Статья переводчика "Колымских рассказов" на итальянский Пьеро Синатти опубликована в сборнике материалов "Варлам Шаламов в контексте мировой литературы и советской истории", 2013.. Никакого выступления Синатти на конференции, разумеется, не было, все сведения о нем советские шаламоведы
получили из этого блога.
Биография и библиография Пьеро Синатти на итальянском:
"Ha per primo fatto conoscere al lettore italiano il grande scrittore e poeta del Gulag Varlam Shalamov, presentandone la biografia e curando la traduzione di trenta dei suoi “Racconti della Kolyma”, Savelli 1976".
___________
Судьба Шаламова в Италии
В ноябре 2010 года, во время популярной телевизионной передачи, молодой прозаик Роберто Савиано - медийный кумир, автор романа «Гоморра» [см.
превосходную экранизацию этой книги итальянского режиссера Маттео Гарроне], посвященного теме неаполитанской мафии и давно ставшего бестселлером в Италии и многих других странах, по всему миру, - неожиданно заговорил о Варламе Шаламове, великом русском писателе, до того момента известном в Италии лишь узкому кругу специалистов и знатоков русской словесности и истории. «"Колымские рассказы", - сказал Савиано, - как и произведения Примо Леви и Анны Политковской, изменили мой образ мышления».
Савиано, в частности, остановился на шаламовском рассказе «Протезы», процитировав то место, где заведующий изолятором в шутку спрашивает одного заключенного (alter ego автора), не имеющего протеза, который он должен был бы сдать на срок отбытия наказания: «Ты что сдашь? Душу сдашь?». Заключенный отвечает: «Нет. Душу я не сдам». Имея в виду, что любой ценой сохранит свою человеческую сущность перед лицом лагерного начальства1.
ВИШЕРА И РОБЕРТО САВИАНО
За несколько месяцев до упомянутой передачи тот же Савиано написал предисловие к антироману «Вишера» - сборнику текстов Шаламова, посвященных его первому аресту и отбытию первого срока заключения в Вишерском лагере на Северном Урале, в 1929-1931 годах. «Антироман» вышел в престижном миланском издательстве «Адельфи» в июне 2010-го.
Портрет Шаламова из статьи Франческо Боргоново о предисловии Савиано к книге "Вишера", Libero от 29 июня 2010 года В предисловии Савиано говорил о жизненном принципе, общем для него и русского писателя: о нравственном обязательстве «сопротивления злу», а также о непреклонной воле к свидетельствованию, бескомпромиссному и не сгибающемуся перед машиной клеветы2.
Как известно, Савиано, над чьей головой нависла смертельная опасность, ибо он вступил в конфликт с безжалостными преступными группировками Неаполя и Кампании (с пресловутой «каморрой»), уже более пяти лет живет под охраной полицейских, в различных тайных укрытиях.
Так вот, после его страстного выступления в телестудии, где он цитировал Шаламова, - между ноябрем 2010 и январем 2011 года - «Колымские рассказы» внезапно оказались вверху еженедельных списков бестселлеров. Достаточно вспомнить, что два самых значимых итальянских издательства из тех, что занимаются Шаламовым, - «Адельфи» и «Эйнауди» - в то время поразительным образом увеличили тиражи и объемы продаж его книг. Полное собрание «Колымских рассказов» издательства «Эйнауди», книга, которая с 1999 по осень 2010 года была продана в количестве 19 тысяч экземпляров (большей частью в «карманной» серии), достигла пика продаж - 16,6 тысяч - в конце 2010/начале 2011 года. Еще лучше обстояло дело с сокращенной подборкой рассказов, выпущенной издательством «Адельфи»: в тот же период было продано около 40 тысяч экземпляров этого сборника3.
Следовательно, мы вправе говорить об «эффекте Савиано», повлиявшем на литературную судьбу Шаламова.
