Начну с одного лингвистического «эксперимента», который я нашел в книге Ирины Борисовны Левонтиной. Все мы с детства знаем дразнилку-обзывалку «жадина-говядина». У этой дразнилки-обзывалки есть несколько продолжений, и если
отбросить отдельные авторские интерпретации их можно свети к трем главным вариантам:
1) «Жадина-говядина, турецкий барабан, кто на нем играет? ______ (имя виновника) таракан».
2) «Жадина-говядина, пустая шоколадина»
3) «Жадина-говядина, соленый огурец, по полу валяется, никто его не ест».
Теперь ответьте себе на вопрос, какой из вариантов вам ближе, в том смысле, что вы его слышали чаще всего или сами использовали в детстве?
Если вы выбрали первый, то вы провели свое детство в Москве, второй - в Петербурге, третий - в других регионах России и СССР. Поразительно, но я опросил дюжину человек и получил почти 100% результат с одной поправкой на авторский вариант: одна архангелогородская девушка вспомнила вариацию про «жадину-говядину, в попе шоколадину».
Оказывается, детский фольклор, по вполне объективным причинам, очень консервативен, поэтому возможно такое постоянство. Вот вам и занимательная лингвистика.
Этот «эксперимент» можно использовать как своего рода метафору всей книги «Русский со словарем»: она занимательна, легка, популярна и не без научности. А пафос этой книги, без сомнения, просветительский. Кстати, слово «пафос» сегодня используется в основном в негативном контексте: «пафосная речь», «пафосное кино», предполагая напыщенность и неуместно возвышенный тон, но у этого слова есть нейтральное значение: воодушевление или основная идея чего-либо. Филолог Есин А. Б. объединяет эти два смысла в один: «эмоционально-ценностная ориентация» (при анализе художественного произведения).
Правда, если быть точным, то книгу «Русский со словарем» назвать книгой, в полном смысле этого слова, можно с большой натяжкой, поскольку она представляет собой набор заметок лингвиста, написанных в разное время, часть из которых можно найти вот здесь:
http://stengazeta.net/?author=10055. Однако, несмотря на отсутствие изначального замысла и компилятивный характер книги, заметки Левонтиной собраны по тематикам в главы.
Среди всех глав я отметил для себя главу, посвященную языковой картине мира. В ней автор касается лингвоспецифичных слов, например, «душа», «тоска», «надрыв», «поперек», «добираться» и т. д., в которых содержатся «концептуальные конфигурации, отсутствующие в готовом виде в других языках» (данное направление в лингвистике восходит к идеям Анны Вежбицкой (см. «Понимание культур через посредство ключевых слов», «Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики»)).
Глава скромная, но в ней есть ссылка на сборник научных статей под названием «Ключевые идеи русской языковой картины мира» (Зализняк А. А., Левонтина И. Б., Шмелев А. Д., 2005) . Эта работа содержит уже более подробный анализ этого направления. Кстати, в 2012 году те же авторы выпустили в свете новую редакцию этого сборника - «Константы и переменные русской языковой картины мира».
В качестве лирического отступления. На эту тему в книге приведены строки, как мне кажется, хорошего стихотворения Льва Лосева:
"Понимаю - ярмо, голодуха,
тыщу лет демократии нет,
но худого российского духа
не терплю", - говорил мне поэт,
"Эти дождички, эти березы,
эти охи по части могил",-
и поэт с выраженьем угрозы
свои тонкие губы кривил.
И еще он сказал, распаляясь:
"Не люблю этих пьяных ночей,
покаянную искренность пьяниц,
достоевский надрыв стукачей,
эту водочку, эти грибочки,
этих девочек, эти грешки
и под утро заместо примочки
водянистые Блока стишки;
наших бардов картонные копья
и актерскую их хрипоту,
наших ямбов пустых плоскостопье
и хореев худых хромоту;
оскорбительны наши святыни,
все рассчитаны на дурака,
и живительной чистой латыни
мимо нас протекала река.
