Нам не дано предугадать...
А вы знаете, что поначалу преподобный Сергий был… "стихийным анархистом". Я понимаю, что вы удивлены, но…
Увлеченные подвигом преподобного Сергия, многие приходили и оставались жить подле святого - под его наставничеством, которое прежде всего нужно было понимать в смысле «в его компании». Он не стал известным теоретиком монашеского делания, великим церковным писателем, красноречивым лектором или же доктором богословия. Современникам он даже вряд ли казался необычным аскетом - во всяком случае, если сравнивать его жизнь с жизнью преподобного Феодосия Киево-Печерского. Феодосий постоянно гнобил свое тело власяницей и веригами да произвольно скармливал себя комарам, а Сергий пришел в лес потому, что ему здесь… просто нравилось. Всё в нём звало и манило его сюда. Все трудности, с которыми Радонежский подвижник сталкивался в лесу, были, скорее, издержками, которые он готов был платить за свои радости.
Если преподобный Феодосий Киево-Печерский ставил подчинение игумену (т.е., себе) и следование единообразно суровому образу жизни как основе уклада своей общины и ее минимальному требованию, то преподобный Сергий приходящих к нему воспринимал просто: если вам здесь нравится, то милости просим - как говорится, чем богаты. Он был настолько нетипичен для своего времени, что Борис Зайцев позволит себе сказать, что «Св. Сергий, православный глубочайшим образом, насаждал в некотором смысле западную культуру… в радонежских лесах»! («Преподобный Сергий Радонежский», Париж, 1925).
Поначалу Сергий не воспринимал себя как самого главного, а его община развивалась без формального лидера. Но, как некогда евреи начали просить себе царя, чтобы все было «как у прочих народов» (как у людей, типа), так и братья начали просить, чтобы Сергий наконец-то взял на себя полномочия игумена, а вместе и с этим - сан священника. Ну, у всех же есть, а у них в монастыре нету - что они рыжие, что ли? Сергий не соглашался: учреждать официальные иерархические и должностные посты в общине, а тем более занимать их, у него планов не было. Но, как говорит житие, «приступали к нему старцы, уговаривали, убеждали». И вообще общине грозил самороспуск, что тоже оценивалось святым как неблагоприятный исход - он чувствовал свою ответственность перед теми, кто поверил ему. Одиночество уже более не было для него чем-то предпочтительным и самоценным, ведь речь шла прежде всего о сообществе друзей. Он любил, а значит и был привязан к своим братьям.
И святой уступил - послушался. От большой любви к послушанию вряд ли выбирают пустынножительство, но если уж выбирать, то, как ответил преподобный, «лучше учиться, нежели учить; лучше повиноваться, нежели начальствовать; но боюсь суда Божия; не знаю, что угодно Богу; святая воля Господа да будет!».
По-видимому, общинность - это вторичная ценность, которую открыл для себя преподобный благодаря своим последователям уже находясь в лесу. Он был нкаким-то отказником-социопатом - теперь он избрал другое общество, которое было создано Духом Святым вокруг него. Сергий знал меру не только в телесных подвигах, но и в своем смирении: смирение перестает быть собой и обращается гордыней, когда становится проявлением безответственности и нелюбви. От твоего смирения, если оно истинное, не может быть кому-то хуже (кроме самого смиряющегося, разумеется, поскольку смирение - это самопожертвование, а не пожертвование другими).
И еще. Не думаю, что святого можно упрекнуть в тщеславии, предполагая, что он хотел «свой собственный монастырь», или что он считал, что все имеющиеся были «не true» и его не достойны. Однако если бы Сергий хотел в монастырь, то он бы… просто пошел в монастырь. Мы же знаем, что он уходит в лес, но, вопреки этому… оказался именно в монастыре. Жизнь может удивлять, и для этого нужно быть не только готовым, но открытым и согласным…
Правда, жизнь иногда делает и другие зигзаги, которые библиографы вряд ли назовут положительным поворотом: например, человек шел сознательно именно в монастырь, но, как потом выяснилось, оказался... в каком-то странном месте. Но тут, как говорится, уже не дай Бог...