О бедном ростовском скульпторе. Часть 2
На взлете ТВОРЧЕСТВА
Из автобиографии Н.Н. Горского
“В конце 1935 года я поступил на Каслинский завод скульптором и художественным руководителем завода. Там же организовал трехгодичную школу мастеров художественного литья. Был завучем и преподавал рисунок, графику и скульптуру”.
В письме к журналисту Ю.Н. Елфимову от 23 февраля 1972 года Горский, вспоминая то время, дает более подробное описание своего появления в Каслях. “Прочитав объявление в газете, я подал заявление. Вскоре приехал (надо полагать, на Уралмаш. - И.П.) главный инженер завода Беднягин и, увидев несколько моих маленьких фигур из пластилина, пригласил на завод. Из 5 скульпторов (претендентов. - И.П.) приняли только меня. Никаких рекомендаций ни от кого не было. Слухи о влиянии Горького на это решение - легенда”.
Множество газетных публикаций свидетельствуют об активной деятельности Горского на новой работе, о том значении, какое сыграла заводская школа под его руководством для воспитания будущих каслинских мастеров.
На первых порах в школу записалось до 50 молодых и взрослых каслинских рабочих. Прошел отбор работ, началась учеба. Первые самостоятельные произведения учеников, выполнение в металле, предполагалось выпустить уже через год.
Через два месяца после начала учебы уже можно было судить о первых успехах: рабочий эмалировочного цеха Снедков вылепил барельеф “Шахтер”, модельщик Волков - сатирическую статуэтку “Болтун”, конструктор техбюро Двойников - голову старика. Это пока были только первые результаты творчества учеников, но о них уже говорили с энтузиазмом, обсуждали и даже намеревались показать на выставке к 1 Мая.
У Горского сразу сложились доверительные и дружеские отношения с учениками. Его подопечных привлекали молодой азарт нового учителя, очевидная любовь к делу и желание щедро делиться своими знаниями. И скоро Горский стал тем непререкаемым авторитетом, с мнением которого считались прежде всего. Подвергнуть сомнению его действия было недопустимо и казалось равносильным предательству.
Сохранилось трогательное многостраничное письмо, которое отправил Горскому один из его учеников, Борис Лопотышкин. В нем - суть конфликта, возникшего между ним и бывшим другом Пашей Аникиным, тоже учеником школы. Паша не простил Борису необдуманно вырвавшейся фразы по адресу Горского, Борис каялся в содеянном и горько сожалел о том, что по собственной вине лишился друга. (Письмо очень искреннее, длинное, и я изложила его лишь в общих чертах.)
В этом частном случае проявилась та роль, которую сыграл Горский в судьбе своих учеников. Вмешавшись в это недоразумение между учениками, Горский сохранил их дружбу, которая продолжалась до гибели Бориса на фронте. А Паша Аникин - курносый глазастый беспризорник, в котором Горский отмечал особое дарование в лепке - стал его любимым учеником.
В будущем Павла Степановича Аникина назовут самым ярким талантом среди скульпторов Каслинского завода, его ведущим скульптором. Благодарность и уважение к своему учителю Аникин пронесет через всю жизнь.
В областной газете “Челябинский рабочий”, районной “Уфалейский рабочий” регулярно печатаются сообщения о работе новой мастерской в Каслях. “Десятки рабочих осваивают искусство лепки под руководством скульптора Горского. Сам руководитель мастерской кроме законченного им бюста В.И. Ленина и нескольких барельефов почти закончил бюст Пушкина и работает над большими бюстами вождей партии”. (“Уфалейский рабочий”, 14.11.36 г.)
Приказом по заводу за подписью зам. директора Беднягина определялось “модели бюстов Ленина и Сталина работы скульптора Горского готовить непременно с отдельными шишечными ящиками и после отливки на модели по гипсовым образцам отлить не менее 10 шт. с каждого бюста”.
Регулярно следит за учебой мастеров литья каслинский журналист М. Репин. В программе занятий школы, по его сообщениям, есть “общеобразовательные предметы теории искусства, практика рисования и лепки. После окончания курсов ученики пройдут полугодовую практику в формовочном или чеканном отделении завода” (“Уральский рабочий”, 17 окт. 1936 г.) В его же публикации сообщается о наглядных успехах учеников школы скульпторов. (Она часто называется “кружок”.)
Должна отметить, что это разночтение “кружок - школа” довольно регулярно встречается во всякого рода публикациях. Наиболее четкая граница между этими определениями дана в 2005 г. в каталоге выставки Каслинского музея, посвященной Н.Н. Горскому (автор текста А.Р. Гильмиянова). Позволю себе выдержки из него:
“В ноябре 1935 года талантливый скульптор приезжает на Каслинский завод, где... помог восстановить старые модели.
В 1935-1936 гг. в клубе им. Захарова вел изокружок. Объединенная в кружок заводская молодежь посещала также уроки лепки в мастерской скульптора, которые с 15 октября 1936 года стали одногодичными курсами мастеров художественного литья.
В 1937 году решением Челябинского областного металлопромсоюза курсы были преобразованы в профессионально-техническую школу по подготовке рабочих кадров для производства художественного литья. Школа помещалась в двухэтажном здании на перекрестке улиц Ретнева и Коммуны. На втором этаже находилась скульптурная мастерская, где преподавал Н.Н. Горский”.
М. Репин заинтересованно наблюдает за творчеством самого руководителя школы. “Сейчас Горский одновременно работает над большими бюстами Сталина, Орджоникидзе, Ворошилова, Калинина, Горького”... (“Уфалейский рабочий”. 17 мая 1936 г.)
6 октября 1936 годом М. Репин сообщает о том, что Горский заканчивает отделку статуэтки “Чапаев” и лепит с натуры портрет старого каслинского скульптора-самоучки Д. Широкова. Ранее об этом же рассказала газета “Челябинский рабочий”. Там же: “На высоком крыльце заводоуправления выставлены две большие, в натуральный рост, гипсовые скульптуры “Физкультурница” и “Девушка с книгой”. В фойе кинотеатра выставлена скульптура Горского “Девушка с мячом” (“Челябинский рабочий”. 10 июня 1936 г.)
Как видим, в Каслях у автора появились возможности проявить себя и в монументальной скульптуре.
Доволен ли этим всеобщим вниманием сам Горский? Похоже - не очень.
Из письма к неизвестному 21 мая 1936 г.
“Эх, Дима, Дима!
Ты ругаешь меня, считая, что я якобы не желаю с тобой переписываться. А дело в том, что по-прежнему нет свободного времени. Опять пока работаю днем и ночью, но толку мало.
