По следам Рейневана. Часть II
Мы продолжаем гулять по Вроцлаву вслед за героями Сапковского. Часть I.
- А там, на острове Песок, - храм Девы Марии
По легенде польский вельможа Петр Влостовиц вкрался в доверие князю Володарю Ростиславичу и оставшись наедине (:)) пленил и отвез в Польшу своему сюзерену Болеславу Кривоустому
Толи совесть у Петра потом проснулась, толи знамение какое было, но во искупление вины повелел он построить 77 костелов и монастырей. Одним из них и оказался костел Девы Марии на Песке.
Как и большинство вроцлавских построек, костел сильно пострадал во время войны. После восстановления в храме размещены готические алтари из разных костелов Нижней Силезии. Мы несколько раз заходили в церковь, но дальше ограды пройти ни разу не сумели.
За Песком - Тумский остров, за ним Овентокшиская коллегиата, рядом кафедральный собор, все еще строится.
Собор уже давно достроен, горел, восстанавливался, был разрушен во время войны и опять восстановлен…
Портал.
Обходим вокруг собора. Ренессансная водосточная труба
По легенде, некий ученик ювелира возжелал жениться на дочери мастера (ай, молодец), но получил отказ (от папаши). Тогда он поджег дом несостоявшихся родственников и побежал к собору, чтобы лучше видеть пожар. Да так и остался.
Восточная сторона.
По соседству расположены «клёцковые ворота». По легенде, одному из строителей жена каждый день варила клецки. Когда она умерла, муж голодал и умер от голода. Однажды ему приснилось, что жена принесла ему еду - в память об этом сне он бросил одну клёцку на арку.
Зайдём внутрь собора
О приближении сегодня чего-то необычного во вроцлавском соборе объявил собравшимся в храме верным возбужденный гомон тех, что стояли ближе к трансепту и хору. Они видели и слышали больше, чем остальные, столпившиеся в главном нефе и в двух боковых. Последние вынуждены были сначала удовлетворяться домыслами. И слухами, донесенными растущим, повторяющимся шепотом, проходящим по толпе, словно шелест листьев на ветру.
Большой тумский колокол начал бить, и бил глухо и неспешно, зловеще и мрачно, отрывисто. Язык колокола, это было слышно отчетливо, ударял в медь только односторонне, на одну сторону. Эленча фон Штетенкрон схватила ладонь Рейневана и сильно сжала. Рейневан ответил взаимным пожатием.
Exaudi Deus orationem meam
cum deprecor a timore inimici
eripe animam meam…
Портал, ведущий к ризнице, был украшен рельефами, представляющими мученическую смерть Иоанна Крестителя, покровителя собора. Оттуда выходили и пели двенадцать прелатов, членов капитула. Одетые в праздничные стихари, держа в руках толстые свечи, прелаты стояли перед главным алтарем, лицом к нефу.
Protexisti me a conventu malignantium
a multitudine operantium iniquitatem
quia exacuerunt ut gladium linguas suas
intenderunt arcum rem amaram
ut sagittent in occultis immaculatum…
Гомон толпы возрос, резко усилился. Потому что на ступени алтаря вышел собственной персоной епископ вроцлавский Конрад, Пяст из династии олесницких князей. Наивысший церковный сановник Силезии, наместник милостивого пана Зигмунта Люксембургского, короля Венгрии и Чехии.
Епископ был в полном церковном облачении. В украшенной драгоценными камнями митре на голове, в стихаре, одетом на туницелу, с пекторалью на груди и изогнутым как крендель епископским посохом в руке, он являл собою что-то действительно величественное. Окружала его аура такого достоинства, заставляющая подумать, что это не какойто вроцлавский епископ сходит ступенями алтаря, но архиепископ, избранник, митрополит, кардинал, даже сам папа римский. Да что там, - персона более достойная и благочестивая, чем нынешний папа римский. Намного достойнее и благочестивее. Так думали многие собравшиеся в соборе. Да и сам епископ в конце концов думал так же.
- Братья и сестры! - Его сильный и звонкий голос, загрохотав, казалось, под высокими сводами, заставил утихнуть толпу. Затих, еще раз ударив, соборный колокол.
- Братья и сестры! - Епископ оперся на посох. - Добрые христиане. Учит Господь наш, Иисус Христос, чтобы мы прощали грешникам их провинности, чтобы молились за врагов наших. Это добрая и милосердная наука, христианская наука, но не к каждому грешнику может быть она направлена. Есть провинности и грехи, которым нет прощения, нет милосердия. Любой грех и хула будут прощены, но хула против Духа не будет прощена. Neque in hoc saeculo, neque in futuro, ни в этом веке, ни в будущем.
