По Фергане. 4. Андижан. Недавнее прошлое Кокандского ханства
Е. Л. Марков. Россия в Средней Азии: Очерки путешествия по Закавказью, Туркмении, Бухаре, Самаркандской, Ташкентской и Ферганской областям, Каспийскому морю и Волге. - СПб., 1901.
Другие отрывки: [ Путешествие из Баку в Асхабад]; [ Попутчица]; [ Текинский Севастополь]; [ В русском Асхабаде]; [ Из Асхабада в Мерв]; [ Мерв: на базарах и в крепости]; [ «Железная цепь»]; [ Мост через Амударью]; [ Пестрые халаты Бухары]; [ Самарканд: русский город и цитадель]; [ Тамерлановы Ворота, Джизак, Голодная степь]; [ Сардобы Голодной степи, Чиназ]; [ Покоритель Туркестана]; [ Визит к Мухиддин-ходже]; [ Долинами Чирчика и Ангрена. Селение Пскент], [ На пути в Ходжент. Мурза-Рабат], [ Ходжент], [ От Костакоза до Кокана], [ Кокан, столица ханства], [ Новый и Старый Маргелан], [Андижан. Недавнее прошлое Кокандского ханства], [ Ош и его обитатели], [ Тахт-и-Сулейман], [ Подъем на Малый Алай], [ У Курманджан-датхи], [ Укрепление Гульча], [ Киргизские женщины. Родовой быт киргиза], [ Бесконечный сад].
В русский город Андижан въезжаешь совсем незаметно из туземного Андижана, - такого же огромного кишлака с тесными переулками и длинными базарами, как все здешние города. И русский Андижан точно так же повторяет хорошо уже нам знакомый тип среднеазиатского военного города - огромные геометрически правильные аллеи, обсаженные цветущею белою акациею, и за ними в тени садов веселые беленькие дома под желтыми крышами с большими и светлыми окнами, так мало похожие на полуслепые мурьи туземных жилищ. Аллей этих далеко не так много, и они не так густы, как в Маргелане, но общая физиономия города одинакова. На площади строится хорошенькая православная церковь из тесаного камня, очевидно, русского стиля. Около квартир начальников обычные сцены и обычные фигуры: верховые лошади на приколах, расставленные подальше друг от друга, чтобы они не угощались взаимно ударами кованых ног, и терпеливо присевшие на корточки в тени деревьев красиво разодетые джигиты; кони их тоже разодеты - еще, пожалуй, наряднее их самих. Пестро раскрашенные и раззолоченные седла с одною переднею лукою, тонкие персидские и бухарские ковры вместо попон; у дорогих лошадей попоны и на голове, и на шее, и на всем туловище, несмотря на жаркий весенний день. По улицам снуют взад и вперед неизменные белые рубахи с малиновыми рейтузами, у ворот русские горничные, русские кучера, во дворах, в окнах домов радующая глаз русская обстановка, тарантасы, лампы, занавески, все то, чего не увидишь ни в каком сартском кишлаке. Офицерство гуляет верхами и в экипажах.
Мы проехали весь русский Андижан от начала до конца и опять потонули в море кишлаков, дынных полей и арыков. Русская военная колония промелькнула мимо наших глаз, как крошечный радостный оазис, вокруг которого стелется во все стороны безбрежная пустыня азиатчины.
______
За станциею Хаджевал, в 22-х верстах от Андижана, отроги Алая делаются совсем близки. Короткие плечистые хребты и отдельные пирамиды то и дело выдвигаются из-за горизонта и загромождают собою окрестность, будто собирающаяся по сигналу рать каменных великанов. Сейчас заметно, что мы углубляемся в гористый узел, которым заканчивается на востоке Ферганская область и которым спаиваются вместе отроги Алайского хребта, замыкающего эту область с юга, с цепью Ферганских гор, отделяющих с северо-востока Фергану от Семиреченской области. В этом запутанном горном узле берет свое начало бурная Карадарья, которую почему-то считают верховьем Сырдарьи, хотя она гораздо более похожа на ее левый приток; непосредственным началом Сырдарьи следует, строго говоря, считать огромную реку Нарын, прорывающуюся из горных дебрей Семиреченской области, к югу от озера Иссык-Куля, сквозь цепь Ферганского хребта, и не составляющую своим течением ни малейшего угла с руслом Сырдарьи, так что вернее сказать, что Нарыном просто называется верхнее течение Сырдарьи.
Андижан лежит как раз на Карадарье, оберегая переправу через нее; его серединное положение в области, почти в одинаковом расстоянии от Маргелана, Оша, Узгена и Намангана, и его сравнительная удаленность от всех рубежей области делают его самым удобным административным пунктом для управления целою областью; но, вероятно, какие-нибудь серьезные исторические причины лишили его былого значения кокандской столицы, так что и русская власть обратила его только в уездный город, предпочтя установить главный центр управления в Новом Маргелане, может быть, вследствие сравнительной близости его к Кокану, старой столице ханства.
______
Мы не выезжаем теперь из цветущих яблоновых садов и белых акаций: кишлаки сплошь по всей дороге, кишлаками усеяны вдали пяты гор. Андижанский уезд недаром считается самым плодородным и богатым. Это видишь воочию, только проезжая через него. В настоящее время почти уже два года, как идут межевые работы по этому уезду для уяснения прав владения туземцев и определения свободных земель, которыми могло бы располагать правительство. Но пока не сделано даже первых слабых попыток к водворению здесь русской народности, и можно смелость сказать, что мы в сплошном царстве сарта и киргиза без малейшей примеси.
Группа сартов в кишлаке Курган-Тепе Андижанского уезда
Этому, впрочем, и удивляться нельзя. Уже слишком много Азии вошло зараз в тело русского царства, чтобы русские соки могли обильно разлиться по всем этим новым уголкам. Здесь они пробираются пока малозаметною жилкою среди туземных толщ, будучи еще не в силах отпечатлеть на них свой господствующей характер, и только в состоянии отлагать в самых важных местах этой сплошной чужеземщины маленькие, хотя и влиятельные, оазисы русской силы, которыми держится в повиновении вся эта азиатская страна, полная свежих преданий совсем иного недавнего прошлого.
Андижан. Дворец сына кокандского хана (хан-задэ). Здесь и далее
фото из «Туркестанского альбома» (начало 1870-х)
Андижан. Ворота дворца сына кокандского хана
Нынешняя Ферганская область - это вчерашнее еще Кокандское ханство, надменное своею силою, охватывавшее на нашей памяти почти все течение древнего Яксарта от Аральского моря до Кашгара, владевшее Большою киргизскою ордою и громадными пространствами теперешней Семиреченской области, посредством которой оно доходило до рубежа нашей Сибири.
Андижан. Строящийся дворец сына кокандского хана
Андижан. Главный караван-сарай (строящийся)
Конечно, все эти притязания на степные равнины, где никогда не было ни определенных границ, ни постоянных владений, где свободно бродили, вместе с табунами диких ослов, верблюды и овцы кочующих хищников, - оставались больше праздным звуком, и киргизы, считавшиеся подвластными кокандцам, без всякого стеснения барантовали и разбойничали в пределах ханства, объявляя себя в опасную минуту подданными Белого Царя, но тем не менее по всем главным торговым путям, на всех значительных реках и во всех стратегических пунктах областей, лежащих по правому берегу Сырдарьи, - кокандские ханы имели свои города и крепостцы. Им принадлежали Ак-Мечеть (теперешний форт Перовский), Азрет, или Туркестан, Чимкент, Аулие-Ата, Токмак, Пишпек, Ташкент, Ходжент и прочие доселе существующее наши города Сырдарьинской и Семиреченской областей, из которых каждый напоминает собою какой-нибудь геройский подвиг горсти русских храбрецов, бравших его почти всегда с кровопролитного боя. Начиная с 1853 г. железное кольцо русской военной силы начинает неудержимо стягиваться вокруг хищнического ханства разом с двух сторон, слева от Оренбурга и Аральского моря, на котором была заведена для этой цели в 1847 г. особая вспомогательная флотилия, а с 1850 г. даже и пароходы, и справа - от Сибирской пограничной линии, со стороны Семипалатинска. Один за одним падали и переходили во власть русских города, стоявшие по течению Сырдарьи, вблизи от ее берегов, в то самое время, как сибирский отряд все ближе подвигался к озеру Иссык-Кулю и горным дебрям каменных киргизов.