Скульптуры, о которых я тебе писал, стоят в звуковом кинотеатре. О двух новых. “Рабфаковка” и “Формовщик” (тоже в натуральный рост) стоят пока на лестнице перед заводоуправлением. Правда, они “кампанейские”, т.е. сделаны на скорую руку за пять суток и нетщательно отделаны, но мне нравятся, особенно девушка. Они будут установлены к празднику. Девушка с поднятой рукой выше головы словно приветствует демонстрантов. Во всей фигурке - юношеская бодрость, прекрасное лицо улыбается. Во время установки она потерпела аварию, и я без отделки деталей укрепил ее.
Сейчас, ночами, когда Касли спят, я восстанавливаю ее. Поэтому утром люди удивляются тому, что она в некоторых местах может сделаться белой или хорошеть еще больше. Это оттого, что, соскоблив окраску, исправляю недоделки. Осталась только правая ножка, точнее - туфель на ней.
Моя беда в том, что бюсты Ленина и Сталина прекратили лить. Главный инженер Беднягин со мною (в данный момент) “на ножах”. Стал давать худшим формовщикам и чеканщикам литье и обработку бюстов. Те искажают сходство, а он с этим носится перед каждым представителем и компрометирует меня. Он добился, наконец, того, что у некоторых влиятельных лиц составилось мнение, будто бюсты не соответствуют действительности, т.е. портретам. И он сейчас прекратил литье, выполнив по 50 штук каждого”.
Добавить к этому можно лишь то, что, несмотря на внутренние неурядицы, Горский продолжал работать над новыми произведениями.
Были закончены комплекты чугунных художественных шахмат. Одна сторона шахмат была представлена фигурами диких зверей: король-лев, королева-львица, офицер-слон, тура-гиппопотам и т.д. Вторая сторона шахмат состояла из фигур собак: сенбернар, гончая, лайка и т.н. Первые комплекты были отлиты и поступили в чеканное отделение. Готовилась и вторая разновидность комплекта, которая состояла из фигур физкультурников: футболиста, метателя копья, боксера и т.д. В этом варианте стороны должны были отличаться окраской в черный и бронзовый цвета.
Каслинский завод переживает в это время благодатную пору. 11 июня, ссылаясь на материалы ТАСС, “Челябинский рабочий” сообщает о том, что Наркомместпром утвердил плановое задание по реконструкции завода. Выпуск продукции в Каслях после нее будет доведен до 46 тыс. рублей против 14 060 тыс. в 1936 году. Большое развитие получит художественное литье, скульптура, архитектурное литье и др. После окончания реконструкции завод будет выпускать этого литья на 19 700 руб. в год.
7 октября в Москве прошло совещание скульпторов и архитекторов столицы с работниками Каслинсквго завода, на котором многие скульпторы предложили свои работы для отливки на заводе. Среди них были Манизер, Меркуров, Симонов, Янсон-Манизер, Томский.
Для продолжения сотрудничества руководство завода посылает свою, каслинскую, делегацию в Москву. В нее вошли ветераны завода мастера Д.И. Широков, М.О. Глухов, М.В. Торокин и скульптор Горский.
О поездке каслинских мастеров в Москву подробно рассказывала газета “Уральский рабочий” 30 ноября 1936 г.: “23 октября каслинцы посетили “Всехудожник”, где осмотрели выставку скульптуры, специально организованную московскими художниками к приезду гостей. В тот же вечер каслинцы побывали в редакции газеты “Искусство” и мастерских многих московских скульпторов: Виленского, Баландина, Лебедевой, Струковского, Блиновой, Сандомирской, Венделя и других.
Интересны и более поздние воспоминания Горского о поездке. Ему, воспитанному в традициях реализма, новшества некоторых скульпторов, их “дань современности” казались ненужными и странными.
Из письма Ю.Н. Елфимову от 23 февраля 1972 года (черновик)
“Причин поездки в Москву было две.
Первая - дирекция завода решила приобрести продукцию для литья. Мы должны были побывать у всех скульпторов и получить их согласие на участие своими работами в нашем художественном литье.
В Москве мы побывали в Союзе художников. Выступали с речами я и Глухов о нашем производстве. Там же была выставка различных фигур из пластилина и гипса, но все они не подходили для Каслей: слишком примитивны. Ни в одной не было и намека на лица, руки, ноги. Просто - комки пластилина.
Глухов попросил кусок пластилина и вылепил 2 фигурки с гораздо большим сходством с человеком, чем те, что нам показали. Почти все хохотали, а некоторые стыдливо улыбались, потому что они месяцами трудились над тем, что Глухов сделал в минуты.
Жили мы в гостинице. K нам был приставлен экскурсовод от Метростроя. Мы побывали в театрах и кинотатрах. Видели Н.К. Крупскую. В клубе Метростроя она выступала с речью. Маленькая, чрезмерно полная, а голосок как у девочки.
На стройке второй очереди метро виделись со Сталиным, Калининым, Ворошиловым, Кагановичем.
Вторая причина поездки в Москву - утверждение проекта и программы “школы художественного литья”, который был составлен мною. Были у министра местной промышленности. Он выдал безвозмездно: мне 2 тыс руб., а Широкову, Торокину и Глухову по 1 тысяче. Мы пробыли там около месяца, а потом поехали в Ленинград.
У ленинградских скульпторов много лучше произведения. Многие обещали прислать их в Касли, но прислали только Манизер - “Штангист” и его жена Янсон-Манизер “Балерину” - фигуру из группы “Бахчисарайский фонтан”. Другие - ни москвичи, ни ленинградцы - никто ничего не прислал. Мы же им надарили: Глухов свою чеканку “Медведей” Шишкина и фигуру коня.
О Глухове можно написать поэму или повесть. Чудесный, беспримерно талантливый человек!”
Отдавая должное ценности таких непосредственных свидетельств, приведу письмо к жене и дочери.
29 октября. Ленинград, “Европейская” гостиница
“Зокина и Лилюк!
Ваш папа в настоящее время сидит за письменным столом в комнате № 11. Эта комната стоит в сутки 120 рублей. Ее внутренний вид таков, что я согласен променять на нее нашу квартиру, состоящую из трех комнат. Нахожусь я в ней с нашим мастером-чеканщиком М.О. Глуховым. Начал писать, как только поселились в гостинице, но потом прервался, потому что пошли в ресторан.
О, это чудо-залы! Мы не знали, на что смотреть. В зале светло, но ламп не видно. В это время было 10 вечера, а в 12 должен был появиться оркестр. Мы не решились ожидать и пошли восвояси.
В комнате есть и телефон - звони, куда хочешь. Беда только, что звонить некому, и мы только перезваниваемся из комнаты в комнату, т.e. к Торокину и Широкову.
На ночь покупались в ванной и легли спать. Выпитые две бутылки пива быстро склонили в сон.
