Николай Ганущак. Варлам Шаламов в современном российском и зарубежном восприятии
Статья опубликована в сборнике "Север России: стратегии и перспективы развития: материалы III Всерос. науч.-практ. конф. (г. Сургут, 26 мая 2017 г.) : в 3 т. - Сургут. гос. ун-т. - Сургут : ИЦ СурГУ, 2017. - Т. I". В Сети искать по названию сборника, том 1, в расширении PDF.
_________
Варлам Шаламов в современном российском и зарубежном восприятии
Автор статьи проводит сопоставительную анализ творчества Варлама Тихоновича Шаламова в отечественном и зарубежном литературоведении. Отечественная критика воспринимает Шаламова как документалиста Колымы, человека, сумевшего выжить в сталинских лагерях и свидетельствующего перед историей. Идеологизация и творчества, и личности, и взглядов Шаламова мешают взглянуть на его творчество с позиций эстетики. Зарубежная критика в последние десятилетия акцентирует внимание на этических и эстетических взглядах автора «Колымских рассказов», определяя их верховенство над идеологией.
Многообразие нитей, связывающих духовный мир Шаламова с русской и мировой культурой, помогают осмыслить работы, к сожалению, немногочисленные, отечественных и зарубежных исследователей. Именно опора на общечеловеческие, бытийные нравственные ценности позволила писателю с такой мощной художественной силой показать весь ужас превращения людей в бледную тень высшего творения природы под влиянием жестоких обстоятельств. Переживание этого ужаса не может не быть целительным - недаром восприятие рассказов Шаламова связано со столь редкой и важной категорией искусства, как катарсис. Проза Шаламова, философская, экзистенциальная по своему наполнению, с исчерпывающей наглядностью напоминает, что главный предмет литературы - человек и главная функция литературы - человековедение. Принципиальный отказ писателя от иных, внелитературных, социально-дидактических и идеологических задач был обусловлен прежде всего его осознанием огромной ответственности художника за свое Слово в хрупком современном мире, тревогой за будущее.
Один из печальных выводов, к которому приходится прийти в связи с опытом Шаламова: любая тенденциозная политизация «лагерной темы» в литературе (против чего решительно восставал автор «Колымских рассказов», называя ее спекуляцией на крови) крайне опасна и разрушительна для массового общественного сознания. Окончание «холодной войны» и ее исход, столь катастрофический для России - СССР, с полной очевидностью раскрыли роль ангажированной литературы данной темы как одного из главных психоидеологических, пропагандистских орудий в борьбе двух систем. В изменившемся мире эту горькую, трагическую тему столь же активно (а подчас и цинично) продолжают эксплуатировать в своих целях различные силы. Трудно не признать, что распространившиеся после 1991 г. в России представления о советском периоде истории как «сплошном ГУЛАГе», не просто внеисторичны - они оказывают огромное деморализующее влияние на общество и являются, возможно, наиболее существенным препятствием на пути к достижению в нем устойчивого согласия (особенно остро это чувствуется сегодня). Отечественное и западное литературоведение (говоря о западном литературоведении я понимаю весь не русскоговорящий мир, т. е. и Европа, и Америка, и Австралия, и Азия), и критика в разной степени интенсивности использовали имя Варлама Шаламова как знамя. Если в 90-е, 2000-е гг. западная критика представляла Шаламова как изобличителя сталинских репрессий и документалиста Колымы, а отечественное литературоведение рассматривало его творчество исключительно как творчество одной из жертв сталинских репрессий (при этом говорить о Шаламове как русском писателе патриотического толка никто не хотел!), то сегодня это имя поднято на знамя национал-патриотизма (достаточно вспомнить острую дискуссию «Литературной газеты» с ее амбициозным главным редактором и портала «Шаламов.ru», который представлял не менее амбициозный исследователь Шаламова, вологодский журналист Валерий Есипов.
В связи с этим значение литературного наследия Шаламова многократно возрастает. Оно является не только «документом души» большого художника и глубоко правдивым документом самого трагического периода советской эпохи, связанного со сталинской деспотией, но и своего рода духовной биографией поколения, пришедшего в мир на волне революции. Предельно трезвый и беспощадный анализ пройденного пути, сделанный такими яркими представителями этого поколения, как Шаламов, не привел их к малодушному «покаянию», к попранию жизненных идеалов, воплощавших в себе неистребимую народную, жажду справедливости, социальной гармонии. К сожалению, этот нравственный опыт и пример мужественного, ответственного поведения в обстоятельствах, «предложенных» эпохой, на известном этапе был отторгнут нашим обществом, но наступает пора собирать камни.
