Нефть с берегов Эмбы
В продолжение темы Доссора ( А. Н. Замятин. По Уральской области):
С. Крушинский. Нефть с берегов Эмбы // Наши достижения: Ежемесячный журнал под редакцией М. Горького. 1931, № 6.
Промысла Эмба-нефти в Доссоре (Вестник знания, 1932, № 5-6)
Эмба занимает в нашей нефтепромышленности третье место. По масштабам промыслов и добычи она не может итти в сравнение с Баку и Грозным и до сих пор остается, мало сказать - неизученной, но еще и не открытой как следует.
Пустынная, почти необитаемая степь, где проходят караваны да кочуют аулы, тянется от Каспия до Мугоджаров и от Поволжья до песчаной Туркмении. Посредине бежит к морю Эмба - крошечная речушка. В степи девяносто чудесных родников, где нефть выходит на поверхность. Между самыми дальними родниками расстояние больше тысячи километров. Кто может сказать, какие богатства таятся в этих просторах? Быть может, лет через десять здесь будут новые промыслы, рабочие поселки и даже целые города, нанизанные на нити магистралей, которых сегодня нет.
Первые инженеры пришли сюда лет двадцать пять назад. Разведка велась полегоньку: мешало бездорожье, да и не было большой веры в успех дела. В 1911 г. на берегу озера Доссор забил первый фонтан. Нефть хлестала пять дней, пока не закупорилась скважина. Озеро, переполненное нефтью, вышло из берегов. Тогда горнопромышленники решили, что здесь можно работать, и в том же году были добыты первые 18000 т, но под ударами войн и разрухи работы пошли на убыль. Только во втором году социалистической пятилетки добыча поднялась над уровнем пятнадцатого года, а в третьем возрастает до 415000 т.
Нефтяники Эмбы помнят то время, когда они, схваченные за глотку сметливыми европейскими капиталистами, колотились в непреодолимых долгах и нищете, а на их поту вырастали в далеких странах виллы. Зимой 1914 г. Нобель, владелец нефтяных концессий, кормил рабочих тухлятиной, остатками летнего убоя, скупленными за копейки у скотопромышленников. Рабочие потребовали выбросить гниль на свалку. Приказчики концессионера стойко оберегали барыши. По мере того как в борьбу вступали новые цехи, требования разрастались, выливаясь в широкую экономическую программу. Капиталисты наотрез отказывались разговаривать: за них была зима, бездорожье, безвыходное положение рабочих.
Но они просчитались. 9 января 1914 г. Доссор забастовал.
10 января забастовочный комитет читал первый ответ на требования бастующих: повышалась поденная плата чернорабочих с 80 до 95 коп., жалованье сторожей - с 25 до 27 руб. Половина требований осталась неудовлетворенной. Дирекция Урало-Каспийского нефтяного общества писала:
«Все вышеизложенное имеет силу исключительно для тех рабочих, которые выйдут на работу в 7 часов утра 11 января. Лицам, желающим работать, но которым запрещают другие, будет со стороны о-ва и полицейского надзора оказано содействие».
Комитет постановил продолжать стачку. О результатах ее свидетельствует документ, подписанный управляющим промыслами Кербетом 22 января.
«Милостивый государь! Настоящим имеем честь уведомить вас, что забастовка у нас, на промысле Доссор, закончилась. В настоящее время на промысле работают 160 человек. Из отказавшихся продолжать работу людей отправлено 20-го сего месяца 52 человека, 21-го - 12 и сего числа - 110 человек».
Мистер Нобель, получивший в 1918 г. пинок в Баку и на Эмбе, состоит в компании капиталистов, которая содержала контрреволюционную промпартию и меньшевиков, оплачивала шпионаж и подрывную работу в советской промышленности. Размазывая слюни, вызываемые запахом советской нефти, Нобель протестует против «рабского» труда в стране, завоеванной трудящимися. Мистер потирает пониже спины и, оглядываясь назад, говорит: «Мне вас жалко, бедняжки!» Нобель тщетно слезоточит. Рабочие не забывают тренировать коленку на тот случай, если мистеры, взбешенные успехами социализма, попробуют навязать свое покровительство силой оружия.