Знаменитый город Ташкент, древний Шаш, с которым вели торговлю еще хозары и волжские болгары, самый многолюдный и богатый центр среднеазиатской торговли и промышленности, из-за которого, так же, как из-за Ходжента и Ура-Тюбе, шла вековая кровавая вражда между вечными соперниками, Бухарой и Коканом, - служил серединным опорным пунктом, спаявшим между собою линию сырдарьинских укрепленных городов Кокандского ханства с его же городами Семиреченской области, защищавшими подступы к ханству от сибирских границ у верховьев Иртыша, то есть Аулие-Ата, Пишпеком, Токмаком и проч.
Завоевание Ташкента вызвано было именно необходимостью соединить наконец постепенно сближавшиеся концы того железного обруча, которым Россия решилась оковать соседние с нею степные кочевья киргизских орд Средней и Большой, давно уже номинально признавших русскую власть и служивших причиною бесконечных столкновений наших с кокандцами, в свою очередь грабившими их и требовавшими с них податей своему хану.
Малая киргизская орда покорилась нам еще при Императрице Анне Иоанновне, когда и были построены для их защиты Омск, Уральск и др. наши юго-восточные крепости.
Теперь дошла очередь и до других киргизских орд. Гениальный взгляд Великого Петра оценил еще около 200 лет тому назад важное значение для России Киргизской степи.
«Хотя-де оная Киргизская орда степной и легкомысленный народ, токмо-де всем азиатским странам и землям оная орда ключ и ворота», - пророчески сказал он в 1722 г. в Астрахани. И события оправдали это пророчество, потому что, завладев киргизскими ордами, Россия роковым образом вынуждена была идти все дальше и дальше и поглотить последовательно одно за другим все среднеазиатские государства.
В защите Ташкента принимал деятельное участие и бухарский эмир, который, ввиду общей опасности, решился забыть вековечную вражду свою к кокандскому соседу. Поэтому для России оказалось невозможным остановиться на Ташкенте, а настоятельно потребовалось занять такие твердые позиции, которые бы навсегда разобщили Кокандское ханство от Бухары и лишили бы их возможности совместной борьбы против русских.
В этих видах взят был Ходжент - эти исторические ворота Кокандского ханства, - и Джизак - ворота в Бухару. Когда-то обширное Кокандское ханство было обрезано со всех сторон и ограничивалось теперь горною котловиною верхнего течения Сырдарьи, Карадарьи и Нарына, да примыкающими к ней хребтами гор. Возникшая в 1876 г. новая война с Кокандским ханством, выдвинувшая в первый раз Скобелева, - окончилась покорением только этой именно котловины, которая, собственно, и обращена была в теперешнюю Ферганскую область, заключая в себе уезды Кокандский, Маргеланский, Андижанский с южной стороны Сырдарьи, и Наманганский - с северной. Эта коренная часть Кокандского ханства называлась Ферганою и в древности, по крайней мере при арабах, которые завоевали ее, хотя и не надолго, в VIII веке по Р. Хр., вместе со всею Среднею Азиею. До того времени истории Ферганы почти не существует. Во времена персов и македонян она, по-видимому, входила в число земель, известных под общим именем Согдианы. Александр Македонский несомненно побывал в Фергане. Что он был в Ходженте, - доказательство этому мы уже приводили раньше. Но есть основания предполагать, что он прошел и вглубь Ферганской котловины. По крайней мере, ни одна из стран Средней Азии не подходит так близко, как Фергана, под характерное описание Квинтом Курцием тех неведомых далеких земель, в который проникло геройское войско Александра, будучи у реки Яксарта, лицом к лицу с саками и другими скифскими кочевниками, обитавшими за этою порубежною рекою тогдашней Азии.
«Александр прибыл в Ксениту, - повествует между прочим Курций. - Оная страна с Скифиею смежна и селами весьма изобильна: ибо ради плодородия не только жители из нее вон не выезжают, но и пришельцы поселяются. Изгнанные бактрияне, которые от Александра отложились, имели там убежище».
По течению Яксарта и смежно с Скифией только и есть одна страна, поражающая своим плодородием и многолюдством, и настолько защищенная горами, что в ней можно безопасно укрываться от преследования врагов; это именно Фергана. Замечательно, что и во всю свою последующую историю Фергана служила убежищем для различных соседних народностей, которые в нее спасались после всяких крупных погромов. В ней нашли безопасность и остатки арабов, изгнанных и истребленных во всей Средней Азии, и множество древних туземцев персидского корня, которых называют таджиками, и кипчаки, вытесненные из волжских степей и с низовьев Амударьи, и караколпаки с берегов Аральского моря, и ходжи из соседнего Кашгара, бежавшие от жестокости китайцев.
Страна, которую Курций в своей «Истории Александра» называет Базарией, тоже сильно напоминает Ферганскую область.
Там, по словам его, у богачей целые леса обращены в зверинцы, держатся ручные львы и всякие дикие звери.
Фергана еще недавно славилась своими громадными лесами, в которых кишело такое множество барсов, тигров, кабанов, что жители боялись подниматься в горы.
Даже ровная низина, провожающая течение Сырдарьи, по которой мы все время теперь едем, начиная от Ходжента, была в прежнее время, по рассказам стариков и по сохранившимся письменным сведениям, сплошь покрыта густыми зарослями туранги (тополя) и других любящих влагу деревьев; вместо теперешних песков и камней, на каждом шагу были озера, ручьи, болота и камышовые плавни, надалеко кругом понимавшиеся весною разливами великой реки.
Но мало-помалу эти заросли или, по-здешнему тугаи, вырубались, местность высыхала, поля заменяли собою болота, а население все выше и выше забиралось вверх по склонам гор. Коренные жители иранского племени, естественно, захватили под свои поля и жилища самые удобные места по берегам реки и в долинах предгорий; когда впоследствии сюда надвинулись, после арабского завоевания, турки-сельджуки, а за ними, в XIII веке, так называемые монголы Чингисхана, то только небольшая их часть, смешавшаяся с местными жителями (таджиками) и усвоившая их оседлый образ жизни, осталась в долинах Сырдарьи и ее притоков, где они приняли название «сартов» и образовали мало-помалу такие же кишлаки земледельцев и садоводов, какие нашли у таджиков. Огромная же масса кочевников-завоевателей, презиравшая оседлость и труды хозяйства и воспитанная тысячелетиями в привычках пастушеской жизни, погнала свои стада верблюдов, коней, овец на вольные пастбища окрестных гор, еще не тронутые плугом. Чем дальше шла работа перерождения пастуха в земледельца, киргиза в сарта, чем больше сады, поля и кишлаки отвоевывали под себя земли в необработанных склонах гор, деятельно вырубая леса, истребляя и отпугивая зверя, распахивая целины, тем дальше и выше уходили от них вольнолюбивые и просторолюбивые сыны степей, так что, наконец, в распоряжении их остались только труднодоступные альпийские пастбища хребтов и их верхние долины. Это не мешало, конечно, кочевнику-киргизу считать себя по-прежнему хозяином страны и дополнять доход от тука стад своих непрекращающимися грабежами оседлых сартов и таджиков. К сартам, бывшим родичам своим, они стали относиться с такою же враждебностью и презрением, как и к таджикам и ко всяким другим трусливым и плутоватым обитателям городов, искренно почитая их достояние законною собственностью воина-кочевника, взявшего страну копьем и кровью своею. Не мешало это, с другой стороны, и добычливому сарту забрать мало-помалу в свои руки все существенные отрасли местной торговли, промышленности и даже управления, и, незаметно скупая у киргизов мало ценимые ими земли, держать их в тесной зависимости от себя, если не мечом, так серебром, несмотря на разбойничьи нападения и всякие другие обиды киргизов.