Несмотря на известность Шаламова, сведения о нем в широкой массе читателей по-прежнему лишены цельности, а представления продолжают оставаться избирательными. В 60-70-е гг. Шаламов стал известен соотечественникам прежде всего как поэт, благодаря появившимся в то время поэтическим сборникам «Огниво», «Дорога и судьба», «Московские облака» и др. Во второй половине 80-х гг. Шаламова узнали как писателя «лагерной темы». Тогда в Советском Союзе стали публиковаться - вначале в журналах, а затем и в отдельных сборниках - его рассказы. С этого времени «лагерная проза» Шаламова как бы потеснила поэзию и стала на целое десятилетие едва ли не главным объектом интереса и читателей, и исследователей творчества писателя. В 90-е гг. появились воспоминания Шаламова, его переписка. Он предстал перед читающей публикой как страстный полемист, отстаивавший чрезвычайно самобытные - до парадоксальности - эстетические взгляды. Шаламов так и входил в общественное сознание современников, как бы последовательно разворачивая перед ними различные грани своего таланта, высвечивая отдельные черты творческой личности, что во многом предопределило разнородность первоначального читательского мнения о нем.
Такая избирательность в представлениях о творчестве Шаламова и самобытности его дарования свойственна в определенной мере и научным исследованиям. В литературоведении и критике нашли отражение разные аспекты, ракурсы, стороны творческой личности и деятельности Шаламова.
Первые критические работы, посвященные поэтическим сборникам Шаламова, появились в начале 60-х гг. Попытки истолковать произведения Шаламова, отметить своеобразие художественного мира поэта предпринимали Б. Слуцкий, Г. Красухин, О. Михайлов, Е. Калмановский. По словам самого В. Шаламова, это «были попытки угадать кое-что» в его стихах.
Позднее процесс постижения различных граней творчества становился все более глубоким и содержательным. Отдельным вопросам теоретической поэтики шаламовских произведений посвящены работы Е. Волковой, А. Латыниной, Н. Лейдермана, Н. Молчановой, И. Некрасовой, И. Сухих, Л. Тимофеева, Е. Шкловского и др.
Вопросы исторической поэтики рассматривали Е. Громов, В. Есипов, М. Золотоносов, Ф. Сучков, Б. Лесняк, Ю. Шрейдер и др.
Эстетические воззрения Шаламова стали объектом исследования для Е. Волковой.
Проблемами текстологии произведений В. Шаламова и вопросами биографии художника занимаются И. Сиротинская, С. Неклюдов, В. Старкова, Е. Орехова-Добровольская.
Одно из самых значительных исследований творчества Шаламова принадлежит Е. В. Волковой, доктору философских наук, кандидату филологических наук, профессору Московского государственного университета. В ее работе «Трагический парадокс Варлама Шаламова» впервые рассматривается художественная проза автора как своеобразный эстетический феномен, в котором немалую роль играет парадоксальность описываемых им трагических ситуаций, жертвой которых оказался человек в ХХ в.
Валерий Петроченков, культуролог, прозаик, поэт, профессор Джорждтаунского университета (Вашингтон, США) рассматривает творчество Шаламова в контексте мировой культуры. Шаламовское творчество дает веские основания ставить вопрос о диалоге с историей и искусством, как целостными культурологическими системами.
«Колымские рассказы» Варлама Шаламова были опубликованы в СССР только в конце 80-х гг. За границей они вышли раньше, но об этих произведениях почти не говорили: на протяжении многих лет единственным автором, который рассказывал о жизни в ГУЛАГе, считался Александр Солженицын.
Западное литературоведение склонно считать, что опыт Шаламова не должен рассматриваться как частный случай. Жизнь и творчество автора, который почти двадцать лет жизни провел в лагерях, находятся в мировом контексте, это такие же ценные и точные свидетельства страшных преступлений XX в., как и, например, дневники узников Холокоста. О связи ГУЛАГа и Освенцима говорил и сам Шаламов, который считал, что об этих явлениях нужно думать как о едином целом: не приравнивать их друг к другу, а сопоставлять.
