Я всегда призывала убивать. Меня все время поправляли: не "убийство", а "ликвидация противника". Я соглашалась. Но всё мне привычнее слово "убивать". Когда на тебя нападает враг, когда в тебя целится и убивает, то надо убивать. Иначе убьют тебя.
Я стояла рядом с войной. Я призывала идти на эту войну. Я призывала защищать себя. И я писала, что мир бывает страшнее войны. Когда тебя душат, убивают, пытают, врут, забирают твоих детей в свои школы и рассказывают им свою "правду", а тебе запрещено защищаться. Когда любое сопротивление бесполезно. Это страшнее.
Но я никогда не призывала ненавидеть.
Наша война, наш вооруженный конфликт, а если пожелаете, то наш отпор и сдерживание вооруженной агрессии Российской Федерации в Донецкой и Луганской областях, - это война двух цивилизаций. И мне кажется, это принципиальная характеристика.
Это противостояние закона и беззакония, это противостояние демократии и тоталитаризма, это противостояние двух принципиально разных видений нашего будущего. Мы должны выбрать: хотим мы правовое общество, хотим мы свободные театры, оперы, ночные клубы, газеты, выборы, мирное сосуществование наций, свободу слова, свободу от мракобесия, вот мы хотим жить в "мире Путина" или все-таки в "мире без Путина"? И если мы выбираем "мир без Путина", то за него нужно сражаться.
И возможно, я поздновато спохватилась, но на пятом году войны я теперь хочу не только восславить Свободу, но и призвать к милости.
Люди никогда не были особо добрыми. Но война совершенно стирает с нас налет толерантности, а иногда даже чести.
Скажите, когда где-то там, далеко, километров за 800 от Киева, одни люди, которых мы не знаем, защищают нас от других людей, которых мы тоже не знаем, и при этом умирают, получают ранения, хоронят своих детей какие-то третьи люди, которых мы тоже не знаем, но которые проживают в зоне, где наши защитники пытаются выбить нашего врага. Скажите нас это должно трогать?
Если есть 40 человек - измученных, забитых, с пенсией в тысячу гривен, которую не могут получить? Без одежды и одеял, похоронившие своих сыновей. Которым иногда 11 лет, иногда 6 месяцев, иногда 80 лет. У которых нет зрения, или отказывают почки. Вот эти люди, которые два года прятались от мин по подвалам, которые все еще садят картошку на своих огородах, минуя воронки от Градов. Их судьба должна нас трогать?
Мы можем пожертвовать жизнью этих 40 людей ради нашего благополучия?
Они малограмотны? Они не знают, за кого они? Чистою українською они говорят: "Нехай Порошенко забирає своїх солдат - я хочу додому, вони не пускають мене додому!"
Кто эти люди? За кого они?
Мы знаем, что их нельзя убивать, но так и не поняли - нужно ли их спасать.
Я допускаю, что эти люди могут сомневаться в том, чья армия лучше. Но наши солдаты живут в их хатах, и это по их хатах бьют сепары, когда целятся в наших военных. И когда сепары попадают по ним, может потому, что хотели попасть по нам, а может, потому что им все равно, кого убивать, а может, потому что им давно наплевать на какие-то 40 жизней , затерянные где-то на войне… то нам просто нужно понять, за что мы воюем - за землю? За землю без людей? За землю с людьми? Или может отрезать их, попросту сказав, что они не мы?
Я точно знаю, что когда мы рапортуем по телевизору, что украинская армия ОСВОБОДИЛА село, и у этих граждан есть украинский паспорт - то мы несем в себе то, что называем ЦИВИЛИЗАЦИЕЙ, культурой! И мы должны позаботиться об этих людях.
Просто потому что мы - это ГОСУДАРСТВО. Потому что мы - это ЗАКОН.
Поселок Опытное сегодня - это два километра от Донецкого аэропорта. Линия соприкосновения проходит несколько сотен метров от крайнего дома в поселке. Я была там вчера.
Фото гуманитарной миссии "Проліска".
Нет, не вчера. Несколько дней назад. Но для этого поселка нет разницы. Что для них дни, если так они живут годы. Вот
Евгений Каплин, координатор гуманитарной миссии "Пролиска", в 2016 году с трибуны Рады призывал украинцев обратить внимание на страдания этих людей. Два года прошло. Не обратили.
Может, просто слишком много всего. Я понимаю, пока одни хоронят сыновей, другим может быть некогда. Но ведь для этого нас много, чтобы разделить эту ношу. Давайте обратим внимание на маленьких, но живых, настоящих - в том смысле настоящих, что из плоти и крови, плачущих, страдающих, живущих в огне - людей.
Так вот пять дней назад я была в Опытном, Травневом, Первомайском, Песках, Авдеевке, Торецке. Там столько человеческой боли и горя.