Дьякон подал ему зажженную свечу. Епископ взял ее в ладонь, облаченную в рукавицу.
- Рейнмар родом из Белявы, сын Томаша фон Беляу, согрешил против Бога в Троице Единосущного. Согрешил хулой, святотатством, колдовством, отступничеством от веры, да и обыкновенным преступлением.
Эленча, продолжая сильно сжимать руку Рейневана, сильно вздохнула, посмотрела наверх, на его лицо. И снова вздохнула, только теперь тише. На лице Рейневана не отобразилось никакого волнения. Лицо его было мертвым. Будто каменное. «Такое лицо у него было в Олаве, - поражаясь, подумала Эленча. - В Олаве в ночь с шестнадцатого на семнадцатое февраля».
- О таких, как Рейнмар из Белявы, - голос епископа снова возбудил эхо между колонн и аркад храма, - говорит Писание: ибо если, избегши скверн мира чрез познание Господа и Спасителя, опять запутываются в них и побеждаются ими, то конец их горше, чем начало. Ибо лучше бы им было не познать пути правды нежели, познавши ее, отвернуться от данной им святой заповеди. Исполнилось в них то, что написано: пес возвращается на свою блевотину, и вымытая свинья идет валяться в грязи.
- К собственной блевотине, - еще сильнее повысил голос Конрад из Олесницы, - и к луже болота вернулся отступник и еретик Рейнмар из Белявы, разбойник, чародей, насильник, хулитель, осквернитель святых мест, содомит и братоубийца, виновник множества злодеяний, мерзавец, который ultimus diebus Decembris, коварно, ударом в спину, лишил жизни доброго и благородного князя Яна, владеющего Зембицами. Поэтому во имя Бога всемогущего, во имя Отца, и Сына и Святого Духа, во имя всех святых Господних, властью нам данной исключаем отступника Рейнмара из Белявы из сообщества Тела и Крови Господа нашего, отрубаем ветвь, соединяющую его с лоном святой Церкви, и прогоняем его из собрания верных.
В тишине, наступившей в нефах, было слышно только сопение и вздохи. Чей-то приглушенный кашель. И чью-то икоту.
- Anathema sit! Отлучен Рейнмар из Белявы! Будь он проклят в доме и во дворе, проклят в жизни и в кончине, стоящий, сидящий, в работе и в движении, в городе, в селе и на пашне, проклят на полях, на лесах, на лугах и пастбищах, в горах и в долинах. Хворь неизлечимая, pestylencja, язва египетская, гемороиды, чесотка и парша пусть падут на его глаза, горло, язык, губы, шею, грудь, легкие, уши, ноздри, плечи, на яички, на каждый член от головы до пят. Будь проклят его дом, его стол и его ложе, его конь, его пес, будь прокляты его еда и напитки, и всё, чем он обладает.
Эленча чувствовала, как слеза сбегает по ее щеке.
- Объявляем, что на Рейнмара из Белявы наложена вечная анафема, что он низвергнут в бездну вместе с Люцифером и падшими ангелами. Считаем его трижды проклятым без какой-либо надежды на прощение. Пусть lux, свет его навсегда, на веки веков будет погашен, чтобы все знали, что отлученный должен погаснуть в памяти Церкви и людей. Да будет так!
- Fiat! Fiat! Fiat!- проговорили могильными голосами прелаты в белых стихарях.
Вытянув перед собой в выпрямленной руке громничную свечу, епископ резко перевернул ее пламенем вниз и опустил. Прелаты последовали за ним, стук брошенных на паркет свечей смешался с чадом горячего воска и копотью потушенных фитилей. Ударил большой колокол. Три раза. И замолчал. Эхо долго блуждало и стихало под сводами.
Издавали смрад воск и копоть. Издавала смрад, испаряясь, мокрая и долго не меняемая одежда. Ктото кашлял, кто-то икал. Эленча глотала слезы.
Свет вечный
Епископ Конрад - один из главных противников Рейневана. Википедия утверждает, что похоронен он во вроцлавском соборе, но изображение надгробия не приводит. Обшарив собор вдоль и поперек, мы нашли нечто похожее.