У Эмбы короткое прошлое, но большое будущее. Сейчас в эксплоатации всего лишь три промысла: Доссор, Макат, Байчунас. Год рождения Байчунаса - третий год пятилетки. В последнем году пятилетки добыча должна достигнуть миллиона тонн. Для этого будут подготовлены к эксплоатации 8-10 новых промыслов и разведаны глубоким бурением 40-50 месторождений; в третьем году разведка пройдет 22000 м, в четвертом - 56000 м, и в последнем - 93000 м.
Академик Губкин еще в начале 1930 г. утверждал, что «при широкой постановке разведочной работы в Урало-Эмбенском районе можно ежегодно добывать до четырех с половиной миллионов тонн нефти». В Темирском районе, на расстоянии полтысячи километров от Доссора, уже заложены первые три разведочных промысла, и одна скважина дала фонтан. На Макате две скважины встретили нефтяной пласт промышленной мощности в пермотриасовых породах, а между тем до сих пор во всем районе нефтеносными считались только горизонты более позднего образования - юрской свиты.
Десять месторождений разведываются глубоким бурением. Среди них, быть может, найдутся такие, что далеко превзойдут Доссор. Геологическое строение Каратона - мощные, ненарушенные купола - сулят богатое скопление нефти, залегающей на очень большой глубине.
На восток от Гурьева Прикаспийская степь стягивается невысокими складками. Зимой и летом по степным дорогам снуют автомобили. Навстречу машинам выбегают на пригорок перламутровые, из оцинкованного железа, баки с нефтью, низкорослые камышитовые дома, разбросанные полными пригоршнями далеко по холмам. Между холмов завалилось озеро, заросшее чернолесьем. Оно так насыщено солью, что летом, мелея, затягивается толстой корой, напоминающей лед, а зимой, когда воды больше, открывается, но не замерзает.
Деревьев на Доссоре нет. Садику только что минуло три года, и там в жаркую пору лучше искать прохладу под проволочными заграждениями, чем под деревцами.
Люди, живущие в одноэтажных домах, добывают нефть, работают самоотверженно, ударно. За второй год пятилетки они дали 30000 т сверх плана.
После первых известий о самозакреплении рабочих на производствах некоторые говорили:
- Хорошо закрепляться в Москве или в другом месте, но - в России. А у нас? Сахара!
Лучшие не струсили и закрепились на Эмбе до конца пятилетки. Они закалены в борьбе с безотрадной, суровой природой. Весной, едва сойдет снежок, в степи пробивается зелень, но беспощадное солнце быстро с ней расправляется, истребляет всякую жизнь и только безлистые степные травы с крепкими стеблями и длинными корнями выживают. Неделями дуют южные суховеи, ветры-истребители, раскаляемые в сыпучих песках Туркмении. Горячая пыль висит над землей. В потоках пыли, под неистовым солнцем, инженеры, масленщики и трактористы совершают ежедневно подвиги, предусмотренные социалистическими договорами. Они, завоеватели, лечат каплями глаза, воспаляющиеся от жары и ветра, пьют воду, вымеряемую стаканами. От Доссора - 90 км до р. Урала, столько же до Эмбы. Ближе этих рек не найдешь ни глотка пресной воды. Озера - соленые. Даже Эмба, мелея, насыщается солью. Предельная толща соляного пласта, пройденная бурением, достигает 700 м. Насчитывается двенадцать способов заготовки пресной воды на Доссоре. На дождевую воду охотятся котлованами, откуда ее качают в резервуары. Устраивают специальные ловушки для снега, но улов бывает невелик: зимы здесь почти бесснежны. В 1923 г. проложена на Гурьев, к устью Урала, почти специальная узкоколейка, на которой вода составляет три четверти грузооборота. Воду везут и летом - в цистернах, и зимой - на платформах, глыбами льда.