Вот уж правда - страна негодяев:
и клозета приличного нет",-
сумасшедший, почти как Чаадаев,
так внезапно закончил поэт.
Но гибчайшею русскою речью
что-то главное он огибал
и глядел словно прямо в заречье,
где архангел с трубой погибал.
Кроме того, подмечая и разбираясь в интересной языковой «мелочи», Ирина Борисовна делает пусть и не оригинальные, но важные обобщения.
Язык постоянно меняется, и это факт. При этом меняется он под воздействием самой жизни, и новая система отношений в нашей стране не могла не повлиять на языке. Причем лингвистические «нерезиденты» свидетельствуют главным образом об одном: меняются ценностные ориентации и формы/виды социальных отношений, которые требуют новых слов или влияют на окраску прежних . Например, «апломб» и «карьера» перестали носить преимущественно отрицательную окраску, «эффективным» теперь бывает и человек (жутковато звучит), а слово «комфортный», как главная ценность в мире потребления, заняло вольготное место, справившись с тем, с чем не справилось слово «удобный».
Наряду с иностранной экспансией происходит и другой процесс: грамотность резко понизилась в цене. «Тут дело не в том, что кто-то что-то коряво сказал. Важно, что языковые ошибки уже не наносят ущерба престижу, их не боятся и не спешат исправить». Помню в КВН команда «Уездный город» пыталась иронично примирить несогласных с этой тенденцией, мол, какая разница - «звОнят» или «звонЯт», главное, что дозваниваются. Вроде как понимание дороже грамотности, но что-то я с этим не согласен.
Ирина Левонтина метко подмечает и более специфичный феномен, который тоже связан с падением статуса грамотности. В определенной мере он имеет отношение и ко мне. Так, сейчас встречается такой тип молодых людей, которые здорово владеют устной речью, имеют богатый словарный запас, широкий кругозор, но безграмотно пишут, позволяя себе «невозможные» ошибки. Например, герой одной заметки слово «витязь» написал через вторую букву «и». Нет, я бы так не написал, это пример из книги, но благодарен судьбе, что у меня есть «законный» домашний «редактор-корректор».
В ситуации иностранной экспансии, падения ценности грамотности резонно задаться пресловутыми русскими вопросами: «что делать?» и «кто виноват?».
«Причины того, что сейчас происходит с грамотностью, разнообразны. Это и общая культурная ситуация, и изменение практики школьного преподавания русского языка, а кроме того - развитие техники. Впрочем, техника не только приводит к падению навыков грамотного письма - она же и помогает писать грамотно», пишет Ирина Левонтина.
Но в борьбе за кристальность, ценность и независимость русского языка, Ирина Борисовна всё-таки предлагает сохранять научное спокойствие и отдавать себе отчет в стихийности естественного языка:
«Когда всю жизнь занимаешься какой-то наукой, постепенно начинаешь ощущать мощь изучаемой стихии, ее дыхание, энергию ее саморазвития, на фоне которой так ничтожны все наши глупости и мелкие злодейства. И думаю, что вопрос о том, почему пали редуцированные, по своему экзистенциальному накалу не уступает вопросу о том, почему происходит потепление.
То есть, может быть, кто-то и умеет это объяснять. Или думает, что умеет… Вот взяли редуцированные гласные и пали. Да так аккуратненько, в соответствии с определенными закономерностями. И попробовал бы кто-нибудь запретить это падение декретом, спасти язык от этой страшной порчи!
… Зря спасатели русского языка думают, что можно оградить его от тлетворного влияния чуждых идей, запретив те или иные заимствованные слова. Язык наш, как известно, правдив и свободен или, если угодно, празднословен и лукав, так что его на кривой козе не объедешь. Если ему нужно выразить какой-то смысл, будьте благонадежны: он его выразит, сколько слов ни вычеркни. Да собственно, язык и сам любит важный смысл донести окольными путями, так чтобы он как бы сам собой вдруг обнаружился в головах людей».