Проза Шаламова позволяет переосмыслить и творчество Солженицына - лауреата Нобелевской премии и самого известного на Западе узника ГУЛАГа. Писатели полемизировали и в своих произведениях, и лично. Солженицын говорил о непротивлении и ненасилии, а в «Одном дне Ивана Денисовича» показал, что и в самых страшных условиях можно радоваться жизни и оставаться человеком. У Шаламова была другая точка зрения, куда более жесткая. Он считал, что ГУЛАГ никогда и ни при каких условиях не может быть положительным опытом, он отнимает у заключенных все: принципы, ценности, социальные связи и в конечном итоге даже человеческий облик. Про «Один день Ивана Денисовича» он писал: «Около санчасти ходит кот - невероятно для настоящего лагеря - кота давно бы съели... Где этот чудный лагерь? Хоть бы с годок там посидеть в свое время».
Иной подход к Шаламову, например, демонстрируют сегодня в Германии. Относительно недавно там была подготовлена и открыта выставка «Жить или писать», которая уже успела побывать в Праге, где проводилась международная конференция по творчеству Варлама Шаламова. Увидели выставку и жители других европейских городов.
При этом нет никакой политизированности, никакой предвзятости. Авторы не обошли стороной и такой деликатный момент, как несанкционированное издание в 1967 г. в тогдашней ФРГ книги рассказов Шаламова под названием «Artikel 58». В экспозиции приведен архивный черновик недовольного письма Шаламова в кельнское издательство Middelhauve Verlag по этому поводу. Самое же главное - европейские читатели поймут, кто был настоящим первооткрывателем и настоящим глубоким художником «лагерной темы» в России.
История свидетельствует, что среди узников Бухенвальда был 19-летний испанец, участник движения сопротивления во Франции. Юный коммунист свято верил, что борется за правое дело. Выжив после лагеря, став известным писателем Хорхе Семпруном, он поставил под большие сомнения свои юношеские идеи. После прочтения «Колымских рассказов» Варлама Шаламова на французском языке в переводе с немецкого - Семпрун был потрясен тем, что человека левых воззрений терзают и убивают свои же люди. В конце концов Семпрун отрекся от своей партии. В западной Германии Хорхе Семпрун был очень известен как писатель и пользовался большим авторитетом. Когда на Франкфуртской книжной ярмарке ему вручили высокую культурную премию, он в своей речи призвал немцев сохранить память о злодеяниях, творившихся в нацистском рейхе и в Советском Союзе как «память двойного действия», потому что именно немцы пережили оба вида диктатуры - нацистской и коммунистической.
Отечественное литературоведение сегодня боится этой памяти «двойного действия», и поэтому имя Шаламова каждый раз используется то национал-патриотами, то либерал-демократами в интересах далеко не литературных.
Ганущак Николай Васильевич, Сургутский государственный педагогический университет
_________
Варлам Шаламов в современном российском и зарубежном восприятии
Автор статьи проводит сопоставительную анализ творчества Варлама Тихоновича Шаламова в отечественном и зарубежном литературоведении. Отечественная критика воспринимает Шаламова как документалиста Колымы, человека, сумевшего выжить в сталинских лагерях и свидетельствующего перед историей. Идеологизация и творчества, и личности, и взглядов Шаламова мешают взглянуть на его творчество с позиций эстетики. Зарубежная критика в последние десятилетия акцентирует внимание на этических и эстетических взглядах автора «Колымских рассказов», определяя их верховенство над идеологией.
Многообразие нитей, связывающих духовный мир Шаламова с русской и мировой культурой, помогают осмыслить работы, к сожалению, немногочисленные, отечественных и зарубежных исследователей. Именно опора на общечеловеческие, бытийные нравственные ценности позволила писателю с такой мощной художественной силой показать весь ужас превращения людей в бледную тень высшего творения природы под влиянием жестоких обстоятельств. Переживание этого ужаса не может не быть целительным - недаром восприятие рассказов Шаламова связано со столь редкой и важной категорией искусства, как катарсис. Проза Шаламова, философская, экзистенциальная по своему наполнению, с исчерпывающей наглядностью напоминает, что главный предмет литературы - человек и главная функция литературы - человековедение. Принципиальный отказ писателя от иных, внелитературных, социально-дидактических и идеологических задач был обусловлен прежде всего его осознанием огромной ответственности художника за свое Слово в хрупком современном мире, тревогой за будущее.
