6.5 Традиционная типология государств
6.5.1 Формы государственного устройства
Введенная выше типология государств, основанная на отношении к прибавочному продукту, отличается от традиционной, базирующейся на степени вовлеченности граждан в государственное управление (правит один, группа или все граждане). Традиционную типологию принято называть делением по формам государственного устройства (формам правления), и её использование началось уже в античной Греции. Аристотель, поставивший себе задачу выбрать лучшую из форм правления, пришел к заключению, что любая из них может «испортиться», когда правители начинают преследовать свои частные интересы. Поэтому он выделил не три, а шесть форм государственного устройства:
Причину, по которой государства «портятся», античные авторы видели в том разлагающем влиянии, которое оказывает на людей нахождение у власти, и которое, как мы отмечали выше, подтверждает современная наука. Это разложение нарастает по мере смены поколений. Лучше других описал данный процесс греческий историк Полибий в своем труде «Всеобщая история». В частности, так он описывает деградацию аристократии:
«Правители, на первых порах… во всех своих действиях выше всего ставили общее благо, все дела, как частные, так и общенародные, направляли заботливо и предусмотрительно. И опять, когда такую власть по наследству от отцов получили сыновья, не испытавшие несчастий, совершенно незнакомые с требованиями общественного равенства и свободы, с самого начала воспитанные под сенью власти и почестей родителей, тогда одни из таких правителей отдавались корыстолюбию и беззаконному стяжанию, другие предавались пьянству и сопутствующему ему ненасытному обжорству, третьи насиловали женщин и похищали мальчиков, и таким-то образом извратили аристократию в олигархию».
Даже демократия, считает Полибий, не может противостоять этому злу:
«Вслед за сим по умерщвлении одних и изгнании других граждане не решаются поставить себе царя, потому что боятся еще беззаконий прежних царей, не отваживаются также доверить государство нескольким личностям, потому что перед ними встает безрассудство недавних правителей. Единственная необманутая надежда, какая остается у граждан, это - на самих себя; к ней-то они и обращаются, изменяя олигархию в демократию и на самих себя возлагая заботы о государстве и охрану его. Пока остаются в живых граждане, испытавшие на себе наглость и насилие, до тех пор сохраняется довольство установившимся строем, и очень высоко ценятся равенство и свобода. Но когда народится новое поколение и демократия от детей перейдет к внукам, тогда люди, свыкшись с этими благами, перестают уже дорожить равенством и свободою и жаждут преобладания над большинством; склонны к этому в особенности люди, выдающиеся богатством. Когда вслед за сим в погоне за властью они оказываются бессильными достигнуть ее своими способностями и личными заслугами, они растрачивают состояние с целью обольстить и соблазнить толпу каким бы то ни было способом. Лишь только вследствие безумного тщеславия их народ сделается жадным к подачкам, демократия разрушается и в свою очередь переходит в беззаконие и господство силы. Дело в том, что толпа, привыкнув кормиться чужим и в получении средств к жизни рассчитывать на чужое состояние, выбирает себе в вожди отважного честолюбца, а сама вследствие бедности устраняется от должностей. Тогда водворяется господство силы, а собирающаяся вокруг вождя толпа совершает убийства, изгнания, переделы земли, пока не одичает совершенно и снова не обретет себе властителя и самодержца».
После заключения о неизбежной порче любой из трех основных форм государства античные ученые стали рекомендовать «смешанную» форму, сочетающую монархию, аристократию и демократию. Подобный рецепт выглядит довольно странным и непонятным. С точки зрения принятия решений в основе деления государств по формам лежит принцип приоритета: в государстве могут присутствовать все три органа власти (верховный правитель, сенат и народное собрание), но решения только одного из них считаются окончательными. Если последнее слово остается за правителем, налицо монархия, за сенатом - аристократия, за народным собранием - демократия. Что же тогда имелось ввиду?
