Об одном русофобском рассказе Киплинга
Трудно найти английского поэта, оказавшего большее влияние на русскую поэзию 20 века, чем Киплинг. Такие совсем разные по политическим взглядам, таланту, темпераменту и судьбе авторы как Гумилев, Багрицкий, Светлов, Симонов и многие другие, - писали в какие-то моменты жизни киплинговским слогом. Собственно, само имя Киплинга стало в русской поэзии кодом, обозначением особого рода "киплинговской" романтики. Высоцкому было ясно, что "когда кругом космическая тьма", его герои будут читать Киплинга (и Пушкина - весьма показательное для русского уха сопоставление!). Когда КСПшники, явление уже не столько поэтическое, сколько социальное, - задумывались о себе, у них был готовый образ: "Я вовсе не обманщик, я Киплинга солдат". Сомнения и разочарование в "военной романтике" облекались в ту же понятную форму: "Так нужна ли миру киплингова лира?"
Впрочем, заговорив о КСП, мы плавно переходим от влияния на поэтов - к массовой популярности. И тут Киплинг тоже бьёт рекорды. Русские дети росли на Киплинге. Именно от него они узнавали, почему у слоненка хобот и как появились броненосцы. Маугли, Рики-Тики-Тави, кошка, гулявшая сама по себе, - есть ли хоть один ребенок, не видавший о них мультфильмов, не читавший книжек, не смотревший пьес и не слушавший аудиоспектаклей? В массовое сознание прочно вошли и песни на стихи самого Киплинга, и перепевы - вплоть до "афганских" песен - подражаний подражаниям Киплингу.
Киплинг занимает прочное место в русской культуре - пожалуй, более прочное, чем в его родной (Britannica о его поэзии пишет: "As a poet he scarcely ranks high", - хотя и отдает должное мастерству Киплинга-прозаика).
И это все тем более удивительно, потому что русских Киплинг очень не любил. Точнее даже будет сказать - он ни к кому так плохо, как к русским, не относился.
Да, Киплинг был расистом. Но расист и ксенофоб - не одно и то же. Он был убежден, что индийцы - "меньшие братья" белых, но его отношение к ним - это не ненависть, а любовь. Любовь к неразумным детям, которых надо опекать и защищать (в том числе и от самих себя). Я понимаю, что самих индийцев эта покровительственная любовь оскорбляет. Чего стоит "Ким", повторяющий сюжет "Книги Джунглей", только вместо человеческого детеныша, воспитанного волками, его герой - белый мальчик, воспитанный индийцами. И, как Маугли, Ким в какой-то момент осознает, что он Белый Сахиб. Иначе говоря, индийцы находятся ниже белых, а животные ниже индийцев (и все они одной крови). Но тем не менее индийцы в этом (действительно великом) романе описаны с не меньшим теплом, чем Акела или Балу. А любовь к Индии ощущается на каждой странице. Неудивительно, что у Джавахарлала Неру "Ким" была любимой книгой.
Будучи евреем, я не могу не обойти тему "Киплинг и евреи". В одном из эпизодов "Пака" Киплинг изображает еврейскую интригу. Целью которой было ни много ни мало - принятие Великой Хартии. Герой этого эпизода, еврей Кадмиэль, рискует жизнью для того, чтобы у короля Иоанна не оказалось ни денег, ни кредита, и он был вынужден пойти на соглашение с баронами. Кадмиэль дает взятку баронам за изменение в сороковой статье, закладывая в неё универсальный принцип справедливости: 'What terms?' said Puck quickly. 'The Fortieth of the Great Charter says: "To none will we sell, refuse, or delay right or justice."' 'True, but the Barons had written first: To no free man. It cost me two hundred broad pieces of gold to change those narrow words. Langton, the priest, understood. "Jew though thou art," said he, "the change is just, and if ever Christian and Jew came to be equal in England thy people may thank thee."'.
