6.3.1 Типология государств и периодизация истории
Марксистская теория выделяет общественно-экономические формации на основе господствующего способа производства (или, что то же самое - уровня развития производительных сил общества). В советский период общепринятым было деление на первобытно-общинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую и коммунистическую формации, и это деление лежало в основе марксисткой периодизации истории. Ссылка на уровень производительных сил общества предполагает, что переход к каждой последующей формации сопровождается скачком производительности труда, чего в реальности не наблюдалось. Под господствующим способом производства понимался, вероятно, основной способ эксплуатации трудящихся, но и при таком подходе марксистское деление на формации не выглядит обоснованным. К примеру, по оценкам историков население Римской империи, относимой марксистами к рабовладельческой формации, около 160 г. н. э. составляло 65 млн. чел. Из них 11 миллионов составляли рабы, половина из которых работала в средиземноморских латифундиях, вторая половина - в качестве домашних слуг в крупных городах. Крестьян было 43 миллиона, из них свободных фермеров 3 миллиона и арендаторов - около 40. В относительных величинах это означает, что доля рабского труда в сельскохозяйственном производстве - основе экономики того времени - была около 11 % (5,5 млн. рабов из 48,5 млн. занятых в сельском хозяйстве в совокупности). Следовательно, причисление экономической системы Римской империи к рабовладельческой формации некорректно. Тогда ставится под сомнение вся марксистская периодизация истории, включая вывод о неизбежном приходе коммунизма.
Наша типология государств тоже использует понятия феодализма, капитализма, коммунизма и государственного социализма, но базируется на отношении к прибавочному продукту. Для наглядности повторим схему классификации государств по типам в более привычных терминах формаций:
Наш подход позволяет дать строгие определения формациям, при этом никоим образом не утверждая наличия однозначного порядка их смены или чередования в ходе исторического развития. Поскольку мы отталкивались от роли и целей государства в производстве и распределении прибавочного продукта, но получили классификацию экономических систем (напомню, в определении капитализма говорится об экономической системе), в дальнейшем условимся считать термины «тип государства», «формация» и «общественно-экономическая формация» равноценными. Далее, мы откажемся от понятия «чистых» формаций, полагая, что они, даже если возможны, - исключительная редкость. Большинство реальных экономик представляют собой сочетание различных систем аккумулирования и распределения прибавочного продукта в разной пропорции. И даже эти пропорции не остаются постоянными - например, как мы указывали ранее, в ходе большого цикла общества, основанные на общественном благе, склонны к трансформации в государства-бандиты (феодальную формацию). В то же время анализ большого цикла феодальных государств показал, что в фазе стагфляции там наблюдались многие признаки капитализма: рост урбанизации, торговли и ремесел, удешевление рабочей силы и падение цен на ремесленные товары.
Государства тех типов, где прибавочный продукт капитализируется, а не потребляется (верхняя половина нашей схемы), должны показывать постоянный экономический рост и обходить по экономической мощи государства из нижней половины, не склонные к накоплению ПП. Но это не значит, что последние будут непременно поглощены первыми. В частности, государства, перешедшие к капитализму, просто займут место центра (центров) мира-экономики и благодаря международному разделению труда будут перераспределять мировой ПП в свою пользу. Периферия мира-экономики может при этом оставаться в феодализме, а изъятие из неё ПП в пользу центра станет дополнительным препятствием для перехода к капитализации ПП и смены экономической модели.
6.3.2 К какой формации отнести античные Афины?
К какой формации следует отнести Афины классического периода? Помимо уже разобранного нами демократического устройства полис обладал рядом других специфических черт, так что некоторые исследователи склонны относить его к безгосударственному обществу. Такой позиции придерживается, например, М. Берент. Ознакомимся с его аргументами, опубликованными в сборнике «Цивилизационные модели политогенеза» (М., 2002; глава Греция (ХI - IV в. до н. э.)).
В обоснование своей позиции Берент ссылается на веберовское определение государства как организации, обладающей легитимной монополией на применение силы. В частности, он приводит такую цитату: «Государство - это институт или совокупность институтов, особо связанных с поддержанием порядка (независимо от того, с чем ещё они могут быть связаны). Государство существует там, где специализированные органы поддержания порядка, как, например, полиция и суд, отделились от остальных сфер общественной жизни. Они и есть государство».
В древнегреческих полисах, указывает Берент, за исключением Спарты, отсутствовали любые организованные военные силы или иные профессиональные подразделения для поддержания внутреннего порядка. Отсутствие публичного аппарата принуждения означало, что возможность применять силу была равномерно распределена среди вооруженных или потенциально вооруженных членов общества, т.е. среди полноправных граждан. Таким образом, порядок поддерживался посредством самопомощи и самозащиты (с помощью друзей, соседей, семьи). Не было никакой общественной системы обвинения, и судебные дела выносились на народные суды заинтересованными партиями или добровольцами. Аналогично судебные решения выполнялись не чиновниками, а заинтересованными партиями, и иногда самими судившимися. В Афинах, например, в качестве государственного аппарата для поддержания закона мог бы рассматриваться институт Одиннадцати, который надзирал за содержанием под стражей и казнями. Подобно большинству афинских магистратов, Одиннадцать были обычными гражданами, избранными голосованием на один год. Обычно они не осуществляли арестов по собственной инициативе. Аресты выполнялись заинтересованными лицами или добровольцами. Одиннадцать также несли ответственность за казнь без суда грабителей, воров и других преступников, которые были пойманы с поличным и признались. Опять-таки, такие преступники не арестовывались самими Одиннадцатью, а передавались в их руки гражданами.