«НЕСКОЛЬКО МОИХ ЖИЗНЕЙ»
В 2009-2010 годах в ведущих итальянских газетах и на их интернетовских сайтах появилось много рецензий как на антироман «Вишера»4, так и на сборник шаламовских текстов, опубликованный в октябре 2009-го крупнейшим в издательством «Мондадори» и озаглавленный «"Несколько моих жизней" - секретные документы и неизданные рассказы». Работу над сборником курировала составительница полного итальянского собрания шаламовских рассказов, обладательница соответствующих авторских прав, многолетний друг и помощник Шаламова - Ираида (Ирина) Сиротинская, недавно скончавшаяся. В редактировании этой последней книги принимали участие историк Франческо Бигацци и Серджио Рапетти, один из самых авторитетных и востребованных переводчиков с русского языка, знаток русской диссидентской литературы. Для этой книги Рапетти написал «Введение к Варламу Шаламову» - работу очень насыщенную как в филологическом, так и в историко-критическом плане.
Итак, всего за два года в Италии выросла и окрепла литературная «фортуна» Шаламова: благодаря Савиано и телевидению она наконец вышла из «русской ниши», и шаламовские произведения внезапно стали бестселлерами.
____________________
1 Эта телепередача - ток-шоу «Какая погода на дворе» - транслировалась 11 ноября 2010 года в прайм-тайм.
2 Савиано Р. Подтверждение добра/предисловие к книге: V. Shalamov.Vihserа, 2010. Савиано приводил пространные цитаты из Шаламова также в докладе, произнесенном в Шведской академии 25 декабря 2008 г., где, среди прочего, сказал: «Я часто думаю о Варламе Шаламове... Он написал шедевр, "Колымские рассказы", и эта книга - не только документ по истории ГУЛАГа, советских репрессий; она - целостная характеристика положения человека в мире». Доклад писателя из Кампании в Зале Нобелевских лауреатов закончился цитированием рассказа «Протезы».
3 V. Shalamov, I racconti della Kolyma, Adelphi, Milano, 1995, дешевое издание 1999.
4 Одной из самых важных была рецензия Пьетро Читати «Варлам Шаламов: писатель, рассказывающий о сердце зла» в газете "Lа Repubblica", 1 июля 2010.
____________________
Еженедельник «Манифест», популярный в ультра-левой среде, посвятил целую страницу писателю из Вологды, опубликовав две рецензии на «Несколько моих жизней» и био-библиографическую врезку об авторе этой книги6.
«Несколько моих жизней» позволяют читателю лучше представить себе жизнь Шаламова: в сборник включены обнаруженные Франческо Бигацци архивные документы - материалы трех судебных процессов против Шаламова, в том числе протоколы допросов писателя и сообщения о нем информаторов сталинской политической полиции.
Примечательно, что так много места уделил Шаламову именно этот еженедельник, продолжающий считать себя «коммунистическим». На протяжении многих лет большинство итальянских левых и даже представители академических кругов, за немногими исключениями (скажем, за вычетом известнейшего итальянского слависта Витторио Страды), игнорировали или недооценивали литературу восточноевропейских диссидентов, в том числе воспоминания о советских лагерях, а иногда и вступали в борьбу с ней. Вспомним хотя бы об остракизме, которому подвергли Александра Солженицына после появления в Италии, в середине семидесятых годов прошлого века, трехтомника «Архипелаг ГУЛАГ»: миланское издательство «Мондадори», опубликовавшее эти три тома, потерпело настоящее фиаско.
ПЬЕТРО ЧИТАТИ, ГВИДО ЧЕРОНЕТТИ И ШАЛАМОВ
Что литературная фортуна Варлама Тихоновича в Италии начинает упрочиваться, что она уже вышла из «русской ниши», где пребывала последние три десятилетия, - это показала в 2008 году публикация подробного и выполненного со страстной увлеченностью разбора «Колымских рассказов» Шаламова в сборнике статей знаменитого литературного критика Пьетро Читати, посвященном самым значительным авторам и произведениям итальянской и иностранной литературы XX века.