Это не просто филосемитский эпизод - тут все очень глубоко и для своего времени смело. "Пак" был для Киплинга программной книгой (ну и одновременно книгой для юношества - тут Киплинг поддерживает традицию, идущую со времен Плутарха). В её эпизодах, происходящих в разные эпохи, автор исследует, что же составляет английский характер. Он показывает и римские, и гэльские традиции, объясняет истоки мужества, верности, справедливости. Так вот, обсуждая справедливость, закон, - Киплинг делает их следствием еврейского влияния. Иначе говоря, он полагает, что в английском наследстве есть еврейская часть. Причем часть важная: именно закон отделяет его героев от "lesser breeds without the law". Эта строка взята из поэмы Recessional, написанной в 1897 году на юбилей королевы Виктории и тоже программной для Киплинга. Далеко не случайно в этой поэме предназначение белого человека есть продолжение богоизбранности евреев. Знаменитое (и обычно непонимаемое) стихотворение о White Man's Burden также показывает избранность "по-еврейски": прежде всего как обязанность, а не как право.
Киплинг изображает с достаточным сочувствием и соперников Британии: немцев и французов, испанцев и американцев. White Man's Burden носит подзаголовок "The United States and The Philippine Islands": это послание от уходящей империи - новой, поднимающейся.
И только для России у Киплинга нет ни сочувствия, ни тепла. В прекрасном "Киме" действуют совершенно карикатурные русские шпионы - пожалуй, единственные негодяи во всем романе. Есть аналогичные примеры и в других произведениях Киплинга. Но пожалуй, наиболее злым пасквилем является рассказ The Man Who Was, опубликованный двадцатипятилетним писателем в сборнике Life's Handicap в 1891 году.
О степени воздействия этого рассказа говорит то, что даже мне, одесскому еврею с американским паспортом, связанному с Россией только языком и культурой, было невыносимо обидно его читать. В своем дневнике я как-то обмолвился, что не цитирую этого рассказа из человеколюбия. Нужно добавить, что мне действительно неприятно перечитывать этот рассказ. Тем не менее сейчас, как мне кажется есть смысл вернуться к нему. Дело в том, что многие российские друзья обвиняют Запад в русофобии и неуважении к России. Поэтому стоит приглядеться к традиционному облику России в глазах Запада. Киплинг при всех своих недостатках был великим художником. Его рассказ, возможно, мало скажет о России как она была (и есть), но много скажет о том, как она воспринимается на Западе - и как воспринималась самим Киплингом. Впрочем, я понимаю тех, кому сам предмет разговора неприятен. Если они дочитали до этого места, возможно, им не стоит идти дальше.
Рассказ, как это часто бывает у Киплинга, начинается со стихотворения и морали. Стихотворение выглядит так:
The Earth gave up her dead that tide,
Into our camp he came,
And said his say, and went his way,
And left our hearts aflame.
Keep tally--on the gun-butt score
The vengeance we must take,
When God shall bring full reckoning,
For our dead comrade's sake.
BALLAD.
А мораль такова: Let it be clearly understood that the Russian is a delightful person till he tucks in his shirt. As an Oriental he is charming. It is only when he insists upon being treated as the most easterly of western peoples instead of the most westerly of easterns that he becomes a racial anomaly extremely difficult to handle. The host never knows which side of his nature is going to turn up next.
Действие рассказа происходит в Пешаваре. В расположении полка Её Величества Белых Гусар оказывается некто Диркович (и почему, когда европейский писатель пытается сочинить русскую фамилию, у него неизменно получается то ли серб, то ли еврей?) - корреспондент российской газеты "with a name that was never twice alike", офицер "in a Cossack regiment" (sic!), говорящий на плохом английском и ещё худшем французском. Он - гость полка, снискавший себе уважение тем, что им никак не удавалось напоить его допьяна, сколько бы бренди они в него ни вливали. Он много говорит о дружбе с англичанами ('My dear true friends,' 'Fellow-soldiers glorious,' and 'Brothers inseparable') и о светлом будущем, которое ожидает человечество, когда Англия и Россия плечом к плечу возьмутся за грандиозный труд по просвещению Азии.
Центральный эпизод рассказа - пирушка по случаю победы команды Белых Гусар в поло над командой соперников из вспомогательного туземного полка. Разумеется, пишет Киплинг, офицеров-туземцев не могли пригласить на обед, но к десерту пришел игрок команды туземцев, принц Хира Сингх, "for he was the cadet of a royal house, the son of a king's son, and knew what was due on these occasions". Неожиданно слышны выстрелы, приходят часовые и приводят странное существо, едва похожее на человека, черное, в тряпках вместо одежд. Это существо пыталось украсть карабины, но вместо того, чтобы оставить его до утра в полковой тюрьме, его приводят в офицерский клуб. Причина очень проста: среди звуков, которые произносит этот человек, слышны английские слова. Офицер-туземец уходит: "Это ваше дело, а не наше".