Ну, пока я сплю, ты узнаешь, что мы видели в Москве и Ленинграде. В Москве мы побывали в оперном, на постановке “Тихого Дона”, а в театре Вахтангова смотрели “Егора Булычева”. Побывали в музеях и т.п. Но, рассматривая работы московских мастеров, я пришел прямо-таки в изумление. Одни уроды и уроды. Я даже стал сомневаться в себе. Эка, думаю, настолько отстал, что не заметил, как другие скульпторы ушли вперед, что даже руководители восхищаются ахинеей. В общем, приеду - продемонстрирую все это на деле. В Ленинграде совсем другие скульптурные произведения, так что я тоже кое-чему научусь. Дома будем числа 4-5 ноября”.
А по приезде, как всегда, торопила работа. Еще в июле строители свердловского Дворца пионеров передали заводу заказ на изготовление художественных решеток, ваз и фигур для украшения залов и фонтанов Дворца. Всего предполагалось изготовить 60 решеток длиной 1,8 метра и 23 вазы. Для оформления фонтанов скульптор Горский принял к исполнению несколько фигур животных и птиц. (См. “Уфалейский рабочий” от 6 июля 1936 г.)
В конце года “Уфалейский рабочий” сообщил о том, что в массовое производство поступил барельеф А.С. Пушкина, работы московских скульпторов, а Н.Н. Горский закончил барельеф Н.В. Гоголя. В ближайшие дни он также будет отливаться массовым тиражом. (“Уфалейский рабочий”, 1 декабря 1936 г.) То же сообщение о барельефе продублировал и “Челябинский рабочий”, добавив, однако, что в скульптурной мастерской завода под руководством Н.Н. Горского завершается работа над эмблемой канала “Москва-Волга” и основанием фонарной колонны. (“Челябинский рабочий”, 20 дек. 1936 г.)
Неделей ранее “Челябинский рабочий” уведомил, что исполнение заказов для москвичей стало для завода заметным событием. Уже отлиты первые 200 звеньев, из которых будут собираться художественные решетки для канала. Механический цех приступает к сборке первой опытной решетки, художественная эмблема для канала будет отливаться в количестве 210 штук.
Завод гордился своими успехами и, конечно, тем, что его продукция была востребована в столице.
В это же время было многое сделано для того, чтобы возродить былую славу Каслей в его традиционном художественном литье.
23 мая 1937 года каслинцев ожидал необычный номер городской газеты. Первая страница газеты была полностью посвящена проблемам художественного литья. “За два с половиной года, прошедших с момента восстановления полузабытого производства чугунного художественного литья, в Каслях изменилось многое, - писала газета. - В дореволюционные годы производство художественного литья никогда не превышало 19 тонн в год. Уже в прошлом году Каслинский завод выпустил 20,5 тонн художественных вещей. В нынешнем году за четыре месяца выпущено 24 тонны кабинетных и 6 тонн крупных скульптурных отливок.
За последние полгода освоено 13 новых моделей крупных и мелких скульптур. На заводе работают два скульптора - Озерский и Горский”.
Создать произведения, достойные нашей эпохи - такой призыв объединял все газетные материалы. Там же публиковались статьи ведущих скульпторов художественной школы - Горского и Озерского. Одного волновала судьба старых моделей художественного литья, другого - не решенные и не решаемые проблемы художественной школы, где Озерский чувствовал себя ее главным руководителем. Обе публикации представляют несомненный интерес для исследователей художественного литья Каслей и позволяют понять, насколько разные характеры встретились в Каслях в лице двух скульпторов завода. Они дают представление и о решаемых проблемах, и о несовместимости масштабов, которыми были озабочены каждый из руководителей. Закончилось это противостояние печально: Озерский уехал из Каслей.
Однако учебный график занятий в школе соблюдался все так же согласно утвержденному плану. В нем на месяц на преподавание русского языка отводилось 20 часов, математики - 20, рисунка - 40, скульптуры - 35, истории искусств - 20, анатомии - 15. План лекций по истории искусств разрабатывался на год. Еще в феврале 1937 года в докладной записке директору завода Зайцеву Горский писал о том, что ученики школы могут приносить пользу заводу уже сейчас “в изготовлении из гипса детских игрушек, реставрации и в громоздких работах”. День ото дня накапливался и конкретный вклад учащихся в ассортимент заводской продукции.
В начале 1939 года Горский сообщает о том, что ученики школы создали уже немало достойных работ, заслуживающих отливки в чугуне. Скульптор называет авторов и их работы, убеждая в справедливости своих оценок. (“Челябинский рабочий” 1.01.1939 г.)
Вот этот список.
“Т. Чиркина. Статуэтка “Мать” и “Балерина”.
А. Лукьянов. Статуэтка “Сын за отца”, группа для фонтана “Цветы жизни”, пепельница “Парашютистка”.
Б. Лапотышкин, статуэтка “Пробуждение раба”. (В журнале “Антиквариат и предметы коллекционирования”, № 9, 2005 г. ошибочно приписывается авторство этой работы Н.Н. Горскому.)
В. Раздрогин, статуэтка “Шахтер”, группа “Не сдадимся”, пепельница.
А. Самохвалов работает над статуэткой “Вратарь”, группой “Поссорились”, “Матросы 1917 года”, пепельницей “Щука и кот”.
К. Лаптев имеет пепельницу “Орел и свинья”, барельефы “В секрете”, “Игра в бабки”, “На улице”, “Пехотинец”, “На реке”, “Генерал Топтыгин”.
Е. Зверева работает над статуэткой “Приветствие”.
П. Игнатов лепит статуэтку “Девушка конькобежец” и пепельницу “Гусь в домике”.
С. Липунов лепит пепельницу “Лев”.
А. Раздрогин - группу “Ребенок и щенок”.
Алферов - пепельницу “Орел” и статуэтку “Встреча”.
П. Щербакова - статуэтку “Лыжница”.
Г. Пономарева - статуэтку “Метростроевка”.
Н. Чиркина - статуэтку “Пионер-горнист” и группу “Дедушка, внучка и Жучка”.
По мнению Горского, лучшие из этих работ вполне могут представлять продукцию завода на международной выставке, которая предполагалась в Нью-Йорке. Для этой выставки он намеревался представить и собственные работы. Должна быть закончена статуя в натуральную величину “Радость советской матери”, группы миниатюрных пепельниц, статуэтка “Марина Раскова”, скульптура в натуральную величину “Пионервожатая”, статуэтки “Украинский танец” и “Маугли”.
Однако рапортовать приходилось не только об успехах.
“Недомыслие или безответственность?” - спрашивал журналист М. Репин, обращаясь к “Челябинскому рабочему”, и справедливо возмущался тем, что “школа в течение нескольких месяцев лишена возможности обучать учеников лепке с натуры. Все еще не готова скульптурная мастерская, хотя сделать нужно немногое: подчинить пол и вставить стекла.
Скульптор Горский с учениками работает над моделями фонтанов. Чтобы выполнить эту работу, нужны три простых, сколоченных из теса, деревянных круга. Техрук завода отказался изготовить их, мотивируя “недостатком средств” хотя стоит это сооружение несколько десяткой рублей”. (“Челябинский рабочий”. 21 янв. 1939 г.)
