Поездка в северо-восточную Персию и Закаспийскую область (3/3)
А. М. Никольский. Поездка в северо-восточную Персию и Закаспийскую область // Записки Императорского Русского географического общества по общей географии. Том XV, № 7. 1886.
Часть 1. Часть 2.
Рано утром 7-го июля наконец мы вышли из Нардына по направлению к Джоджерму. На протяжении 40 верст, пройденных в этот день, путь пролегал ровной долиной, окаймленной невысокими горами с севера и юга. Долина всюду носит характер среднеазиатской пустыни; поверхность ее покрыта полынью. Джейраны, песчанки (Meriones opimus), каменки являются животными обитателями ее. Горы, или совершенно лишенные растительности, или покрытые чахлой полынью, состоят из известняка; местами выходят скалы кристаллического алебастра. Благодаря незначительной вышине, в горах ручьи редки. Только верстах в 8 от Нардына протекает по солонцеватому дну небольшой ручеек, который, вероятно, к концу лета иссякает.
Пройдя верст 30 от укрепления, мы подошли к колодцу, в котором, сверх ожидания проводника и к нашему неудовольствию, воды не оказалось. Торопливым шагом поплелись мы дальше к следующему колодцу. Солнце, склонившееся за полдень, жгло невыносимо; жажда томила и нас и лошадей; уже переводчик начал чувствовать головокружение, как на горизонте, как бы плавая в воздухе, показался глиняный купол колодца. Животные ускорили шаг, и скоро мы были около воды. Лошади столпились около колодца, прося пить. Поданное ведро они с азартом отбивали друг у друга, разливали воду, и много прошло времени, прежде чем удалось напоить их. Здесь мы решили остановиться на ночевку, несмотря на то, что окрестности представляли пустыню, почти лишенную всякой растительности. Только общипанные стебли полыни торчали на голой глине, и наши лошади принуждены были довольствоваться несколькими горстями ячменю, бывшего у нас в запасе.
Колодезь имеет вид ямы не более двух аршин глубины, покрытой глиняным куполом. Такая незначительная глубина является результатом особых сооружений, свойственных Персии и Закаспийской области. При помощи их возможно из очень глубоких колодцев вывести воду на поверхность земли. Подобные сооружения встречаются только в долинах, окаймленных горами, или у подножья гор и имеют следующее устройство. По пологому склону подножья роют яму, пока не дойдут до водосодержащего пласта. Со дна этого колодца проводится боковой ход, слабонаклонный по направлению к долине или степи, который, выходя другим концом на дневную поверхность, выводит с собой туда и воду. На всем протяжении этого бокового канала вырыт, в виде отдушин, целый ряд колодцев, дно которых есть вместе с тем дно канала. Таким образом, в этой системе колодец, ближайший к горе, имеет наибольшую глубину, глубина же других убывает по мере приближения к концу канала, выводящему воду на поверхность воды.
Вся система имеет в разрезе следующий вид.
Глубина наибольшего из таких колодцев бывает, по-видимому, очень велика; по крайней мере, во многих из них не видно дна, хотя диаметр ямы достигает двух сажень.
Эти сооружения, стоившие огромного труда, произведены на правительственный счет еще в очень отдаленные времена. Для производства таких работ существуют особые персидские инженеры, получающие образование в Тегеране. При помощи таких колодцев, называемых здесь дара, вода, выведенная на дневную поверхность, может служить для орошения полей, и нередки случаи, где большие аулы орошают пашни и сады водой, полученной таким способом.
Вечером к колодцу приплелся пеший пилигрим, отправившийся на богомолье в Мешед. Это был отставной солдат персидской армии, которому в числе восьми его товарищей во время последней русско-турецкой войны турки отрезали кисть левой руки и 3 пальца на правой, оставив остальные два для совершения намаза. Причиной этого варварского поступка было подозрение в том, что эти солдаты доставляли из Армении русским войскам провиант.
На следующий день в сопровождении этого пилигрима мы продолжали путь. Почти чрез час мы подошли к аулу Дара, называемому так по имени вышеописанных колодцев, водой которых орошаются здешние пашни и сады. На расстоянии двух верст отсюда находится аул Ивер, на север от которого от дороги на Джоджерм расположен третий аул Гярмаб. Пройдя верст 20 от места ночевки, мы сделали привал у Джоджерма.
Путь всё время пролегал пустынной, местами очень широкой долиной, покрытой полынью. Здесь живут джейраны, из ящериц Phrynocephalus helioscopus и Ablepliarus deserti. Джоджерм представляет из себя нечто вроде уездного города, находящегося в ведении буджнуртского хана. При ауле находится полуразвалившаяся крепость, потерявшая в настоящее время свое значение. Жители занимаются главным образом садоводством.
На следующий день путь пролегал всё той же пустынной ровной долиной. Горы, окаймляющие её с юга, отодвинуты так далеко, что она кажется обширной степью. На расстоянии 15-ти верст от Джоджерма находится колодезь системы дара, орошающий среди мертвой пустыни небольшую бахчу. Тут же стоят два табора курдов, занимающихся скотоводством, предметами которого, кроме баранов и коз, служат яки и верблюды. Здесь живут эти номады в палатках из черной шерсти, устроенных самым примитивным способом. Большой кусок грубой ткани натянут в виде тента на наклоненных кольях; под ним сидят оборванные хозяева на голой глине, около жердей сложен скудный домашний скарб, и вообще всюду видна крайняя бедность.
Курды эти очень добродушный и патриархальный народ, не видавший ничего на свете, кроме клочка земли, где пасется их скот.
С любопытством, как дикари, они осматривали мой иностранный костюм; каждая бляха приводила их в изумление, и подаренная пуговица в неподдельный восторг.
Следующий день мы шли той же пустыней, поверхность которой покрыта щебнем. На 18-ой версте от места ночевки, в 1½ верстах направо от дороги находится брошенная крепость Джаферабад, против нее налево от дороги сады и аул Джаферлунд; еще чрез шесть верст мы подошли к аулу Хуршо и по приглашению жителей остановились ночевать на паперти местной мечети. Жители аула фарсы запрудили всю улицу, разместившись возле нас.
До поздней ночи они вели болтовню, и кончили тем, что разошлись, украв у нас несколько мелких вещей и выпросив всё, на что хватило нашей щедрости.
Близь аула находятся пашни, среди которых там и сям возвышаются глиняные башни, возведенные для защиты от туркмен. Еще в недавнее время туркмены делали набеги на жителей Хуршо. Прячась за горами, они дожидались окончания полевых работ и на лихих конях нападали на толпы возвращающихся с поля фарсов и уводили их в плен.
Чтобы спасаться от таких набегов, фарсы среди пашен настроили эти башни, в которые прятались и отстреливались чрез маленькие амбразуры, пока из аула приходили на помощь. В настоящее время такие сооружения потеряли всякое значение и служат многочисленными памятниками прежнего тревожного времени.
От Хурша дорога из пустынной долины, тянувшейся почти непрерывно от самого Нардына, слабо поднимается в горы. Чрез 1¾ часа мы подошли к аулу Курф, отсюда еще чрез час к Дербенту, где пришлось остановиться, чтобы подковать лошадь, потерявшую подкову. Близь аула протекает большая речка, в которой живут мелкие рыбы, по-видимому, из рода Nemachilus. Берега ее местами поросли джидой (Eleagnus), талом [деревья эти, вероятно, искусственно разведены], в которых держатся горлицы (Columba turtur), щеглы (Carduelis orientalis), воробьи (Passer hispaniolensis) и щурки (Merops apiaster).