Теперешние киргизы - несомненно, потомки Чингисовых, Тамерлановых и других воинственных полчищ, проносивших огонь и меч по городам и весям Средней Азии. Хотя в них огромная доля монгольской крови, судя по характерному типу их лица, который наш русский солдатик метко прозывает «калмыковатым», - однако между ними и настоящим монголом, как, например, калмыком или китайцем, разница громадная.
Хотя и наша русская и общеевропейская история приучила нас называть монголами победоносные орды Чингисхана, тем не менее они никогда не были монголами, в строгом этнографическом смысле этого слова.
Сарт и киргиз никогда не скажут, что Чингисхан был монгол. Для них он узбек, и ничего больше. Киргизы тоже не называют себя киргизами, а узбеками или казаками. Узбеки были - и турки-сельджуки, узбеки были - татары и ногаи, вероятно, также половцы, печенеги и многие другие народы, окружавшие с юга и востока юную Русь в древний период ее истории.
Народ узбеков был, очевидно, одним из самых распространенных племен Азии и разделялся на множество родов, которых до сих пор насчитывается 92. Татар, ногай, киргиз, казак, кипчак, тюрк, туркмен были только крупными родами одного и того же народа узбеков. Оттого-то все эти племена говорили и говорят на одном и том же джагатайском, или татарском языке. Среди родов этих одним из очень видных был, между прочим, монгол, и сам Чингис принадлежал, по-видимому, к этому роду, - вот, может быть, причина, почему и вся его орда стала называться монголами. Кочевья Чингисова рода были в Китайской Монголии у верховьев Онона, впадающего в Шилку, и весьма естественно предположить, что род этот был прозван монголом вследствие более тесного смешения своей узбековой крови с кровью соседних монголов. Что узбеки вообще не были цельным племенем кавказской расы, а в течение столетий сильно смешались с монгольскою расою, в этом не может быть никакого сомнения для тех, кто видел в глаза киргиза и туркмена, но различные роды узбеков по географическим и историческим причинам хлебнули очень различные порции желтой крови, вследствие чего среди узбеков можно до сих пор наблюдать все степени переходов от грубого калмыцкого типа некоторых киргизских родов к благородному и красивому типу турка-сельджука. Рядом с родом монгол кочевал в XIII веке, по соседней реке Керулене, другой узбекский род - татар; Чингис подчинил его своей власти ранее всех других родов, и главная сила его полчищ состояла из татар, вероятно, особенно отличавшихся своею храбростью; вот опять простая причина, почему узбеки (они же монголы), покорившие при Батые Россию, были названы в наших летописях татарами.
В путешествии Плано Карпини, которое происходило как раз во время Чингиса и его первых преемников, - упоминаются, между прочим, «земля киргизов», «туркоманы» и «сарты», следовательно, уже тогда существовало и теперешнее деление узбекских родов и обособленность оседлых узбеков от кочевых, под именем сартов. Впрочем, есть много оснований предполагать, что в древности существовал в Средней Азии, и именно на реке Яксарте, особый народ - сарты (яксарты Птоломея), считавшийся в глазах кочевника синонимом всякого оседлого народа. Может быть, также, как предполагают некоторые местные исследователи, и среди узбеков был прежде особый род сарт, который первый мог обратиться к земледелию и оседлости, и который поэтому мог дать свое имя всем последующим оседлым жителям из узбеков, хотя для этого предположения не найдено пока прямых доказательств. В настоящее время из всех родов узбеков тюрк приобрел первенствующее значение, как представитель самого могущественного царства (Турции), разгромившего некогда чуть не всю Европу. Поэтому узбеки Средней Азии охотнее всего величают теперь себя «тюрками», придавая этому слову такое же обширное значение, как мы придаем слову «татарин» или «монгол».
Нельзя также не упомянуть об особом значении, которое приобрел в бывшем Кокандском ханстве и отчасти сохранил до нашего времени один из узбекских родов - кипчак. Кипчаки были одною из главных составных частей того громадного воинства, которое было послано Чингисханом под предводительством его родственника Батыя покорить Россию. Но когда Кипчакская, или Золотая орда была разорена царем Иваном и его союзником Менгли-Гиреем, то множество кипчаков вернулось в Среднюю Азию, частью в свои старые улусы у низовьев Амударьи и Сырдарьи, частью в Кокандское ханство, всегда манившее кочевников своим плодородием и безопасным местоположением. Кипчаки, привыкшие жить в низменностях и уже несколько приученные к земледелию, не пошли на альпийские луга Алайских или Ферганских гор, а заняли невысокие предгорья и склоны гор, самые близкие к деревням сартов, и скоро явились опасными соперниками их. Они не меньше сартов дорожили каждым клочком земли, возделывали по возможности всякие хлеба и промышленные растения, а в то же время завели такое обширное скотоводство, о котором сарты на своих тесных участках земли не могли и помышлять, и с помощью которого кипчаки стали одним из самых богатых сословий ханства. Так как вместе с тем кипчаки были гораздо смелее и энергичнее сартов и, как потомки завоевателей, считали себя в исключительном праве хозяйничать в стране, то скоро в их руках действительно очутилась вся правительственная и судебная власть.
Высшей степени влияния на дела ханства кипчаки достигли в сороковых годах нашего столетия при Шир-Али-хане и Худояр-хане, когда смелый кипчак Мусульман-Куль сделался регентом ханства и всемогущим ханским «мингбаши», то есть главным визирем своего рода. Зверствам и притеснениям всякого рода не было конца. Кипчаки, необразованные даже и в азиатском смысле, ненавистники сартов и сартских мулл, своевольничали в Кокане как хотели. Они разгоняли софт из медресе, жгли книги, всячески унижали улемов, силою отбивали у сартов дома и полевые участки, вырубали у них деревья, отнимали арыки, брали с сартов произвольную дань за пользование собственною водою. Правосудие для сартов не существовало; казни происходили ежедневно. Кипчаки занимали при Мусульман-Куле все правительственные должности; из кипчаков он составил гарнизон Кокана, кипчаками-советниками он окружил несовершеннолетнего хана Худояра, не имевшего ни малейшей власти и воли в своем собственном ханстве. Когда Худояр-хан вырос и приобрел житейский опыт среди бесконечных интриг и жестокостей, его окружавших, он стал невыносимо тяготиться своею зависимостью от кипчаков и решил наконец во что бы то ни стало покончить с «чертовым племенем». Он заранее подговорил на свою сторону ташкентские войска и кокандских сартов, и в 1851 году 27 числа месяца курбана, во время обычного селяма в ханской урде, когда раздраженные против него кипчаки, окружив Худояра, от упреков и брани перешли уже к угрозам убийства, - ташкентцы на всем скаку, шашки наголо, вомчались вдруг верхами в урду и без разбора стали крошить направо и налево перепуганных кипчаков. Узнав о начавшемся избиении ненавистных всем притеснителей, кокандские сарты, вооружась чем попало, присоединились к ташкентцам и, рассыпавшись по городу, душили и резали спасавшихся от смерти кипчаков везде, где только встречали их, - на улицах, в домах, в садах, в мечетях… В тот же день вечером, в Маргелане, собрали в урде всех тамошних кипчакских старшин и перерезали всех до одного.