К сожалению, такая нетерпимая позиция к недостаткам привела к прямо противоположным результатам. Вскоре директору завода начальником Главного управления коммунально-строительного управления Михайловским, начальником отдела подготовки кадров Вольфензоном было направлено следующее предписание “В связи с тем, что при заводе имеется школа ФЗУ... предлагаем вам школу художественного литья как самостоятельную единицу ликвидировать, создав на этой базе группы при школе ФЗУ”.
Выписка из трудовой книжки Н.Н. Горского
“19 февраля 1939 года. Уволен с Каслинского завода за невозможностью дальнейшего использования”.
В “трудовом списке” скульптора есть еще более конкретная запись: “В связи с переходом школы в распоряжение учебного комбината ОМШ исключен из штата служащих завода”.
Тогда же, в феврале 1939 года, Горский уехал из Каслей.
ДО И ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ
Горский уехал из Каслей, но пока не распрощался с Уралом. В его трудовой книжке есть запись о работе на Челябинском учебном комбинате облместпрома. Тогда же, в 1939 году, вместе с женой скульптор возвратился в Ростов. Уехали из Каслей они вдвоем, - вспоминала потом дочь Горского Лилия Николаевна. “Меня же оставили в Свердловске у тетки Анны, маминой сестры. Там же, в Свердловске, жили три брата матери - Иван, Григорий, Василий - все Нотченко”.
В Ростове по заказу облпроекта Горским была создана трехметровая скульптура “Счастливое материнство”. Художник считал ее своей удачей и даже в собственной автобиографии посвятил ей несколько строк: “Группа была растиражирована в 11 экземплярах и установлена в городах и селах. В частности - в гг. Одессе, Сальске и других”.
Параллельно шла работа на галантерейно-зеркальной фабрике ОМП Росгорисполкома, с которой пришлось распрощаться по случаю сокращения штатов. Затем - Сальский промкомбинат, где со штатной должностью художника тоже повезло ненадолго. Через полгода “в связи с не утверждением плана скульптурных работ” Горской был уволен.
Главными беспристрастными свидетелями этого времени стали все те же письма. В них и прежняя жажда работы, и подробный отчет о ней, и новые планы с надеждой на удачу, что в конце концов должна была улыбнуться.
Из письма 22 ноября 1940 года
“Зоя! 25-го выяснится, освободят ли меня от воинской обязанности. По всей вероятности, возьмут на учет, потому что только совершенных калек отстраняют, а меня, наверное, зачислят в нестроевые. Как художника в культотряд.
Рядом с военным пунктом (клуб железнодорожников) сад, где установлена статуя моего “Материнства”. Рассмотрел я ее как следует и нашел, что изрядно ее покалечили монтировщики во время установки. К тому же слой извести, которым ее покрыли, залепил все детали. Еще издали она выделяется среди остальных своей колоссальностью и привлекает, а близко подойдешь - разочаровываешься. Досадно еще и потому, что перед самым лицом стоит телеграфный столб и закрывает выгоднейшую для нее сторону.
Говорил с заведующим, так он обещал, что весной столб уберут и на другой стороне площадки вместо незначительного по размеру бюста Сталина предполагают установить что-то аналогичное моей скульптуре.
Я предложил группу, что хотелось поставить на Уралмаше - старого рабочего и рядом с ним комсомольца и пионерку. Или группу “Старая и новая жизнь” - помнишь, я в Каслях делал эскиз - это сгорбленная старушка с клюкой в руке и девочка-пионерка.
Зав. клуба понравились оба варианта, но больше второй. Обещал поговорить с правлением и начальником станции, а мне предложил сделать эскизы. И я сделаю, потому что соглашусь получить за работу хоть 100 рублей”.
Письмо от 11 декабря 1940 года
“В Сальске такая грязища, что ни проехать, ни пройти - дожди льют без конца. Относительно работы - все откладывается до нового года ввиду отсутствия средств.
Правда, начальник цеха на свой риск берется начать подготовку, т.е. заказала станок для лепки и каркасник, а базе снабжения - добыть 2-3 тонны глины и гипса, алебастра и цемента. Начать думаю девочку с гусями и мальчика, обучающего собаку-овчарку. Работать буду вечерами, за что будет оплачено после. Пока я в это верю. Должно же, в конце концов, все пойти своим чередом!
Прислал бы вам мяса, но беда в том, что его нужно просолить, а соли у нас не достать ни за какие коврижки. А непросоленное в дороге мясо может пропасть. (Деньги я распределил так: 50 pyб. за туфли, кожаные подошвы, я в них хожу, 10 руб. - починка сапог + 5 отдал за еду на 7 дней. Осталось 200, из которых тебе высылаю 100...)
Из письма 4 февраля 1941 г.
Приступил к работе над скульптурами. Завтра начинаю лепить “Колхозницу” высотой 75 см.
Из письма от 11 февраля 1941 г.
5-го февраля начал работать над эскизам скульптуры, которую раньше называл просто “Колхозница”, а теперь - “Дочь полей”. Высотой она не 75, а 86 см.
Так вот 5-го начал работать, а к 10-му сделали столько, что ее пропустили на выставку конференции местной промышленности, где были представители колхозов и комбинатов. Скульптура всем понравилась, хотя еще не окончена. Четыре колхоза дали заказ на большие экземпляры.
Но:
Заказ, оказывается, будут оформлять тогда, когда найдут или, точнее, сумеют выхлопотать у государства нужные средства. Поэтому директор сказала, чтобы я заканчивал маленькую скульптуру, а потом приступил к лепке трехметровой.
Представляешь, Зокина, какие во мне происходили колебания? То я ее вижу громадным монументальным изваянием, которым восхищаются люди, шумит пресса и т.д., то вдруг ошпарит меня разочарование, потому что приходит мысль о том, что заказов не будет и к большой скульптуре я так и не приступлю, а время будет идти, и меня принудят лепить эти эскизики, ничего не значащие миниатюрки. К тому же их будут уродовать на массовой формовке.
О, как мне при сознании этого делается нехорошо, обидно и страшно. Страшно потому, что пройдут годы, а ничего не сделано, и нет возможности сделать. Руки опускаются, и я стою перед этим образом как пришпиленный. Но, взглянув на нее, снова одухотворяюсь, душа горит желанием работать, творить и творить...
В моем представлении эта фея, заключенная рукой художника в 10-15-метровый монумент, стоит среди просторов полей и вдохновляет тружеников земли. Так я мечтаю в часы особого настроения. Но, увы! Очнешься и видишь отвратительную действительность, неблагоустройство, беспокойство о куске хлеба, и руки снова опускаются.
Дней через пять я закончу “Дочь полей”, и корреспондент нашей газеты обещает послать снимки в “Молот” (ростовская областная газета. - И. П.) или “Правду”. Сбудется ли? Я уже так привык к обману...”