Под вечер мы вышли дальше, дорога идет узкой горной долиной, там и сям виднеется яркая зелень отдельных садов. Часа через два, т. е. сделав верст 9 от Дербента, мы подошли к аулу Тавар.
На пути сюда нам повстречался англичанин, единственный путешественник европеец.
Он измерил меня наглым взглядом, свойственным этой нации, и проехал мимо, прежде чем я опомнился. Его сопровождало несколько человек персиян, вьючных лошадей и ослов. В Таваре я узнал, что англичанин едет из Герата, чрез Мешед в Баку.
По словам персиян, он везет с собой целые вьюки золота и расплачивается чрезвычайно щедро. Он расспрашивает обо многом и постоянно что-то записывает.
Этот самый англичанин, имени которого не удалось узнать, был впоследствии невольным виновником одного моего неприятного приключения.
«Энглиз китты, урус кильды» (англичанин ушел, русский пришел), - так приветствовали меня в Таваре, и немедленно принесли фруктов, в расчете получить второй раз 5 кран (около 1 р. 70 к.) за блюдо сливы, но я был русский путешественник и надежды их не оправдались.
От Тавара дорога идет ровной довольно широкой долиной, горы местами покрыты можжевельником, барбарисом, шиповником. Верстах в 9-ти от Тавара находится маленький аул Чорби, за ним Ширенсу. Далее начинается пологий подъем на перевал Тахтей-башка, перевал не высок, но длинен. Спуск с него не более крут, чем подъем, и даже в настоящее время не встретилось бы препятствия для путешествия на колесах.
С Тахтей-башка дорога врезается в узкие ущелья безлесных скалистых гор, сложенных из известняка, и идет по ровному дну высохшей речки. На расстоянии около 40 верст от Тавара лежит аул Фирюзе, где мы и остановились. Фирюзе расположен в узком глубоком ущелья, по течению большой шумной речки Кариз, впадающей, вероятно, в Атрек. На несколько верст по Каризу не доходя аула и дальше от него узкой извилистой лентой тянется ряд роскошных садов. Из поспевших фруктов здесь особенно хороши: алыча, слива величиной с яблоко средних размеров и белая тутовая ягода, с конечный сустав большого пальца. В это время жителя аула фарсы почти исключительно питаются зеленью и страдают расстройством желудка. Прослышав о приезде русского, один за другим они приходили лечиться. Кроме больных желудком, приходили хромые, лихорадочные, больные женскими болезнями, бесплодием и проч.
Около Фирюзе находится мусульманский монастырь, где живут несколько человек бледных, истощенных дервишей. Эти монахи не бреют и не стригут волос. Живут они доброхотными приношениями правоверных.
Окрестные скалы большею частью голы, местами только попадаются деревья можжевельника и кусты барбариса. Из млекопитающих здесь живут пищухи (Lagomys rufescens), из птиц Sitta syriaca, голубой дрозд (Monticola cyanus), Saxicola picata, Passer petronia, Ammoperdix qriseogularis, Perdix chukar, из ящериц Stellio caucasicus. В садах на фруктовых деревьях во множестве прикормились розовые скворцы и серые вороны.
Уже давно две из моих лошадей сбили себе спины, и с каждым перевалом опасность остаться без всяких средств к передвижению, кроме собственных ног, грозила все более и более. Это было особенно страшно потому, что у меня за исключением небольшой суммы, отложенной на возвращение домой, не оставалось денег, необходимых для покупки даже одной лошади. В Фирюзе одно из наших животных отказалось наконец служить. С трудом удалось обменить больную лошадь на кривоногую клячу, у которой вся спина была в свежих рубцах от только что заживших ран.
От Фирюзе дорога вьется вдоль речки Кариз. До самого Буджнурта путешественнику приходится проходить мимо роскошных фруктовых садов и зеленеющих пашен. Дорога всюду ровна, и только местами камни могли бы помешать колесному движению. Приехав в Буджнурт, мы остановились в караван-сарае. Город, расположенный в широкой долине, обнесен глиняной стеной. Ворота его украшены рогами архаров. Большинство домов не отличаются по внешнему виду от хижин аулов, и только дом хана, мечеть и несколько развалившихся старых построек возвышаются среди этих однообразных глиняных лачуг. Большая обвалившаяся мечеть и несколько разрушенных домов свидетельствуют о лучших прошлых временах Буджнурта. Только базар может быть назван улицей, все же другие дома разбросаны в беспорядке. Базар состоит из ряда лавок по обеим сторонам улицы, посреди которой протекает арык. Из местных произведений здесь продаются фрукты, чуреки и мясо. Скверное персидское мыло, цветной канаус и олово привозятся из других местностей Персии. Тут же на базаре имеют свои мастерские различные ремесленники, между которыми больше всего медников, сапожников и шапошников, за ними уже следуют серебряных дел мастера и набойщики шерстяных материй. Большинство товаров в местных лавках привезены или из России, или из Франции. Между французскими произведениями здесь еще держатся сахар, ситцы и разные безделушки, но и эти предметы уже вытесняются русскими товарами. Так, сахар французский дороже и хуже русского, если он и держится на здешнем рынке, то благодаря тому только, что он привозится в маленьких более удобных головах. Пуд русского сахара стоит здесь 9 руб. 35 коп.; французского около 10 руб.
Точно так же и ситцы русские вытесняют своей дешевизной французские; последние держатся на рынке только потому, что узоры их, специально приготовленные для персиян, более отвечают вкусам местных жителей. В настоящее время русские товары идут сюда большей частью чрез Кавказ, Астрабад, отсюда трудным вьючным путем по Хоросану. Но с проведением Закаспийской железной дороги, здесь начинают появляться более дешевые товары, приходящие сюда из Закаспийской области чрез Геок-Тепе.
Так, этим путем привез красный товар один русскоподданный армянин, имеющий здесь постоянную лавку. Надо надеяться, что с проведением железной дороги до Аму-дарьи русские произведения совершенно вытеснят из Хоросана иностранные. Эго еще легче случится тогда, если от железнодорожных станций русские по соглашению с персидским правительством проведут боковые колесные дороги в наиболее населенные пункты соседней части Хоросана.
Из Буджнурта я решил свернуть в Асхабад, так как дальнейшее путешествие по Персии становилось затруднительным. Лошади с каждым переходом всё более и более сбивали спины, к тому же истощились и те скудные средства, которые необходимы были на наем проводников, содержание переводчика и собственное продовольствие.
15-го июля мы вышли из Буджнурта, прошли аулы Карахабанда, Баваман и, сделав в этот день около 30 верст, достигли аула Шихер. Путь сначала пролегал течением речки, по берегам которой всюду зеленеют пашни и сады. Близ Бавамана мы перешли Атрек по мостику, устроенному из двух перекинутых бревен; отсюда повернули на север. Всюду дорога нетрудна, подъемы и спуски пологи и невелики. Местами только большие камни могли бы препятствовать движению экипажей. Горы, сложенные из известняка или глинистого сланца, всюду безлесны и пустынны, чаще всего голы, и только изредка покрыты полынью.
