ТАРКОВСКИЕ: ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ (часть 112)
Микеланджело Караваджо, Принесение в жертву Исаака. 1601-1602 гг. Галерея Уффици. Фрагмент.
Живая крепь
Умрешь не даром, дело прочно,
Когда под ним струится кровь...
Н.А. НЕКРАСОВ.
В этом и следующих постах, внешне максимально удаляясь от биографии Андрея Тарковского, по сути, однако, мы проникаем в одну из самых главных, магистральных тем его творчества: жертвоприношение, неразрывно связанное с искуплением.
Предмет этого разговора, смысл которого часто истончается до исчезновения, чрезвычайно сложен для понимания, но, одновременно, очень важен.
В свое время религиовед Мирча Элиаде ввел даже специальный термин - иерофания, происходивший от двух греческих слов: «священный» и «светоч» / «свет». Понятие это он определял, как «нечто священное, предстающее перед нами».
Современный британский историк религий Брайан Ренни понимает иерофанию как любое явление, воспринятое в качестве проявления священного.
Одно из важнейших свойств иерофании, по Элиаде, - делать смысл доступным, одновременно скрывая его.
Всё это открывает простор для открытого разговора обо всем, что угодно, успешно маскируя при этом предмет, а иногда даже тему. «Непосвященными» в этом случае выступают «чужие», которые просто не в состоянии понять, о чем, собственно, речь.
Особенно значимо это в современную эпоху. Нынешний мiр полон полузабытых мифов, смысл которых остается скрытым для понимания.
«…Человечество, - передавал Ф.М. Достоевский поразившие его в свое время слова философа Владимiра Соловьева, - знает гораздо более, чем до сих пор успело высказать в своей науке и в своем искусстве».
Парадокс, однако, заключается в том, что «непонимание» это заключается в невозможности внятно объяснить, облечь в слова. На ментальном же уровне (речь о внутреннем понимании) всё иначе…
Как заметил в свое время философ и поэт Лучиан Блага: «Спустя тысячелетия после того, как человек перестанет “верить” в мифы, он будет продолжать выражаться их языком».
Мирча Элиаде.
Далее мы поведем речь о древнейшей основе того, что описано было - в соответствующих образах - в балладе «Мастер Маноле».
Исторические ее прообразы, считал Мирча Элиаде, восходят к древнему архетипическому обряду строительной жертвы.
«Нет такого значительного места, - подчеркивал ученый, - которое не имело бы, в реальности или легенде, своей жертвы, живьем замурованной в фундамент».
В его интерпретации сюжет старой баллады представлялся в следующем виде:
Плод материального труда, но вместе с тем также и продукт духовного творчества людей, должны быть одушевлены, получив путем определенных действий подобие жизни и души. Этого можно было достичь, как считали в древние времена, только посредством кровавого жертвоприношения.
По всему мiру был распространен обряд жертвоприношения, совершавшийся при закладке жилища, крепостей, ворот, мостов, замков и даже монастырей, когда жертву замуровывали в фундамент или стену той или иной постройки, что делало ее, как полагали, долговечной, нерушимой, неприступной, а также предотвращало преждевременную смерть строителей или первых ее хозяев.
Еще в начале XX века на острове Хоккайдо в Японии был известен обряд «умерщвления дома» - сожжения его после смерти старой женщины - первой его обитательницы.
Как видим, «строительная жертва» была хорошо известна по всему мiру: не только в Европе, но и в Азии.
Так, согласно древнему китайскому преданью в Великой Стене замурованы тысячи людей.
В Японии издревле существовал ритуал хитобасира («живой столб»), когда в одну из несущих опор (чаще всего моста) заживо замуровывали мать с младенцем, что должно было защитить постройку от землетрясения, военных и других бедствий.
Один из последних таких случаев был зафиксирован в 1914 году.
Японский замок Маруока, в основание которого замуровали слепую крестьянку.
Примеры строительной жертвы хорошо известны из классической античной истории. Вот самые известные из них.
Принесение Александром Великим в жертву при основании им Александрии девицы Македонии. Или Римским Императором Августом, при основании Анкиры, девицы Грегории.
