал Кантакузин не создавалось, и отряд гетеристов был вынужден отступить к Скулянской переправе» (Л.Н. Оганян «Общественное движение в Бессарабии в первой четверти XIX в». Ч. II. С. 47).
«Князь Георгий Кантакузин, - писал И.П. Липранди, - был отделен из Тырговиста, чтобы собрать и принять начальство над гетеристами, рассеявшимися по Молдавии. Отделение это произошло более вследствие несогласия между обоими князьями [А.К. Ипсиланти и Г.М. Кантакузина. - С.Ф.] по предмету действий. Во всяком однако же случае хуже ничего нельзя было придумать, как разделиться в то самое время, когда следовало быть сильными в одном пункте, а при том отдаление князя Кантакузина, лучшей из всех голов, не могло быть полезно; но это уже так: греки между собой ужиться не могут; недаром у турок сложилась и пословица: “Между тремя греками четыре капитана (начальника)”» («Русский архив». 1866. № 10. Стб. 1401).
5 июня князь Г.М. Кантакузин «оставил Яссы и занял Стынку, в пяти верстах лежащей от Скулян, границы Бессарабии, оставив с собою Атанаса с 350 человеками; прочих разбил на малые отряды, отправив лучшую свою конницу в Роман и другие места, дабы соединиться с Младеном, требовавшим связи. Князь Кантакузин за большие только деньги успел склонить идти к нему; он велел, в случае неудачи, отходить к Стынке» (И.П. Липранди «Восстание пандур…». С. 228).
Одним из центров притяжения этеристов в этот момент, как видим, становится Стынка - имение известных молдавских бояр Росетти-Рознованов (https://sergey-v-fomin.livejournal.com/484112.html), которым они владели, начиная еще с XVII века.
Иордаке Росетти-Рознован, глава этого рода в то время, был не только известным русофилом, но также, как и князь Г.М. Кантакузин, был еще и вольным каменщиком (https://sergey-v-fomin.livejournal.com/579027.html).
В возведенном им в самом начале XIX в. в 16 километрах от Ясс особняке, находившемся в обширном парке рядом с одновременно построенной церковью, - кто только не бывал. Здесь устраивались балы и приемы в честь высоких гостей, в том числе управлявших Диванами Молдавских и Валашских Княжеств С.С. Кушникова и В.И. Красно-Милашевича (https://sergey-v-fomin.livejournal.com/460677.html).
Портрет С.С. Кушникова кисти В.Л. Боровиковского. 1803 г.
Сергей Сергеевич Кушников (1765-1839) - выпускник Сухопутного Шляхетского кадетского корпуса (1787), участник русско-турецкой войны 1787-1791 гг. За проявленную храбрость при штурме Очакова (декабрь 1789 г.) награжден золотым крестом. В 1799-1800 гг. старший адъютант при А.В. Суворове. В 1801 г. по болезни перешел на гражданскую службу. В 1802-1804 гг. Петербургский гражданский губернатор. Тайный советник и сенатор (1807). С февраля 1808 г. по февраль 1810 гг. председатель Диванов Молдавского и Валашского Княжеств в Яссах. Выйдя в отставку, поселился в Москве. Первенствующий член Комиссии по строению храма Христа Спасителя (1823). В 1826 г. Императором Николаем I назначен членом Верховного уголовного суда над декабристами.
Недолгое пребывание в Стынке этеристов породило среди местных жителей слухи о спрятанных ими там несметных сокровищах (четырнадцати повозках с изделиями из золота и серебра). В поисках этого клада во время Великой войны всё имение, включая церковь, было перерыто (скорее всего в 1917 г.) стоявшими здесь русскими солдатами.
Сам усадебный дом был разрушен позднее - во время второй мiровой войны: https://iasi1.ro/iasi1/povesti-despre-iasi/
Одна из немногих сохранившихся фотографий особняка Росетти-Рознованов в Стынке.
Еще будучи на Лайбахском конгрессе, в марте 1821 г. Император Александр I дал указание командующему контролировавшей границу по Пруту 2-й армией графу П.Х. Витгенштейну «наблюдать строжайший нейтралитет по отношению к событиям в Придунайских княжествах» (Н.К. Шильдера «Император Александр I, Его жизнь и Царствование». Изд. 2. Т. IV. СПб. 1905. С. 200).