На следующий день из Шихера дорога шла между гор безводным пространством. Не смотря на то, здесь нередки пашни и бахчи, существующие без орошения. В течение 3½ часов дорога довольно ровная и без больших подъемов. Далее начинается большой с крутым и каменистым подъемом перевал, составляющий, вероятно, водораздельную линию Копет-Дага. За перевалом до самого аула Алочма дорога не трудна, она идет дном ущелья, бока которого поросли кленом и барбарисом, местами она выходит на узкие долины, покрытые пашнями и бахчами, существующими без орошения. До Алочмы в этот день мы сделали около 35 верст. Невдалеке от Алочмы находится аул Бордзуна, и верстах в семи на северо-запад Янги-Кала. Жители всех этих аулов курды, которых выселил в Хоросан на туркменскую границу Шах-Абаз.
Теперь в этой части Персии их считают до 70.000 домов. Курды эти смелый и ловкий народ, в прежнее время они составляли для государства надежный оплот против вторжения туркмен.
Раньше в этой части Хоросана жили таты (фарсы), но текинцы скоро вытеснили это ленивое и изнеженное племя.
От Алочмы до Робата, последнего персидского аула (около 15 верст), ровная дорога идет долинами, на которых всюду зеленеют пашни. От Робата начинается слабый подъем на перевал, с вершины которого видна на севере последняя цепь гор, примыкающих к Туранской низменности. Кое-где чрез седловины, как бы в тумане, видна и сама степь. Отсюда начинается очень трудный и длинный спуск. Местами он настолько крут и каменист, что необходимо идти пешком.
Далее дорога идет ущельем между отвесными скалами, по сухому каменистому руслу речки. На скалах живут голуби (Columba livia), куропатки (Perdix chukar). Здесь же в небольшой пещере мне удалось убить огромную очень редкую ядовитую змею Naja oxyana, в 2 аршина и 4 вершка длиной. Эта змея близкая родственница обыкновенной очковой змеи (Naja tripudiens), живет в сухих пещерах скал и питается куропатками и другой птицей. Будучи раздражена, она точно так же, как и ее знаменитая родственница, расширяет ребра, примыкающие к голове, так что в этом месте получается вздутие. Змея эта чрезвычайно смела: при моем приближении, она не беспокоилась уходить. В окрестностях русского поста Гярмаба она довольно обыкновенна; по словам казаков, собака, укушенная ею, умирает чрез 5 минут.
Часов чрез шесть пути от Робата, мы подошли к русскому посту Гярмабу. До покорения текинцев здесь был большой персидский аул, в окрестностях которого жители развели огромные прекрасные сады.
После взятия Геок-Тепе эта местность стала принадлежать русским, персы оставили аул и его обширные сады. В настоящее время здесь находится русский пост, где живут несколько человек казаков, под командой одного офицера. Сады за недостатком ухода заглохли, глиняные заборы обвалились, и за отсутствием полива фруктовые деревья дают плохие плоды. Благодаря обилию зелени и горному положению, Гярмаб является приятным уголком Закаспийской области, в сравнении с ближайшими населенными местами Геок-Тепе и Асхабадом, где летний зной бывает невыносим.
В то время когда в 20 верстах отсюда природа представляет голую обожженную степь, где некуда спрятаться от палящих лучей солнца, здесь можно наслаждаться прохладой в тени чинара, грецкого ореха и множества фруктовых деревьев, опутанных виноградником.
Накануне моего приезда в Гярмаб начальнику поста было прислано предписание строго следить за проезжающими ввиду того, что, по полученным сведениям, какой-то англичанин с шпионскими целями намерен пройти из Персии в Закаспийскую область.
Мое появление со стороны Персии, как раз на другой день после получения предписания, показалось начальнику поста очень подозрительным. Он потребовал мои бумаги и, не удовольствовавшись этим, произвел обыск, который нимало не рассеял его подозрений. Опираясь на то, что бумаги могут быть фальшивы, и что между моими вещами были предметы английского происхождения, напр. ружье, револьвер и друг., также на то, что в моем дневнике записаны сведения о дорогах, что совсем не касается естественных наук, начальник Гярмабского поста объявил меня и моего переводчика арестованными по подозрению в шпионстве в интересах англичан. Он отобрал от меня оружие, карты, дневник и под конвоем трех вооруженных казаков отправил в ночь на 19 июля в Асхабад.
От Гярмаба до Геок-Тепе существует колесная дорога, по которой и повезли меня с проводником, местами сокращая путь по горным тропинкам. К рассвету мы прибыли в Геок-Тепе, откуда чрез несколько часов, выкормив лошадей, казаки повезли нас в Асхабад. К вечеру добрались мы до этого города и, благодаря любезности моих провожатых, вместо кутузки остановились на постоялом дворе. Утром на следующий день весь базар знал, что поймали англичанина, и всякий лез на двор, чтобы посмотреть, каков он из себя. Уверенность в моем английском происхождении была настолько велика, что первое, о чем меня спросили на предварительном допросе, было: «Говорите ли вы по-русски?» Когда начальнику Закаспийской области А. В. Комарову были переданы рекомендательные письма, которые я вез к нему, недоразумения выяснились, и всё дело окончилось смехом.
Так комично кончилось мое путешествие; продолжать его не было никакой возможности, так как после продажи своих изморенных лошадей, у меня оставалось денег лишь настолько, чтобы добраться до Астрахани. 25-го июля я выехал из Асхабада и, нигде не останавливаясь, 7-го августа прибыл в Астрахань.
В заключение я подведу итоги тем впечатлениям, которые произвела на меня Персия в течение короткого пребывания в этой стране. Судя по тому, что привелось слышать от местного крестьянского населения и ханов, Персия представляется мне огромным поместьем, принадлежащим Наср-Эддину.
Шах раздает в аренду различной величины участки лицам, которые приобретают вместе с тем право начальства над жителями участка и называются ханами. При назначении ханов на административные места шах руководится главным образом размером суммы, которую обязуется платить тот или другой кандидат в форме податей с населения.
Хотя размер подати и ограничен, но за отсутствием у правительства каких бы то ни было сведений о количестве населения, для ханов является полная свобода не отправлять собранных денег в целости. Деятельность ханов как временных собственников подчиненных участков ограничивается исключительно сбором податей. Как с туркмен, так и собственно персов подати берутся подоходно в размере около ⅕ из количества снятого хлеба, продуктов садоводства, скотоводства и проч. За правильностью сборов следит в каждом ауле один из жителей, называемый кад-худа. В вознаграждение за свои труды он освобождается сам от денежных повинностей.
Сбор податей один только напоминает жителям о существовании правительства; во всем остальном они положительно предоставлены самим себе. Таким образом, на границе они собственными силами должны отражать нападения персидскоподданных туркмен, не имея никакой надежды на помощь правительства в случае плена и покоряясь печальной необходимости быть рабом. Индифферентизм власти к нуждам населения проявляется и в том, что нигде не видно попытки к улучшению дорог.
От Астрабада до русского поста Гярмаба близ Геок-Тепе нельзя встретить ни одного колеса, и перевозка грузов совершается при помощи вьючных лошадей и ослов. Между тем от Абера почти до Буджнурта местность настолько ровна, что за немногими исключениями колесное движение возможно и в настоящее время и не много труда стоило бы расчистить этот путь окончательно. Точно так же и сами жители не заботятся об улучшения путей сообщения.
Аулы всюду редки и живут изолированной жизнью, нс чувствуя никакой связи с соседями. Гористый характер местности способствует отсутствию солидарности между отдельными аулами.