Вода стоит сотни тысяч рублей. При капиталистах Доссор всегда жил на голодной питьевой норме, а часть рабочих вовсе не получала пресной воды.
На Макат, Байчунас и на разведки этой группы воду на лошадях и верблюдах привозят с Доссора. Вблизи Маката есть пресные колодцы, но с очень маленьким притоком.
Работа на разведках всегда останется уделом энтузиастов. Здесь было бы безумным расточительством воздвигать первоклассные рабочие поселки, насаждать парки, строить клубы: нефти может не оказаться - и тогда деньги, затраченные на строительство, поступят в бесконтрольную собственность ветров, дождей и солнца.
Пять лет длилось завоевание Байчунаса. Чего только не испытали разведчики? Оставались без воды, без хлеба, жили в полуземляных бараках. Московские газеты получали на четвертый месяц. Последней зимой были такие бураны, что под окнами заплутаться можно, а люди от темна до темна перегораживали дорогу поземки снеговыми дувалами и наловили снега на три ледника, приблизительно на 25000 ведер - на 5000 руб. по курсу привозной воды.
За зиму в Байчунасе построено десять камышитовых домов, но и народу прибавилось порядочно, и жить приходится все еще в тесноте. В канцелярии, на столах и под столами, ночуют заезжие шоферы и трактористы. Тут же, в этом сумрачной бараке, и театр, и школа, тесные подмостки для выступлений «Синей блузы». С утра до четырех часов дня на две смены обучаются малыши грамоте. На краю сцены стоит классная доска, а за ней - кабинет председателя промкома Климова. Климов ютится в одной комнате с другим рабочим; в двух семьях - семь человек взрослых и два ребенка. Туда через школу проходят рабочие. В перемену школа вторгается в промком, и Климову остается охранять от погибели чернила, ручки и директивные письма. Вечером школа превращается в ликпункт, а подмостки в красный уголок, причем «уголок» следует понимать буквально. На ликпункте учатся двенадцать рабочих, только что пришедших из аула.
Председатель промкома никому не посылает слезниц, не добивается для себя перемены климата. Он озабочен климатом страны, который, по его мнению, должен стать устойчиво-индустриальным.
- Теперь Байчунас прогремит, - гордо говорит Климов. - Развернем работу! Не зря потрудились здесь.
Климов упоен победой, но не забывает, что впереди трудностей еще больше. Только вчера на Доссор полетела телефонограмма за подписями зава промыслом и предпромкома:
«Вторично просим принять какие-либо меры. Артель Никитина развалилась, артель Джаламанова сгибла. Отсутствие транспорта ставит под угрозу снабжение промысла водой».
Здесь умеют требовать того, что необходимо для любимого дела, умеют и работать. Довели промысел до эксплоатации, справились с заготовкой снега, одолеют и все затруднения, связанные с расширением работ.
Эмбенская нефть перерабатывается на Константиновском заводе, близ Нижнего Новгорода. Она совершает длинное и трудное путешествие. Из резервуаров Доссора и Маката ее качают по нефтепроводу в Ракушу, на берег Каспия, и дальше на рейд, куда подходят наливные судна.
Первое нефтеналивное судно было построено в Швеции, в 1878 г., для бакинских промыслов. В трюмах его были укреплены цистерны. За пятьдесят лет устройство наливных посудин заметно изменилось: теперь сами трюмы представляют собой приплюснутые цистерны, разделенные переборками, чтобы нефть не переливалась, не нарушала устойчивости судна. Трюмы закрываются герметически. Железный корпус наливного парохода до краев наливается нефтью. Он так погружается, что волны шутя перекатываются через палубу и только капитанский мостик возвышается над ними. Но судно не может затонуть: нефть легче воды.