«Князь Кантакузин, - вспоминал И.П. Липранди, - прибыл в Яссы в числе около 800 человек, но, теснимый турками, вышедшими из Браилова, он привел отряд к Скулянам, с целью выждать соединения с бывшим сербским воеводой Младеным, и начал укрепляться или строить род тет-де-пона пред самым перевозом из нашего карантина. Против этой меры восставали многие, коих мнение было броситься в горы и искать соединиться в Младеным, имевшим уже до двухсот разноплеменных всадников. Князь оставался непреклонен. Тогда решено было убить его и капитан Ходж-Оглу, родом из Габрова, принял это на себя. Князю ничего более не оставалось делать, как перейти на наш берег; за ним каждую ночь следовали арнауты, а вместе с ним бежал и Ходж-Оглу, потом служивший у меня в отряде. Из числа более осьмисот, бывших у Кантакузина, осталось сто шестьдесят человек, которые, как замечено выше, через четыре дня после перехода Кантакузина были в наших глазах все перерезаны» («Русский архив». 1866. № 10. Стб. 1402-1403).
«Неспокойный и завистливый характер греков, особенно бывших тут капитанов, - прибавляет тот же мемуарист в другом своем тексте, - воспользовались сим действием Кантакузина, действие которое, по всей справедливости, совершенно не соответствовало тогдашним обстоятельствам; начали интриговать против него, е повиноваться и, наконец, даже угрожать его жизни; невзирая однако на сие, Кантакузин, оставив только в Стынке наблюдательный пост, со всем прочим отрядом отступил еще и занял Скуляны, лежащим на правом береге Прута, против самого карантина, и означив места, начал делать окопы, в ожидании Младена.
Между тем, турки двигались медленно вперед. Кантакузин, видев все неистовство капитанов, явно оказавшихся ему неповиновение и алчущих его жизни, оставил отряд и […] вступил в карантин, тем более, что всё предприятие окончено, потому что Ипсиланти был уже в Австрии. Что и хотел [sic!] повиноваться полученным с Лайбаха повелениям. Атанас, оставшись после его, окончил окопы, и едва турки показались на высотах Стынки, как Пендадека и некоторые другие, которые более всех оказывали неповиновение Кантакузину, и единственные виновники всего тут безпорядка, бежали также в карантин» (И.П. Липранди «Восстание пандур…». С. 228).
Битва под Скулянами. Картина немецкого художника Петера Генриха Ламберта фон Гесса.
Что же касается самого сражения у Стынки, то непосредственными его свидетелями были наблюдавшие за ним с русского берега Прута, у Скулянского карантина, офицеры И.П. Липранди, А.Ф. Вельтман и В.П. Горчаков, каждый из которых поделился затем виденным им с их общим знакомым А.С. Пушкиным.
Обер-квартирмейстер подпоручик А.Ф. Вельтман; «Остаток армии етеристов был преследован турками до переправы Скулянской через Прут. Здесь был последний бой пред вратами спасения. В это время от ожесточенных турок сбежались толпы жителей Молдавии к переправе. Истощив последние силы, сжатые турками в кучу, етеристы бросили оружие, побежали к переправе, смешались с переправляющимся народом; но турки ринулись к переправе и воздержались только готовностью нашей батареи, а между тем испуганные беглецы кинулись вплавь через реку, переплывали и тонули, подстреливаемые турками. Почти этим, исключая нескольких битв в отрядах монастырей Молдавии и Валахии, кончилась етерия этих княжеств» (А.Ф. Вельтман (Л.Н. Майков «Пушкин». СПб. 1889. С. 119).
В исторической повести «Радой» (1839), повествование в которой о событиях 1821-1828 гг. ведется от имени молодого русского офицера, Александр Фомич более обстоятелен: «Я стоял в то время на левом берегу реки Прута, против Скулянского карантина, когда на молдавском берегу происходила картина ужасная. Вся равнина была покрыта бегущим из Молдавии народом от войск турецких, которые преследовали последний отряд разбитой этерии Ипсиланти. Вся эта толпа - в колясках, в каруцах, верхом, пешком с страхом, говором и шумом теснилась к переправе на нашу сторону. Пыль стояла тучей по дорого из Ясс.