Из автобиографии Н.Н. Горского
“В конце 1935 года я поступил на Каслинский завод скульптором и художественным руководителем завода. Там же организовал трехгодичную школу мастеров художественного литья. Был завучем и преподавал рисунок, графику и скульптуру”.
В письме к журналисту Ю.Н. Елфимову от 23 февраля 1972 года Горский, вспоминая то время, дает более подробное описание своего появления в Каслях. “Прочитав объявление в газете, я подал заявление. Вскоре приехал (надо полагать, на Уралмаш. - И.П.) главный инженер завода Беднягин и, увидев несколько моих маленьких фигур из пластилина, пригласил на завод. Из 5 скульпторов (претендентов. - И.П.) приняли только меня. Никаких рекомендаций ни от кого не было. Слухи о влиянии Горького на это решение - легенда”.
Множество газетных публикаций свидетельствуют об активной деятельности Горского на новой работе, о том значении, какое сыграла заводская школа под его руководством для воспитания будущих каслинских мастеров.
На первых порах в школу записалось до 50 молодых и взрослых каслинских рабочих. Прошел отбор работ, началась учеба. Первые самостоятельные произведения учеников, выполнение в металле, предполагалось выпустить уже через год.
Через два месяца после начала учебы уже можно было судить о первых успехах: рабочий эмалировочного цеха Снедков вылепил барельеф “Шахтер”, модельщик Волков - сатирическую статуэтку “Болтун”, конструктор техбюро Двойников - голову старика. Это пока были только первые результаты творчества учеников, но о них уже говорили с энтузиазмом, обсуждали и даже намеревались показать на выставке к 1 Мая.
У Горского сразу сложились доверительные и дружеские отношения с учениками. Его подопечных привлекали молодой азарт нового учителя, очевидная любовь к делу и желание щедро делиться своими знаниями. И скоро Горский стал тем непререкаемым авторитетом, с мнением которого считались прежде всего. Подвергнуть сомнению его действия было недопустимо и казалось равносильным предательству.
Сохранилось трогательное многостраничное письмо, которое отправил Горскому один из его учеников, Борис Лопотышкин. В нем - суть конфликта, возникшего между ним и бывшим другом Пашей Аникиным, тоже учеником школы. Паша не простил Борису необдуманно вырвавшейся фразы по адресу Горского, Борис каялся в содеянном и горько сожалел о том, что по собственной вине лишился друга. (Письмо очень искреннее, длинное, и я изложила его лишь в общих чертах.)
В этом частном случае проявилась та роль, которую сыграл Горский в судьбе своих учеников. Вмешавшись в это недоразумение между учениками, Горский сохранил их дружбу, которая продолжалась до гибели Бориса на фронте. А Паша Аникин - курносый глазастый беспризорник, в котором Горский отмечал особое дарование в лепке - стал его любимым учеником.
В будущем Павла Степановича Аникина назовут самым ярким талантом среди скульпторов Каслинского завода, его ведущим скульптором. Благодарность и уважение к своему учителю Аникин пронесет через всю жизнь.
В областной газете “Челябинский рабочий”, районной “Уфалейский рабочий” регулярно печатаются сообщения о работе новой мастерской в Каслях. “Десятки рабочих осваивают искусство лепки под руководством скульптора Горского. Сам руководитель мастерской кроме законченного им бюста В.И. Ленина и нескольких барельефов почти закончил бюст Пушкина и работает над большими бюстами вождей партии”. (“Уфалейский рабочий”, 14.11.36 г.)
Приказом по заводу за подписью зам. директора Беднягина определялось “модели бюстов Ленина и Сталина работы скульптора Горского готовить непременно с отдельными шишечными ящиками и после отливки на модели по гипсовым образцам отлить не менее 10 шт. с каждого бюста”.
Регулярно следит за учебой мастеров литья каслинский журналист М. Репин. В программе занятий школы, по его сообщениям, есть “общеобразовательные предметы теории искусства, практика рисования и лепки. После окончания курсов ученики пройдут полугодовую практику в формовочном или чеканном отделении завода” (“Уральский рабочий”, 17 окт. 1936 г.) В его же публикации сообщается о наглядных успехах учеников школы скульпторов. (Она часто называется “кружок”.)
Должна отметить, что это разночтение “кружок - школа” довольно регулярно встречается во всякого рода публикациях. Наиболее четкая граница между этими определениями дана в 2005 г. в каталоге выставки Каслинского музея, посвященной Н.Н. Горскому (автор текста А.Р. Гильмиянова). Позволю себе выдержки из него:
“В ноябре 1935 года талантливый скульптор приезжает на Каслинский завод, где... помог восстановить старые модели.
В 1935-1936 гг. в клубе им. Захарова вел изокружок. Объединенная в кружок заводская молодежь посещала также уроки лепки в мастерской скульптора, которые с 15 октября 1936 года стали одногодичными курсами мастеров художественного литья.
В 1937 году решением Челябинского областного металлопромсоюза курсы были преобразованы в профессионально-техническую школу по подготовке рабочих кадров для производства художественного литья. Школа помещалась в двухэтажном здании на перекрестке улиц Ретнева и Коммуны. На втором этаже находилась скульптурная мастерская, где преподавал Н.Н. Горский”.
М. Репин заинтересованно наблюдает за творчеством самого руководителя школы. “Сейчас Горский одновременно работает над большими бюстами Сталина, Орджоникидзе, Ворошилова, Калинина, Горького”... (“Уфалейский рабочий”. 17 мая 1936 г.)
6 октября 1936 годом М. Репин сообщает о том, что Горский заканчивает отделку статуэтки “Чапаев” и лепит с натуры портрет старого каслинского скульптора-самоучки Д. Широкова. Ранее об этом же рассказала газета “Челябинский рабочий”. Там же: “На высоком крыльце заводоуправления выставлены две большие, в натуральный рост, гипсовые скульптуры “Физкультурница” и “Девушка с книгой”. В фойе кинотеатра выставлена скульптура Горского “Девушка с мячом” (“Челябинский рабочий”. 10 июня 1936 г.)
Как видим, в Каслях у автора появились возможности проявить себя и в монументальной скульптуре.
Доволен ли этим всеобщим вниманием сам Горский? Похоже - не очень.
Из письма к неизвестному 21 мая 1936 г.
“Эх, Дима, Дима!
Ты ругаешь меня, считая, что я якобы не желаю с тобой переписываться. А дело в том, что по-прежнему нет свободного времени. Опять пока работаю днем и ночью, но толку мало.
Скульптуры, о которых я тебе писал, стоят в звуковом кинотеатре. О двух новых. “Рабфаковка” и “Формовщик” (тоже в натуральный рост) стоят пока на лестнице перед заводоуправлением. Правда, они “кампанейские”, т.е. сделаны на скорую руку за пять суток и нетщательно отделаны, но мне нравятся, особенно девушка. Они будут установлены к празднику. Девушка с поднятой рукой выше головы словно приветствует демонстрантов. Во всей фигурке - юношеская бодрость, прекрасное лицо улыбается. Во время установки она потерпела аварию, и я без отделки деталей укрепил ее.