Опытное
Травневое
В четырех поселках - Пески, Опытное, Водяное, Северное, (а это 380 человек) даже не созданы военно-гражданские администрации - нет местной власти. Для этого нужен указ Президента. Людей никто не представляет, люди не могут прописать детей в своих домах, люди не могут получить акт о разрушенном жилье, а те, кто выехал из поселков и живет в нескольких километрах от дома, - не может получить доступ в свои дома.
В одном только Опытном разрушено 700 домов и НИ ОДНОГО акта о разрушенном жилье. У людей нет голоса, который бы просил им воды или хотя бы просил сделать пробы воды на пригодность для питья. Без прописки ты здесь даже блокпост не пересечешь, в школу не пойдешь, для лечения прописка нужна. В сентябре два ребенка из Водяного должны пойти в школу, но ближайшая школа в Орловке - от Водяного в 20 км. Но там нет транспорта, и не будет, пока нет местного совета. Это территория, подконтрольная Украине, но украинской власти там нет.
Когда я была в Опытном, нам позвонили и сказали, что обстрелян поселок Железное, под Торецком. И там убита
15-летняя девочка, которая приехала к бабушке. Ее родной дом тоже на линии огня. И там бы было не менее опасно. Впрочем, уже никто не узнает, где бы ей было менее опасно. Вы наверняка слышали об этом случае. По телевизору показывали траур в школе. Газеты писали, что там отменили последний звонок. Но вдумайтесь, траур в школе! А это значит, где-то там еще остались десятки живых детей.
И нет эвакуации. Нет жилья. На жилье полутора миллионов переселенцев и более трехсот тысяч ветеранов АТО из госбюджета на этот год выделено 100 млн грн. На футбольные поля для детей - около 300 млн. А на жилье - 100. Сколько это квартир - 500? И Людям некуда ехать. Но хуже того - есть те, кто не хочет уезжать.
И я все не могла понять - почему? И единственная аналогия, которую я для себя нахожу - когда мне звонят из Израиля и спрашивают, почему я не выезжаю из страны, где есть Чернобыль и война, я тоже отвечаю как-то неразумно и немного грустно - "Не хочу".
Сейчас в поселке осталось 40 человек. Когда в 2015 году в разрушенное Опытное пытались проехать волонтеры "Пролиски" , военные им сказали просто: "Бросьте, там никого уже нет". И не впустили. "На разворот и назад, - сказал солдат, - иначе откроем огонь". Волонтеры хлопнули дверью и поехали прямо в поселок. Никто не стрелял. Там оказалось 76 забытых живых людей. Без еды, воды, электричества, связи, в подвалах.
Мне говорят: "Все кто отсюда уезжал, уже не возвращался. А нет, погоди. Один раненый вернулся, тут его вскоре и похоронили".
Это был сын бабы Маши. Ему было лет сорок. Родион Лебедев, который сейчас работает координатором гуманитарного штаба "Пролиски" в секторе Донецкого аэропорта, местный. Рассказал как ранило сына бабы Маши.
"В то время у нас газ был. Газовая служба не выезжала 4 месяца. Люди мотали резиной трубы, чтоб газ был. Ремонтировали провода. Ее сын в очередной раз мотал. Они как раз мотали газовую трубу. Начался обстрел. Он не успел убежать. Было ранение в височную часть. Он вернулся. Его подлечили. Решили сделать группу инвалидности, но для этого нужно было еще раз положить в больницу. Мы его вывезли с "Симиками". Но привезли его в очень-очень плохом состоянии. И умер через полторы недели. На восьмой день похоронили. У меня был гроб. Сосед готовил своей бабушке. В этом гробу мы его обвернули пленочкой. И похоронили в воронке. На кладбище военные не пускали. Но через полгода уже разрешили перезахоронить".
Баба Маша говорит: "Не хочу никуда уезжать. Хочу быть здесь - со своей семьей".
Баба Маша
У нее есть огород. Рассадой с ней поделилась соседка. Соседка выращивает ее на окне. У бабы Маши нет окон, они забиты фанерой. Баба Маша 40-го года рождения. Пенсию получает в Авдеевке - людям здесь оформлены справки переселенцев, выплат для ВПЛ нет, но каждые два месяца они обязаны пройти идентификацию в Авдеевке, чтоб сделать вид, что живут в Авдеевке. Волонтеры скоро повезут ее в город.
Родион живет сейчас в Опытном. Детей он уже вывез. В доме до войны успел сделать ремонт. Нет теперь дома. И самое страшное, что несмотря на то, что с ним случалось, он за нас. Он наш, понимаете - наш. Родион говорит: "Нас вычеркнули из граждан Украины!" И его рассказ тоже нужно услышать:
"Я сюда вернулся 15 февраля 2015. На перемирие. Уже наши стояли. Здесь были промежуточные бои - на трассе, в начале поселка. И месяцев восемь был постоянно здесь. Дорог не было. С властями не общались. Потом на позиции стали украинские военные. Началось заселение в дома.
