Алпатов об Ирине Евгеньевне Даниловой
Ко мне в руки попал довольно интересный документ - страницы воспоминаний знаменитого искусствоведа, автора трёхтомной «Всеобщей истории искусств», специалиста в области итальянского Возрождения, древнерусского искусства и искусства Древней Греции М. В. Алпатова. Михаил Владимирович описывает свои встречи и годы общения с самыми разнообразными людьми искусства - художниками, искусствоведами, скульпторами, архитекторами, музыкантами и литераторами. Среди прочего, несколько строк посвящены искусствоведу Ирине Евгеньевне Даниловой, отдавшей Строгановке два десятилетия своей жизни. Если личность М.В. Алпатова хорошо известна и не нуждается в представлении, то Ирину Евгеньевну за пределами Строгановки и искусствоведческих кругов знают хуже. Поэтому не будет лишним привести небольшую биографическую справку о ней:
Ирина Евгеньевна Данилова (1922-2012)
Искусствовед, историк и теоретик искусства, доктор искусствоведения, заслуженный деятель искусств РСФСР (1982), музейный работник и педагог.
Родилась в Москве. В 1945 г. окончила отделение искусствоведения исторического факультета МГУ, была принята в аспирантуру при Институте истории искусств АН СССР. В 1951 г. защитила кандидатскую диссертацию по теме «Дионисий и его творчество. К вопросу об искусстве Москвы периода образования Русского государства».
С 1947 по 1967 г. И.Е.Данилова работала в МВХПУ (б. Строгановское) сначала в должности преподавателя, а затем доцента и исполняющего обязанности профессора кафедры истории искусств.
С 1967 г. И.Е. Данилова работала в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина (ГМИИ). Более 30 лет, с 1967 по 1998 г., она была заместителем директора ГМИИ по научной работе, а в 1998-2010 гг. работала главным научным сотрудником-консультантом директора ГМИИ. Кроме этого, с 1992 по 2011 г. она являлась главным научным сотрудником Института высших гуманитарных исследований при Российском государственном гуманитарном университете, а также была членом бюро Комиссии по проблемам культуры Возрождения при Научном совете по истории мировой культуры Российской академии наук.
По книге «Итальянская монументальная живопись. Раннее Возрождение», изданной в 1970 г., И.Е. Данилова защитила докторскую диссертацию и получила ученую степень доктора искусствоведения.
Многие научные труды И.Е. Даниловой связаны с искусством Средних веков, Возрождения и Древней Руси. Отдельные монографии посвящены творчеству художников Джотто, Боттичелли, архитекторов Брунеллески, Альберти и др.
Итак, что же пишет Алпатов об Ирине Евгеньевне?
В Университете я обратил внимание на одну скромную и робкую студентку, которая стала описывать произведение искусства прямо в лицо, без оглядки на предшественников.
В своем докладе «"Свадебное шествие Марии" Джотто» она писала: «С трудом приподнимая тонкой нежной рукой тяжелые складки длинного плаща, как будто окруженная ореолом почтения и одиночества, юная героиня предстоит, готовая на великую жертву, полная трепетного ожидания, с какой-то трогательной детской сосредоточенностью на лице».
В дальнейшем Ирина Данилова рассматривает композицию Джотто. «Разделив изображение горизонталью на две совершенно равные части, художник придает ему особое спокойствие и ясность и строгое равновесие тяжелых и легких частей. Чистая, ясная задушевность, какая-то прозрачная созерцательность и жизнерадостное веселие даны хрупкой фигуре Марии; ее профиль и неуклюжие грузные тела музыкантов, их добродушные грубые лица. Сколько в этом свежести, светлой влюбленности в жизнь».
Поэтому я был глубоко растроган, когда она впоследствии была направлена в Италию на целых шесть месяцев. Я был рад, что она увидит в натуре Джотто, и волновался за нее.
«Рим город поистине великий и поистине непереносимо противный. Все великое до такой степени захватано, замусолено, что требуется огромное усилие, чтобы воспринять такие вещи, как Аппиева дорога или Форум. В музеях здесь очень много всякой дряни, особенно скульптуры, да и в живописи тоже. Но вдруг среди всего этого - откровение. Трон Людовизи (в музее Терм) заставил меня вспомнить о Троице Рублева. Вы были правы, в ней, конечно, есть отблеск подлинной Греции. Все, что мне удалось увидать из живописи итальянской XIII-XIV вв., ни в какое сравнение не идет с нашей иконописью, особенное Рублевым.
В Термах сейчас новые экспозиции, выставлены несколько греческих оригиналов. Я даже не подозревала до сих пор, что такое греческий мрамор - он весь розовый с золотыми прожилками, весь живой, пористый. Рядом с ним римский - как воск или мыло, смотреть невозможно».
Зная ее интерес к античному искусству, я рекомендовал Даниловой обратиться к лучшему знатоку в этой области Бьянки Бандинелли. Вот какой ответ на мое предложение я получил от нее. «Все здешние профессора - это боги, и только один из них Бьянки Бандинелли - снизошел до встречи со мной, и то, видимо, потому, что он член общества «Италия - СССР» - положение обязывает. Я серьезно подготовилась к этой встрече, хотела извлечь из нее какую-то пользу, но ничего из нее не вышло. Он выдержал 15 минут светской беседы, ничем абсолютно не интересовался и затем вежливо выпроводил меня, заявив, что он очень занят и очень устал. Он не заинтересовался даже тем, что его работа переводится на русский язык и выходит в нашем сборнике. Мне сказали, что он самый приятный и благожелательный из всего Олимпа».
Зато я был полностью удовлетворен, больше того, взволнован отчетом о ее встрече с Пестумом.
«Мое пребывание в Риме закончилось великолепным аккордом - я видела Пестум. Когда я увидела храм и траву вокруг - большие кусты аканта (уверена, что это именно акант, а не просто обычный репейник) и полевые маки, и вдали море, удивительное спокойное и блестящее на солнце, я подумала (как один из героев Достоевского по поводу картины Лоррена), что м. б. в Италию-то так стремилась поехать только для того, чтобы увидеть Пестум и что теперь мне ничего вообще больше не нужно.
Мы приехали с довольно большой группой на пульмане, но так как хотелось, чтобы эта встреча с Грецией происходила с глазу на глаз, я ушла одна подальше от всех, села на один из священных камней и долго плакала. Это наверное было очень глупо, но я не могла ничего с собой поделать».
Вернувшись из Италии назад, Данилова все никак не могла отделаться от своих итальянских впечатлений.
«Все еще живу Италией - бродячей жизнью, улицами, барами, тратториями, бесконечной сменой впечатлений, цыганской беззаботной, бескорневой жизнью. Она казалась подчас очень тяжелой. Но как она втягивает своей легкостью, своим разнообразием, своей отрешенностью от всего, кроме эстетических впечатлений, своей особенной «уличностью», которой у нас здесь совсем нет. Улицы, камни, церкви, музеи, дворцы, бары, траттории, автомобили, поезда, вокзалы, скамейки бульваров, уличные встречи, снова ступени церквей, набережные, пароходы, город утром, днем, вечером, ночью, все новые и новые люди и снова улицы - и только случайно, как вынужденный перерыв,- несколько часов сна в постели... Все-таки Рим это великий город - и зря я его ругала... Это единственный город Италии, в котором можно жить долго, единственный живой город Лациума - Италия Пуссена, Гоголя, А. Иванова, город, в котором все окрестности вызывают множество литературных и художественных ассоциаций. Это Италия классическая и самая светская...».