Читати характеризует писателя из Вологды как «великого поэта в прозе» и утверждает, что «в мировой литературе, быть может, не существует другой книги, где был бы показан, как в "Колымских рассказах", холод, который превращает в лед сперва мозг, а потом и человеческую душу»8.
Однако еще за двадцать лет до того Гвидо Черонетти, уникальная и гениальная личность в итальянской литературно-художественной среде и, помимо прочего, известный библеист, писал, что «Шаламов, наряду с Кафкой и Селином, в большей степени, чем другие писатели, выразил и интерпретировал весь ужас XX столетия»9.
Это суждение было повторено через несколько месяцев тем же Черонетти, в статье, написанной под знаком справедливого возмущения против игнорирования во Франции пятидесятилетия со дня смерти одного из величайших писателей - Фердинанда Селина: «XX век оставил нам три книги, порожденные нескончаемой чередой человеческих крестных мук, которые заразили чумой и перевернули всю нашу планету <...>. Я имею в виду рассказы и интимные дневники Кафки, колымские рассказы Варлама Шаламова и "Путешествие на край ночи" Селина»10
ПЕРВАЯ ПУБЛИКАЦИЯ ПРОЗЫ ШАЛАМОВА В ИТАЛИИ
Черонетти тогда читал только первое, далеко не полное итальянское издание «Колымских рассказов», вышедшее в далеком 1976 году под редакцией пишущего эти строки11.
Я послал ему экземпляр книги в середине восьмидесятых, меня к этому побудили некоторые его соображения о духе XX столетия.
Я впервые натолкнулся на имя Шаламова, читая во французской «Ле Монд» великолепную рецензию Петра Равича на два первых неполных французских издания «Колымских рассказов»12.
Имя Шаламова тогда на Западе знали только те, кто читал журналы русской эмиграции «Грани» (Франкфурт) и «Новый журнал» (Нью-Йорк). Начиная с шестидесятых годов туда скудной струйкой просачивались его рассказы, которые уже некоторое время распространялись в СССР по каналам самиздата и сложными путями попадали в Германию или Францию13.
Прочитав две французские публикации Шаламова, я, потрясенный этим страшным, поразительным свидетельством, стал искать русские оригиналы. И раздобыл их с помощью Ирины Иловайской-Альберти, будущей сотрудницы и секретаря Солженицына в годы его изгнания в Вермонте (США), а потом - главного редактора «Русской мысли»: известного русского еженедельника, который издавался в Париже.
Преодолевая тысячи трудностей, возникавших главным образом из-за часто встречающихся слов и выражений на лагерном жаргоне, я перевел около тридцати колымских рассказов. И начал предлагать их для публикации некоторым издателям, имевшим, как и я в те годы, левую ориентацию; я был убежден, что по своей человеческой, исторической, литературной, а также политической значимости произведения Шаламова безусловно заслуживают того, чтобы их узнали в Италии. Я полагал, что они помогут левым подвергнуть критике один из отвратительнейших аспектов тоталитарного режима, установленного Лениным и Сталиным. В Италии ИКП [Итальянская коммунистическая партия], самая влиятельная левая партия, тогда все еще была в большой мере просоветской.
____________________
6 Гарцонио С. Документы из ада ГУЛАГа // "Il Manifesto", 8 января 2010. Москато А. Из русских архивов: кладезь неисследованных судебных дел // "Il Manifesto", 8 января 2010.
8 Читати П. Шаламов на Колыме, 2008.
9 Черонетти Г. Умереть в любви// "La Stampa", 18 февраля 1988.
10 Черонетти Г. Я, филосемит, отмечаю юбилей Селина // "II Согrierе de la Sега", 26 января 2011.
11 V. Shalamov, Kolyma - 30 racconti dai lager staliniani, Savelli, Roma, 1976 (со вступ. статьей П. Синатти. На самом деле книга включала предисловие исторического характера и послесловие биографико-литературоведческого толка, а кроме того, полный перевод пресловутой 58 статьи Уголовного кодекса - карательного инструмента, который использовали против истинных или мнимых противников советского режима, - и словарь многочисленных лагерных блатных выражений. Два года спустя вышло - также у Савелли - второе издание, лишенное исторического введения (о системе ГУЛАГа) и включенное в литературную серию.