Как в таком случае контролировались рабы? Для древней Греции было характерно частное рабство; рабы принадлежали индивидуальным хозяевам, а не обществу в целом. Тем не менее, контроль над рабами обеспечивала та же самая система взаимопомощи. В одном из поясняющих пассажей «Республики» Сократ спрашивает, почему «эти хозяева ... не боятся своих рабов»? Ответ заключается в том, что «весь полис должен помогать им». У Ксенофонта в подобном контексте все хозяева рабов в общине действуют вместе как «добровольная стража».
Мы не знаем ни одного восстания рабов в Древней Греции, за исключением Спарты. Но в последнем случае илоты были не частными рабами, а местным населением, порабощенным Спартой, которое воспринимало своё положение как унизительное. Илотам было проще организоваться для восстания благодаря этническому и политическому единству, в то время как в остальной Греции рабы никогда не представляли сплоченную группу ни в глазах своих владельцев, ни в своих собственных, так что они не были вовлечены в социальные конфликты. Во многом спокойное отношение рабов к своему положению можно объяснить демографической ситуацией в соседних с Грецией регионах. Так, в Персии пик демографического цикла пришёлся приблизительно на времена правления Ксеркса; в последовавшие десятилетия нестабильности и упадка многие воспринимали рабство в богатой Греции как лучшую альтернативу попыткам выжить у себя на родине.
Помимо гарантированного довольствия рабы могли рассчитывать на периодически производившиеся освобождения и определенную инкорпорацию в греческое общество. Потенциальным стимулом для крупномасштабных освобождений рабов в полисах была нехватка воинов и гребцов для армии и флота. То, что обычно процесс инкорпорации рабов в гражданский коллектив полиса останавливался на раннем этапе и полная инкорпорация в гражданство была редкой и могла занимать больше времени, чем одно поколение, не принижает ценность самого существования обычая инкорпорации. Важно иметь в виду, что греческие рабы были инкорпорированы культурно в греческое общество. В жалобах Платона, что в Афинах рабов нельзя распознать по внешности, возможно, преувеличивается распространенность этого феномена. Отсутствие механизмов принуждения также сохраняло численность рабов на определенном уровне. По данным, на которые ссылается Берент и которые несколько отличаются от приведённых ранее цифр Хаммонда, в греческих полисах рабы составляли самое большее 35-40% всего населения.
Судя по этому описанию, рабы в значительной степени сами были заинтересованы в повышении своего социального статуса, поэтому в основе производства ими прибавочного продукта лежала добровольная (или под давлением обстоятельств) мотивация. Присвоение ПП, произведенного рабским трудом, носило частный характер, однако использовалось большинством граждан-рабовладельцев как повод меньше трудиться самим, то есть ПП потреблялся. В таком случае мы имеем право определить Афины в нижнюю левую клетку нашей схемы.
При этом Афины располагали ещё одним источником прибавочного продукта - доходом с рудников Лавриона, причем в доимперский период его размер кратно превосходил сумму ПП, произведенного частными рабами. С того момента, как народное собрание приняло решение строить на средства от Лавриона боевые корабли, мы можем говорить о капитализации этой части ПП, поскольку в дальнейшем именно флот обеспечил Афинам талассократию и связанные с ней источники дохода. В этом случае выгодополучателями были все граждане полиса, и такой тип государства соответствует верхнему левому углу схемы.
Фактически афинская демократия классического периода позволила реализовать одну из важнейших идей марксизма - институт общественной собственности. Таковой стала афинская казна. Всенародное распоряжение доходами, контроль, сменяемость и ответственность должностных лиц - всё это было обыденностью для Афин и оказалось недостижимым в СССР, вставшем на путь государства административного типа.
До настоящего момента верхняя левая клетка схемы не имела определения. Теперь мы убедились в реальности соответствующей ей формации и можем подумать о наименовании. Первое, что приходит на ум, по аналогии с нижележащей парой «капитализм» - «государственный капитализм», назвать недостающую пару к «государственному социализму» просто «социализм». В общественном сознании, однако, термин «социализм» прочно закрепился за государственным социализмом, поэтому новый термин должен ясно показывать, что речь о другой разновидности социализма. Ключевым признаком афинской государственности было распределенное управление. Тогда верхняя строка должна выглядеть примерно так: «демократический (вариант - народный) социализм» - «государственный социализм», но из-за превращения обоих терминов (демократический и народный) в пропагандистские штампы подобное наименование не выглядит интуитивно ясным. Мы отложим данный вопрос до лучших времен, а пока будем называть эту систему «афинским социализмом».
6.4 Социализм и капитализм в Афинах