(no subject)
Почему-то начала читать их с конца.. скорей перечитывать, так как книгу свою, писем Цветаевой, я читала несколько раз, она у меня в Ереване. Я наверно осознанно не перевожу сюда все свои книги, так как потом будет ведь тяжело отвозить обратно. Тут их у меня и так немало накопилось новых.
Но о письмах.. Рильке и Цветаева. Эти двое были моими верными друзьями, когда я уставала читать литературу для экзаменов в университете, жаркими ереванскими вечерами. Подруга из Москвы снабжала меня этими книгами, как едой голодающего студента - я жадно ждала очередной посылки, и когда мне прибыл тот томик, цвета охры, квадратный, толстый и небольшой, удобный, чтоб тащить в сумке, полной тетрадей с лекциями, я забросила все свои уроки. А потом, в конце месяца, я получила долгожданную стипендию, и направилась в букинистический на проспекте, и купила полное собрание сочинениий Рильке. И тогда письма Цветаевой ожили еще больше - весь Рильке уместился в моей туманной голове за несколько месяцев, не сразу, его сложно глотать, в отличие от писем. Маленький и огромный Часослов стал настольной, и он всегда со мной, а тома, которые я любовно поглаживаю каждый раз, когда приезжаю в Ереван, хоть и не успеваю перечитывать - там и хранятся. Рядом с письмами Цветаевой, ему же, Рильке.
Топография души - вот, что ты такое. И твоей книгой (ах, это была не книга - это стало книгой!) о бедности, паломничестве и смерти ты сделал для Бога больше, чем все философы и проповедники вместе.
Она так чувствовала, и была недалека от истины. Не видя - так любить!
Но о письмах.. Рильке и Цветаева. Эти двое были моими верными друзьями, когда я уставала читать литературу для экзаменов в университете, жаркими ереванскими вечерами. Подруга из Москвы снабжала меня этими книгами, как едой голодающего студента - я жадно ждала очередной посылки, и когда мне прибыл тот томик, цвета охры, квадратный, толстый и небольшой, удобный, чтоб тащить в сумке, полной тетрадей с лекциями, я забросила все свои уроки. А потом, в конце месяца, я получила долгожданную стипендию, и направилась в букинистический на проспекте, и купила полное собрание сочинениий Рильке. И тогда письма Цветаевой ожили еще больше - весь Рильке уместился в моей туманной голове за несколько месяцев, не сразу, его сложно глотать, в отличие от писем. Маленький и огромный Часослов стал настольной, и он всегда со мной, а тома, которые я любовно поглаживаю каждый раз, когда приезжаю в Ереван, хоть и не успеваю перечитывать - там и хранятся. Рядом с письмами Цветаевой, ему же, Рильке.
Топография души - вот, что ты такое. И твоей книгой (ах, это была не книга - это стало книгой!) о бедности, паломничестве и смерти ты сделал для Бога больше, чем все философы и проповедники вместе.
Она так чувствовала, и была недалека от истины. Не видя - так любить!