Леонид Бородин о шаламовских и собственных лагерях
Из интервью "Люберецкой газете", №9 (465), февраль 1998 г., известного диссидента, антикоммуниста, многолетнего редактора журнала националистической ориентации "Москва" Леонида Бородина. Бородин, кстати, как и Шаламов - лауреат Премии Свободы французского ПЕН-Клуба, 1983, от которой в его пользу отказался Георгий Владимов.
Здесь, кому интересно, могут прочесть интервью полностью, файл в расширении PDF, 1,3 МБ.
_________
- Если не ошибаюсь, Леонид Иванович, второй срок, 15 лет, вам дали в 1982-м. Это вы только бы сейчас освободились?
- Да, в этом году. Но я не дожил бы, нет, не дожил... Даже несмотря на свои сибирские корни. [...]
В 1965 году я приехал поступать в аспирантуру философского факультета ЛГУ, и вскоре случай свел меня с членами подпольной организации - всесоюзного социал-христианского союза освобождения народа. Во главе стоял выпускник восточного факультета Ленинградского университета, молодой человек Игорь Вячеславович Огурцов. Это была первая после гражданской войны нелегальная антикоммунистическая организация. Вы только представьте, оказывается более 30 лет назад уже был сделан поразительный по тем временам вывод: социализм не может совершенствоваться, не подрывая своих же основ; всякое улучшение социалистического строя есть одновременно и начало его краха. А далее - мысль о том, что когда социализм-коммунизм начнет разрушаться, то потащит за собой все - и государственность, и национальное устройство и т.д. Это будет крах не политической системы, нет, это будет крах государственный, национальный. (Теперь-то мы понимаем: так все и получилось!) Работа подпольной организации, по мысли Огурцова, планировалась на десятилетия; союз со временем должен был стать силой, способной перехватить власть, сдержать распад страны... Конечно, это было утопией. Но все же подпольный союз просуществовал более трех лет. [...]
- У Достоевского на всю жизнь на руке повыше запястья остался след от кандалов. Память о каторге, о неволе. Вы не желали играть по правилам коммунистической системы, вас осудили, дали срок. Какой след оставил лагерь, что забрал, что, возможно, дал (если такое бывает)?
- В своих «Колымских рассказах» Варлам Шаламов писал, что лагерь - место страшное, и ничего хорошего он не дает, а лишь отнимает. И все же именно лагерный срок для меня - это время формирования мировоззрения. Но тут оговорюсь: Шаламов сидел в сталинском лагере, я сидел в лагере брежневском. Есть разница, и существенная. Прежде были зоны концентрации рабской силы (в шаламовские времена). И промышленное, техническое, военное могущество СССР создавалось именно рабами; об этом упрямо не хотят вспоминать многие бестолково активные краснознаменные патриоты. Даже знаменитые конструкторы не избежали «рабского призыва», чего уж тут говорить... Весьма скромное социалистическое благополучие создавалось на костях. Это было рабство еще более отвратительное, чем древнеисторическое. [...]
- Значит, Леонид Иванович, у Шаламова был свой лагерь, у вас - свой, совсем другой?..
- Да. Отношение Шаламова к лагерю, где содержались, эксплуатировались, уничтожались по мере использования советские рабы, верно и логично. Я и мои товарищи были узниками, и это другое психологическое состояние, совсем другое. Мы не были рабами, нас посадили, потому что мы сопротивлялись режиму, пусть, наверное, и малоэффективно; лагеря 60-70-х - это лишь место изоляции инакомыслящих, опасных противников системы. Скажу так: первый свой 6-летний срок я воспринимаю как суровую школу, которая сократила мне «опыты быстротекущей жизни»
- Но ведь через девять, кажется, лет был второй срок, уже 15-летний...
- Вот он был совсем ненужный. Меня осудили за то, что мои книги печатались на Западе.
Здесь, кому интересно, могут прочесть интервью полностью, файл в расширении PDF, 1,3 МБ.
_________
- Если не ошибаюсь, Леонид Иванович, второй срок, 15 лет, вам дали в 1982-м. Это вы только бы сейчас освободились?
- Да, в этом году. Но я не дожил бы, нет, не дожил... Даже несмотря на свои сибирские корни. [...]
В 1965 году я приехал поступать в аспирантуру философского факультета ЛГУ, и вскоре случай свел меня с членами подпольной организации - всесоюзного социал-христианского союза освобождения народа. Во главе стоял выпускник восточного факультета Ленинградского университета, молодой человек Игорь Вячеславович Огурцов. Это была первая после гражданской войны нелегальная антикоммунистическая организация. Вы только представьте, оказывается более 30 лет назад уже был сделан поразительный по тем временам вывод: социализм не может совершенствоваться, не подрывая своих же основ; всякое улучшение социалистического строя есть одновременно и начало его краха. А далее - мысль о том, что когда социализм-коммунизм начнет разрушаться, то потащит за собой все - и государственность, и национальное устройство и т.д. Это будет крах не политической системы, нет, это будет крах государственный, национальный. (Теперь-то мы понимаем: так все и получилось!) Работа подпольной организации, по мысли Огурцова, планировалась на десятилетия; союз со временем должен был стать силой, способной перехватить власть, сдержать распад страны... Конечно, это было утопией. Но все же подпольный союз просуществовал более трех лет. [...]
- У Достоевского на всю жизнь на руке повыше запястья остался след от кандалов. Память о каторге, о неволе. Вы не желали играть по правилам коммунистической системы, вас осудили, дали срок. Какой след оставил лагерь, что забрал, что, возможно, дал (если такое бывает)?
- В своих «Колымских рассказах» Варлам Шаламов писал, что лагерь - место страшное, и ничего хорошего он не дает, а лишь отнимает. И все же именно лагерный срок для меня - это время формирования мировоззрения. Но тут оговорюсь: Шаламов сидел в сталинском лагере, я сидел в лагере брежневском. Есть разница, и существенная. Прежде были зоны концентрации рабской силы (в шаламовские времена). И промышленное, техническое, военное могущество СССР создавалось именно рабами; об этом упрямо не хотят вспоминать многие бестолково активные краснознаменные патриоты. Даже знаменитые конструкторы не избежали «рабского призыва», чего уж тут говорить... Весьма скромное социалистическое благополучие создавалось на костях. Это было рабство еще более отвратительное, чем древнеисторическое. [...]
- Значит, Леонид Иванович, у Шаламова был свой лагерь, у вас - свой, совсем другой?..
- Да. Отношение Шаламова к лагерю, где содержались, эксплуатировались, уничтожались по мере использования советские рабы, верно и логично. Я и мои товарищи были узниками, и это другое психологическое состояние, совсем другое. Мы не были рабами, нас посадили, потому что мы сопротивлялись режиму, пусть, наверное, и малоэффективно; лагеря 60-70-х - это лишь место изоляции инакомыслящих, опасных противников системы. Скажу так: первый свой 6-летний срок я воспринимаю как суровую школу, которая сократила мне «опыты быстротекущей жизни»
- Но ведь через девять, кажется, лет был второй срок, уже 15-летний...
- Вот он был совсем ненужный. Меня осудили за то, что мои книги печатались на Западе.