Сейчас, ночами, когда Касли спят, я восстанавливаю ее. Поэтому утром люди удивляются тому, что она в некоторых местах может сделаться белой или хорошеть еще больше. Это оттого, что, соскоблив окраску, исправляю недоделки. Осталась только правая ножка, точнее - туфель на ней.
Моя беда в том, что бюсты Ленина и Сталина прекратили лить. Главный инженер Беднягин со мною (в данный момент) “на ножах”. Стал давать худшим формовщикам и чеканщикам литье и обработку бюстов. Те искажают сходство, а он с этим носится перед каждым представителем и компрометирует меня. Он добился, наконец, того, что у некоторых влиятельных лиц составилось мнение, будто бюсты не соответствуют действительности, т.е. портретам. И он сейчас прекратил литье, выполнив по 50 штук каждого”.
Добавить к этому можно лишь то, что, несмотря на внутренние неурядицы, Горский продолжал работать над новыми произведениями.
Были закончены комплекты чугунных художественных шахмат. Одна сторона шахмат была представлена фигурами диких зверей: король-лев, королева-львица, офицер-слон, тура-гиппопотам и т.д. Вторая сторона шахмат состояла из фигур собак: сенбернар, гончая, лайка и т.н. Первые комплекты были отлиты и поступили в чеканное отделение. Готовилась и вторая разновидность комплекта, которая состояла из фигур физкультурников: футболиста, метателя копья, боксера и т.д. В этом варианте стороны должны были отличаться окраской в черный и бронзовый цвета.
Каслинский завод переживает в это время благодатную пору. 11 июня, ссылаясь на материалы ТАСС, “Челябинский рабочий” сообщает о том, что Наркомместпром утвердил плановое задание по реконструкции завода. Выпуск продукции в Каслях после нее будет доведен до 46 тыс. рублей против 14 060 тыс. в 1936 году. Большое развитие получит художественное литье, скульптура, архитектурное литье и др. После окончания реконструкции завод будет выпускать этого литья на 19 700 руб. в год.
7 октября в Москве прошло совещание скульпторов и архитекторов столицы с работниками Каслинсквго завода, на котором многие скульпторы предложили свои работы для отливки на заводе. Среди них были Манизер, Меркуров, Симонов, Янсон-Манизер, Томский.
Для продолжения сотрудничества руководство завода посылает свою, каслинскую, делегацию в Москву. В нее вошли ветераны завода мастера Д.И. Широков, М.О. Глухов, М.В. Торокин и скульптор Горский.
О поездке каслинских мастеров в Москву подробно рассказывала газета “Уральский рабочий” 30 ноября 1936 г.: “23 октября каслинцы посетили “Всехудожник”, где осмотрели выставку скульптуры, специально организованную московскими художниками к приезду гостей. В тот же вечер каслинцы побывали в редакции газеты “Искусство” и мастерских многих московских скульпторов: Виленского, Баландина, Лебедевой, Струковского, Блиновой, Сандомирской, Венделя и других.
Интересны и более поздние воспоминания Горского о поездке. Ему, воспитанному в традициях реализма, новшества некоторых скульпторов, их “дань современности” казались ненужными и странными.
Из письма Ю.Н. Елфимову от 23 февраля 1972 года (черновик)
“Причин поездки в Москву было две.
Первая - дирекция завода решила приобрести продукцию для литья. Мы должны были побывать у всех скульпторов и получить их согласие на участие своими работами в нашем художественном литье.
В Москве мы побывали в Союзе художников. Выступали с речами я и Глухов о нашем производстве. Там же была выставка различных фигур из пластилина и гипса, но все они не подходили для Каслей: слишком примитивны. Ни в одной не было и намека на лица, руки, ноги. Просто - комки пластилина.
Глухов попросил кусок пластилина и вылепил 2 фигурки с гораздо большим сходством с человеком, чем те, что нам показали. Почти все хохотали, а некоторые стыдливо улыбались, потому что они месяцами трудились над тем, что Глухов сделал в минуты.
Жили мы в гостинице. K нам был приставлен экскурсовод от Метростроя. Мы побывали в театрах и кинотатрах. Видели Н.К. Крупскую. В клубе Метростроя она выступала с речью. Маленькая, чрезмерно полная, а голосок как у девочки.
На стройке второй очереди метро виделись со Сталиным, Калининым, Ворошиловым, Кагановичем.
Вторая причина поездки в Москву - утверждение проекта и программы “школы художественного литья”, который был составлен мною. Были у министра местной промышленности. Он выдал безвозмездно: мне 2 тыс руб., а Широкову, Торокину и Глухову по 1 тысяче. Мы пробыли там около месяца, а потом поехали в Ленинград.
У ленинградских скульпторов много лучше произведения. Многие обещали прислать их в Касли, но прислали только Манизер - “Штангист” и его жена Янсон-Манизер “Балерину” - фигуру из группы “Бахчисарайский фонтан”. Другие - ни москвичи, ни ленинградцы - никто ничего не прислал. Мы же им надарили: Глухов свою чеканку “Медведей” Шишкина и фигуру коня.
О Глухове можно написать поэму или повесть. Чудесный, беспримерно талантливый человек!”
Отдавая должное ценности таких непосредственных свидетельств, приведу письмо к жене и дочери.
29 октября. Ленинград, “Европейская” гостиница
“Зокина и Лилюк!
Ваш папа в настоящее время сидит за письменным столом в комнате № 11. Эта комната стоит в сутки 120 рублей. Ее внутренний вид таков, что я согласен променять на нее нашу квартиру, состоящую из трех комнат. Нахожусь я в ней с нашим мастером-чеканщиком М.О. Глуховым. Начал писать, как только поселились в гостинице, но потом прервался, потому что пошли в ресторан.
О, это чудо-залы! Мы не знали, на что смотреть. В зале светло, но ламп не видно. В это время было 10 вечера, а в 12 должен был появиться оркестр. Мы не решились ожидать и пошли восвояси.
В комнате есть и телефон - звони, куда хочешь. Беда только, что звонить некому, и мы только перезваниваемся из комнаты в комнату, т.e. к Торокину и Широкову.
На ночь покупались в ванной и легли спать. Выпитые две бутылки пива быстро склонили в сон.