Что касается народного образования и правосудия для крестьянского населения, то их нет и в помине в этой части Персии. Ханы, даже мелкие, ведут себя безусловно деспотично. Мне привелось слышать об одном возмутительном поступке одного из начальствующих лиц. У старика, жившего прежде в ауле Сумбек с своей семьей, пропала в один прекрасный день десятилетняя дочь. Думая, что ее украли туркмены, отец уже потерял всякую надежду увидеться с ней когда-нибудь. Чрез несколько времени, однако, исчезновение девочки объяснилось иначе. Старику сообщили, что виновник похищения старшина аула Дербенд, находящегося в нескольких верстах. Не задумываясь отец собрался туда со всей семьей и явился к похитителю с просьбой отдать дочь. Старшина, сделавший десятилетнюю девочку своей наложницей, отказался как от выдачи ее отцу, так и от уплаты калыма. Узнав о моем приезде, старик немедленно явился ко мне, с плачем рассказал всю эту историю и просил помочь его горю. На мой совет жаловаться буджнурдскому хану он только махнул рукой в знак того, что из этого ничего не выйдет.
Единственное проявление заботы правительства о населении представляют вышеописанные колодцы дара, но и те вырыты еще в очень отдаленные времена процветания Персии. В настоящее время в посещенной нами части Хоросана всюду видны следы опустения. Многие аулы брошены и представляют развалины, другие, прежде обширные, состоят теперь из немногих обитаемых хижин. Виновниками этого печального явления нельзя, конечно, считать одних туркмен.
По поводу упадка и опустения Персии мне вспоминается местный рассказ о министре, знавшем птичий язык. Этот вельможа, гуляя, подслушал разговор совы с каргой (вороной).
Ворона сватала у совы дочь. Последняя просила уплатить за нее калым - три разрушенных города да три таких же аула. «Ну, это совсем пустяки, - возразила ворона, - будет скоро время, когда я дам тебе 1000 городов и аулов, лежащих в развалинах».
Отношение населения к правительству в высшей степени недружелюбное. Персидские ханы недовольны шахом за то, что он платит им маленькое жалованье, в то время как заискивает у туркменских ханов и осыпает их подарками.
Крестьянское население имеет слишком много причин быть недовольным правительством, у турок (адербейджанцев) недовольство это переходит в ненависть к шаху, благодаря его фарсийскому происхождению. Турки и курды очень хорошо понимают, что фарсы и сам шах прячутся за их спиной от нападения туркмен.
После смерти Наср-Эддина ждут больших смут.
К русским все собственно персы относятся с уважением. Ханы считают их образованной нацией, крестьянское население чувствует признательность, за усмирение туркмен. Туркмены боятся их.
Один фарс предлагал мне свои услуги в качестве проводника бесплатно, если я возьму на себя труд заехать в туркменский аул и вытребовать у одного гоклана его долг. Когда я заметил фарсу, что не имею на это никакого права, он серьезно уверял, что достаточно мне только прикрикнуть на туркмена, и он тотчас отдаст деньги. В виде опыта я взялся было за это дело, но, к несчастью, фарс захворал.
Этот случай и случай со стариком-отцом несчастной похищенной девочки, со слезами умолявшим меня приказать старшине отдать ему дочь, ясно показывают, как сильна у народа потребность в хорошем правительстве. Многие, зная ближе русских, не стесняясь высказывают желание быть русскоподданными, некоторых удерживает от этого желания ложное убеждение, что русские заставят их принять христианскую веру.
В заключение сообщу несколько сказок и местные названия некоторых животных и растений.
Гриф и Коршун
Повстречался гриф с коршуном и говорит ему: «Неужели тебе не надоело летать так близко к земле? Полетим выше, если не боишься; посмотри как хорошо, как вольно высоко в небесах!» Страшно было коршуну лететь с могучей птицей, но и трусом не хотелось показаться хвастуну.
Он согласился, и они взвились как стрела.
Вскоре, однако, страх и усталость одолели его, и он стал жаловаться на головокружение. «Нет, теперь уж лети, - говорит гриф, - не то не миновать тебе моих когтей!» Коршун покорился, и они начали подниматься все выше и выше. Наконец гриф обращается к своему спутнику: «Посмотри вниз, что ты видишь?» - «Ничего», - отвечает тот. «А я вижу там, на горе, тысячу баранов, вон их пастух крошит чурек в чашку молока, а в молоке плавает волос!» Засмеялся коршун, не доверяя словам грифа. Поглядел на него гриф: «Коли не веришь, - говорит, - полетим поближе да посмотрим».
Прилетели они на гору и убедились воочию в справедливости сказанного. И подивился коршун.
Немного времени прошло с тех пор. Летая над аулом, коршун увидел своего знакомого грифа, привязанного на веревке и тоскливо опустившего голову. Мальчики, поймавшие его в петлю, окружили его толпой и издевались над ним.
Странным показалось это коршуну. «Как же могло случиться, что ты попал в силок, ты, который видел с недосягаемой высоты волос в чашке молока?» - спросил он у пленнника. «На то воля Божья, - отвечал ему гриф, - от своей судьбы не уйдешь. Иной переплывает широкие моря благополучно, а тонет в грязной луже; другой счастливо бьется с врагом на войне и умирает от безделицы».
Поверье о змее-Юге
Змея-Юга (мифическое существо), после сорокалетней жизни в змеином образе, превращается в дивно красивую молодую девушку. Один правоверный, увидя такую красавицу, сразу влюбился в нее и пожелал взять ее в жены. Мулла обвенчал их, и молодые зажили счастливо, только не надолго.
Вскоре стал чахнуть и сохнуть молодой муж и сделался почти неузнаваемым. Проведал дервиш про их житье, про подробности женитьбы, и сообщил несчастному, что красавица, любимая им, змея. Тот сначала не хотел верить, тогда дервиш, чтобы убедить его в справедливости своих слов, велел сварить барана, посолить его покрепче, накормить этим кушаньем жену, а самому не есть. Когда наступит ночь, муж должен вынести из дома воду, запереть плотно двери и, притворись спящим, внимательно следить за женой. Совет был исполнен в точности. Ночью, мучимая жаждой жена стала искать воды, и не найдя ни капли, превратилась в змею и выползла из дома. Едва переводя дыхание, следил за ней муж до тех пор, пока, отыскав кувшин, она не напилась и не превратилась снова в женщину. Тогда, не помня себя от ужаса, он прибежал к постели и забился под одеяло. Возвратясь, жена стала спрашивать, что с ним. Он объяснил свою дрожь лихорадкой.
Наутро обладатель змеи-жены бросился к дервишу, умоляя его помочь горю.
«Раскали пожарче печь, где пекут чуреки, - приказал дервиш, - толкни туда жену и не открывай камня, которым завалишь отверстие, несмотря на ее мольбы и просьбы, пока она не сгорит».
Муж поступил как было приказано, и когда открыли камень, от красавицы осталась горсть пепла в форме змеиного тела. Дервиш взял часть его, потер им медную посуду, и она стала золотою.
Поверье о докторе Лонгмане
Жил некогда знаменитый доктор Лонгман. Захотел он изгнать из Персии все болезни, взял камень, написал на нем неизвестные слова и поставил исписанной стороной к Персии, а гладкой к Франции. С тех пор не стало больных в Персии. Проведали французы про это, украли камень и поставили его обратно. И теперь у них хорошие врачи и нет больных, а в Персии развелись всякие болезни и исчезли доктора.