Вдали за горой раздавались выстрелы… все ближе и ближе… Вдруг на высотах взвился как будто столб вихря, разостлался по скату и пошел быстро к переправе… Это бежали несколько сот этеристов, преследуемых турками и выстрелами. В несколько мгновений вся эта свалка сблизилась с толпами народа, занимавшего все пространство против переправы и хлынувшего от ужаса на паром и в воду. Преследуемые, этеристы бросились вправо, в кут реки, и здесь еще думали обороняться и удержать напор турков единственною пушкою, заряжаемою остатками гвоздей. Но турки выставили против них несколько орудий, и дело было решено: все бросилось в воду и спасалось от преследования под кров нашего берега, уставленного войсками и орудиями. Турецкие пули метко подстреливали плывущих; по реке заструилась кровь и поплыли трупы убитых и утопших к морю» (А.Ф. Вельтман «Повести». СПб. 1843. С. 232-234).
«…В это время, - сообщал дополнительные подробности И.П. Липранди, - был здесь с бригадой 16-й дивизии г[енерал-] м[айор] Бологовской, и когда он увидел, что несколько пуль перелетело через Прут в наш карантин, он тотчас послал батальонного командира майора Карчевского, с трубачом, к реке и высланному на трубу турке велел сказать паше, что, если пули будут еще попадать в карантин, то он примет это за открытие войны и переправит свои войска через Прут. (Два батальона стояли в колоннах в виду турок.)
Дмитрий Николаевич Бологовский (1775-1852)
Служа в Измайловском полку, был свидетелем кончины Императрицы Екатерины II; в ночь на 11 марта 1801 г., находясь в карауле в Михайловском дворце, участвовал в убийстве Императора Павла I. Участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов. За участие в Битве народов по Лейпцигом был награжден орденом Св. Георгия IV класса. Произведен в генерал-майоры (19.2.1820). Командир второй бригады 16-й пехотной дивизии. В 1834 г. вышел в отставку. В конце 1830-х Вологодский губернатор. В 1848 г. назначен членом комиссии по строительству храма Христа Спасителя в Москве. Будучи с московских еще времен знакомым А.С. Пушкина, хорошо знал также отца и дядю поэта.
Командовавший тут Салих-паша тотчас прекратил действия (в последнюю ночь перешло много гетеристов на наш берег), и на другой день повел атаку на тет-де-пон, параллельно реке, так что мы видели всю сцену, не подвергаясь никакой опасности, находясь только чрез реку, в нескольких десятках сажен. […]
В ночь после резни я возвратился в Кишинев, где застал еще корпусного командира, меня посылавшего и подал ему рапорт, с подробным описанием события. (Конечно, подробности эти заключались тогда только в том, что я видел. Впоследствии уже, а именно в 1829 году, получил я всю возможность в мельчайшею точностью описать восстание пандур под руководством Тодора Владимiрески и действия гетеристов в Княжествах)» («Русский архив». 1866. № 10. Стб. 1396).
За сражением с российского берега Прута среди русских военнослужащих и чиновников, греков и румын наблюдал уже упоминавшийся нами ранее историк и поэт Яковаки-Ризо Нерулос (https://sergey-v-fomin.livejournal.com/580506.html).
Именно к нему там обратился бывший там же бессарабский наместник генерал И.Н. Инзов, сказав: «Если бы у Ипсиланти было 10 тысяч таких, как они, то он смог бы противостоять 40 тысячам турок».
Портрет Яковаки-Ризо Нерулоса работы швейцарской художницы Amelie Munier Romily. Женева, 1826 г.
Впоследствии в Кишиневе этот грек близко сошелся с А.С. Пушкиным. Однако в 1822 г. покинул ее, переехав в итальянскую Пизу, а оттуда, в 1826-м - в Женеву, где читал лекции по истории греческой литературы и написал «Историю Греческой революции до 1825 года». Там же он познакомился с выехавшим в Швейцарию из России графом Иоанном Каподистрией, войдя в 1829 г. в сформированное им Греческое правительство в качестве секретаря и министра иностранных дел.
Вскоре, после разногласий с Каподитрией Нерулос отошел от политических дел, вернувшись к ним лишь после убийства своего политического оппонента, занимая различные министерские посты. Скончался он, одновременно завершив свою карьеру, в 1849 году в родном ему Константинополе, будучи там послом Греческого Королевства.
Продолжение следует.