Ну, пока я сплю, ты узнаешь, что мы видели в Москве и Ленинграде. В Москве мы побывали в оперном, на постановке “Тихого Дона”, а в театре Вахтангова смотрели “Егора Булычева”. Побывали в музеях и т.п. Но, рассматривая работы московских мастеров, я пришел прямо-таки в изумление. Одни уроды и уроды. Я даже стал сомневаться в себе. Эка, думаю, настолько отстал, что не заметил, как другие скульпторы ушли вперед, что даже руководители восхищаются ахинеей. В общем, приеду - продемонстрирую все это на деле. В Ленинграде совсем другие скульптурные произведения, так что я тоже кое-чему научусь. Дома будем числа 4-5 ноября”.
А по приезде, как всегда, торопила работа. Еще в июле строители свердловского Дворца пионеров передали заводу заказ на изготовление художественных решеток, ваз и фигур для украшения залов и фонтанов Дворца. Всего предполагалось изготовить 60 решеток длиной 1,8 метра и 23 вазы. Для оформления фонтанов скульптор Горский принял к исполнению несколько фигур животных и птиц. (См. “Уфалейский рабочий” от 6 июля 1936 г.)
В конце года “Уфалейский рабочий” сообщил о том, что в массовое производство поступил барельеф А.С. Пушкина, работы московских скульпторов, а Н.Н. Горский закончил барельеф Н.В. Гоголя. В ближайшие дни он также будет отливаться массовым тиражом. (“Уфалейский рабочий”, 1 декабря 1936 г.) То же сообщение о барельефе продублировал и “Челябинский рабочий”, добавив, однако, что в скульптурной мастерской завода под руководством Н.Н. Горского завершается работа над эмблемой канала “Москва-Волга” и основанием фонарной колонны. (“Челябинский рабочий”, 20 дек. 1936 г.)
Неделей ранее “Челябинский рабочий” уведомил, что исполнение заказов для москвичей стало для завода заметным событием. Уже отлиты первые 200 звеньев, из которых будут собираться художественные решетки для канала. Механический цех приступает к сборке первой опытной решетки, художественная эмблема для канала будет отливаться в количестве 210 штук.
Завод гордился своими успехами и, конечно, тем, что его продукция была востребована в столице.
В это же время было многое сделано для того, чтобы возродить былую славу Каслей в его традиционном художественном литье.
23 мая 1937 года каслинцев ожидал необычный номер городской газеты. Первая страница газеты была полностью посвящена проблемам художественного литья. “За два с половиной года, прошедших с момента восстановления полузабытого производства чугунного художественного литья, в Каслях изменилось многое, - писала газета. - В дореволюционные годы производство художественного литья никогда не превышало 19 тонн в год. Уже в прошлом году Каслинский завод выпустил 20,5 тонн художественных вещей. В нынешнем году за четыре месяца выпущено 24 тонны кабинетных и 6 тонн крупных скульптурных отливок.
За последние полгода освоено 13 новых моделей крупных и мелких скульптур. На заводе работают два скульптора - Озерский и Горский”.
Создать произведения, достойные нашей эпохи - такой призыв объединял все газетные материалы. Там же публиковались статьи ведущих скульпторов художественной школы - Горского и Озерского. Одного волновала судьба старых моделей художественного литья, другого - не решенные и не решаемые проблемы художественной школы, где Озерский чувствовал себя ее главным руководителем. Обе публикации представляют несомненный интерес для исследователей художественного литья Каслей и позволяют понять, насколько разные характеры встретились в Каслях в лице двух скульпторов завода. Они дают представление и о решаемых проблемах, и о несовместимости масштабов, которыми были озабочены каждый из руководителей. Закончилось это противостояние печально: Озерский уехал из Каслей.
Однако учебный график занятий в школе соблюдался все так же согласно утвержденному плану. В нем на месяц на преподавание русского языка отводилось 20 часов, математики - 20, рисунка - 40, скульптуры - 35, истории искусств - 20, анатомии - 15. План лекций по истории искусств разрабатывался на год. Еще в феврале 1937 года в докладной записке директору завода Зайцеву Горский писал о том, что ученики школы могут приносить пользу заводу уже сейчас “в изготовлении из гипса детских игрушек, реставрации и в громоздких работах”. День ото дня накапливался и конкретный вклад учащихся в ассортимент заводской продукции.
В начале 1939 года Горский сообщает о том, что ученики школы создали уже немало достойных работ, заслуживающих отливки в чугуне. Скульптор называет авторов и их работы, убеждая в справедливости своих оценок. (“Челябинский рабочий” 1.01.1939 г.)
Вот этот список.
“Т. Чиркина. Статуэтка “Мать” и “Балерина”.
А. Лукьянов. Статуэтка “Сын за отца”, группа для фонтана “Цветы жизни”, пепельница “Парашютистка”.
Б. Лапотышкин, статуэтка “Пробуждение раба”. (В журнале “Антиквариат и предметы коллекционирования”, № 9, 2005 г. ошибочно приписывается авторство этой работы Н.Н. Горскому.)
В. Раздрогин, статуэтка “Шахтер”, группа “Не сдадимся”, пепельница.
А. Самохвалов работает над статуэткой “Вратарь”, группой “Поссорились”, “Матросы 1917 года”, пепельницей “Щука и кот”.
К. Лаптев имеет пепельницу “Орел и свинья”, барельефы “В секрете”, “Игра в бабки”, “На улице”, “Пехотинец”, “На реке”, “Генерал Топтыгин”.
Е. Зверева работает над статуэткой “Приветствие”.
П. Игнатов лепит статуэтку “Девушка конькобежец” и пепельницу “Гусь в домике”.
С. Липунов лепит пепельницу “Лев”.
А. Раздрогин - группу “Ребенок и щенок”.
Алферов - пепельницу “Орел” и статуэтку “Встреча”.
П. Щербакова - статуэтку “Лыжница”.
Г. Пономарева - статуэтку “Метростроевка”.
Н. Чиркина - статуэтку “Пионер-горнист” и группу “Дедушка, внучка и Жучка”.
По мнению Горского, лучшие из этих работ вполне могут представлять продукцию завода на международной выставке, которая предполагалась в Нью-Йорке. Для этой выставки он намеревался представить и собственные работы. Должна быть закончена статуя в натуральную величину “Радость советской матери”, группы миниатюрных пепельниц, статуэтка “Марина Раскова”, скульптура в натуральную величину “Пионервожатая”, статуэтки “Украинский танец” и “Маугли”.
Однако рапортовать приходилось не только об успехах.
“Недомыслие или безответственность?” - спрашивал журналист М. Репин, обращаясь к “Челябинскому рабочему”, и справедливо возмущался тем, что “школа в течение нескольких месяцев лишена возможности обучать учеников лепке с натуры. Все еще не готова скульптурная мастерская, хотя сделать нужно немногое: подчинить пол и вставить стекла.
Скульптор Горский с учениками работает над моделями фонтанов. Чтобы выполнить эту работу, нужны три простых, сколоченных из теса, деревянных круга. Техрук завода отказался изготовить их, мотивируя “недостатком средств” хотя стоит это сооружение несколько десяткой рублей”. (“Челябинский рабочий”. 21 янв. 1939 г.)