Через несколько дней уцелевшие кипчаки под предводительством Мусульман-Куля вступили в отчаянную сечу с войсками хана при Балыкламе. Кипчаки, однако, были разбиты и сам Мусульман-Куль попался в плен. Тогда началась обычная азиатская расправа. Громадную толпу пленников повели в Кокан. Через каждые четверть версты шествие останавливалось, и палачи, для утешения публики, перерезывали ножами горла нескольким пленникам. На главной площади перед ханской урдой был поставлен столб, и наверху этого столба посажен прикованный цепями Мусульман-Куль. Через каждые 2-3 часа тащили к столбу по двое, по трое кипчаков, рассаженных в ямы, и резали их, как баранов, на глазах их бывшего вождя. Целых три дня тянулась эта бесчеловечная бойня. Наконец хан вернулся в свою столицу, и на его светлых очах бывший его регент и мингбаши был торжественно повешен на одном из базаров. Но хану было этого еще мало. Во все поселения кипчаков были посланы отряды войск, и приближенные хана, разделив на участки все ханство, старательно истребляли каждый в своем участке поголовно всех мужчин-кипчаков. В одном только селении Балыкчи зарезано было 1.500 кипчаков, трупы которых были брошены в Сырдарью. В Намангане громадная яма у общественных бань в несколько минут была доверху завалена трупами. Кипчаков ловили, как дичь, во всех окрестностях города, выводили десятками на «гузары» (маленькие базарчики на перекрестках улиц) и резали их здесь, как скот на бойне. Уцелели только те кипчаки, которые успели бежать в горы к киргизам; но во время этого бегства от голода и холода погибло множество кипчакских детей. Кровожадный хан отобрал после этого все земли кипчаков в свою пользу и велел распродать их сартам за половинную цену. Осторожные сарты, опасаясь будущего, отказывались было покупать чужую собственность даже и дешево. Тогда хан не долго думая приказал силою продавать эти земли сартам, палками поощряя их к покупке.
Я нарочно так подробно рассказал эту историю кокандских кипчаков, близко напоминающую истребление турецких янычар султаном Махмудом 2-м или египетских мамелюков хедивом Мегметом-Али, потому что она представляет собою особенно характерный образчик местных нравов.
Ассаке. Женская половина ханского дворца
Можно сказать без преувеличения, что от начала до конца всей кокандской истории тянется одна сплошная летопись постоянных заговоров, обманов, коварств, мятежей, грабежей и хладнокровного резания людей десятками, сотнями, тысячами, как будто ханы, их хакимы и беки были не правители, а кровожадные мясники, злосчастные же подданные их - стадо животных, назначенных на убой. Даже ошибкою не встречается в этой скорбной летописи хотя бы одного поступка великодушия и любви, проявления хотя бы слабого сознания бездушными правителями своих нравственных обязанностей относительно страны и народа, врученных им игрою судьбы, не говоря уже об отношениях к врагам.
Кокан. Дворец Сеид-Худояр-хана
Кокан. Наружные ворота ханского дворца
Кокан. Внутренние ворота ханского дворца
«Калля-Минора́», то есть башня из мертвых голов, с такою потрясающею правдою нарисованная нашим знаменитым художником Верещагиным в его замечательном собрании туркестанских бытовых картин, составляла неизбежное украшение всякого кокандского города, покорявшегося хану или его бекам даже после самого мимолетного восстания, а уж особенно после удачной войны с какими-нибудь соседями, киргизами или бухарцами, головы которых насыпались в таких случаях на базарах, гузарах и в притворах мечетей, как груды арбузов в урожайный год на наших малороссийских бахчах.
Е. П. Ковалевский, путешествовавшей по Туркестану всего в 1849 году, своими глазами видел в городе Ташкенте пирамиды кокандских голов, человека, умиравшего на коле посреди площади, а за городом - несколько пирамид отвратительно гниющих киргизских голов. Да, несомненно, что и Верещагин, посетивший Туркестан лет на 25 позднее, рисовал и свои пирамиды голов, и головы, торчащие на кольях, и головы, разбросанные в мечетях, как жертвы к подножию святынь, - тоже с натуры.
Кокан. Медресе Мадали-хана
Кокан. Строящееся медресе Султан-Мурад-бека
Что делает особенно возмутительным зверское жестокосердие кокандских ханов и их клевретов, точно так же, как и самого народа их, - это фарисейское соблюдение рядом с этими злодействами самых утонченных предписаний мусульманского религиозного обряда: это - кощунственное смешение молитвы, педантических омовений и очищений с кровью невинных жертв, в которой они спокойно купались, как свиньи в родной грязи. Только знакомясь близко с внутренним бытом таких государств, как среднеазиатские ханства, поймешь вполне, какие великие, ничем не заменимые благодеяния принесли нам христианская религия и европейская образованность, породившие общими многовековыми усилиями своими тог что принято называть христианскою цивилизациею. В этом смысле подчинение Россиею своей власти всех этих разбойничьих киргизских и туркменских орд, всех этих в корне развращенных мелких ханств вроде Кокандского, Бухарского и Хивинского, как бы ни тяжело оно было для нас, русских, и как бы вредно ни отражалось на многих наших существенных интересах, - является истинно-христианским подвигом и одним из самых отрадных событий всемирной истории. Заменить жестоких и алчных деспотов, помышляющих только о наживе и утехах своих, - царством разумного, для всех равно обязательного закона, заменить вечную резню и усобицы строгим порядком и миром, - большего благодеяния нельзя было оказать этим злополучным азиатским народам. Трудно поверить, чтобы такое осязательное для всех преимущество, как наступившая теперь безопасность и спокойствие жизни и достояния туземцев, - не было ими понято и оценено, чтобы они не убедились воочию, насколько выгоднее и удобнее стало всем им при русском владычестве. Поэтому, если и ведется еще в старом Кокандском ханстве или в соседней с ним Бухаре потайная проповедь недовольства против русского владычества, то разве среди тех сословий, который привыкли в течение столетий распоряжаться по своему произволу жизнью, правами и богатством народа, наживаясь на его счет и удовлетворяя его несчастиями свои зверские страсти.
Группа волостных управителей и сельских старшин в Фергане
Бывшие беки, хакимы, улемы, имамы, конечно, могут иметь много причин негодовать на могучую руку, прекратившую их дикое своеволие, точно так же, как шайки кочевых разбойников, живших до того времени грабежами мирных жителей. Но огромная масса народа, все люди труда и мирного заработка должны в глубине души своей благословлять, как эру своего спасения и освобождения от вечного рабства - падение своей призрачной государственной независимости.
Конечно, предания старой истории и религиозные предрассудки, вместе с живым влиянием местного духовенства и знати, - могут еще без особенного труда при благоприятных обстоятельствах всколыхнуть и поднять против своих благодетелей осчастливленный Россиею туземный народ, но это во всяком случае было бы против его искреннего убеждения и, уж разумеется, против его насущных польз.
Во всяком случае сравнение недавней истории Кокандского и Бухарского ханства с их настоящим бытом под властью России должно вселить в каждого мыслящего русского утешительное сознание, что великие жертвы принесены здесь Россиею не даром, что они могучим образом послужили высокой задаче человеческого благополучия и были поэтому святым делом, - Божьим делом, предначертанным России Высшим Разумом, руководящим судьбами народов.
ПРОДОЛЖЕНИЕЕще о завоевании Кокандского ханства:
• М. И. Венюков. Исторические очерки России.
Другие материалы об Андижане:
• В. И. Кушелевский. Материалы для медицинской географии и санитарного описания Ферганской области;
• Ю. Д. Головнина. На Памирах. Записки русской путешественницы;
• В. Н. Гартевельд. Среди сыпучих песков и отрубленных голов. Путевые очерки Туркестана (1913);
• В. П. Вощинин. Очерки нового Туркестана: Свет и тени русской колонизации.