Император Тиверий при постройке большого театра в Антиохии принес в жертву девицу Антигону. А Император Траян, начиная восстанавливать разрушенную землетрясением ту же Антиохию, принес в жертву местную красавицу девицу Каллиопу.
Однако наиболее распространенной жертвой в Западной Европе были дети.
Археологам хорошо известны подобного рода захоронения, начиная с Бронзового века. Находят их обычно под полами жилищ, принадлежавших индоевропейскому населению Балкан и Западной Анатолии. Позднее этот ритуал получил распространение среди скифов и сарматов.
В том же открытом не так давно Аркаиме, под порогами жилищ, археологи также обнаружили захоронения младенцев.
С такого же рода ритуалами ряд исследователей связывали древнерусское и болгарское названия внутригородской крепости, кремля: детинец.
«На протяжении всего средневековья и до новейших времён, - писал известный немецкий этнограф Рихард Андре (1912-1912), - повсюду живет сага о невинных детях, которых замуровывают в фундаменты домов, о разведённом на крови мальчиков цементе для строек, об единственных сыновьях строителей, которых замуровывали в замки, мостовых сводов...
Жертвы эти предназначались, прежде всего, для того, чтобы обезпечить прочность и долговечность постройки, крепости через эту жертву становились будто бы неприступными, готовые обрушиться стены продолжали стоять и держаться, а душа замурованного человека считалась верным стражем здания, спасая его от гибели, от землетрясения, от наводнения, от наступления врагов».
Известный русский ученый Д.К. Зеленин (1878-1954), ссылаясь на полученные им из Фольклорного архива в Упсале материалы, писал в одном из своих исследований:
«Шведская сага гласит. На западе Готланда, в Kålland, когда-то строили церковь. Тогда еще считалось обязательным замуровывать в фундамент здания кого-либо живого. Строители весьма кстати увидели двоих нищих - маленьких детей, идущих по дороге.
На этой и следующих двух фотографиях - остров Готланд.
“Не хотите ли поесть?” - спросили нищих строители. Те с радостью согласились. Рабочие усадили их среди камней, дали им хлеба и масла из своих запасов. Пока дети ели, каменщики вывели над ними свод, и над этим сводом была построена церковь».
Наше внимание именно к этому эпизоду объясняется просто: именно здесь, на Готланде Андрей Тарковский снимал свой последний фильм, который он, как известно, так и назвал: «Жертвоприношение».
Знал или нет Андрей Арсеньевич именно эту историю, неведомо, однако выбор его пал на остров не случайно, а вполне осмысленно.
Но об этом мы подробно поговорим, когда, надеюсь, дойдем до этого момента. Пока же предлагаю читателям оставить себе «зарубку на память».
Андрей Тарковский на острове Готланд. 1986 г.
Хорошо известна была строительная жертва и в Закавказье: в Грузии и Армении.
Наиболее широко известна грузинская Легенда о Сурамской крепости.
Тот же Дмитрий Константинович Зеленин писал: «Сказание о Сурамской крепости передано… народной песней “Сурамисцихе”. Когда строили Сурамскую крепость, стены ее несколько раз обрушивались. Тогда Царь приказал разыскать одинокого человека с единственным сыном и этого сына зарыть. Нашли вдову, у которой был единственный сын Зураб.
Сурамская крепость. XII век.
В песне приводится диалог матери с замуровываемым сыном. Сначала мать просит Сурамскую крепость “хорошо сберечь ее сына”. Потом несколько раз спрашивает сына: “по какое место (заложен)?” Тот отвечает сначала: “по щиколотку”, “по живот”, “по грудь”, “по шею”, [потом диалог] окончился. Слезы плачущего Зураба, по словам легенды, просачиваются сквозь камни и увлажняют стену.
Подобную же легенду грузины рассказывали и о Сигнахской крепости, где из стены выступают не слезы Зураба, а кровь - она показывается ежегодно в Великий четверг, и прежде некоторые суеверные сигнахцы приходили к крепостной стене, чтобы увидеть, как струится кровь Зураба».
Что касается первой легенды, то она была изложена в 1858 г. писателем Даниэлом Чонкадзе (1830†1860) в повести «Сурамская крепость».
Постер фильма Сергея Параджанова «Легенда о Сурамской крепости» (Грузия-фильм, 1984).