К сожалению, такая нетерпимая позиция к недостаткам привела к прямо противоположным результатам. Вскоре директору завода начальником Главного управления коммунально-строительного управления Михайловским, начальником отдела подготовки кадров Вольфензоном было направлено следующее предписание “В связи с тем, что при заводе имеется школа ФЗУ... предлагаем вам школу художественного литья как самостоятельную единицу ликвидировать, создав на этой базе группы при школе ФЗУ”.
Выписка из трудовой книжки Н.Н. Горского
“19 февраля 1939 года. Уволен с Каслинского завода за невозможностью дальнейшего использования”.
В “трудовом списке” скульптора есть еще более конкретная запись: “В связи с переходом школы в распоряжение учебного комбината ОМШ исключен из штата служащих завода”.
Тогда же, в феврале 1939 года, Горский уехал из Каслей.
ДО И ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ
Горский уехал из Каслей, но пока не распрощался с Уралом. В его трудовой книжке есть запись о работе на Челябинском учебном комбинате облместпрома. Тогда же, в 1939 году, вместе с женой скульптор возвратился в Ростов. Уехали из Каслей они вдвоем, - вспоминала потом дочь Горского Лилия Николаевна. “Меня же оставили в Свердловске у тетки Анны, маминой сестры. Там же, в Свердловске, жили три брата матери - Иван, Григорий, Василий - все Нотченко”.
В Ростове по заказу облпроекта Горским была создана трехметровая скульптура “Счастливое материнство”. Художник считал ее своей удачей и даже в собственной автобиографии посвятил ей несколько строк: “Группа была растиражирована в 11 экземплярах и установлена в городах и селах. В частности - в гг. Одессе, Сальске и других”.
Параллельно шла работа на галантерейно-зеркальной фабрике ОМП Росгорисполкома, с которой пришлось распрощаться по случаю сокращения штатов. Затем - Сальский промкомбинат, где со штатной должностью художника тоже повезло ненадолго. Через полгода “в связи с не утверждением плана скульптурных работ” Горской был уволен.
Главными беспристрастными свидетелями этого времени стали все те же письма. В них и прежняя жажда работы, и подробный отчет о ней, и новые планы с надеждой на удачу, что в конце концов должна была улыбнуться.
Из письма 22 ноября 1940 года
“Зоя! 25-го выяснится, освободят ли меня от воинской обязанности. По всей вероятности, возьмут на учет, потому что только совершенных калек отстраняют, а меня, наверное, зачислят в нестроевые. Как художника в культотряд.
Рядом с военным пунктом (клуб железнодорожников) сад, где установлена статуя моего “Материнства”. Рассмотрел я ее как следует и нашел, что изрядно ее покалечили монтировщики во время установки. К тому же слой извести, которым ее покрыли, залепил все детали. Еще издали она выделяется среди остальных своей колоссальностью и привлекает, а близко подойдешь - разочаровываешься. Досадно еще и потому, что перед самым лицом стоит телеграфный столб и закрывает выгоднейшую для нее сторону.
Говорил с заведующим, так он обещал, что весной столб уберут и на другой стороне площадки вместо незначительного по размеру бюста Сталина предполагают установить что-то аналогичное моей скульптуре.
Я предложил группу, что хотелось поставить на Уралмаше - старого рабочего и рядом с ним комсомольца и пионерку. Или группу “Старая и новая жизнь” - помнишь, я в Каслях делал эскиз - это сгорбленная старушка с клюкой в руке и девочка-пионерка.
Зав. клуба понравились оба варианта, но больше второй. Обещал поговорить с правлением и начальником станции, а мне предложил сделать эскизы. И я сделаю, потому что соглашусь получить за работу хоть 100 рублей”.
Письмо от 11 декабря 1940 года
“В Сальске такая грязища, что ни проехать, ни пройти - дожди льют без конца. Относительно работы - все откладывается до нового года ввиду отсутствия средств.
Правда, начальник цеха на свой риск берется начать подготовку, т.е. заказала станок для лепки и каркасник, а базе снабжения - добыть 2-3 тонны глины и гипса, алебастра и цемента. Начать думаю девочку с гусями и мальчика, обучающего собаку-овчарку. Работать буду вечерами, за что будет оплачено после. Пока я в это верю. Должно же, в конце концов, все пойти своим чередом!
Прислал бы вам мяса, но беда в том, что его нужно просолить, а соли у нас не достать ни за какие коврижки. А непросоленное в дороге мясо может пропасть. (Деньги я распределил так: 50 pyб. за туфли, кожаные подошвы, я в них хожу, 10 руб. - починка сапог + 5 отдал за еду на 7 дней. Осталось 200, из которых тебе высылаю 100...)
Из письма 4 февраля 1941 г.
Приступил к работе над скульптурами. Завтра начинаю лепить “Колхозницу” высотой 75 см.
Из письма от 11 февраля 1941 г.
5-го февраля начал работать над эскизам скульптуры, которую раньше называл просто “Колхозница”, а теперь - “Дочь полей”. Высотой она не 75, а 86 см.
Так вот 5-го начал работать, а к 10-му сделали столько, что ее пропустили на выставку конференции местной промышленности, где были представители колхозов и комбинатов. Скульптура всем понравилась, хотя еще не окончена. Четыре колхоза дали заказ на большие экземпляры.
Но:
Заказ, оказывается, будут оформлять тогда, когда найдут или, точнее, сумеют выхлопотать у государства нужные средства. Поэтому директор сказала, чтобы я заканчивал маленькую скульптуру, а потом приступил к лепке трехметровой.
Представляешь, Зокина, какие во мне происходили колебания? То я ее вижу громадным монументальным изваянием, которым восхищаются люди, шумит пресса и т.д., то вдруг ошпарит меня разочарование, потому что приходит мысль о том, что заказов не будет и к большой скульптуре я так и не приступлю, а время будет идти, и меня принудят лепить эти эскизики, ничего не значащие миниатюрки. К тому же их будут уродовать на массовой формовке.
О, как мне при сознании этого делается нехорошо, обидно и страшно. Страшно потому, что пройдут годы, а ничего не сделано, и нет возможности сделать. Руки опускаются, и я стою перед этим образом как пришпиленный. Но, взглянув на нее, снова одухотворяюсь, душа горит желанием работать, творить и творить...
В моем представлении эта фея, заключенная рукой художника в 10-15-метровый монумент, стоит среди просторов полей и вдохновляет тружеников земли. Так я мечтаю в часы особого настроения. Но, увы! Очнешься и видишь отвратительную действительность, неблагоустройство, беспокойство о куске хлеба, и руки снова опускаются.
Дней через пять я закончу “Дочь полей”, и корреспондент нашей газеты обещает послать снимки в “Молот” (ростовская областная газета. - И. П.) или “Правду”. Сбудется ли? Я уже так привык к обману...”