6.5.2 Лучшая из форм правления
Ответ на этот вопрос дал Никколо Макиавелли («Рассуждения о первой декаде Тита Ливия», 1531). Всё становится на свои места, если рассматривать общество не в качестве сплочённого организма, что было характерно для греческих полисов докапиталистической эпохи, а состоящим из противоборствующих групп, отстаивающих исключительно свои интересы. Тогда лучшей формой правления будет та, где нет проигравших (и, соответственно, победивших), и сохраняется межгрупповой баланс сил. Естественно, Макиавелли не использовал термины «эгоистическое поведение» и «частный интерес», заменяя их выражением «злобность души», но суть уловил верно:
«Как доказывают все, рассуждающие об общественной жизни, и как то подтверждается множеством примеров из истории, учредителю республики и создателю ее законов необходимо заведомо считать всех людей злыми и предполагать, что они всегда проявят злобность своей души, едва лишь им представится к тому удобный случай».
Макиавелли выделял две общественные группы: «В каждой республике имеются два различных умонастроения - народное и дворянское» и полагал дворянское сословие лучше организованным и вооруженным, а потому обычно побеждающим в противостоянии. Единственный способ уравнять силы - «сделать народ многочисленным и хорошо вооруженным». Безусловно, противоборство групп будет иметь следствием регулярные смуты, но это и является показателем равенства сил. Еще один признак хорошего баланса - отсутствие репрессий по отношению к проигравшим очередной раунд. В этом плане Макиавелли считает образцом Рим республиканской эпохи:
«От Тарквиниев до Гракхов - а их разделяет более трехсот лет - смуты в Риме очень редко приводили к изгнаниям и еще реже - к кровопролитию. Никак нельзя называть подобные смуты губительными. Никак нельзя утверждать, что в республике, которая при всех возникавших в ней раздорах за такой долгий срок отправила в изгнание не более восьми - десяти граждан, почти никого не казнила и очень немногих приговорила к денежному штрафу, отсутствовало внутреннее единство. И уж вовсе безосновательно объявлять неупорядоченной республику, давшую столько примеров доблести, ибо добрые примеры порождаются хорошим воспитанием, хорошее воспитание - хорошими законами, а хорошие законы - теми самыми смутами, которые многими необдуманно осуждаются. В самом деле, всякий, кто тщательно исследует исход римских смут, обнаружит, что из них проистекали не изгнания или насилия, наносящие урон общему благу, а законы и постановления, укрепляющие общественную свободу».
Политическая модель Рима действительно заслуживает самого тщательного рассмотрения, тем более что эффективность римского государства в части решения стоящих перед ним задач не имеет аналогов в античном мире. Мы посвятим Риму отдельный раздел, а пока вернемся к Макиавелли и ещё одной поднятой им теме - переменам в общественном устройстве.
6.5.3 Роль личности в истории
Эти перемены можно разделить на два вида: корректирующие, вносящие поправки в существующие законы и порядки, и трансформирующие, кардинально преобразующие общественное устройство. Исходя из логики большого цикла, в интегративном периоде (фазах расширения и стагфляции) общая экономическая ситуация благоприятна для всех групп общества. Вероятность кардинальных изменений в общественном устройстве и даже требований изменений в этот период чрезвычайно низка, однако хорошее политическое устройство должно способствовать корректирующим переменам, что позволит максимально отсрочить наступление кризисной фазы цикла. Тем не менее, к концу фазы стагфляции проблемы будут нарастать и с переходом в фазу кризиса общество столкнется с необходимостью трансформирующих перемен для разрешения накопленных противоречий. Но быстрой трансформации всегда мешают два обстоятельства.
Первое, именуемое современной наукой «тропой зависимости», ограничивает новые формирующиеся институты границами, недалеко отстоящими от прошлых траекторий. Так происходит потому, что поведение людей во многом предопределяется устоявшимися шаблонами и традициями (неформальными правилами); кроме того, действуют формальные правила и запреты (наказуемые ограничения), так что большинство осознанно предпочитает повиновение.
