Смысл жизни
Как-то ехал из Манхэттена в Бруклин. Занимался рассвет, небо начало выцветать, фонари потускнели. Машина двигалась по глиссаде съезда с Вилльямсбургского моста, мерцали окна небоскребов, горными грядами сгрудившихся над Ист-Ривер. На бетонке пунктиром задавали ритм разделительные отметины полос; выхваченные фарами проявлялись и тут же исчезали иероглифы дорожных знаков. Передо мной в предрассветной мгле, светляками мигали красные пятнышки габаритных огней, а рядом летели смазанные от скорости призраки других полуночников.
Если б на пассажирском сиденье вдруг появился мой прадед, вряд ли бы он понял хоть что-нибудь из картинки перед его глазами. Да чего там - прадед, если б меня-ребенка так покатали, я тоже был бы в полном ахуе.
Но вместо восторга от перемещения по будущему галопом в сто км/час, я зеваю, почесываюсь, недовольно думаю что надо было дома остаться - уже давно спал бы - вместо этих бессмысленных алко-нарко-метаний.
Раньше думал - нет бога, нет дьявола, сами решаем зачем, почему и для чего живем здесь. Смысл жизни - вот же он: искать его нужно не снаружи, а внутри. И такой радостью наполняли меня эти мысли - смысл из крышки аж кашей прет, успевай хватать только. А дальше - вон, целая планета для тебя, огромная, на твой век хватит.
Столько дел было нужно сделать, столько дел:
Подкачать бицепс.
Съездить в Амстердам.
Женщины.
Да много еще чего.
Тот я - молодой, занятой, с азартом выбивающий границы себя - во мне. Я оброс вокруг, старой корой на молодое дерево. Каждый его росток, каждое ответвление покрыл, укутал, удушил. Впрочем, он то же самое сделал с подростком, которого штормило под вихрем гормонов, мыслей, желаний, робевшим перед огромной лавиной из годов, событий, решений, нависающей над ним. Разросся плечами, набух венами на руках, огрубел лицом - чтобы не выдавало оно подростковые страхи. Здесь подрос, там укрепился.
С чувством глубокого удовлетворения задушил того юношу: слабость - силой, желания - исполнением их, страхи - действием. А подросток давным-давно то же самое с ребенком сделал: проглотил, даже не замечая, по подростковому, занятый своими собственными мыслями, волнуясь только о себе. Лишь только несколько черно-белых фотографий того ребенка остались. Кем он был? О чем думал? Все стерла тинейджерская поросль.
Сижу я, внешний слой этой матрешки, смотрю пустыми глазами на занимающийся восход. Машина летит навстречу, но не доехать до него. Плачу крокодиловыми слезами по съеденной молодости, отрыгиваю самые сочные кусочки, чтобы еще чуть-чуть пожевать их, вспомнить их вкус, впрочем все переварилось уже.
Смысл жизни - вот же он: не снаружи, а внутри. Заперт надежно, не вырвется.
Открывается отверстие в толстой коре, туда забрасывается очередная порция седативных таблеток - и закрывается снова.
Если б на пассажирском сиденье вдруг появился мой прадед, вряд ли бы он понял хоть что-нибудь из картинки перед его глазами. Да чего там - прадед, если б меня-ребенка так покатали, я тоже был бы в полном ахуе.
Но вместо восторга от перемещения по будущему галопом в сто км/час, я зеваю, почесываюсь, недовольно думаю что надо было дома остаться - уже давно спал бы - вместо этих бессмысленных алко-нарко-метаний.
Раньше думал - нет бога, нет дьявола, сами решаем зачем, почему и для чего живем здесь. Смысл жизни - вот же он: искать его нужно не снаружи, а внутри. И такой радостью наполняли меня эти мысли - смысл из крышки аж кашей прет, успевай хватать только. А дальше - вон, целая планета для тебя, огромная, на твой век хватит.
Столько дел было нужно сделать, столько дел:
Подкачать бицепс.
Съездить в Амстердам.
Женщины.
Да много еще чего.
Тот я - молодой, занятой, с азартом выбивающий границы себя - во мне. Я оброс вокруг, старой корой на молодое дерево. Каждый его росток, каждое ответвление покрыл, укутал, удушил. Впрочем, он то же самое сделал с подростком, которого штормило под вихрем гормонов, мыслей, желаний, робевшим перед огромной лавиной из годов, событий, решений, нависающей над ним. Разросся плечами, набух венами на руках, огрубел лицом - чтобы не выдавало оно подростковые страхи. Здесь подрос, там укрепился.
С чувством глубокого удовлетворения задушил того юношу: слабость - силой, желания - исполнением их, страхи - действием. А подросток давным-давно то же самое с ребенком сделал: проглотил, даже не замечая, по подростковому, занятый своими собственными мыслями, волнуясь только о себе. Лишь только несколько черно-белых фотографий того ребенка остались. Кем он был? О чем думал? Все стерла тинейджерская поросль.
Сижу я, внешний слой этой матрешки, смотрю пустыми глазами на занимающийся восход. Машина летит навстречу, но не доехать до него. Плачу крокодиловыми слезами по съеденной молодости, отрыгиваю самые сочные кусочки, чтобы еще чуть-чуть пожевать их, вспомнить их вкус, впрочем все переварилось уже.
Смысл жизни - вот же он: не снаружи, а внутри. Заперт надежно, не вырвется.
Открывается отверстие в толстой коре, туда забрасывается очередная порция седативных таблеток - и закрывается снова.