Один из печальных выводов, к которому приходится прийти в связи с опытом Шаламова: любая тенденциозная политизация «лагерной темы» в литературе (против чего решительно восставал автор «Колымских рассказов», называя ее спекуляцией на крови) крайне опасна и разрушительна для массового общественного сознания. Окончание «холодной войны» и ее исход, столь катастрофический для России - СССР, с полной очевидностью раскрыли роль ангажированной литературы данной темы как одного из главных психоидеологических, пропагандистских орудий в борьбе двух систем. В изменившемся мире эту горькую, трагическую тему столь же активно (а подчас и цинично) продолжают эксплуатировать в своих целях различные силы. Трудно не признать, что распространившиеся после 1991 г. в России представления о советском периоде истории как «сплошном ГУЛАГе», не просто внеисторичны - они оказывают огромное деморализующее влияние на общество и являются, возможно, наиболее существенным препятствием на пути к достижению в нем устойчивого согласия (особенно остро это чувствуется сегодня). Отечественное и западное литературоведение (говоря о западном литературоведении я понимаю весь не русскоговорящий мир, т. е. и Европа, и Америка, и Австралия, и Азия), и критика в разной степени интенсивности использовали имя Варлама Шаламова как знамя. Если в 90-е, 2000-е гг. западная критика представляла Шаламова как изобличителя сталинских репрессий и документалиста Колымы, а отечественное литературоведение рассматривало его творчество исключительно как творчество одной из жертв сталинских репрессий (при этом говорить о Шаламове как русском писателе патриотического толка никто не хотел!), то сегодня это имя поднято на знамя национал-патриотизма (достаточно вспомнить острую дискуссию «Литературной газеты» с ее амбициозным главным редактором и портала «Шаламов.ru», который представлял не менее амбициозный исследователь Шаламова, вологодский журналист Валерий Есипов.
В связи с этим значение литературного наследия Шаламова многократно возрастает. Оно является не только «документом души» большого художника и глубоко правдивым документом самого трагического периода советской эпохи, связанного со сталинской деспотией, но и своего рода духовной биографией поколения, пришедшего в мир на волне революции. Предельно трезвый и беспощадный анализ пройденного пути, сделанный такими яркими представителями этого поколения, как Шаламов, не привел их к малодушному «покаянию», к попранию жизненных идеалов, воплощавших в себе неистребимую народную, жажду справедливости, социальной гармонии. К сожалению, этот нравственный опыт и пример мужественного, ответственного поведения в обстоятельствах, «предложенных» эпохой, на известном этапе был отторгнут нашим обществом, но наступает пора собирать камни.
Несмотря на известность Шаламова, сведения о нем в широкой массе читателей по-прежнему лишены цельности, а представления продолжают оставаться избирательными. В 60-70-е гг. Шаламов стал известен соотечественникам прежде всего как поэт, благодаря появившимся в то время поэтическим сборникам «Огниво», «Дорога и судьба», «Московские облака» и др. Во второй половине 80-х гг. Шаламова узнали как писателя «лагерной темы». Тогда в Советском Союзе стали публиковаться - вначале в журналах, а затем и в отдельных сборниках - его рассказы. С этого времени «лагерная проза» Шаламова как бы потеснила поэзию и стала на целое десятилетие едва ли не главным объектом интереса и читателей, и исследователей творчества писателя. В 90-е гг. появились воспоминания Шаламова, его переписка. Он предстал перед читающей публикой как страстный полемист, отстаивавший чрезвычайно самобытные - до парадоксальности - эстетические взгляды. Шаламов так и входил в общественное сознание современников, как бы последовательно разворачивая перед ними различные грани своего таланта, высвечивая отдельные черты творческой личности, что во многом предопределило разнородность первоначального читательского мнения о нем.
Такая избирательность в представлениях о творчестве Шаламова и самобытности его дарования свойственна в определенной мере и научным исследованиям. В литературоведении и критике нашли отражение разные аспекты, ракурсы, стороны творческой личности и деятельности Шаламова.
Первые критические работы, посвященные поэтическим сборникам Шаламова, появились в начале 60-х гг. Попытки истолковать произведения Шаламова, отметить своеобразие художественного мира поэта предпринимали Б. Слуцкий, Г. Красухин, О. Михайлов, Е. Калмановский. По словам самого В. Шаламова, это «были попытки угадать кое-что» в его стихах.
Позднее процесс постижения различных граней творчества становился все более глубоким и содержательным. Отдельным вопросам теоретической поэтики шаламовских произведений посвящены работы Е. Волковой, А. Латыниной, Н. Лейдермана, Н. Молчановой, И. Некрасовой, И. Сухих, Л. Тимофеева, Е. Шкловского и др.
Вопросы исторической поэтики рассматривали Е. Громов, В. Есипов, М. Золотоносов, Ф. Сучков, Б. Лесняк, Ю. Шрейдер и др.
Эстетические воззрения Шаламова стали объектом исследования для Е. Волковой.