Второе обстоятельство вытекает из экономической природы большого цикла и состоит в ожесточенном сопротивлении разросшейся паразитической группы любым попыткам ограничить её аппетиты и изменить сложившиеся порядки, тогда как главное условие перехода к новому циклу - кардинальное сокращение её численности.
Макиавелли предвидит эти препятствия и знает способ их преодолеть:
«Поскольку таковые /устаревшие/ порядки надо обновлять либо все сразу, когда очевидно, что они перестали быть пригодными, либо мало-помалу, по мере того как познается непригодность каждого из них, то я скажу, что и то и другое - вещь почти невозможная. Ибо для постепенного обновления государственного строя необходимо, чтобы они осуществлялись проницательным человеком, который бы загодя видел недостаток той или иной из сторон государственного строя, когда недостаток этот только еще зародился. Весьма вероятно, что такого человека в городе никогда не найдется; а если он даже и найдется, ему все равно ни за что не удастся убедить других в том, что для него самого совершенно ясно, ибо люди, привыкнув к определенному укладу жизни, не любят его менять, особенно когда они не сталкиваются со злом лицом к лицу, и поэтому им приходится говорить о нем, основываясь на предположениях. Что же касается внезапного обновления названных порядков, когда уже всякому ясна их непригодность, то я скажу, что ту самую их порчу, которую нетрудно понять, трудно исправить; ибо для этого недостаточно использования обычных путей, так как обычные формы стали дурными - здесь необходимо будет обратиться к чрезвычайным мерам, к насилию и к оружию, и сделаться прежде всего государем этого города, чтобы иметь возможность распоряжаться в нем по своему усмотрению. Поскольку же восстановление в городе политической жизни предполагает доброго человека, а насильственный захват власти государя в республике предполагает человека дурного, то поэтому крайне редко бывает, чтобы добрый человек пожелал, даже преследуя благие цели, встать на путь зла и сделаться государем. Столь же редко случается, чтобы злодей, став государем, пожелал творить добро и чтобы ему когда-либо пришло на ум использовать во благо ту самую власть, которую он приобрел дурными средствами».
Иными словами, для кардинальных перемен необходим лидер, действующий в интересах народа и готовый взяться за оружие для борьбы со злом:
«Народные недовольства легко устранимы - в тех случаях, когда у народа нет вождей. Ибо не существует ничего более ужасного, чем разнузданные, лишенные вождя массы, и вместе с тем - нет ничего более беспомощного: даже если народные массы вооружены, их несложно будет успокоить при условии, что тебе удастся уклониться от их первого натиска; ведь когда горячие головы малость поостынут и все разойдутся по домам, каждый начнет сомневаться в своих силах и позаботится о собственной безопасности, либо обратившись в бегство, либо пойдя на попятный.
Вот почему взбунтовавшимся массам, если они только желают избегнуть подобной опасности, надобно сразу же избрать из своей среды вождя, который бы направлял их, поддерживал их внутреннее единство и заботился об их защите».
Наконец, главное - кого именно считает Макиавелли воплощением «зла»?
«Дабы стало совершенно ясно, кого обозначает слово «дворянин», скажу, что дворянами именуются те, кто праздно живут на доходы со своих огромных поместий, нимало не заботясь ни об обработке земли, ни о том, чтобы необходимым трудом заработать себе на жизнь. Подобные люди вредны во всякой республике и в каждой стране. Однако самыми вредными из них являются те, которые помимо указанных поместий владеют замками и имеют повинующихся им подданных.
Из всего вышеприведенного рассуждения вытекает следующий вывод: желающий создать республику там, где имеется большое количество дворян, не сумеет осуществить свой замысел, не уничтожив предварительно всех их до единого».