Именно по ней в 1984 г. поставил свой известный фильм «Легенда о Сурамской крепости режиссер Сергей Параджанов (1924-1990), с которым дружил и чье творчество высоко ценил Андрей Тарковский.
Андрей Тарковский и Сергей Параджанов. Фото Юрия Мечитова.
«Жертвоприношение» Параджанова. Крайний справа - Тарковский.
Другое известное предание, на этот раз локализованное в Греции, связано со строительством моста через реку Арахтос в Эпире. (Не забудем, однако, что Эпир - это греческая Македония, значительную часть населения которой составляют куцовлахи или аромуны, македонские румыны.)
Этот многоарочный мост расположен на въезде в город Арту. А легенда о нем запечатлена в песне-эпосе «Мост Арты».
В ней повествуется о том, как 45 мастеров с 60 учениками пытались, под руководством главного строителя, возвести мост, однако все их усилия оказывались тщетными: выстроенные за день опоры падали каждую ночь.
Однажды маленькая птичка человеческим голосом поведала начальнику артели:
Ни один мост не устоит без человеческой души
И здесь не сгодится ни сирота, ни путешественник, ни чужестранец,
Только жена одного из строителей,
Которая придёт и принесёт ему еду вслед за тем.
Пораженный услышанным, строитель пытался уговорить птичку сообщить об этом жене, сказать ей, чтобы она не приходила.
Птичка отказала и на следующее утро к мосту пришла именно его жена. Ее и замуровали в опору.
Мост Арты.
В одном из новогреческих вариантов, зафиксированных в Закинфе, женщина жалуется, что ее сестры погибли сходным образом: одна при закладке церкви, другая - в стене монастыря, и вот она сама погибает у моста Арты.
Умирая, она сначала проклинала строителей, а затем, смирившись, предрекла:
«Мост будет стоять, но будет дрожать и проходящие по нему люди будут падать».
Так, гласит предание, и случилось. Время от времени мост дрожит и с него, случается, действительно падают люди.
Центральный пролет моста Арты.
В разных странах в различное время в качестве строительной жертвы избирались: дети, девственницы, молодые женщины, рабы, человек любого пола, брачные пары, реже - мужчины.
Для европейских средневековых преданий характерен единственный сын вдовы.
Балканы - «особь статья» (о чем речь далее). У славянских же народов, по словам этнографа Д.К. Зеленина, «в отличие от прочих европейцев, строительною жертвою становился большей частью первый проходящий мимо. Саги говорят чаще о молодых женах. О покупке жертв нет сообщений».
В письменном виде у нас зафиксировано одно такое предание: о замурованной в Нижегородском кремле, в Коромысловой башне Алены - молодой жены местного купца Григория Лопаты.
Коромыслова башня Нижегородского кремля. Дореволюционная открытка.
Обнародовал его в стихах русский писатель и издатель, офицер Александр Александрович Навроцкий (1839†1914) в вышедшей в 1896 г книге «Сказания минувшего. Русские былины и предания в стихах».
Строители, говорится в них, отвлекли молодицу, попросив, для вида, напоить их водой; затем, окружив, крепко привязали к доске и спустили в яму под строящейся башней. Туда же, как требовал обычай, положили находившееся при ней коромысло.
Г.П. Мальцев. Закладка Нижегородского кремля. Коромыслова башня. Открытка.
Причем, сами строители отказались зарывать несчастную. Это сделал главный мастер, приговаривая:
Пусть погибнет она за весь город одна,
Мы в молитвах ее не забудем;
Лучше гибнуть одной, да за крепкой стеной
От врагов безопасны мы будем!
Памятник нижегородке Алене Лопате скульптора В.И. Бебенина, установленный с внешней стороны кремля.
Большой проблемой было отношение Церкви к широко распространенной в христианской Европе «строительной жертве».
Примечательно, что в те давние времена убийство человека в этих целях не каралось столь сурово.
«При постройке домов, - читаем в одном из старинных номоканонов, - имеют обыкновение класть человеческое тело в качестве фундамента. Кто положит человека в фундамент, тому наказание - 12 лет церковного покаяния и 300 поклонов. Клади в фундамент кабана, или быка, или козла».
