«Видъ на островъ былъ совсѣмъ другой, когда я на слѣдующее утро вышелъ на палубу. Хотя вѣтеръ почти стихъ, мы все же подвинулись за ночь на значительное разстояніе и легли теперь въ дрейфъ въ полумилѣ отъ восточнаго берега острова. Большая часть его поверхности была покрыта темнымъ лѣсомъ, сѣроватый колоритъ котораго прерывался по временамъ полосами желтаго песку или высокими соснами, стоявшими по одиночкѣ или группами и поднимавшимися выше остального лѣса. Но общій тонъ красокъ былъ однообразный и мрачный. Холмы обнаженными утесами возвышались надъ лѣсомъ и отличались странной и оригинальной формой. "Подзорная труба" былъ выше другихъ на триста или четыреста футовъ и имѣлъ особенно своеобразную форму, круто обрываясь почти со всѣхъ сторонъ; вершина его была срѣзана и походила на пьедесталъ для какой-нибудь статуи. Солнце ярко сіяло на небѣ, береговыя птицы ныряли въ водѣ и перекликались на разные голоса. Но, несмотря на веселую погоду, несмотря на то, что я скоро могъ сойти на землю послѣ такого долгаго плаванія, на сердцѣ у меня было тяжело, и я съ перваго взгляда возненавидѣлъ самую мысль объ Островѣ Сокровищъ. Можетъ быть, причиной этого былъ мрачный видъ острова, съ его темнымъ меланхоличнымъ лѣсомъ, дикими каменистыми утесами и морскимъ прибоемъ, который пѣнился и бурлилъ у береговъ. Всему...» (СПб., 1914.)
далѣе...