На Тумском острове собрался едва ли не весь Вроцлав. На площадях перед собором и обеими колегиатами толкучка была неимоверная, толпа напирала на алебардников, которые делали проход для идущих в процессии епископа, прелатов, монахов и клириков. Процессия шла от кафедрального собора к Святому Эгидию, оттуда к Святому Кресту, на очередное богослужение.
Свет вечный
Помимо собора на Тумском острове (ранее это действительно был остров; сейчас один из рукавов Одры засыпан) расположено еще несколько храмов.
Костел святого Эгидия - старейшее сакральное сооружение Вроцлава. Как раз от него отходят «клёцковые ворота»
Костел святого креста и святого Варфоломея
Князь Вроцлавский Генрих IV Пробус (Честный) долго конфликтовал с епископом Вроцлавским Томасом II. По легенде, наконец они решили помириться и в знак примирения построить костел святого Варфоломея. Когда было начато строительство, рабочие нашли корень в виде креста. Это было воспринято как знак указывающий, что на этом месте должен стоять храм посвященный святому Кресту. В итоге было принято решение построить двухэтажную церковь.
Любопытно, что такая враждующая пара (светский властитель Генрих - церковный иерарх Томас) встречается в европейской истории еще (как минимум) дважды, причем оба раза в Англии - Генрих II и Томас Бекет; Генрих VIII и Томас Мор
Интересно, академик Фоменко уже построил на этом совпадении какую-либо теорию?
Отметим, что если английские Генрихи лихо расправлялись с путающимися под ногами Фомами, то польская партия завершилась скорее в пользу епископа - в 1290 году Генрих скончался, не достигнув возраста Христа (старенький епископ пережил его на 2 года). При этом его смерть просто готовый сюжет для детективного романа: тут и пропажа денег и несколько подозреваемых и отравленный нож…Подробнее здесь
и доминиканский Святой Войцех
Колокол у доминиканцев звонил на вечерню. Солнце в закате окрашивало стекла в окне красным, пурпурным и золотым цветом.
- Его преподобие инквизитор отсутствует, - ответил со своим польским акцентом Лукаш Божичко. - Выехал.
Стенолаз уже два раза пробовал применить черную магию, дважды скрытыми заклинаниями пытался напугать дьякона и заставить покориться. Заклятия не подействовали, намерения не удались. Было очевидно, что это следствие защитных чар. «Вся резиденция папской Курии, - подумал Стенолаз, - а кто знает, может и весь собор Святого Войцеха заблокирован. Поскольку это же немыслимо - чтобы заклятия знал и мог их применять этот Божичко, этот придурковатый попик».
Свет вечный
Гжегож Гейнче, inquisitor a Sede Apostolica specialiter deputatus во вроцлавской диоцезии, долго раздумывал, идти на экзекуцию или нет. Долго взвешивал все «за» и «против». «Против» было явно больше - хотя бы то, что экзекуция была результатом деятельности епископской, то есть конкурирующей инквизиции. Аргумент «за» был в принципе только один: это было близко. Признанных виновными в ереси и содействии гуситам должны были сжигать там же, где и всегда, - на площади за церковью Святого Войцеха, вытоптанной догола ногами сотен любителей наблюдать за чужими мучениями и смертью.
Взвесив «за» и «против», немного удивляясь самому себе, Гжегож Гейнче, однако, на экзекуцию пошел. Инкогнито, смешавшись с группой доминиканцев, вместе с которыми занял место на возвышении, предназначенном для духовных лиц и зрителей высшего общественного или имущественного положения. Среди этих на центральной трибуне, на скамье, обитой ярко‑красным атласом, рассиживал Конрад из Олесьницы, епископ Вроцлава, автор и спонсор сегодняшнего спектакля. Его сопровождали несколько духовных лиц - среди них престарелый нотариус Ежи Лихтенберг и Гуго Ватценроде, недавно сменивший отправленного в отставку Оттона Беесса на должности препозита у Святого Иоанна Крестителя. Был там, естественно, и Ян Снешевич, епископский викарий in spiritualibus. Был охранник епископа Кучера фон Гунт. Не было Биркарта Грелленорта.
Божьи воины
Костел святого Войцеха находится на границе старого города. Историческая застройка, практически, полностью разрушена. Рядом возвышается торговый комплекс. Около него толпится народ. Видимо, опять кого-то жгут. Небольшое исследование показало, что проводится кастинг на «фактор страха» или какую-то подобную ересь передачу.
Продолжение следует...