Незнакомец обнаруживает поразительное знание обычаев полка и ритуалов. Офицеры не могут понять, что происходит. В этот момент к нему подходит Диркович, по случаю торжественного обеда в парадной российской форме. Тут незнакомец падает на колени, обнимая ноги Дирковича. Тот снимает с него рубаху, обнажая клеймо. Это номер - номер каторжника.
Диркович говорит с незнакомцем "in purring, spitting Russian to the creature who answered so feebly and with such evident dread". Выясняется, что это бывший лейтенант Белых Гусар, попавший в плен тридцать лет назад, на Крымской войне. После войны пленных разменяли, но он оскорбил русского полковника. Тот предлагал ему извиниться, но лейтенант отказался. Тогда его скрыли от англичан и отправили в Сибирь. Он провел много лет на каторге и сбежал из Иркутска. Неведомо, какой инстинкт привел его, "like a homing pigeon", в расположение полка.
В полковой книге за 1854 год находят запись о нем: "Лейтенант Лиммазон, пропал без вести". Сам же Лиммазон, уже сумасшедший, то смеется, то плачет, то испуганно смотрит на Дирковича.
В этот момент Диркович произносит речь. Она достаточно интересна, чтобы привести её целиком: The devil that lived in the brandy prompted Dirkovitch at this extremely inopportune moment to make a speech. He rose, swaying slightly, gripped the table-edge, while his eyes glowed like opals, and began: 'Fellow-soldiers glorious--true friends and hospitables. It was an accident, and deplorable--most deplorable.' Here he smiled sweetly all round the mess. 'But you will think of this little, little thing. So little, is it not? The Czar! Posh! I slap my fingers--I snap my fingers at him. Do I believe in him? No! But in us Slav who has done nothing, HIM I believe. Seventy--how much--millions peoples that have done nothing--not one thing. Posh! Napoleon was an episode.' He banged a hand on the table. 'Hear you, old peoples, we have done nothing in the world-- out here. All our work is to do; and it shall be done, old peoples. Get a-way!' He waved his hand imperiously, and pointed to the man. 'You see him. He is not good to see. He was just one little--oh, so little-- accident, that no one remembered. Now he is THAT! So will you be, brother-soldiers so brave--so will you be. But you will never come back. You will all go where he is gone, or'--he pointed to the great coffin- shadow on the ceiling, and muttering, 'Seventy millions--get a-way, you old peoples,' fell asleep.
Строка "Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы," - будет написана только через полтора десятилетия.
Лейтенант Лиммазон умирает через три дня, а Диркович, "bland, supple, and always genial", уезжает ночным поездом: "Little Mildred and another man saw him off, for he was the guest of the mess, and even had he smitten the colonel with the open hand, the law of that mess allowed no relaxation of hospitality".
Итак, какие обвинения предъявляет Киплинг России? Их, если разобраться, три.
Во-первых, это обвинение в беззаконии и произволе - том, что по-английски называется capriciousness. Лейтенант Лиммазон был наказан по личному распоряжению полковника из-за личного оскорбления.
Во-вторых, это обвинение в вероломности, в обмане: Лиммазон не был обменен, хотя соответствующие соглашения были подписаны.
В-третьих, это обвинение в неуважении к личности. Несчастный сумасшедший, по мнению Дирковича, - мелочь, щепка. Им можно пожертвовать: "He was just one little--oh, so little--accident, that no one remembered".
Нетрудно заметить, что эти черты противоположны тому, что по мнению Киплинга, отличает белых от "lesser breeds without the law". Поэтому претензии Дирковича на место в офицерском клубе безосновательны: у него на это не больше прав, чем у Хира Сингха. Диркович хочет уважения "собратьев по оружию" - но в ответ получает только презрение.
Обвинения Киплинга можно свести к одному, прямо высказанному в начале рассказа. Россия пытается притвориться белой, цивилизованной, не отказавшись от вещей, простительных только нецивилизованным народам. Она хочет получить права белых, не беря на себя соответствующих обязательств. Что в глазах Киплинга ставит её гораздо ниже "собственно азиатов", знающих свое место - как Хира Сингх.
Вопрос о том, насколько эти обвинения соответствуют сегодняшним стереотипам в восприятии России Западом, выходит за рамки этой заметки.