Другие отрывки: [ Путешествие из Баку в Асхабад]; [ Попутчица]; [ Текинский Севастополь]; [ В русском Асхабаде]; [ Из Асхабада в Мерв]; [ Мерв: на базарах и в крепости]; [ «Железная цепь»]; [ Мост через Амударью]; [ Пестрые халаты Бухары]; [ Самарканд: русский город и цитадель]; [ Тамерлановы Ворота, Джизак, Голодная степь]; [ Сардобы Голодной степи, Чиназ]; [ Покоритель Туркестана]; [ Визит к Мухиддин-ходже]; [ Долинами Чирчика и Ангрена. Селение Пскент], [ На пути в Ходжент. Мурза-Рабат], [ Ходжент], [ От Костакоза до Кокана], [ Кокан, столица ханства], [ Новый и Старый Маргелан], [Андижан. Недавнее прошлое Кокандского ханства], [ Ош и его обитатели], [ Тахт-и-Сулейман], [ Подъем на Малый Алай], [ У Курманджан-датхи], [ Укрепление Гульча], [ Киргизские женщины. Родовой быт киргиза], [ Бесконечный сад].
В русский город Андижан въезжаешь совсем незаметно из туземного Андижана, - такого же огромного кишлака с тесными переулками и длинными базарами, как все здешние города. И русский Андижан точно так же повторяет хорошо уже нам знакомый тип среднеазиатского военного города - огромные геометрически правильные аллеи, обсаженные цветущею белою акациею, и за ними в тени садов веселые беленькие дома под желтыми крышами с большими и светлыми окнами, так мало похожие на полуслепые мурьи туземных жилищ. Аллей этих далеко не так много, и они не так густы, как в Маргелане, но общая физиономия города одинакова. На площади строится хорошенькая православная церковь из тесаного камня, очевидно, русского стиля. Около квартир начальников обычные сцены и обычные фигуры: верховые лошади на приколах, расставленные подальше друг от друга, чтобы они не угощались взаимно ударами кованых ног, и терпеливо присевшие на корточки в тени деревьев красиво разодетые джигиты; кони их тоже разодеты - еще, пожалуй, наряднее их самих. Пестро раскрашенные и раззолоченные седла с одною переднею лукою, тонкие персидские и бухарские ковры вместо попон; у дорогих лошадей попоны и на голове, и на шее, и на всем туловище, несмотря на жаркий весенний день. По улицам снуют взад и вперед неизменные белые рубахи с малиновыми рейтузами, у ворот русские горничные, русские кучера, во дворах, в окнах домов радующая глаз русская обстановка, тарантасы, лампы, занавески, все то, чего не увидишь ни в каком сартском кишлаке. Офицерство гуляет верхами и в экипажах.
Мы проехали весь русский Андижан от начала до конца и опять потонули в море кишлаков, дынных полей и арыков. Русская военная колония промелькнула мимо наших глаз, как крошечный радостный оазис, вокруг которого стелется во все стороны безбрежная пустыня азиатчины.
______
За станциею Хаджевал, в 22-х верстах от Андижана, отроги Алая делаются совсем близки. Короткие плечистые хребты и отдельные пирамиды то и дело выдвигаются из-за горизонта и загромождают собою окрестность, будто собирающаяся по сигналу рать каменных великанов. Сейчас заметно, что мы углубляемся в гористый узел, которым заканчивается на востоке Ферганская область и которым спаиваются вместе отроги Алайского хребта, замыкающего эту область с юга, с цепью Ферганских гор, отделяющих с северо-востока Фергану от Семиреченской области. В этом запутанном горном узле берет свое начало бурная Карадарья, которую почему-то считают верховьем Сырдарьи, хотя она гораздо более похожа на ее левый приток; непосредственным началом Сырдарьи следует, строго говоря, считать огромную реку Нарын, прорывающуюся из горных дебрей Семиреченской области, к югу от озера Иссык-Куля, сквозь цепь Ферганского хребта, и не составляющую своим течением ни малейшего угла с руслом Сырдарьи, так что вернее сказать, что Нарыном просто называется верхнее течение Сырдарьи.
Андижан лежит как раз на Карадарье, оберегая переправу через нее; его серединное положение в области, почти в одинаковом расстоянии от Маргелана, Оша, Узгена и Намангана, и его сравнительная удаленность от всех рубежей области делают его самым удобным административным пунктом для управления целою областью; но, вероятно, какие-нибудь серьезные исторические причины лишили его былого значения кокандской столицы, так что и русская власть обратила его только в уездный город, предпочтя установить главный центр управления в Новом Маргелане, может быть, вследствие сравнительной близости его к Кокану, старой столице ханства.
______
Мы не выезжаем теперь из цветущих яблоновых садов и белых акаций: кишлаки сплошь по всей дороге, кишлаками усеяны вдали пяты гор. Андижанский уезд недаром считается самым плодородным и богатым. Это видишь воочию, только проезжая через него. В настоящее время почти уже два года, как идут межевые работы по этому уезду для уяснения прав владения туземцев и определения свободных земель, которыми могло бы располагать правительство. Но пока не сделано даже первых слабых попыток к водворению здесь русской народности, и можно смелость сказать, что мы в сплошном царстве сарта и киргиза без малейшей примеси.
Группа сартов в кишлаке Курган-Тепе Андижанского уезда
Этому, впрочем, и удивляться нельзя. Уже слишком много Азии вошло зараз в тело русского царства, чтобы русские соки могли обильно разлиться по всем этим новым уголкам. Здесь они пробираются пока малозаметною жилкою среди туземных толщ, будучи еще не в силах отпечатлеть на них свой господствующей характер, и только в состоянии отлагать в самых важных местах этой сплошной чужеземщины маленькие, хотя и влиятельные, оазисы русской силы, которыми держится в повиновении вся эта азиатская страна, полная свежих преданий совсем иного недавнего прошлого.
Андижан. Дворец сына кокандского хана (хан-задэ). Здесь и далее
фото из «Туркестанского альбома» (начало 1870-х)
Андижан. Ворота дворца сына кокандского хана
Нынешняя Ферганская область - это вчерашнее еще Кокандское ханство, надменное своею силою, охватывавшее на нашей памяти почти все течение древнего Яксарта от Аральского моря до Кашгара, владевшее Большою киргизскою ордою и громадными пространствами теперешней Семиреченской области, посредством которой оно доходило до рубежа нашей Сибири.
Андижан. Строящийся дворец сына кокандского хана
Андижан. Главный караван-сарай (строящийся)
Конечно, все эти притязания на степные равнины, где никогда не было ни определенных границ, ни постоянных владений, где свободно бродили, вместе с табунами диких ослов, верблюды и овцы кочующих хищников, - оставались больше праздным звуком, и киргизы, считавшиеся подвластными кокандцам, без всякого стеснения барантовали и разбойничали в пределах ханства, объявляя себя в опасную минуту подданными Белого Царя, но тем не менее по всем главным торговым путям, на всех значительных реках и во всех стратегических пунктах областей, лежащих по правому берегу Сырдарьи, - кокандские ханы имели свои города и крепостцы. Им принадлежали Ак-Мечеть (теперешний форт Перовский), Азрет, или Туркестан, Чимкент, Аулие-Ата, Токмак, Пишпек, Ташкент, Ходжент и прочие доселе существующее наши города Сырдарьинской и Семиреченской областей, из которых каждый напоминает собою какой-нибудь геройский подвиг горсти русских храбрецов, бравших его почти всегда с кровопролитного боя. Начиная с 1853 г. железное кольцо русской военной силы начинает неудержимо стягиваться вокруг хищнического ханства разом с двух сторон, слева от Оренбурга и Аральского моря, на котором была заведена для этой цели в 1847 г. особая вспомогательная флотилия, а с 1850 г. даже и пароходы, и справа - от Сибирской пограничной линии, со стороны Семипалатинска. Один за одним падали и переходили во власть русских города, стоявшие по течению Сырдарьи, вблизи от ее берегов, в то самое время, как сибирский отряд все ближе подвигался к озеру Иссык-Кулю и горным дебрям каменных киргизов.