Макиавелли не мог знать о существовании больших циклов. Тем не менее, он совершенно точно диагностировал общественную болезнь и выдал рецепт её лечения. По мнению Макиавелли, лидер может кардинально изменить устроение государства, но длительности его жизни недостаточно, чтобы увести общество с «тропы зависимости». Более того, часто «тропа зависимости» - это привычка жить под властью диктатора, поэтому реформы будут успешными только в том случае, если народный вождь, узурпировавший власть для их проведения, сможет передать её народу и научить его пользоваться властью:
«Насколько трудно народу, привыкшему жить под властью государя, сохранить затем свободу, если он благодаря какому-нибудь случаю ее обретет, как обрел ее Рим после изгнания Тарквиниев, показывают многочисленные примеры, содержащиеся в сочинениях древних историков. Трудности эти понятны, ибо подобный народ является не чем иным, как грубым животным, которое мало того что по природе своей свирепо и дико, но вдобавок вскармливалось всегда в загоне и в неволе; будучи случайно выпущенным на вольный луг и не научившись еще ни питаться, ни находить места для укрытия, оно делается добычей первого встречного, который пожелает снова надеть на него ярмо.
То же самое происходит с народом, который, привыкнув жить под властью других, не умея взвешивать ни того, что полезно обществу, ни того, что идет ему во вред, не понимая государей и не будучи понятым ими, вскоре снова склоняет выю под иго, зачастую оказывающееся еще более тяжким, нежели то, которое он только что сбросил».
Выход - в максимальном вовлечении народа в процесс преобразований:
«Хотя один человек способен создать определенный порядок, порядок этот окажется недолговечным, если будет опираться на плечи одного-единственного человека. Гораздо лучше, если он будет опираться на заботу многих граждан и если многим гражданам будет вверено его поддержание. Ибо народ не способен создать определенный порядок, не имея возможности познать его благо по причине царящих в народе разногласий, но когда благо сего порядка народом познано, он не согласится с ним расстаться.
Поэтому благо республики или царства состоит вовсе не в том, чтобы обладать государем, который бы мудро правил ими в течение всей жизни, а в том, чтобы иметь такого государя, который установил бы в них такие порядки, чтобы названное благо не исчезло с его смертью».
6.6 Дионисий Сиракузский
Введенная выше типология государств, основанная на отношении к прибавочному продукту, отличается от традиционной, базирующейся на степени вовлеченности граждан в государственное управление (правит один, группа или все граждане). Традиционную типологию принято называть делением по формам государственного устройства (формам правления), и её использование началось уже в античной Греции. Аристотель, поставивший себе задачу выбрать лучшую из форм правления, пришел к заключению, что любая из них может «испортиться», когда правители начинают преследовать свои частные интересы. Поэтому он выделил не три, а шесть форм государственного устройства:
Причину, по которой государства «портятся», античные авторы видели в том разлагающем влиянии, которое оказывает на людей нахождение у власти, и которое, как мы отмечали выше, подтверждает современная наука. Это разложение нарастает по мере смены поколений. Лучше других описал данный процесс греческий историк Полибий в своем труде «Всеобщая история». В частности, так он описывает деградацию аристократии:
«Правители, на первых порах… во всех своих действиях выше всего ставили общее благо, все дела, как частные, так и общенародные, направляли заботливо и предусмотрительно. И опять, когда такую власть по наследству от отцов получили сыновья, не испытавшие несчастий, совершенно незнакомые с требованиями общественного равенства и свободы, с самого начала воспитанные под сенью власти и почестей родителей, тогда одни из таких правителей отдавались корыстолюбию и беззаконному стяжанию, другие предавались пьянству и сопутствующему ему ненасытному обжорству, третьи насиловали женщин и похищали мальчиков, и таким-то образом извратили аристократию в олигархию».