Ближе к весне уже тепло было. Военные начали нас выселять. Им казалось, что мы наводчики. Нас здесь украинцами не называли никогда. Единственное помню, кто-то другой национальности, но украинский военный служил, идет, и спрашивает: "А сколько вас здесь осталось?". Я говорю: "Кого?". Он говорит: "Украинцев!". Как это было важно! Я в первый раз услышал от военного, что мы украинцы. Он признавал нас украинцами! В основном же позиция была - здесь мы все сепаратисты.
Были обыски регулярные. Заходили пять-шесть человек. Переворачивали полностью дом. От шкатулочки до вентиляционных труб. Обыск идет 8 часов. Дом вскрывают. Мы с Леной, женой, восемь часов сидели в подвале. Это происходило без нас. Шесть раз меня обыскивали. В мае было - сказали: "Три часа на сборы. Выселяйтесь. Иначе расстреляем". Но на нашу сторону стали другие солдаты - десантники - 81-ой бригады. Они сказали, что будут рядом с нами до конца.
Когда проходит обыск никто не представляется. Я слышал, что должны предоставляться. Я только к шестому обыску разобрался в своих правах. К шестому разу потребовал. Два солдата в нетрезвом состоянии. Спорить я не стал. В дом пустил. Они осмотрели. Смотрели, есть ли окурки, ложки лишние. Провоцировали. А я уже занимался гуманитаркой от "Красного креста". У меня были списки, с кем связываться из Красного креста. Они им звонили, говорили, что я продаю оружие, не хотят ли они у меня купить автомат. Но сейчас уже такого нет. С 2016 года нас не трогают. Многие военные нам помогали. Поэтому я не вспоминаю об этом. "Симики" очень помогают твердым топливом. И мы же свои люди. Поэтому я это не вспоминаю.
В 2014 году на Верхней улице стояло три танка и стреляли. Минометы стояли в каждом дворе. Но люди ушли оттуда. Ответка летела по нам. Была здесь школа, НВК, дом культуры. Нет ничего уже, травой поросло. Сейчас здесь детей нет. Приезжают на побывку внуки внучки. Вот я сегодня дочку вывез. Она два дня была здесь. Вот ее морская свинка. Не может привыкнуть к обстрелам.
Сейчас потише. К вечеру бывают обстрелы. Выстрел мощный часов шесть утра сегодня был. В августе 2017-го 250 домов по линии соприкосновения горели. Один раз удалось вызвать пожарную машину. Здесь у нас домов десять сгорело. Вот мой дом - два попадания в большой дом. В хозпостройки - два. А воронок несчитанное количество: и САУ, и танки, грады, и 80-й миномет штук пять - всего десятка три вокруг дома.
И скотина тут была. Выводили на пастбища. Летело, а люди не понимали. Всем интересно было. Интернет еще был! Летом 2014 года снаряд прилетает, а его фотографируют. Когда шальные пули начали убивать людей, пришло понимание. У тети Раи - у нее муж. Их привалило. У него брюшная полость. Прооперирован, вывезен. С Верхней улицы тоже вывозили человека. С десяток было таких серьезных случаев".
Дом Родиона
Родион заканчивает рассказ. А мы идем дальше к тете Рае. И пока мы идем, я пользуюсь моментом и все-таки пишу вам: "Я вас прошу, если на этой войне можно спасти хотя бы одного человека, его нужно спасать. Не списывайте людей десятками. Хотя, да, это очень просто сделать, предварительно записав их всех, огульно, без суда и следствия во враги.
Если идти дальше по дороге, мы придем к дяде Саше. Он живет один. Спит в ванной. Он почти ослеп, у него была катаракта - на оба глаза. Сейчас мы нашли его на крыше своего дома, он что-то там латал.
"Пролиска" сделала ему операцию на один глаз - заменила хрусталик. Теперь он видит, теперь он может кормить кота Цыгана, теперь он не будет умирать дома, не способный подняться даже в туалет без посторонней помощи. Сейчас, правда, очередная проблема - грыжа.
Дальше с мужем и сыном живет тетя Рая, у нее на левой руке нет двух пальцев - ранение от обстрелов.
Рассказывает:
"С мужем и сыном. Втроем мы. І борозди нарізали. І все, і фрезеруєм, ще у нас мотоблок, ми не тіко бабушкє, ми і Супруну помагаєм. І дрова возять хлопці.
Інвалідність не встановили мені. Мене одвезли в Дімітров в 14-м году. В больниці не було ні свєта, ні води. 7 сентября получила раненіє. Так, я дважді отмєчаю день рожденія. У мене 7 января день рождєенія на Рождєство, і 7 сєнтября ранило.