Знаменитый город Ташкент, древний Шаш, с которым вели торговлю еще хозары и волжские болгары, самый многолюдный и богатый центр среднеазиатской торговли и промышленности, из-за которого, так же, как из-за Ходжента и Ура-Тюбе, шла вековая кровавая вражда между вечными соперниками, Бухарой и Коканом, - служил серединным опорным пунктом, спаявшим между собою линию сырдарьинских укрепленных городов Кокандского ханства с его же городами Семиреченской области, защищавшими подступы к ханству от сибирских границ у верховьев Иртыша, то есть Аулие-Ата, Пишпеком, Токмаком и проч.
Завоевание Ташкента вызвано было именно необходимостью соединить наконец постепенно сближавшиеся концы того железного обруча, которым Россия решилась оковать соседние с нею степные кочевья киргизских орд Средней и Большой, давно уже номинально признавших русскую власть и служивших причиною бесконечных столкновений наших с кокандцами, в свою очередь грабившими их и требовавшими с них податей своему хану.
Малая киргизская орда покорилась нам еще при Императрице Анне Иоанновне, когда и были построены для их защиты Омск, Уральск и др. наши юго-восточные крепости.
Теперь дошла очередь и до других киргизских орд. Гениальный взгляд Великого Петра оценил еще около 200 лет тому назад важное значение для России Киргизской степи.
«Хотя-де оная Киргизская орда степной и легкомысленный народ, токмо-де всем азиатским странам и землям оная орда ключ и ворота», - пророчески сказал он в 1722 г. в Астрахани. И события оправдали это пророчество, потому что, завладев киргизскими ордами, Россия роковым образом вынуждена была идти все дальше и дальше и поглотить последовательно одно за другим все среднеазиатские государства.
В защите Ташкента принимал деятельное участие и бухарский эмир, который, ввиду общей опасности, решился забыть вековечную вражду свою к кокандскому соседу. Поэтому для России оказалось невозможным остановиться на Ташкенте, а настоятельно потребовалось занять такие твердые позиции, которые бы навсегда разобщили Кокандское ханство от Бухары и лишили бы их возможности совместной борьбы против русских.
В этих видах взят был Ходжент - эти исторические ворота Кокандского ханства, - и Джизак - ворота в Бухару. Когда-то обширное Кокандское ханство было обрезано со всех сторон и ограничивалось теперь горною котловиною верхнего течения Сырдарьи, Карадарьи и Нарына, да примыкающими к ней хребтами гор. Возникшая в 1876 г. новая война с Кокандским ханством, выдвинувшая в первый раз Скобелева, - окончилась покорением только этой именно котловины, которая, собственно, и обращена была в теперешнюю Ферганскую область, заключая в себе уезды Кокандский, Маргеланский, Андижанский с южной стороны Сырдарьи, и Наманганский - с северной. Эта коренная часть Кокандского ханства называлась Ферганою и в древности, по крайней мере при арабах, которые завоевали ее, хотя и не надолго, в VIII веке по Р. Хр., вместе со всею Среднею Азиею. До того времени истории Ферганы почти не существует. Во времена персов и македонян она, по-видимому, входила в число земель, известных под общим именем Согдианы. Александр Македонский несомненно побывал в Фергане. Что он был в Ходженте, - доказательство этому мы уже приводили раньше. Но есть основания предполагать, что он прошел и вглубь Ферганской котловины. По крайней мере, ни одна из стран Средней Азии не подходит так близко, как Фергана, под характерное описание Квинтом Курцием тех неведомых далеких земель, в который проникло геройское войско Александра, будучи у реки Яксарта, лицом к лицу с саками и другими скифскими кочевниками, обитавшими за этою порубежною рекою тогдашней Азии.
«Александр прибыл в Ксениту, - повествует между прочим Курций. - Оная страна с Скифиею смежна и селами весьма изобильна: ибо ради плодородия не только жители из нее вон не выезжают, но и пришельцы поселяются. Изгнанные бактрияне, которые от Александра отложились, имели там убежище».
По течению Яксарта и смежно с Скифией только и есть одна страна, поражающая своим плодородием и многолюдством, и настолько защищенная горами, что в ней можно безопасно укрываться от преследования врагов; это именно Фергана. Замечательно, что и во всю свою последующую историю Фергана служила убежищем для различных соседних народностей, которые в нее спасались после всяких крупных погромов. В ней нашли безопасность и остатки арабов, изгнанных и истребленных во всей Средней Азии, и множество древних туземцев персидского корня, которых называют таджиками, и кипчаки, вытесненные из волжских степей и с низовьев Амударьи, и караколпаки с берегов Аральского моря, и ходжи из соседнего Кашгара, бежавшие от жестокости китайцев.
Страна, которую Курций в своей «Истории Александра» называет Базарией, тоже сильно напоминает Ферганскую область.
Там, по словам его, у богачей целые леса обращены в зверинцы, держатся ручные львы и всякие дикие звери.
Фергана еще недавно славилась своими громадными лесами, в которых кишело такое множество барсов, тигров, кабанов, что жители боялись подниматься в горы.
Даже ровная низина, провожающая течение Сырдарьи, по которой мы все время теперь едем, начиная от Ходжента, была в прежнее время, по рассказам стариков и по сохранившимся письменным сведениям, сплошь покрыта густыми зарослями туранги (тополя) и других любящих влагу деревьев; вместо теперешних песков и камней, на каждом шагу были озера, ручьи, болота и камышовые плавни, надалеко кругом понимавшиеся весною разливами великой реки.
Но мало-помалу эти заросли или, по-здешнему тугаи, вырубались, местность высыхала, поля заменяли собою болота, а население все выше и выше забиралось вверх по склонам гор. Коренные жители иранского племени, естественно, захватили под свои поля и жилища самые удобные места по берегам реки и в долинах предгорий; когда впоследствии сюда надвинулись, после арабского завоевания, турки-сельджуки, а за ними, в XIII веке, так называемые монголы Чингисхана, то только небольшая их часть, смешавшаяся с местными жителями (таджиками) и усвоившая их оседлый образ жизни, осталась в долинах Сырдарьи и ее притоков, где они приняли название «сартов» и образовали мало-помалу такие же кишлаки земледельцев и садоводов, какие нашли у таджиков. Огромная же масса кочевников-завоевателей, презиравшая оседлость и труды хозяйства и воспитанная тысячелетиями в привычках пастушеской жизни, погнала свои стада верблюдов, коней, овец на вольные пастбища окрестных гор, еще не тронутые плугом. Чем дальше шла работа перерождения пастуха в земледельца, киргиза в сарта, чем больше сады, поля и кишлаки отвоевывали под себя земли в необработанных склонах гор, деятельно вырубая леса, истребляя и отпугивая зверя, распахивая целины, тем дальше и выше уходили от них вольнолюбивые и просторолюбивые сыны степей, так что, наконец, в распоряжении их остались только труднодоступные альпийские пастбища хребтов и их верхние долины. Это не мешало, конечно, кочевнику-киргизу считать себя по-прежнему хозяином страны и дополнять доход от тука стад своих непрекращающимися грабежами оседлых сартов и таджиков. К сартам, бывшим родичам своим, они стали относиться с такою же враждебностью и презрением, как и к таджикам и ко всяким другим трусливым и плутоватым обитателям городов, искренно почитая их достояние законною собственностью воина-кочевника, взявшего страну копьем и кровью своею. Не мешало это, с другой стороны, и добычливому сарту забрать мало-помалу в свои руки все существенные отрасли местной торговли, промышленности и даже управления, и, незаметно скупая у киргизов мало ценимые ими земли, держать их в тесной зависимости от себя, если не мечом, так серебром, несмотря на разбойничьи нападения и всякие другие обиды киргизов.