Проблемами текстологии произведений В. Шаламова и вопросами биографии художника занимаются И. Сиротинская, С. Неклюдов, В. Старкова, Е. Орехова-Добровольская.
Одно из самых значительных исследований творчества Шаламова принадлежит Е. В. Волковой, доктору философских наук, кандидату филологических наук, профессору Московского государственного университета. В ее работе «Трагический парадокс Варлама Шаламова» впервые рассматривается художественная проза автора как своеобразный эстетический феномен, в котором немалую роль играет парадоксальность описываемых им трагических ситуаций, жертвой которых оказался человек в ХХ в.
Валерий Петроченков, культуролог, прозаик, поэт, профессор Джорждтаунского университета (Вашингтон, США) рассматривает творчество Шаламова в контексте мировой культуры. Шаламовское творчество дает веские основания ставить вопрос о диалоге с историей и искусством, как целостными культурологическими системами.
«Колымские рассказы» Варлама Шаламова были опубликованы в СССР только в конце 80-х гг. За границей они вышли раньше, но об этих произведениях почти не говорили: на протяжении многих лет единственным автором, который рассказывал о жизни в ГУЛАГе, считался Александр Солженицын.
Западное литературоведение склонно считать, что опыт Шаламова не должен рассматриваться как частный случай. Жизнь и творчество автора, который почти двадцать лет жизни провел в лагерях, находятся в мировом контексте, это такие же ценные и точные свидетельства страшных преступлений XX в., как и, например, дневники узников Холокоста. О связи ГУЛАГа и Освенцима говорил и сам Шаламов, который считал, что об этих явлениях нужно думать как о едином целом: не приравнивать их друг к другу, а сопоставлять.
Проза Шаламова позволяет переосмыслить и творчество Солженицына - лауреата Нобелевской премии и самого известного на Западе узника ГУЛАГа. Писатели полемизировали и в своих произведениях, и лично. Солженицын говорил о непротивлении и ненасилии, а в «Одном дне Ивана Денисовича» показал, что и в самых страшных условиях можно радоваться жизни и оставаться человеком. У Шаламова была другая точка зрения, куда более жесткая. Он считал, что ГУЛАГ никогда и ни при каких условиях не может быть положительным опытом, он отнимает у заключенных все: принципы, ценности, социальные связи и в конечном итоге даже человеческий облик. Про «Один день Ивана Денисовича» он писал: «Около санчасти ходит кот - невероятно для настоящего лагеря - кота давно бы съели... Где этот чудный лагерь? Хоть бы с годок там посидеть в свое время».
Иной подход к Шаламову, например, демонстрируют сегодня в Германии. Относительно недавно там была подготовлена и открыта выставка «Жить или писать», которая уже успела побывать в Праге, где проводилась международная конференция по творчеству Варлама Шаламова. Увидели выставку и жители других европейских городов.
При этом нет никакой политизированности, никакой предвзятости. Авторы не обошли стороной и такой деликатный момент, как несанкционированное издание в 1967 г. в тогдашней ФРГ книги рассказов Шаламова под названием «Artikel 58». В экспозиции приведен архивный черновик недовольного письма Шаламова в кельнское издательство Middelhauve Verlag по этому поводу. Самое же главное - европейские читатели поймут, кто был настоящим первооткрывателем и настоящим глубоким художником «лагерной темы» в России.
История свидетельствует, что среди узников Бухенвальда был 19-летний испанец, участник движения сопротивления во Франции. Юный коммунист свято верил, что борется за правое дело. Выжив после лагеря, став известным писателем Хорхе Семпруном, он поставил под большие сомнения свои юношеские идеи. После прочтения «Колымских рассказов» Варлама Шаламова на французском языке в переводе с немецкого - Семпрун был потрясен тем, что человека левых воззрений терзают и убивают свои же люди. В конце концов Семпрун отрекся от своей партии. В западной Германии Хорхе Семпрун был очень известен как писатель и пользовался большим авторитетом. Когда на Франкфуртской книжной ярмарке ему вручили высокую культурную премию, он в своей речи призвал немцев сохранить память о злодеяниях, творившихся в нацистском рейхе и в Советском Союзе как «память двойного действия», потому что именно немцы пережили оба вида диктатуры - нацистской и коммунистической.
Отечественное литературоведение сегодня боится этой памяти «двойного действия», и поэтому имя Шаламова каждый раз используется то национал-патриотами, то либерал-демократами в интересах далеко не литературных.
Ганущак Николай Васильевич, Сургутский государственный педагогический университет