Того же автора:
• Путешествие на озеро Балхаш и в Семиреченскую область;
• В стране глины и песку; Летние поездки натуралиста: В Туркестане;
• Летние поездки натуралиста: В Северной Персии.
Часть 1. Часть 2.
Рано утром 7-го июля наконец мы вышли из Нардына по направлению к Джоджерму. На протяжении 40 верст, пройденных в этот день, путь пролегал ровной долиной, окаймленной невысокими горами с севера и юга. Долина всюду носит характер среднеазиатской пустыни; поверхность ее покрыта полынью. Джейраны, песчанки (Meriones opimus), каменки являются животными обитателями ее. Горы, или совершенно лишенные растительности, или покрытые чахлой полынью, состоят из известняка; местами выходят скалы кристаллического алебастра. Благодаря незначительной вышине, в горах ручьи редки. Только верстах в 8 от Нардына протекает по солонцеватому дну небольшой ручеек, который, вероятно, к концу лета иссякает.
Пройдя верст 30 от укрепления, мы подошли к колодцу, в котором, сверх ожидания проводника и к нашему неудовольствию, воды не оказалось. Торопливым шагом поплелись мы дальше к следующему колодцу. Солнце, склонившееся за полдень, жгло невыносимо; жажда томила и нас и лошадей; уже переводчик начал чувствовать головокружение, как на горизонте, как бы плавая в воздухе, показался глиняный купол колодца. Животные ускорили шаг, и скоро мы были около воды. Лошади столпились около колодца, прося пить. Поданное ведро они с азартом отбивали друг у друга, разливали воду, и много прошло времени, прежде чем удалось напоить их. Здесь мы решили остановиться на ночевку, несмотря на то, что окрестности представляли пустыню, почти лишенную всякой растительности. Только общипанные стебли полыни торчали на голой глине, и наши лошади принуждены были довольствоваться несколькими горстями ячменю, бывшего у нас в запасе.
Колодезь имеет вид ямы не более двух аршин глубины, покрытой глиняным куполом. Такая незначительная глубина является результатом особых сооружений, свойственных Персии и Закаспийской области. При помощи их возможно из очень глубоких колодцев вывести воду на поверхность земли. Подобные сооружения встречаются только в долинах, окаймленных горами, или у подножья гор и имеют следующее устройство. По пологому склону подножья роют яму, пока не дойдут до водосодержащего пласта. Со дна этого колодца проводится боковой ход, слабонаклонный по направлению к долине или степи, который, выходя другим концом на дневную поверхность, выводит с собой туда и воду. На всем протяжении этого бокового канала вырыт, в виде отдушин, целый ряд колодцев, дно которых есть вместе с тем дно канала. Таким образом, в этой системе колодец, ближайший к горе, имеет наибольшую глубину, глубина же других убывает по мере приближения к концу канала, выводящему воду на поверхность воды.
Вся система имеет в разрезе следующий вид.
Глубина наибольшего из таких колодцев бывает, по-видимому, очень велика; по крайней мере, во многих из них не видно дна, хотя диаметр ямы достигает двух сажень.
Эти сооружения, стоившие огромного труда, произведены на правительственный счет еще в очень отдаленные времена. Для производства таких работ существуют особые персидские инженеры, получающие образование в Тегеране. При помощи таких колодцев, называемых здесь дара, вода, выведенная на дневную поверхность, может служить для орошения полей, и нередки случаи, где большие аулы орошают пашни и сады водой, полученной таким способом.
Вечером к колодцу приплелся пеший пилигрим, отправившийся на богомолье в Мешед. Это был отставной солдат персидской армии, которому в числе восьми его товарищей во время последней русско-турецкой войны турки отрезали кисть левой руки и 3 пальца на правой, оставив остальные два для совершения намаза. Причиной этого варварского поступка было подозрение в том, что эти солдаты доставляли из Армении русским войскам провиант.
На следующий день в сопровождении этого пилигрима мы продолжали путь. Почти чрез час мы подошли к аулу Дара, называемому так по имени вышеописанных колодцев, водой которых орошаются здешние пашни и сады. На расстоянии двух верст отсюда находится аул Ивер, на север от которого от дороги на Джоджерм расположен третий аул Гярмаб. Пройдя верст 20 от места ночевки, мы сделали привал у Джоджерма.
Путь всё время пролегал пустынной, местами очень широкой долиной, покрытой полынью. Здесь живут джейраны, из ящериц Phrynocephalus helioscopus и Ablepliarus deserti. Джоджерм представляет из себя нечто вроде уездного города, находящегося в ведении буджнуртского хана. При ауле находится полуразвалившаяся крепость, потерявшая в настоящее время свое значение. Жители занимаются главным образом садоводством.
На следующий день путь пролегал всё той же пустынной ровной долиной. Горы, окаймляющие её с юга, отодвинуты так далеко, что она кажется обширной степью. На расстоянии 15-ти верст от Джоджерма находится колодезь системы дара, орошающий среди мертвой пустыни небольшую бахчу. Тут же стоят два табора курдов, занимающихся скотоводством, предметами которого, кроме баранов и коз, служат яки и верблюды. Здесь живут эти номады в палатках из черной шерсти, устроенных самым примитивным способом. Большой кусок грубой ткани натянут в виде тента на наклоненных кольях; под ним сидят оборванные хозяева на голой глине, около жердей сложен скудный домашний скарб, и вообще всюду видна крайняя бедность.
Курды эти очень добродушный и патриархальный народ, не видавший ничего на свете, кроме клочка земли, где пасется их скот.
С любопытством, как дикари, они осматривали мой иностранный костюм; каждая бляха приводила их в изумление, и подаренная пуговица в неподдельный восторг.
Следующий день мы шли той же пустыней, поверхность которой покрыта щебнем. На 18-ой версте от места ночевки, в 1½ верстах направо от дороги находится брошенная крепость Джаферабад, против нее налево от дороги сады и аул Джаферлунд; еще чрез шесть верст мы подошли к аулу Хуршо и по приглашению жителей остановились ночевать на паперти местной мечети. Жители аула фарсы запрудили всю улицу, разместившись возле нас.
До поздней ночи они вели болтовню, и кончили тем, что разошлись, украв у нас несколько мелких вещей и выпросив всё, на что хватило нашей щедрости.
Близь аула находятся пашни, среди которых там и сям возвышаются глиняные башни, возведенные для защиты от туркмен. Еще в недавнее время туркмены делали набеги на жителей Хуршо. Прячась за горами, они дожидались окончания полевых работ и на лихих конях нападали на толпы возвращающихся с поля фарсов и уводили их в плен.
Чтобы спасаться от таких набегов, фарсы среди пашен настроили эти башни, в которые прятались и отстреливались чрез маленькие амбразуры, пока из аула приходили на помощь. В настоящее время такие сооружения потеряли всякое значение и служат многочисленными памятниками прежнего тревожного времени.
От Хурша дорога из пустынной долины, тянувшейся почти непрерывно от самого Нардына, слабо поднимается в горы. Чрез 1¾ часа мы подошли к аулу Курф, отсюда еще чрез час к Дербенту, где пришлось остановиться, чтобы подковать лошадь, потерявшую подкову. Близь аула протекает большая речка, в которой живут мелкие рыбы, по-видимому, из рода Nemachilus. Берега ее местами поросли джидой (Eleagnus), талом [деревья эти, вероятно, искусственно разведены], в которых держатся горлицы (Columba turtur), щеглы (Carduelis orientalis), воробьи (Passer hispaniolensis) и щурки (Merops apiaster).