Нефтеналивной флот доставляет эмбенскую нефть в Астрахань и дальше по Волге, до самого завода. Но этот путь узок для нефти. Эмба переживает болезнь, подобную сужению аорты. Она не поспевает подавать кровь к мускулам растущей индустрии.
По ракушинскому четырехдюймовому нефтепроводу с трудом удается перегнать добычу третьего года. Программа четвертого уже непосильна для него, да и для наливного флота этой линии. Прокладка второго нефтепровода параллельно существующему и увеличение тоннажа помогли бы вывернуться из затруднения на год, но не дольше, тем более что добыча последующих лет окажется не по плечу и заводу. Необходимо строить новый завод в Самаре, откуда нефтепродукты будут расходиться главный образом по Поволжью, Казакстану и Уралу. Необходимо сооружение нефтепровода на Самару. С нефтепроводом не может спорить никакой вид транспорта. Перекачка тонны в Самару, на расстояние 750 км обойдется не дороже 4 руб. 50 коп., а доставка водным путем - 10 руб.; к тому же водный транспорт потребовал бы больших денег на сооружение нефтехранилищ на промыслах и на заводе.
Эмба не соединена ни с одной железной дорогой, и этим развитие ее поставлено в чрезвычайно трудные условия. Промысла связаны с внешним миром только в месяцы навигации. Зимой сообщение кое-как поддерживается через Уральск - до него 500 км - или через Астрахань, куда на лошадях или автомобилях пробираются прямо по морю, по льду. Но это - дорогой и опасный путь. Постройка дороги на Гурьев тем более целесообразна, что она наперед обеспечена грузами рыбной и нефтяной промышленности.
Несмотря на трудности, промысла не снижают темпов работы. Пароходы везут нефть. Паровозы развозят с Константиновского завода бензин, керосин, мазут, машинные масла к топкам Магнитостроя и Тракторного завода, в совхозы и колхозы. Маленькая Эмба, соединяясь с мощными потоками бакинской и грозненской нефти, толкает колесо социалистической индустрии.
Того же автора: Повесть о Турксибе.
С. Крушинский. Нефть с берегов Эмбы // Наши достижения: Ежемесячный журнал под редакцией М. Горького. 1931, № 6.
Промысла Эмба-нефти в Доссоре (Вестник знания, 1932, № 5-6)
Эмба занимает в нашей нефтепромышленности третье место. По масштабам промыслов и добычи она не может итти в сравнение с Баку и Грозным и до сих пор остается, мало сказать - неизученной, но еще и не открытой как следует.
Пустынная, почти необитаемая степь, где проходят караваны да кочуют аулы, тянется от Каспия до Мугоджаров и от Поволжья до песчаной Туркмении. Посредине бежит к морю Эмба - крошечная речушка. В степи девяносто чудесных родников, где нефть выходит на поверхность. Между самыми дальними родниками расстояние больше тысячи километров. Кто может сказать, какие богатства таятся в этих просторах? Быть может, лет через десять здесь будут новые промыслы, рабочие поселки и даже целые города, нанизанные на нити магистралей, которых сегодня нет.
Первые инженеры пришли сюда лет двадцать пять назад. Разведка велась полегоньку: мешало бездорожье, да и не было большой веры в успех дела. В 1911 г. на берегу озера Доссор забил первый фонтан. Нефть хлестала пять дней, пока не закупорилась скважина. Озеро, переполненное нефтью, вышло из берегов. Тогда горнопромышленники решили, что здесь можно работать, и в том же году были добыты первые 18000 т, но под ударами войн и разрухи работы пошли на убыль. Только во втором году социалистической пятилетки добыча поднялась над уровнем пятнадцатого года, а в третьем возрастает до 415000 т.