12 Равич П. Рассказы Варлама Шаламова //"Le Monde", 25 апреля 1970. Равич, покончивший жизнь самоубийством в 1982-м (год кончины Шаламова), был известным франко-польским писателем, поэтом и литературным критиком еврейского происхождения, пережившим нацистские лагеря.
13 Две первые книги Шаламова, появившиеся во Франции: «Artikle 58»: Memoires du prisonnier Chalanov (sic!) / Trad, par M.-L. Ponty. - Paris: Gallimard, 1969 и Recits de Kolyma / Trad, par O. Simon, K. Kerel; Introd. dе O. Simon. - Paris: Denoёl. 1969. Публикация «Рассказов» происходила таким образом, что автор не мог упорядочить свои тексты, дать согласие на публикацию или получить деньги за авторские права*. Так же обстояли дела и с публикацией в издательстве «Савелли». Вступить в контакт с Шаламовым не было никакой возможности - среди прочего и по очевидным для всех соображениям безопасности.
____________________
В начале 1975 года известный славист профессор Витторио Страда, университетский преподаватель и интеллектуал, член Итальянской коммунистической партии, которому я предложил напечатать Шаламова и послал в качестве пробного перевода рассказ «Шерри-бренди», проявил интерес к возможной публикации «Колымских рассказов» в «Эйнауди» - туринском издательстве, где он работал консультантом по русской литературе и которое пользовалось авторитетом в кругах прогрессивной интеллигенции. За несколько лет до того Страда опубликовал в «Эйнауди» и представил итальянским читателям «Раковый корпус» Александра Солженицына - знаменитый роман, запрещенный московскими чиновниками.
Однако вскоре Страда написал мне, что его предложение напечатать Шаламова было отклонено самим главой издательства, Джулио Эйнауди, - человеком, близким по своим взглядам к ИКП.
В те же годы на Западе переводился «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, что имело большой политико-медийный резонанс. Уже была хорошо известна диссидентская литература и публицистика. Шаламова тоже пытались втиснуть в эти рамки, для него слишком узкие.
В Италии в середине семидесятых поддержка ИКП со стороны избирателей достигла максимума за весь послевоенный период (35% голосов на парламентских выборах 1976 года). Политическая радикализация привела к тому, что большая часть левой интеллигенции с недоверием, если не с открытой враждебностью смотрела теперь на любую критическую литературу из так называемых «социалистических» стран. Отсюда, может быть, и отказ Джулио Эйнауди.
После ряда других неудачных попыток я обратился в маленькое римское издательство «Савелли» - издательство троцкистского направления, ориентирующееся на крайне узкий круг читателей и враждебное по отношению к просоветской в то время ИКП.
С этим издателем я сотрудничал и раньше - переводил или редактировал исторические и политические тексты, французские и русские (в том числе «Материалы II Съезда РСДРП»), и выпустил в 1974 году антологию публицистики советского диссидентства (инакомыслия).
Джулио Савелли согласился опубликовать тридцать переведенных мною колымских рассказов. Эта книга, объемом 270 страниц, увидела свет в июле 1976-го, в политико-культурном контексте, который никак не назовешь благоприятным.
Самая влиятельная итальянская газета, миланский «Коррьере делла сера», сперва пообещала моему издателю, что напечатает на воскресной литературной странице рассказ «Шерри-бренди», где идет речь о смерти великого поэта Осипа Мандельштама (вместе с информативной врезкой о Шаламове), а потом не выполнила своего обязательства: под тем предлогом, что, мол, не стоит печатать в воскресном - да еще летнем, каникулярном - выпуске рассуждения на такую болезненную и ко многому обязывающую тему.