Даже демократия, считает Полибий, не может противостоять этому злу:
«Вслед за сим по умерщвлении одних и изгнании других граждане не решаются поставить себе царя, потому что боятся еще беззаконий прежних царей, не отваживаются также доверить государство нескольким личностям, потому что перед ними встает безрассудство недавних правителей. Единственная необманутая надежда, какая остается у граждан, это - на самих себя; к ней-то они и обращаются, изменяя олигархию в демократию и на самих себя возлагая заботы о государстве и охрану его. Пока остаются в живых граждане, испытавшие на себе наглость и насилие, до тех пор сохраняется довольство установившимся строем, и очень высоко ценятся равенство и свобода. Но когда народится новое поколение и демократия от детей перейдет к внукам, тогда люди, свыкшись с этими благами, перестают уже дорожить равенством и свободою и жаждут преобладания над большинством; склонны к этому в особенности люди, выдающиеся богатством. Когда вслед за сим в погоне за властью они оказываются бессильными достигнуть ее своими способностями и личными заслугами, они растрачивают состояние с целью обольстить и соблазнить толпу каким бы то ни было способом. Лишь только вследствие безумного тщеславия их народ сделается жадным к подачкам, демократия разрушается и в свою очередь переходит в беззаконие и господство силы. Дело в том, что толпа, привыкнув кормиться чужим и в получении средств к жизни рассчитывать на чужое состояние, выбирает себе в вожди отважного честолюбца, а сама вследствие бедности устраняется от должностей. Тогда водворяется господство силы, а собирающаяся вокруг вождя толпа совершает убийства, изгнания, переделы земли, пока не одичает совершенно и снова не обретет себе властителя и самодержца».
После заключения о неизбежной порче любой из трех основных форм государства античные ученые стали рекомендовать «смешанную» форму, сочетающую монархию, аристократию и демократию. Подобный рецепт выглядит довольно странным и непонятным. С точки зрения принятия решений в основе деления государств по формам лежит принцип приоритета: в государстве могут присутствовать все три органа власти (верховный правитель, сенат и народное собрание), но решения только одного из них считаются окончательными. Если последнее слово остается за правителем, налицо монархия, за сенатом - аристократия, за народным собранием - демократия. Что же тогда имелось ввиду?
6.5.2 Лучшая из форм правления
Ответ на этот вопрос дал Никколо Макиавелли («Рассуждения о первой декаде Тита Ливия», 1531). Всё становится на свои места, если рассматривать общество не в качестве сплочённого организма, что было характерно для греческих полисов докапиталистической эпохи, а состоящим из противоборствующих групп, отстаивающих исключительно свои интересы. Тогда лучшей формой правления будет та, где нет проигравших (и, соответственно, победивших), и сохраняется межгрупповой баланс сил. Естественно, Макиавелли не использовал термины «эгоистическое поведение» и «частный интерес», заменяя их выражением «злобность души», но суть уловил верно:
«Как доказывают все, рассуждающие об общественной жизни, и как то подтверждается множеством примеров из истории, учредителю республики и создателю ее законов необходимо заведомо считать всех людей злыми и предполагать, что они всегда проявят злобность своей души, едва лишь им представится к тому удобный случай».
Макиавелли выделял две общественные группы: «В каждой республике имеются два различных умонастроения - народное и дворянское» и полагал дворянское сословие лучше организованным и вооруженным, а потому обычно побеждающим в противостоянии. Единственный способ уравнять силы - «сделать народ многочисленным и хорошо вооруженным». Безусловно, противоборство групп будет иметь следствием регулярные смуты, но это и является показателем равенства сил. Еще один признак хорошего баланса - отсутствие репрессий по отношению к проигравшим очередной раунд. В этом плане Макиавелли считает образцом Рим республиканской эпохи:
«От Тарквиниев до Гракхов - а их разделяет более трехсот лет - смуты в Риме очень редко приводили к изгнаниям и еще реже - к кровопролитию. Никак нельзя называть подобные смуты губительными. Никак нельзя утверждать, что в республике, которая при всех возникавших в ней раздорах за такой долгий срок отправила в изгнание не более восьми - десяти граждан, почти никого не казнила и очень немногих приговорила к денежному штрафу, отсутствовало внутреннее единство. И уж вовсе безосновательно объявлять неупорядоченной республику, давшую столько примеров доблести, ибо добрые примеры порождаются хорошим воспитанием, хорошее воспитание - хорошими законами, а хорошие законы - теми самыми смутами, которые многими необдуманно осуждаются. В самом деле, всякий, кто тщательно исследует исход римских смут, обнаружит, что из них проистекали не изгнания или насилия, наносящие урон общему благу, а законы и постановления, укрепляющие общественную свободу».