Нефтяники Эмбы помнят то время, когда они, схваченные за глотку сметливыми европейскими капиталистами, колотились в непреодолимых долгах и нищете, а на их поту вырастали в далеких странах виллы. Зимой 1914 г. Нобель, владелец нефтяных концессий, кормил рабочих тухлятиной, остатками летнего убоя, скупленными за копейки у скотопромышленников. Рабочие потребовали выбросить гниль на свалку. Приказчики концессионера стойко оберегали барыши. По мере того как в борьбу вступали новые цехи, требования разрастались, выливаясь в широкую экономическую программу. Капиталисты наотрез отказывались разговаривать: за них была зима, бездорожье, безвыходное положение рабочих.
Но они просчитались. 9 января 1914 г. Доссор забастовал.
10 января забастовочный комитет читал первый ответ на требования бастующих: повышалась поденная плата чернорабочих с 80 до 95 коп., жалованье сторожей - с 25 до 27 руб. Половина требований осталась неудовлетворенной. Дирекция Урало-Каспийского нефтяного общества писала:
«Все вышеизложенное имеет силу исключительно для тех рабочих, которые выйдут на работу в 7 часов утра 11 января. Лицам, желающим работать, но которым запрещают другие, будет со стороны о-ва и полицейского надзора оказано содействие».
Комитет постановил продолжать стачку. О результатах ее свидетельствует документ, подписанный управляющим промыслами Кербетом 22 января.
«Милостивый государь! Настоящим имеем честь уведомить вас, что забастовка у нас, на промысле Доссор, закончилась. В настоящее время на промысле работают 160 человек. Из отказавшихся продолжать работу людей отправлено 20-го сего месяца 52 человека, 21-го - 12 и сего числа - 110 человек».
Мистер Нобель, получивший в 1918 г. пинок в Баку и на Эмбе, состоит в компании капиталистов, которая содержала контрреволюционную промпартию и меньшевиков, оплачивала шпионаж и подрывную работу в советской промышленности. Размазывая слюни, вызываемые запахом советской нефти, Нобель протестует против «рабского» труда в стране, завоеванной трудящимися. Мистер потирает пониже спины и, оглядываясь назад, говорит: «Мне вас жалко, бедняжки!» Нобель тщетно слезоточит. Рабочие не забывают тренировать коленку на тот случай, если мистеры, взбешенные успехами социализма, попробуют навязать свое покровительство силой оружия.
У Эмбы короткое прошлое, но большое будущее. Сейчас в эксплоатации всего лишь три промысла: Доссор, Макат, Байчунас. Год рождения Байчунаса - третий год пятилетки. В последнем году пятилетки добыча должна достигнуть миллиона тонн. Для этого будут подготовлены к эксплоатации 8-10 новых промыслов и разведаны глубоким бурением 40-50 месторождений; в третьем году разведка пройдет 22000 м, в четвертом - 56000 м, и в последнем - 93000 м.
Академик Губкин еще в начале 1930 г. утверждал, что «при широкой постановке разведочной работы в Урало-Эмбенском районе можно ежегодно добывать до четырех с половиной миллионов тонн нефти». В Темирском районе, на расстоянии полтысячи километров от Доссора, уже заложены первые три разведочных промысла, и одна скважина дала фонтан. На Макате две скважины встретили нефтяной пласт промышленной мощности в пермотриасовых породах, а между тем до сих пор во всем районе нефтеносными считались только горизонты более позднего образования - юрской свиты.
Десять месторождений разведываются глубоким бурением. Среди них, быть может, найдутся такие, что далеко превзойдут Доссор. Геологическое строение Каратона - мощные, ненарушенные купола - сулят богатое скопление нефти, залегающей на очень большой глубине.
На восток от Гурьева Прикаспийская степь стягивается невысокими складками. Зимой и летом по степным дорогам снуют автомобили. Навстречу машинам выбегают на пригорок перламутровые, из оцинкованного железа, баки с нефтью, низкорослые камышитовые дома, разбросанные полными пригоршнями далеко по холмам. Между холмов завалилось озеро, заросшее чернолесьем. Оно так насыщено солью, что летом, мелея, затягивается толстой корой, напоминающей лед, а зимой, когда воды больше, открывается, но не замерзает.