Под вечер мы вышли дальше, дорога идет узкой горной долиной, там и сям виднеется яркая зелень отдельных садов. Часа через два, т. е. сделав верст 9 от Дербента, мы подошли к аулу Тавар.
На пути сюда нам повстречался англичанин, единственный путешественник европеец.
Он измерил меня наглым взглядом, свойственным этой нации, и проехал мимо, прежде чем я опомнился. Его сопровождало несколько человек персиян, вьючных лошадей и ослов. В Таваре я узнал, что англичанин едет из Герата, чрез Мешед в Баку.
По словам персиян, он везет с собой целые вьюки золота и расплачивается чрезвычайно щедро. Он расспрашивает обо многом и постоянно что-то записывает.
Этот самый англичанин, имени которого не удалось узнать, был впоследствии невольным виновником одного моего неприятного приключения.
«Энглиз китты, урус кильды» (англичанин ушел, русский пришел), - так приветствовали меня в Таваре, и немедленно принесли фруктов, в расчете получить второй раз 5 кран (около 1 р. 70 к.) за блюдо сливы, но я был русский путешественник и надежды их не оправдались.
От Тавара дорога идет ровной довольно широкой долиной, горы местами покрыты можжевельником, барбарисом, шиповником. Верстах в 9-ти от Тавара находится маленький аул Чорби, за ним Ширенсу. Далее начинается пологий подъем на перевал Тахтей-башка, перевал не высок, но длинен. Спуск с него не более крут, чем подъем, и даже в настоящее время не встретилось бы препятствия для путешествия на колесах.
С Тахтей-башка дорога врезается в узкие ущелья безлесных скалистых гор, сложенных из известняка, и идет по ровному дну высохшей речки. На расстоянии около 40 верст от Тавара лежит аул Фирюзе, где мы и остановились. Фирюзе расположен в узком глубоком ущелья, по течению большой шумной речки Кариз, впадающей, вероятно, в Атрек. На несколько верст по Каризу не доходя аула и дальше от него узкой извилистой лентой тянется ряд роскошных садов. Из поспевших фруктов здесь особенно хороши: алыча, слива величиной с яблоко средних размеров и белая тутовая ягода, с конечный сустав большого пальца. В это время жителя аула фарсы почти исключительно питаются зеленью и страдают расстройством желудка. Прослышав о приезде русского, один за другим они приходили лечиться. Кроме больных желудком, приходили хромые, лихорадочные, больные женскими болезнями, бесплодием и проч.
Около Фирюзе находится мусульманский монастырь, где живут несколько человек бледных, истощенных дервишей. Эти монахи не бреют и не стригут волос. Живут они доброхотными приношениями правоверных.
Окрестные скалы большею частью голы, местами только попадаются деревья можжевельника и кусты барбариса. Из млекопитающих здесь живут пищухи (Lagomys rufescens), из птиц Sitta syriaca, голубой дрозд (Monticola cyanus), Saxicola picata, Passer petronia, Ammoperdix qriseogularis, Perdix chukar, из ящериц Stellio caucasicus. В садах на фруктовых деревьях во множестве прикормились розовые скворцы и серые вороны.
Уже давно две из моих лошадей сбили себе спины, и с каждым перевалом опасность остаться без всяких средств к передвижению, кроме собственных ног, грозила все более и более. Это было особенно страшно потому, что у меня за исключением небольшой суммы, отложенной на возвращение домой, не оставалось денег, необходимых для покупки даже одной лошади. В Фирюзе одно из наших животных отказалось наконец служить. С трудом удалось обменить больную лошадь на кривоногую клячу, у которой вся спина была в свежих рубцах от только что заживших ран.
От Фирюзе дорога вьется вдоль речки Кариз. До самого Буджнурта путешественнику приходится проходить мимо роскошных фруктовых садов и зеленеющих пашен. Дорога всюду ровна, и только местами камни могли бы помешать колесному движению. Приехав в Буджнурт, мы остановились в караван-сарае. Город, расположенный в широкой долине, обнесен глиняной стеной. Ворота его украшены рогами архаров. Большинство домов не отличаются по внешнему виду от хижин аулов, и только дом хана, мечеть и несколько развалившихся старых построек возвышаются среди этих однообразных глиняных лачуг. Большая обвалившаяся мечеть и несколько разрушенных домов свидетельствуют о лучших прошлых временах Буджнурта. Только базар может быть назван улицей, все же другие дома разбросаны в беспорядке. Базар состоит из ряда лавок по обеим сторонам улицы, посреди которой протекает арык. Из местных произведений здесь продаются фрукты, чуреки и мясо. Скверное персидское мыло, цветной канаус и олово привозятся из других местностей Персии. Тут же на базаре имеют свои мастерские различные ремесленники, между которыми больше всего медников, сапожников и шапошников, за ними уже следуют серебряных дел мастера и набойщики шерстяных материй. Большинство товаров в местных лавках привезены или из России, или из Франции. Между французскими произведениями здесь еще держатся сахар, ситцы и разные безделушки, но и эти предметы уже вытесняются русскими товарами. Так, сахар французский дороже и хуже русского, если он и держится на здешнем рынке, то благодаря тому только, что он привозится в маленьких более удобных головах. Пуд русского сахара стоит здесь 9 руб. 35 коп.; французского около 10 руб.
Точно так же и ситцы русские вытесняют своей дешевизной французские; последние держатся на рынке только потому, что узоры их, специально приготовленные для персиян, более отвечают вкусам местных жителей. В настоящее время русские товары идут сюда большей частью чрез Кавказ, Астрабад, отсюда трудным вьючным путем по Хоросану. Но с проведением Закаспийской железной дороги, здесь начинают появляться более дешевые товары, приходящие сюда из Закаспийской области чрез Геок-Тепе.
Так, этим путем привез красный товар один русскоподданный армянин, имеющий здесь постоянную лавку. Надо надеяться, что с проведением железной дороги до Аму-дарьи русские произведения совершенно вытеснят из Хоросана иностранные. Эго еще легче случится тогда, если от железнодорожных станций русские по соглашению с персидским правительством проведут боковые колесные дороги в наиболее населенные пункты соседней части Хоросана.
Из Буджнурта я решил свернуть в Асхабад, так как дальнейшее путешествие по Персии становилось затруднительным. Лошади с каждым переходом всё более и более сбивали спины, к тому же истощились и те скудные средства, которые необходимы были на наем проводников, содержание переводчика и собственное продовольствие.
15-го июля мы вышли из Буджнурта, прошли аулы Карахабанда, Баваман и, сделав в этот день около 30 верст, достигли аула Шихер. Путь сначала пролегал течением речки, по берегам которой всюду зеленеют пашни и сады. Близ Бавамана мы перешли Атрек по мостику, устроенному из двух перекинутых бревен; отсюда повернули на север. Всюду дорога нетрудна, подъемы и спуски пологи и невелики. Местами только большие камни могли бы препятствовать движению экипажей. Горы, сложенные из известняка или глинистого сланца, всюду безлесны и пустынны, чаще всего голы, и только изредка покрыты полынью.