Политическая модель Рима действительно заслуживает самого тщательного рассмотрения, тем более что эффективность римского государства в части решения стоящих перед ним задач не имеет аналогов в античном мире. Мы посвятим Риму отдельный раздел, а пока вернемся к Макиавелли и ещё одной поднятой им теме - переменам в общественном устройстве.
6.5.3 Роль личности в истории
Эти перемены можно разделить на два вида: корректирующие, вносящие поправки в существующие законы и порядки, и трансформирующие, кардинально преобразующие общественное устройство. Исходя из логики большого цикла, в интегративном периоде (фазах расширения и стагфляции) общая экономическая ситуация благоприятна для всех групп общества. Вероятность кардинальных изменений в общественном устройстве и даже требований изменений в этот период чрезвычайно низка, однако хорошее политическое устройство должно способствовать корректирующим переменам, что позволит максимально отсрочить наступление кризисной фазы цикла. Тем не менее, к концу фазы стагфляции проблемы будут нарастать и с переходом в фазу кризиса общество столкнется с необходимостью трансформирующих перемен для разрешения накопленных противоречий. Но быстрой трансформации всегда мешают два обстоятельства.
Первое, именуемое современной наукой «тропой зависимости», ограничивает новые формирующиеся институты границами, недалеко отстоящими от прошлых траекторий. Так происходит потому, что поведение людей во многом предопределяется устоявшимися шаблонами и традициями (неформальными правилами); кроме того, действуют формальные правила и запреты (наказуемые ограничения), так что большинство осознанно предпочитает повиновение.
Второе обстоятельство вытекает из экономической природы большого цикла и состоит в ожесточенном сопротивлении разросшейся паразитической группы любым попыткам ограничить её аппетиты и изменить сложившиеся порядки, тогда как главное условие перехода к новому циклу - кардинальное сокращение её численности.
Макиавелли предвидит эти препятствия и знает способ их преодолеть:
«Поскольку таковые /устаревшие/ порядки надо обновлять либо все сразу, когда очевидно, что они перестали быть пригодными, либо мало-помалу, по мере того как познается непригодность каждого из них, то я скажу, что и то и другое - вещь почти невозможная. Ибо для постепенного обновления государственного строя необходимо, чтобы они осуществлялись проницательным человеком, который бы загодя видел недостаток той или иной из сторон государственного строя, когда недостаток этот только еще зародился. Весьма вероятно, что такого человека в городе никогда не найдется; а если он даже и найдется, ему все равно ни за что не удастся убедить других в том, что для него самого совершенно ясно, ибо люди, привыкнув к определенному укладу жизни, не любят его менять, особенно когда они не сталкиваются со злом лицом к лицу, и поэтому им приходится говорить о нем, основываясь на предположениях. Что же касается внезапного обновления названных порядков, когда уже всякому ясна их непригодность, то я скажу, что ту самую их порчу, которую нетрудно понять, трудно исправить; ибо для этого недостаточно использования обычных путей, так как обычные формы стали дурными - здесь необходимо будет обратиться к чрезвычайным мерам, к насилию и к оружию, и сделаться прежде всего государем этого города, чтобы иметь возможность распоряжаться в нем по своему усмотрению. Поскольку же восстановление в городе политической жизни предполагает доброго человека, а насильственный захват власти государя в республике предполагает человека дурного, то поэтому крайне редко бывает, чтобы добрый человек пожелал, даже преследуя благие цели, встать на путь зла и сделаться государем. Столь же редко случается, чтобы злодей, став государем, пожелал творить добро и чтобы ему когда-либо пришло на ум использовать во благо ту самую власть, которую он приобрел дурными средствами».