Деревьев на Доссоре нет. Садику только что минуло три года, и там в жаркую пору лучше искать прохладу под проволочными заграждениями, чем под деревцами.
Люди, живущие в одноэтажных домах, добывают нефть, работают самоотверженно, ударно. За второй год пятилетки они дали 30000 т сверх плана.
После первых известий о самозакреплении рабочих на производствах некоторые говорили:
- Хорошо закрепляться в Москве или в другом месте, но - в России. А у нас? Сахара!
Лучшие не струсили и закрепились на Эмбе до конца пятилетки. Они закалены в борьбе с безотрадной, суровой природой. Весной, едва сойдет снежок, в степи пробивается зелень, но беспощадное солнце быстро с ней расправляется, истребляет всякую жизнь и только безлистые степные травы с крепкими стеблями и длинными корнями выживают. Неделями дуют южные суховеи, ветры-истребители, раскаляемые в сыпучих песках Туркмении. Горячая пыль висит над землей. В потоках пыли, под неистовым солнцем, инженеры, масленщики и трактористы совершают ежедневно подвиги, предусмотренные социалистическими договорами. Они, завоеватели, лечат каплями глаза, воспаляющиеся от жары и ветра, пьют воду, вымеряемую стаканами. От Доссора - 90 км до р. Урала, столько же до Эмбы. Ближе этих рек не найдешь ни глотка пресной воды. Озера - соленые. Даже Эмба, мелея, насыщается солью. Предельная толща соляного пласта, пройденная бурением, достигает 700 м. Насчитывается двенадцать способов заготовки пресной воды на Доссоре. На дождевую воду охотятся котлованами, откуда ее качают в резервуары. Устраивают специальные ловушки для снега, но улов бывает невелик: зимы здесь почти бесснежны. В 1923 г. проложена на Гурьев, к устью Урала, почти специальная узкоколейка, на которой вода составляет три четверти грузооборота. Воду везут и летом - в цистернах, и зимой - на платформах, глыбами льда.
Вода стоит сотни тысяч рублей. При капиталистах Доссор всегда жил на голодной питьевой норме, а часть рабочих вовсе не получала пресной воды.
На Макат, Байчунас и на разведки этой группы воду на лошадях и верблюдах привозят с Доссора. Вблизи Маката есть пресные колодцы, но с очень маленьким притоком.
Работа на разведках всегда останется уделом энтузиастов. Здесь было бы безумным расточительством воздвигать первоклассные рабочие поселки, насаждать парки, строить клубы: нефти может не оказаться - и тогда деньги, затраченные на строительство, поступят в бесконтрольную собственность ветров, дождей и солнца.
Пять лет длилось завоевание Байчунаса. Чего только не испытали разведчики? Оставались без воды, без хлеба, жили в полуземляных бараках. Московские газеты получали на четвертый месяц. Последней зимой были такие бураны, что под окнами заплутаться можно, а люди от темна до темна перегораживали дорогу поземки снеговыми дувалами и наловили снега на три ледника, приблизительно на 25000 ведер - на 5000 руб. по курсу привозной воды.
За зиму в Байчунасе построено десять камышитовых домов, но и народу прибавилось порядочно, и жить приходится все еще в тесноте. В канцелярии, на столах и под столами, ночуют заезжие шоферы и трактористы. Тут же, в этом сумрачной бараке, и театр, и школа, тесные подмостки для выступлений «Синей блузы». С утра до четырех часов дня на две смены обучаются малыши грамоте. На краю сцены стоит классная доска, а за ней - кабинет председателя промкома Климова. Климов ютится в одной комнате с другим рабочим; в двух семьях - семь человек взрослых и два ребенка. Туда через школу проходят рабочие. В перемену школа вторгается в промком, и Климову остается охранять от погибели чернила, ручки и директивные письма. Вечером школа превращается в ликпункт, а подмостки в красный уголок, причем «уголок» следует понимать буквально. На ликпункте учатся двенадцать рабочих, только что пришедших из аула.