Публикация этой книги для издательства обернулась катастрофой: было продано меньше трехсот экземпляров при трехтысячном тираже. Тем не менее, в печати она обсуждалась: позитивные и хорошо аргументированные рецензии появлялись в газетах национального уровня, вспомним прежде всего статьи Витторио Страда в «Репубблике» (газете либерально-демократического направления), Клаудио Фракасси в пара-коммунистической «Паэзе сера» и Густава Xерлинг-Грудзинского в консервативном «Джорнале». Последняя была самой исчерпывающей и информативной. И неслучайно: Херлинг-Грудзинский одним из первых в мире написал произведение о ГУЛАГе, обладающее большой документальной и литературной ценностью, которое было опубликовано в начале пятидесятых: «Иной мир» (Inni swiat).
ПРИМО ЛЕВИ И ШАЛАМОВ Тем не менее, наибольшее влияние оказала рецензия Примо Леви, хотя бы уже из-за его славы как автора книги «Человек ли это», которая стала классикой литературы о нацистских концлагерях. Рецензия Леви появилась в «Туттолибри», литературном приложении к туринской газете «Стампа». И она была в буквальном смысле разгромной17.
Леви исходит из предпосылки, что «мы должны уважать человека, который отбыл семнадцать лет заключения <...> - наполненных голодом, холодом, унижениями, болезнями, промискуитетом, изнурительным трудом, одиночеством в бескрайней колымской мышеловке». Но тут же утверждает: «...жертвы сталинского террора и изоляционизма <...> во многом уступают тем, кто сражался против гитлеровского террора и кто сегодня разоблачает преступления, совершенные западной цивилизацией в Азии и Африке <...>: применительно к ним едва ли уместно говорить о политической зрелости».
Леви выдвигает упрек, что Шаламов будто бы «надеялся только на прекращение собственных мук и ни на какую путеводную звезду не ориентировался». Шаламовское отчаянье, продолжает туринский писатель, - это отчаянье человека, «который чувствует, что разрушен как личность, и ни во что верит; который много лет занимаясь изнурительным бесполезным трудом, полностью утратил способность к здравым суждениям - и политическим, и даже касающимся повседневной жизни».
Нелепые обвинения - и потому, что предполагают странную иерархию преследуемых, и из-за суждения Леви, согласно которому «гитлеровские репрессии» были «гораздо более жестокими и эффективными», чем репрессии сталинские.
Однако в собственной книге, где он рассказывает о пребывании в Освенциме, которое продолжалось с февраля 1944 года до конца января 1945-го (до момента освобождения узников советской армией), еврейский партизан Леви оставил нам подлинное и недвусмысленное свидетельство: тот, кто попадал в лагерь, постепенно переставал быть человеком.
Туринский писатель (покончивший с собой в 1987 году) отрицал, помимо прочего, и литературную ценность «Колымских рассказов». Он подчеркивал, что книге свойственны «хаотичность, стилистическая неуверенность, неточность; недомолвки намеренные и другие, обусловленные небрежностью».
О том, что Леви не понял Шаламова, свидетельствуют и его высказывания более позднего времени. «Я прочитал книгу Шаламова о Колыме, она впечатляет и вместе с тем вызывает недоумение; потому что деградация человека не бывает настолько тотальной: заключенные ведь наверняка сохраняют надежду, что когда-нибудь выйдут из лагеря; наверняка там существует хотя бы видимость правовой жизни и, значит, можно совершать коллективные акции протеста; их лечат, когда они заболевают...» - так суммировал он свои впечатления в одном интервью18.
В другом интервью Леви заявил: «Я основательно изучил первую книгу Солженицына, чтобы понять, в чем состоят различия и в чем сходство между русскими и немецкими лагерями, и могу сказать следующее: в русских лагерях смерть - это побочный продукт, а не цель»19. Туринский писатель в данном случае выразил ощущение, которое разделяли тогда очень многие левые интеллигенты. Ощущение это не исчезло и до сих пор.
(
окончание здесь)