Иными словами, для кардинальных перемен необходим лидер, действующий в интересах народа и готовый взяться за оружие для борьбы со злом:
«Народные недовольства легко устранимы - в тех случаях, когда у народа нет вождей. Ибо не существует ничего более ужасного, чем разнузданные, лишенные вождя массы, и вместе с тем - нет ничего более беспомощного: даже если народные массы вооружены, их несложно будет успокоить при условии, что тебе удастся уклониться от их первого натиска; ведь когда горячие головы малость поостынут и все разойдутся по домам, каждый начнет сомневаться в своих силах и позаботится о собственной безопасности, либо обратившись в бегство, либо пойдя на попятный.
Вот почему взбунтовавшимся массам, если они только желают избегнуть подобной опасности, надобно сразу же избрать из своей среды вождя, который бы направлял их, поддерживал их внутреннее единство и заботился об их защите».
Наконец, главное - кого именно считает Макиавелли воплощением «зла»?
«Дабы стало совершенно ясно, кого обозначает слово «дворянин», скажу, что дворянами именуются те, кто праздно живут на доходы со своих огромных поместий, нимало не заботясь ни об обработке земли, ни о том, чтобы необходимым трудом заработать себе на жизнь. Подобные люди вредны во всякой республике и в каждой стране. Однако самыми вредными из них являются те, которые помимо указанных поместий владеют замками и имеют повинующихся им подданных.
Из всего вышеприведенного рассуждения вытекает следующий вывод: желающий создать республику там, где имеется большое количество дворян, не сумеет осуществить свой замысел, не уничтожив предварительно всех их до единого».
Макиавелли не мог знать о существовании больших циклов. Тем не менее, он совершенно точно диагностировал общественную болезнь и выдал рецепт её лечения. По мнению Макиавелли, лидер может кардинально изменить устроение государства, но длительности его жизни недостаточно, чтобы увести общество с «тропы зависимости». Более того, часто «тропа зависимости» - это привычка жить под властью диктатора, поэтому реформы будут успешными только в том случае, если народный вождь, узурпировавший власть для их проведения, сможет передать её народу и научить его пользоваться властью:
«Насколько трудно народу, привыкшему жить под властью государя, сохранить затем свободу, если он благодаря какому-нибудь случаю ее обретет, как обрел ее Рим после изгнания Тарквиниев, показывают многочисленные примеры, содержащиеся в сочинениях древних историков. Трудности эти понятны, ибо подобный народ является не чем иным, как грубым животным, которое мало того что по природе своей свирепо и дико, но вдобавок вскармливалось всегда в загоне и в неволе; будучи случайно выпущенным на вольный луг и не научившись еще ни питаться, ни находить места для укрытия, оно делается добычей первого встречного, который пожелает снова надеть на него ярмо.
То же самое происходит с народом, который, привыкнув жить под властью других, не умея взвешивать ни того, что полезно обществу, ни того, что идет ему во вред, не понимая государей и не будучи понятым ими, вскоре снова склоняет выю под иго, зачастую оказывающееся еще более тяжким, нежели то, которое он только что сбросил».
Выход - в максимальном вовлечении народа в процесс преобразований:
«Хотя один человек способен создать определенный порядок, порядок этот окажется недолговечным, если будет опираться на плечи одного-единственного человека. Гораздо лучше, если он будет опираться на заботу многих граждан и если многим гражданам будет вверено его поддержание. Ибо народ не способен создать определенный порядок, не имея возможности познать его благо по причине царящих в народе разногласий, но когда благо сего порядка народом познано, он не согласится с ним расстаться.
Поэтому благо республики или царства состоит вовсе не в том, чтобы обладать государем, который бы мудро правил ими в течение всей жизни, а в том, чтобы иметь такого государя, который установил бы в них такие порядки, чтобы названное благо не исчезло с его смертью».
6.6 Дионисий Сиракузский