Председатель промкома никому не посылает слезниц, не добивается для себя перемены климата. Он озабочен климатом страны, который, по его мнению, должен стать устойчиво-индустриальным.
- Теперь Байчунас прогремит, - гордо говорит Климов. - Развернем работу! Не зря потрудились здесь.
Климов упоен победой, но не забывает, что впереди трудностей еще больше. Только вчера на Доссор полетела телефонограмма за подписями зава промыслом и предпромкома:
«Вторично просим принять какие-либо меры. Артель Никитина развалилась, артель Джаламанова сгибла. Отсутствие транспорта ставит под угрозу снабжение промысла водой».
Здесь умеют требовать того, что необходимо для любимого дела, умеют и работать. Довели промысел до эксплоатации, справились с заготовкой снега, одолеют и все затруднения, связанные с расширением работ.
Эмбенская нефть перерабатывается на Константиновском заводе, близ Нижнего Новгорода. Она совершает длинное и трудное путешествие. Из резервуаров Доссора и Маката ее качают по нефтепроводу в Ракушу, на берег Каспия, и дальше на рейд, куда подходят наливные судна.
Первое нефтеналивное судно было построено в Швеции, в 1878 г., для бакинских промыслов. В трюмах его были укреплены цистерны. За пятьдесят лет устройство наливных посудин заметно изменилось: теперь сами трюмы представляют собой приплюснутые цистерны, разделенные переборками, чтобы нефть не переливалась, не нарушала устойчивости судна. Трюмы закрываются герметически. Железный корпус наливного парохода до краев наливается нефтью. Он так погружается, что волны шутя перекатываются через палубу и только капитанский мостик возвышается над ними. Но судно не может затонуть: нефть легче воды.
Нефтеналивной флот доставляет эмбенскую нефть в Астрахань и дальше по Волге, до самого завода. Но этот путь узок для нефти. Эмба переживает болезнь, подобную сужению аорты. Она не поспевает подавать кровь к мускулам растущей индустрии.
По ракушинскому четырехдюймовому нефтепроводу с трудом удается перегнать добычу третьего года. Программа четвертого уже непосильна для него, да и для наливного флота этой линии. Прокладка второго нефтепровода параллельно существующему и увеличение тоннажа помогли бы вывернуться из затруднения на год, но не дольше, тем более что добыча последующих лет окажется не по плечу и заводу. Необходимо строить новый завод в Самаре, откуда нефтепродукты будут расходиться главный образом по Поволжью, Казакстану и Уралу. Необходимо сооружение нефтепровода на Самару. С нефтепроводом не может спорить никакой вид транспорта. Перекачка тонны в Самару, на расстояние 750 км обойдется не дороже 4 руб. 50 коп., а доставка водным путем - 10 руб.; к тому же водный транспорт потребовал бы больших денег на сооружение нефтехранилищ на промыслах и на заводе.
Эмба не соединена ни с одной железной дорогой, и этим развитие ее поставлено в чрезвычайно трудные условия. Промысла связаны с внешним миром только в месяцы навигации. Зимой сообщение кое-как поддерживается через Уральск - до него 500 км - или через Астрахань, куда на лошадях или автомобилях пробираются прямо по морю, по льду. Но это - дорогой и опасный путь. Постройка дороги на Гурьев тем более целесообразна, что она наперед обеспечена грузами рыбной и нефтяной промышленности.
Несмотря на трудности, промысла не снижают темпов работы. Пароходы везут нефть. Паровозы развозят с Константиновского завода бензин, керосин, мазут, машинные масла к топкам Магнитостроя и Тракторного завода, в совхозы и колхозы. Маленькая Эмба, соединяясь с мощными потоками бакинской и грозненской нефти, толкает колесо социалистической индустрии.
Того же автора: Повесть о Турксибе.