Теперешние киргизы - несомненно, потомки Чингисовых, Тамерлановых и других воинственных полчищ, проносивших огонь и меч по городам и весям Средней Азии. Хотя в них огромная доля монгольской крови, судя по характерному типу их лица, который наш русский солдатик метко прозывает «калмыковатым», - однако между ними и настоящим монголом, как, например, калмыком или китайцем, разница громадная.
Хотя и наша русская и общеевропейская история приучила нас называть монголами победоносные орды Чингисхана, тем не менее они никогда не были монголами, в строгом этнографическом смысле этого слова.
Сарт и киргиз никогда не скажут, что Чингисхан был монгол. Для них он узбек, и ничего больше. Киргизы тоже не называют себя киргизами, а узбеками или казаками. Узбеки были - и турки-сельджуки, узбеки были - татары и ногаи, вероятно, также половцы, печенеги и многие другие народы, окружавшие с юга и востока юную Русь в древний период ее истории.
Народ узбеков был, очевидно, одним из самых распространенных племен Азии и разделялся на множество родов, которых до сих пор насчитывается 92. Татар, ногай, киргиз, казак, кипчак, тюрк, туркмен были только крупными родами одного и того же народа узбеков. Оттого-то все эти племена говорили и говорят на одном и том же джагатайском, или татарском языке. Среди родов этих одним из очень видных был, между прочим, монгол, и сам Чингис принадлежал, по-видимому, к этому роду, - вот, может быть, причина, почему и вся его орда стала называться монголами. Кочевья Чингисова рода были в Китайской Монголии у верховьев Онона, впадающего в Шилку, и весьма естественно предположить, что род этот был прозван монголом вследствие более тесного смешения своей узбековой крови с кровью соседних монголов. Что узбеки вообще не были цельным племенем кавказской расы, а в течение столетий сильно смешались с монгольскою расою, в этом не может быть никакого сомнения для тех, кто видел в глаза киргиза и туркмена, но различные роды узбеков по географическим и историческим причинам хлебнули очень различные порции желтой крови, вследствие чего среди узбеков можно до сих пор наблюдать все степени переходов от грубого калмыцкого типа некоторых киргизских родов к благородному и красивому типу турка-сельджука. Рядом с родом монгол кочевал в XIII веке, по соседней реке Керулене, другой узбекский род - татар; Чингис подчинил его своей власти ранее всех других родов, и главная сила его полчищ состояла из татар, вероятно, особенно отличавшихся своею храбростью; вот опять простая причина, почему узбеки (они же монголы), покорившие при Батые Россию, были названы в наших летописях татарами.
В путешествии Плано Карпини, которое происходило как раз во время Чингиса и его первых преемников, - упоминаются, между прочим, «земля киргизов», «туркоманы» и «сарты», следовательно, уже тогда существовало и теперешнее деление узбекских родов и обособленность оседлых узбеков от кочевых, под именем сартов. Впрочем, есть много оснований предполагать, что в древности существовал в Средней Азии, и именно на реке Яксарте, особый народ - сарты (яксарты Птоломея), считавшийся в глазах кочевника синонимом всякого оседлого народа. Может быть, также, как предполагают некоторые местные исследователи, и среди узбеков был прежде особый род сарт, который первый мог обратиться к земледелию и оседлости, и который поэтому мог дать свое имя всем последующим оседлым жителям из узбеков, хотя для этого предположения не найдено пока прямых доказательств. В настоящее время из всех родов узбеков тюрк приобрел первенствующее значение, как представитель самого могущественного царства (Турции), разгромившего некогда чуть не всю Европу. Поэтому узбеки Средней Азии охотнее всего величают теперь себя «тюрками», придавая этому слову такое же обширное значение, как мы придаем слову «татарин» или «монгол».
Нельзя также не упомянуть об особом значении, которое приобрел в бывшем Кокандском ханстве и отчасти сохранил до нашего времени один из узбекских родов - кипчак. Кипчаки были одною из главных составных частей того громадного воинства, которое было послано Чингисханом под предводительством его родственника Батыя покорить Россию. Но когда Кипчакская, или Золотая орда была разорена царем Иваном и его союзником Менгли-Гиреем, то множество кипчаков вернулось в Среднюю Азию, частью в свои старые улусы у низовьев Амударьи и Сырдарьи, частью в Кокандское ханство, всегда манившее кочевников своим плодородием и безопасным местоположением. Кипчаки, привыкшие жить в низменностях и уже несколько приученные к земледелию, не пошли на альпийские луга Алайских или Ферганских гор, а заняли невысокие предгорья и склоны гор, самые близкие к деревням сартов, и скоро явились опасными соперниками их. Они не меньше сартов дорожили каждым клочком земли, возделывали по возможности всякие хлеба и промышленные растения, а в то же время завели такое обширное скотоводство, о котором сарты на своих тесных участках земли не могли и помышлять, и с помощью которого кипчаки стали одним из самых богатых сословий ханства. Так как вместе с тем кипчаки были гораздо смелее и энергичнее сартов и, как потомки завоевателей, считали себя в исключительном праве хозяйничать в стране, то скоро в их руках действительно очутилась вся правительственная и судебная власть.
Высшей степени влияния на дела ханства кипчаки достигли в сороковых годах нашего столетия при Шир-Али-хане и Худояр-хане, когда смелый кипчак Мусульман-Куль сделался регентом ханства и всемогущим ханским «мингбаши», то есть главным визирем своего рода. Зверствам и притеснениям всякого рода не было конца. Кипчаки, необразованные даже и в азиатском смысле, ненавистники сартов и сартских мулл, своевольничали в Кокане как хотели. Они разгоняли софт из медресе, жгли книги, всячески унижали улемов, силою отбивали у сартов дома и полевые участки, вырубали у них деревья, отнимали арыки, брали с сартов произвольную дань за пользование собственною водою. Правосудие для сартов не существовало; казни происходили ежедневно. Кипчаки занимали при Мусульман-Куле все правительственные должности; из кипчаков он составил гарнизон Кокана, кипчаками-советниками он окружил несовершеннолетнего хана Худояра, не имевшего ни малейшей власти и воли в своем собственном ханстве. Когда Худояр-хан вырос и приобрел житейский опыт среди бесконечных интриг и жестокостей, его окружавших, он стал невыносимо тяготиться своею зависимостью от кипчаков и решил наконец во что бы то ни стало покончить с «чертовым племенем». Он заранее подговорил на свою сторону ташкентские войска и кокандских сартов, и в 1851 году 27 числа месяца курбана, во время обычного селяма в ханской урде, когда раздраженные против него кипчаки, окружив Худояра, от упреков и брани перешли уже к угрозам убийства, - ташкентцы на всем скаку, шашки наголо, вомчались вдруг верхами в урду и без разбора стали крошить направо и налево перепуганных кипчаков. Узнав о начавшемся избиении ненавистных всем притеснителей, кокандские сарты, вооружась чем попало, присоединились к ташкентцам и, рассыпавшись по городу, душили и резали спасавшихся от смерти кипчаков везде, где только встречали их, - на улицах, в домах, в садах, в мечетях… В тот же день вечером, в Маргелане, собрали в урде всех тамошних кипчакских старшин и перерезали всех до одного.