На следующий день из Шихера дорога шла между гор безводным пространством. Не смотря на то, здесь нередки пашни и бахчи, существующие без орошения. В течение 3½ часов дорога довольно ровная и без больших подъемов. Далее начинается большой с крутым и каменистым подъемом перевал, составляющий, вероятно, водораздельную линию Копет-Дага. За перевалом до самого аула Алочма дорога не трудна, она идет дном ущелья, бока которого поросли кленом и барбарисом, местами она выходит на узкие долины, покрытые пашнями и бахчами, существующими без орошения. До Алочмы в этот день мы сделали около 35 верст. Невдалеке от Алочмы находится аул Бордзуна, и верстах в семи на северо-запад Янги-Кала. Жители всех этих аулов курды, которых выселил в Хоросан на туркменскую границу Шах-Абаз.
Теперь в этой части Персии их считают до 70.000 домов. Курды эти смелый и ловкий народ, в прежнее время они составляли для государства надежный оплот против вторжения туркмен.
Раньше в этой части Хоросана жили таты (фарсы), но текинцы скоро вытеснили это ленивое и изнеженное племя.
От Алочмы до Робата, последнего персидского аула (около 15 верст), ровная дорога идет долинами, на которых всюду зеленеют пашни. От Робата начинается слабый подъем на перевал, с вершины которого видна на севере последняя цепь гор, примыкающих к Туранской низменности. Кое-где чрез седловины, как бы в тумане, видна и сама степь. Отсюда начинается очень трудный и длинный спуск. Местами он настолько крут и каменист, что необходимо идти пешком.
Далее дорога идет ущельем между отвесными скалами, по сухому каменистому руслу речки. На скалах живут голуби (Columba livia), куропатки (Perdix chukar). Здесь же в небольшой пещере мне удалось убить огромную очень редкую ядовитую змею Naja oxyana, в 2 аршина и 4 вершка длиной. Эта змея близкая родственница обыкновенной очковой змеи (Naja tripudiens), живет в сухих пещерах скал и питается куропатками и другой птицей. Будучи раздражена, она точно так же, как и ее знаменитая родственница, расширяет ребра, примыкающие к голове, так что в этом месте получается вздутие. Змея эта чрезвычайно смела: при моем приближении, она не беспокоилась уходить. В окрестностях русского поста Гярмаба она довольно обыкновенна; по словам казаков, собака, укушенная ею, умирает чрез 5 минут.
Часов чрез шесть пути от Робата, мы подошли к русскому посту Гярмабу. До покорения текинцев здесь был большой персидский аул, в окрестностях которого жители развели огромные прекрасные сады.
После взятия Геок-Тепе эта местность стала принадлежать русским, персы оставили аул и его обширные сады. В настоящее время здесь находится русский пост, где живут несколько человек казаков, под командой одного офицера. Сады за недостатком ухода заглохли, глиняные заборы обвалились, и за отсутствием полива фруктовые деревья дают плохие плоды. Благодаря обилию зелени и горному положению, Гярмаб является приятным уголком Закаспийской области, в сравнении с ближайшими населенными местами Геок-Тепе и Асхабадом, где летний зной бывает невыносим.
В то время когда в 20 верстах отсюда природа представляет голую обожженную степь, где некуда спрятаться от палящих лучей солнца, здесь можно наслаждаться прохладой в тени чинара, грецкого ореха и множества фруктовых деревьев, опутанных виноградником.
Накануне моего приезда в Гярмаб начальнику поста было прислано предписание строго следить за проезжающими ввиду того, что, по полученным сведениям, какой-то англичанин с шпионскими целями намерен пройти из Персии в Закаспийскую область.
Мое появление со стороны Персии, как раз на другой день после получения предписания, показалось начальнику поста очень подозрительным. Он потребовал мои бумаги и, не удовольствовавшись этим, произвел обыск, который нимало не рассеял его подозрений. Опираясь на то, что бумаги могут быть фальшивы, и что между моими вещами были предметы английского происхождения, напр. ружье, револьвер и друг., также на то, что в моем дневнике записаны сведения о дорогах, что совсем не касается естественных наук, начальник Гярмабского поста объявил меня и моего переводчика арестованными по подозрению в шпионстве в интересах англичан. Он отобрал от меня оружие, карты, дневник и под конвоем трех вооруженных казаков отправил в ночь на 19 июля в Асхабад.
От Гярмаба до Геок-Тепе существует колесная дорога, по которой и повезли меня с проводником, местами сокращая путь по горным тропинкам. К рассвету мы прибыли в Геок-Тепе, откуда чрез несколько часов, выкормив лошадей, казаки повезли нас в Асхабад. К вечеру добрались мы до этого города и, благодаря любезности моих провожатых, вместо кутузки остановились на постоялом дворе. Утром на следующий день весь базар знал, что поймали англичанина, и всякий лез на двор, чтобы посмотреть, каков он из себя. Уверенность в моем английском происхождении была настолько велика, что первое, о чем меня спросили на предварительном допросе, было: «Говорите ли вы по-русски?» Когда начальнику Закаспийской области А. В. Комарову были переданы рекомендательные письма, которые я вез к нему, недоразумения выяснились, и всё дело окончилось смехом.
Так комично кончилось мое путешествие; продолжать его не было никакой возможности, так как после продажи своих изморенных лошадей, у меня оставалось денег лишь настолько, чтобы добраться до Астрахани. 25-го июля я выехал из Асхабада и, нигде не останавливаясь, 7-го августа прибыл в Астрахань.
В заключение я подведу итоги тем впечатлениям, которые произвела на меня Персия в течение короткого пребывания в этой стране. Судя по тому, что привелось слышать от местного крестьянского населения и ханов, Персия представляется мне огромным поместьем, принадлежащим Наср-Эддину.
Шах раздает в аренду различной величины участки лицам, которые приобретают вместе с тем право начальства над жителями участка и называются ханами. При назначении ханов на административные места шах руководится главным образом размером суммы, которую обязуется платить тот или другой кандидат в форме податей с населения.
Хотя размер подати и ограничен, но за отсутствием у правительства каких бы то ни было сведений о количестве населения, для ханов является полная свобода не отправлять собранных денег в целости. Деятельность ханов как временных собственников подчиненных участков ограничивается исключительно сбором податей. Как с туркмен, так и собственно персов подати берутся подоходно в размере около ⅕ из количества снятого хлеба, продуктов садоводства, скотоводства и проч. За правильностью сборов следит в каждом ауле один из жителей, называемый кад-худа. В вознаграждение за свои труды он освобождается сам от денежных повинностей.
Сбор податей один только напоминает жителям о существовании правительства; во всем остальном они положительно предоставлены самим себе. Таким образом, на границе они собственными силами должны отражать нападения персидскоподданных туркмен, не имея никакой надежды на помощь правительства в случае плена и покоряясь печальной необходимости быть рабом. Индифферентизм власти к нуждам населения проявляется и в том, что нигде не видно попытки к улучшению дорог.
От Астрабада до русского поста Гярмаба близ Геок-Тепе нельзя встретить ни одного колеса, и перевозка грузов совершается при помощи вьючных лошадей и ослов. Между тем от Абера почти до Буджнурта местность настолько ровна, что за немногими исключениями колесное движение возможно и в настоящее время и не много труда стоило бы расчистить этот путь окончательно. Точно так же и сами жители не заботятся об улучшения путей сообщения.
Аулы всюду редки и живут изолированной жизнью, нс чувствуя никакой связи с соседями. Гористый характер местности способствует отсутствию солидарности между отдельными аулами.