Более того, подобные практики породили даже различного рода оправдательные объяснения, вроде проведения аналогии между «смертью невинного человека ради блага многих» (в обряде) и жертвой Господней, смертью Своей искупившего грехи всего человечества.
Однако, как бы то ни было, а обычай строительной жертвы подвергся, со временем, сильным изменениям.
Известно, например, использование вместо убийства человека - крови. Затем, как и советовал номоканон, место людей заняли животные.
В одной из интернет-публикаций читаем: «У датчан и шведов долго жило обыкновение - под каждую строящуюся церковь зарывать или замуровывать живое животное. Датчане замуровывали под алтарем храма живого ягненка, чтобы храм стоял нерушимо. В Швеции, на острове Готланде и в других местах, для той же самой цели живьем зарывали в фундамент церкви или ягненка (чаще всего, вероятно под влиянием христианского символического агнца), или жеребенка, быка, свинью.
В новой Греции на краеугольном камне нового здания убивают черного петуха. Поляки при закладке дома убивали петуха и закапывали его под углом дома; местами этот петух был обязательно черный. Е. Каранов в 1884 г. писал, что у болгар был обычай замуровывать в строящееся здание ягненка или петуха. В Боснии убивали какое-либо животное на пороге дома и кровью его обмазывали дом; до этого момента не входили в новый дом. Сербы в Славонии под основание дома иногда закапывали живого петуха или летучую мышь. Местный крестьянин по этому поводу сказал: “так делают, чтобы здание не рушилось”.
Когда в 1876 г. разрушали монастырский храм в Сербии, то нашли при входе, под церковным порогом, в специальной нише скелет петуха и цельное яйцо, которое пролежало тут по крайней мере 600 лет: церковь эта была построена в XII в. первым сербским королем из дома Неманичей».
http://bratorm.livejournal.com/73781.html
Отсюда, кстати говоря, и бытующий до сей поры русский народный обычай первыми в новый дом запускать кошку или петуха, ибо как говорили, новый дом всегда строится «на чью-нибудь голову».
В некоторых странах бытует и еще один обряд: «бегство тени».
Этнографы зафиксировали в Польше (в районе Пржеворска) обычай, при котором при закладке дома его будущего хозяина клали пред началом работ на намеченном для строительства месте.
Однако гораздо большее распространение ритуал этот получил на Балканах: в Греции и Румынии.
О том, как он проходил, можно узнать из повести «Тайна смерти Сони Кондря» румынского писателя Лауренциу Фулга.
Согласно описанному в ней обряду, «каждый новый дом нуждается в том, чтобы в его основу закопали тень человека, чтобы он мог стоять, сколько свет стоит, и чтобы живущий в нем был счастлив».
Вместо жертвы погребали «мерку тени», но при этом не абстрактного, а вполне конкретного человека, которому, согласно существующему поверью, «предстояло умереть». Считалось, что это было «равносильно смертному приговору».
Таким образом, даже такая символическая жертва не совсем уж безопасна и безвредна.
«Могилу тени» устраивали обычно в фундаменте восточной стены дома.
Вот как описан в повести сам этот древний обычай:
«Котлован для фундамента был уже вырыт […] …Высокий, водруженный на восточном краю котлована, столб, к которому была прибита деревянная икона и подвязан цветной рушник в знак того, что там строится дом православного христианина. […]
…Все сгрудились на краю ямы, вырытой для фундамента, держа каждый в руках по ведру с раствором […] Отец вынул из кармана веревку, простую веревку, а Катерина расстелила у его ног четвероугольный кусок белого полотна, в который отец завернул вытянутую веревку. Затем Катерина взяла полотно за один конец, отец - за другой, и оба уложили полотно на дно вырытой для фундамента ямы.
Как только они из нее вышли, рабочие стали лить в нее раствор, опрокидывать ведро за ведром раствора, цемента и щебня, работая торопливо, почти лихорадочно».
Наконец будущему хозяину в «ненадеванной рубахе» предстояло провести первую ночь «посреди дома». Приготовляли «постель (несколько охапок свежескошенного сена, покрытого суконным одеялом) на месте, именуемом “крестом дома”, обозначенном на голой земле между стенами».
Продолжение следует.