Через несколько дней уцелевшие кипчаки под предводительством Мусульман-Куля вступили в отчаянную сечу с войсками хана при Балыкламе. Кипчаки, однако, были разбиты и сам Мусульман-Куль попался в плен. Тогда началась обычная азиатская расправа. Громадную толпу пленников повели в Кокан. Через каждые четверть версты шествие останавливалось, и палачи, для утешения публики, перерезывали ножами горла нескольким пленникам. На главной площади перед ханской урдой был поставлен столб, и наверху этого столба посажен прикованный цепями Мусульман-Куль. Через каждые 2-3 часа тащили к столбу по двое, по трое кипчаков, рассаженных в ямы, и резали их, как баранов, на глазах их бывшего вождя. Целых три дня тянулась эта бесчеловечная бойня. Наконец хан вернулся в свою столицу, и на его светлых очах бывший его регент и мингбаши был торжественно повешен на одном из базаров. Но хану было этого еще мало. Во все поселения кипчаков были посланы отряды войск, и приближенные хана, разделив на участки все ханство, старательно истребляли каждый в своем участке поголовно всех мужчин-кипчаков. В одном только селении Балыкчи зарезано было 1.500 кипчаков, трупы которых были брошены в Сырдарью. В Намангане громадная яма у общественных бань в несколько минут была доверху завалена трупами. Кипчаков ловили, как дичь, во всех окрестностях города, выводили десятками на «гузары» (маленькие базарчики на перекрестках улиц) и резали их здесь, как скот на бойне. Уцелели только те кипчаки, которые успели бежать в горы к киргизам; но во время этого бегства от голода и холода погибло множество кипчакских детей. Кровожадный хан отобрал после этого все земли кипчаков в свою пользу и велел распродать их сартам за половинную цену. Осторожные сарты, опасаясь будущего, отказывались было покупать чужую собственность даже и дешево. Тогда хан не долго думая приказал силою продавать эти земли сартам, палками поощряя их к покупке.
Я нарочно так подробно рассказал эту историю кокандских кипчаков, близко напоминающую истребление турецких янычар султаном Махмудом 2-м или египетских мамелюков хедивом Мегметом-Али, потому что она представляет собою особенно характерный образчик местных нравов.
Ассаке. Женская половина ханского дворца
Можно сказать без преувеличения, что от начала до конца всей кокандской истории тянется одна сплошная летопись постоянных заговоров, обманов, коварств, мятежей, грабежей и хладнокровного резания людей десятками, сотнями, тысячами, как будто ханы, их хакимы и беки были не правители, а кровожадные мясники, злосчастные же подданные их - стадо животных, назначенных на убой. Даже ошибкою не встречается в этой скорбной летописи хотя бы одного поступка великодушия и любви, проявления хотя бы слабого сознания бездушными правителями своих нравственных обязанностей относительно страны и народа, врученных им игрою судьбы, не говоря уже об отношениях к врагам.
Кокан. Дворец Сеид-Худояр-хана
Кокан. Наружные ворота ханского дворца
Кокан. Внутренние ворота ханского дворца
«Калля-Минора́», то есть башня из мертвых голов, с такою потрясающею правдою нарисованная нашим знаменитым художником Верещагиным в его замечательном собрании туркестанских бытовых картин, составляла неизбежное украшение всякого кокандского города, покорявшегося хану или его бекам даже после самого мимолетного восстания, а уж особенно после удачной войны с какими-нибудь соседями, киргизами или бухарцами, головы которых насыпались в таких случаях на базарах, гузарах и в притворах мечетей, как груды арбузов в урожайный год на наших малороссийских бахчах.
Е. П. Ковалевский, путешествовавшей по Туркестану всего в 1849 году, своими глазами видел в городе Ташкенте пирамиды кокандских голов, человека, умиравшего на коле посреди площади, а за городом - несколько пирамид отвратительно гниющих киргизских голов. Да, несомненно, что и Верещагин, посетивший Туркестан лет на 25 позднее, рисовал и свои пирамиды голов, и головы, торчащие на кольях, и головы, разбросанные в мечетях, как жертвы к подножию святынь, - тоже с натуры.
Кокан. Медресе Мадали-хана
Кокан. Строящееся медресе Султан-Мурад-бека
Что делает особенно возмутительным зверское жестокосердие кокандских ханов и их клевретов, точно так же, как и самого народа их, - это фарисейское соблюдение рядом с этими злодействами самых утонченных предписаний мусульманского религиозного обряда: это - кощунственное смешение молитвы, педантических омовений и очищений с кровью невинных жертв, в которой они спокойно купались, как свиньи в родной грязи. Только знакомясь близко с внутренним бытом таких государств, как среднеазиатские ханства, поймешь вполне, какие великие, ничем не заменимые благодеяния принесли нам христианская религия и европейская образованность, породившие общими многовековыми усилиями своими тог что принято называть христианскою цивилизациею. В этом смысле подчинение Россиею своей власти всех этих разбойничьих киргизских и туркменских орд, всех этих в корне развращенных мелких ханств вроде Кокандского, Бухарского и Хивинского, как бы ни тяжело оно было для нас, русских, и как бы вредно ни отражалось на многих наших существенных интересах, - является истинно-христианским подвигом и одним из самых отрадных событий всемирной истории. Заменить жестоких и алчных деспотов, помышляющих только о наживе и утехах своих, - царством разумного, для всех равно обязательного закона, заменить вечную резню и усобицы строгим порядком и миром, - большего благодеяния нельзя было оказать этим злополучным азиатским народам. Трудно поверить, чтобы такое осязательное для всех преимущество, как наступившая теперь безопасность и спокойствие жизни и достояния туземцев, - не было ими понято и оценено, чтобы они не убедились воочию, насколько выгоднее и удобнее стало всем им при русском владычестве. Поэтому, если и ведется еще в старом Кокандском ханстве или в соседней с ним Бухаре потайная проповедь недовольства против русского владычества, то разве среди тех сословий, который привыкли в течение столетий распоряжаться по своему произволу жизнью, правами и богатством народа, наживаясь на его счет и удовлетворяя его несчастиями свои зверские страсти.
Группа волостных управителей и сельских старшин в Фергане
Бывшие беки, хакимы, улемы, имамы, конечно, могут иметь много причин негодовать на могучую руку, прекратившую их дикое своеволие, точно так же, как шайки кочевых разбойников, живших до того времени грабежами мирных жителей. Но огромная масса народа, все люди труда и мирного заработка должны в глубине души своей благословлять, как эру своего спасения и освобождения от вечного рабства - падение своей призрачной государственной независимости.
Конечно, предания старой истории и религиозные предрассудки, вместе с живым влиянием местного духовенства и знати, - могут еще без особенного труда при благоприятных обстоятельствах всколыхнуть и поднять против своих благодетелей осчастливленный Россиею туземный народ, но это во всяком случае было бы против его искреннего убеждения и, уж разумеется, против его насущных польз.
Во всяком случае сравнение недавней истории Кокандского и Бухарского ханства с их настоящим бытом под властью России должно вселить в каждого мыслящего русского утешительное сознание, что великие жертвы принесены здесь Россиею не даром, что они могучим образом послужили высокой задаче человеческого благополучия и были поэтому святым делом, - Божьим делом, предначертанным России Высшим Разумом, руководящим судьбами народов.
ПРОДОЛЖЕНИЕЕще о завоевании Кокандского ханства:
• М. И. Венюков. Исторические очерки России.
Другие материалы об Андижане:
• В. И. Кушелевский. Материалы для медицинской географии и санитарного описания Ферганской области;
• Ю. Д. Головнина. На Памирах. Записки русской путешественницы;
• В. Н. Гартевельд. Среди сыпучих песков и отрубленных голов. Путевые очерки Туркестана (1913);
• В. П. Вощинин. Очерки нового Туркестана: Свет и тени русской колонизации.