Что касается народного образования и правосудия для крестьянского населения, то их нет и в помине в этой части Персии. Ханы, даже мелкие, ведут себя безусловно деспотично. Мне привелось слышать об одном возмутительном поступке одного из начальствующих лиц. У старика, жившего прежде в ауле Сумбек с своей семьей, пропала в один прекрасный день десятилетняя дочь. Думая, что ее украли туркмены, отец уже потерял всякую надежду увидеться с ней когда-нибудь. Чрез несколько времени, однако, исчезновение девочки объяснилось иначе. Старику сообщили, что виновник похищения старшина аула Дербенд, находящегося в нескольких верстах. Не задумываясь отец собрался туда со всей семьей и явился к похитителю с просьбой отдать дочь. Старшина, сделавший десятилетнюю девочку своей наложницей, отказался как от выдачи ее отцу, так и от уплаты калыма. Узнав о моем приезде, старик немедленно явился ко мне, с плачем рассказал всю эту историю и просил помочь его горю. На мой совет жаловаться буджнурдскому хану он только махнул рукой в знак того, что из этого ничего не выйдет.
Единственное проявление заботы правительства о населении представляют вышеописанные колодцы дара, но и те вырыты еще в очень отдаленные времена процветания Персии. В настоящее время в посещенной нами части Хоросана всюду видны следы опустения. Многие аулы брошены и представляют развалины, другие, прежде обширные, состоят теперь из немногих обитаемых хижин. Виновниками этого печального явления нельзя, конечно, считать одних туркмен.
По поводу упадка и опустения Персии мне вспоминается местный рассказ о министре, знавшем птичий язык. Этот вельможа, гуляя, подслушал разговор совы с каргой (вороной).
Ворона сватала у совы дочь. Последняя просила уплатить за нее калым - три разрушенных города да три таких же аула. «Ну, это совсем пустяки, - возразила ворона, - будет скоро время, когда я дам тебе 1000 городов и аулов, лежащих в развалинах».
Отношение населения к правительству в высшей степени недружелюбное. Персидские ханы недовольны шахом за то, что он платит им маленькое жалованье, в то время как заискивает у туркменских ханов и осыпает их подарками.
Крестьянское население имеет слишком много причин быть недовольным правительством, у турок (адербейджанцев) недовольство это переходит в ненависть к шаху, благодаря его фарсийскому происхождению. Турки и курды очень хорошо понимают, что фарсы и сам шах прячутся за их спиной от нападения туркмен.
После смерти Наср-Эддина ждут больших смут.
К русским все собственно персы относятся с уважением. Ханы считают их образованной нацией, крестьянское население чувствует признательность, за усмирение туркмен. Туркмены боятся их.
Один фарс предлагал мне свои услуги в качестве проводника бесплатно, если я возьму на себя труд заехать в туркменский аул и вытребовать у одного гоклана его долг. Когда я заметил фарсу, что не имею на это никакого права, он серьезно уверял, что достаточно мне только прикрикнуть на туркмена, и он тотчас отдаст деньги. В виде опыта я взялся было за это дело, но, к несчастью, фарс захворал.
Этот случай и случай со стариком-отцом несчастной похищенной девочки, со слезами умолявшим меня приказать старшине отдать ему дочь, ясно показывают, как сильна у народа потребность в хорошем правительстве. Многие, зная ближе русских, не стесняясь высказывают желание быть русскоподданными, некоторых удерживает от этого желания ложное убеждение, что русские заставят их принять христианскую веру.
В заключение сообщу несколько сказок и местные названия некоторых животных и растений.
Гриф и Коршун
Повстречался гриф с коршуном и говорит ему: «Неужели тебе не надоело летать так близко к земле? Полетим выше, если не боишься; посмотри как хорошо, как вольно высоко в небесах!» Страшно было коршуну лететь с могучей птицей, но и трусом не хотелось показаться хвастуну.
Он согласился, и они взвились как стрела.
Вскоре, однако, страх и усталость одолели его, и он стал жаловаться на головокружение. «Нет, теперь уж лети, - говорит гриф, - не то не миновать тебе моих когтей!» Коршун покорился, и они начали подниматься все выше и выше. Наконец гриф обращается к своему спутнику: «Посмотри вниз, что ты видишь?» - «Ничего», - отвечает тот. «А я вижу там, на горе, тысячу баранов, вон их пастух крошит чурек в чашку молока, а в молоке плавает волос!» Засмеялся коршун, не доверяя словам грифа. Поглядел на него гриф: «Коли не веришь, - говорит, - полетим поближе да посмотрим».
Прилетели они на гору и убедились воочию в справедливости сказанного. И подивился коршун.
Немного времени прошло с тех пор. Летая над аулом, коршун увидел своего знакомого грифа, привязанного на веревке и тоскливо опустившего голову. Мальчики, поймавшие его в петлю, окружили его толпой и издевались над ним.
Странным показалось это коршуну. «Как же могло случиться, что ты попал в силок, ты, который видел с недосягаемой высоты волос в чашке молока?» - спросил он у пленнника. «На то воля Божья, - отвечал ему гриф, - от своей судьбы не уйдешь. Иной переплывает широкие моря благополучно, а тонет в грязной луже; другой счастливо бьется с врагом на войне и умирает от безделицы».
Поверье о змее-Юге
Змея-Юга (мифическое существо), после сорокалетней жизни в змеином образе, превращается в дивно красивую молодую девушку. Один правоверный, увидя такую красавицу, сразу влюбился в нее и пожелал взять ее в жены. Мулла обвенчал их, и молодые зажили счастливо, только не надолго.
Вскоре стал чахнуть и сохнуть молодой муж и сделался почти неузнаваемым. Проведал дервиш про их житье, про подробности женитьбы, и сообщил несчастному, что красавица, любимая им, змея. Тот сначала не хотел верить, тогда дервиш, чтобы убедить его в справедливости своих слов, велел сварить барана, посолить его покрепче, накормить этим кушаньем жену, а самому не есть. Когда наступит ночь, муж должен вынести из дома воду, запереть плотно двери и, притворись спящим, внимательно следить за женой. Совет был исполнен в точности. Ночью, мучимая жаждой жена стала искать воды, и не найдя ни капли, превратилась в змею и выползла из дома. Едва переводя дыхание, следил за ней муж до тех пор, пока, отыскав кувшин, она не напилась и не превратилась снова в женщину. Тогда, не помня себя от ужаса, он прибежал к постели и забился под одеяло. Возвратясь, жена стала спрашивать, что с ним. Он объяснил свою дрожь лихорадкой.
Наутро обладатель змеи-жены бросился к дервишу, умоляя его помочь горю.
«Раскали пожарче печь, где пекут чуреки, - приказал дервиш, - толкни туда жену и не открывай камня, которым завалишь отверстие, несмотря на ее мольбы и просьбы, пока она не сгорит».
Муж поступил как было приказано, и когда открыли камень, от красавицы осталась горсть пепла в форме змеиного тела. Дервиш взял часть его, потер им медную посуду, и она стала золотою.
Поверье о докторе Лонгмане
Жил некогда знаменитый доктор Лонгман. Захотел он изгнать из Персии все болезни, взял камень, написал на нем неизвестные слова и поставил исписанной стороной к Персии, а гладкой к Франции. С тех пор не стало больных в Персии. Проведали французы про это, украли камень и поставили его обратно. И теперь у них хорошие врачи и нет больных, а в Персии развелись всякие болезни и исчезли доктора.
Того же автора:
• Путешествие на озеро Балхаш и в Семиреченскую область;
• В стране глины и песку; Летние поездки натуралиста: В Туркестане;
• Летние поездки натуралиста: В Северной Персии.