В душі була. Дочка якраз внуків покупала. Дочка, зять покупався. Муж покупався, а тоді я пішла сама послєдняя. І град оттуда як летить! І на город за душем упав. І ранило півсторони голови, волоси обгоріли, обличчя було, отето руки чорні як татуювання, попа вся.
Каліна красива була. В калину попало, сирень розбило. Віранда! Дві шуби було на домі - розділо повністю. У віранді пластік був весь попадав. Всю мебель побили. Нема мебелі.
До війни тут в полі работала, і дояркой. Муж - тракторист, комбайнер. Син в Авдєєвке работає, пожарніком. Він в армії на пожарній машині служив. А до армії трактористом. І старший син до войни трактористом работав. Я зараз пенсіонерка".
В Опытном за время войны умер 31 человек. 13 человек погибли из-за обстрелов. Люди также умирали из-за обострившихся хронических заболеваний. Кроме того, два случая самоубийства. Один мужчина подорвал себя гранатой.
Евгений Каплин рассказывает о втором случае суицида: "В апреле 2018 года мужчина в двухэтажке пытался вызвать скорую. У него сильно болел живот. Ему отказали. Тогда он вышел во двор и нанес себе ножом удары в область живота. Его вывезли в больницу, там откачали".
Немного поодаль от этих домов в двухэтажке живет жена с мужем - ликвидатором аварии на ЧАЭС. Он самый настоящий герой - один из тех, которым мы каждый год на 26 апреля посвящаем пост в Фейсбуке, мол, спасибо Вам за подвиг. Он очищал крыши ЧАЭС от радиоактивных завалов. Сейчас у него рак. Он с трудом передвигается. Практически не говорит. Из горла торчит трубочка.
Его жена рассказывает:
"Власти говорят, мы остались тут одни ненормальные. Все нормальные выехали! Мы в 2016 году три месяца жили в Краматорске, делали операцию дедушке. И на этом все пенсии закончились у нас. Родион нам помогает. Деда выносил, дед же недвижимый совсем. Инвалид. Рак. Он не разговаривает. Трубочка в горле. А это еще случилось с животом - операцию делали. Скорая в Опытное не ездит. Просим военных или Родиона вывезти нас до Авдеевки. Радик молодец, возит нас и в банк. Из экстренных служб пожарка один раз приехала за 4 года. Мы горели. Я звоню: "Радичка, сыночка, мы горим. Все уже, к общежитию огонь подходит". "Не плачьте, тетя Маша, сейчас кто-нибудь поможет!" Приехали,затушили. Это август 2017 года. Вся линия столкновения горела. Родион и Женя поднимали в полвторого ночи с кровати замгубернатора и замминистра. "Не поедем в Опытное! Опасно - стреляют!", а в ответ: "Так люди живьем погорят!"
Помогите нам свет провести. Мы 4 года без света. Как кроты! Уже не в подвале живем, обратно в квартиру перешли. Два года в подвалах жили. Весной воды там по колено. Один год мыши! Ой! Столько было! Лезли. Лежишь, а она лезет. На тебя, под тобой. Я их боюсь панически. Уходила в квартиру - не могла. Минус! Сапоги одену, шапку одену, спать не спишь, давление понизится, голова разболится. А мышей штук двадцать! Литровая банка за ночь! Только слышно мышеловки - клац-клац-клац. Дед спит. На него с трубы упадет, он говорит ей: "А иди ты!" А я боюсь!"
В поселке Водяное свет есть. Там этим занимался симик - Оскар - никто не знает, как ему это удалось. Родион говорит, и в Опытное должны были линию тянуть. Обследовали, какие опоры повреждены. Из Водяного тянуть полтора километра. ВГА говорит материал есть, опоры есть, кабель есть, но нет режима тишины. РЕС регулярно пишет письма, и Красный крест пишет письма, но нет согласования с той стороной.
Еще важно, нет местного совета - нет субсидий. В половине Водяного есть электричество, в Северном есть электричество. При пенсиях в полторы тысячи гривен люди платят по несколько тысяч по счетам..
Из Опытного мы попали в Первомайское. Здесь живет несколько сот переcеленцев из Песок. В самих Песках осталось 10 человек и около 2 тысяч разрушенных домов. Согласно закону, люди имеют право посещать свой дом. На практике, военные запрещают. Мы были на Республике Мост - это блокпост, начало Песок. Военные стоят без шевронов. Они дружелюбные приятные, но что делать с людьми не знают. Во-первых в Песках опасно, во вторых там позиции военных, и они не хотят чтобы там "гуляли" гражданские". На блокпосте виднеется баннер "Красная зона".
Источник:
https://censor.net.ua/r3069893Продолжение следует...