Олег Лукьянченко. После "третьего тайма". Окончание
Баранчикова оставили у ворот (в «дыр-дыре» брать мяч руками не разрешалось), Димочку с Владиславом отрядили в защиту. В нападении остались Андрей с Сазоном. Это была привычная расстановка: им не раз приходилось сражаться в таком составе, а значит, сыгранность могла стать одним из козырей в матче.
Сильнейшим игроком у них был Сазон. Он занимался в футбольной секции и лучше всех владел профессиональными приемами. Андрей тоже играл неплохо, но уступал Сазону в двух важных элементах: ударах головой (Сазон мастерски бил по мячу, как и полагалось, лбом, а у Андрея так не получалось - он почему-то всегда зажмуривался, и вместо метко нацеленного тычка получался слепой рикошет) и укрывании мяча корпусом. Впрочем, для уверенного выполнения этого приема ему не хватало физических данных. И совсем уж не умел Андрей делать подкат. Зато он превосходил партнера в скорости, увертливости, любил неожиданные решения, экстравагантные и замысловатые приемы, которыми гордился, - вроде удара пяткой или «ножницами» в падении через себя... Да и в выносливости он не уступал Сазону.
Димочка и Владислав играли слабовато, а Баранчиков вообще был столб, так что основная тяжесть борьбы выпадала Сазону с Андреем.
Те поставили в ворота толстяка. Вероятно, от него, как и от Бори, проку в игре было негусто, зато в воротах его туша сплошной стеной заполнила проем между двумя кирпичами.
Главный подбросил мяч вверх, и игра началась. Он откинул его в сторону, там мяч подхватил один из партнеров, но Сазон в подкате выбил его к кустам и рванулся догонять. Противник остался поджидать на месте. Видно, ему лень было далеко бежать. Сазон вернулся, на простейшем финте корпусом обошел его, продвинулся вперед и передал мяч в центр, точно на ногу Андрею. Андрей замахнулся, чтобы пробить «щечкой», но не успел: сзади на него всем телом налетел кто-то из тех и резко ткнул локтем в бок - Андрей оказался на земле. Он сразу вскочил, возмущенный: сбили прямо перед воротами - должен быть «пенальти». Сазон робко заикнулся было об этом, но главный вытаращил глаза:
- Какой пеналь?.. Филя, - обернулся он к дылде, что налетел на Андрея, - ты же его корпусом?
- А то чем же, - буркнул тот.
- Ну вот - всё по правилам. Футбол не балет, - назидательно произнес главный популярную в то время формулу.
Андрей понял, что игра пойдет по их правилам, и это совсем ухудшало положение. Но он уже решил не сдаваться, а сейчас еще и азарт борьбы не позволял задуматься о последствиях. Но нужно быть начеку.
Двое противников двинулись с мячом вперед, при передаче мяч зацепил Владислава и отскочил к Андрею. Тот метнулся вперед, перепрыгнул через подставленную ногу противника... Толстяк выкатился навстречу, а обведенный защитник топал сзади, настигая Андрея... Еще миг - и он снова свалит его, но Андрей отработанным приемом - резким тычком пятки наискосок - назад и влево - отбросил мяч, не видя Сазона, но зная, что тот должен находиться именно там; затем вильнул вправо, бежавший сзади пропыхтел мимо, а Андрей, обернувшись, увидел, как из-под ноги второго защитника Сазон точно направил мяч в оставленные ворота.
Это был первый гол, но ни Андрей, ни Сазон ничем не выразили радости, а только коротко, по-деловому, пожали друг другу руки и отошли на свою половину поля.
Чистая работа: мяч прошел в ворота точно посередине между кирпичами, так что повода оспаривать гол не было, и главный только зло выговорил толстяку:
- Худой! Тебя поставили в ворота - и стой. Какого хрена выскакиваешь!..
Видимо, пропущенный гол задел его, и он сам повел мяч от своих ворот.
Он легко на скорости обошел Андрея, прокинул мяч себе на ход. Владислав и Димочка добросовестно разобрали своих подопечных персонально, оставив центр свободным. Сазон с опозданием метнулся наперерез и в падении не достал до мяча, а попал по ноге атакующему, тот по инерции ударил, но правая нога сбилась с прицела, и мяч просвистел мимо ворот.
Сазон, тяжело поднявшись, виновато улыбнулся и в порядке извинения подал руку. Так их учили в секции: нарушил правила - извинись. Но главный этих церемоний не признавал. Тыльной стороной кисти он отшвырнул руку Сазона и прошипел:
- Ты, шпендик, еще раз костыльнёшь - я тебе ноги повыдергиваю и спички вставлю.
- Я нечаянно, - попытался оправдаться Сазон.
- За нечаянно бьют отчаянно - мама тебя не научила, так я научу.
Он поставил мяч перед воротами, намереваясь пробить «пенальти».
«Пенальти» в «дыр-дыре» били разными способами - как договорятся: то с шести шагов - стоя спиной к воротам, то обычным ударом, но мяч в этом случае полагалось послать по воздуху, катящийся по земле не засчитывался; либо с одиннадцати шагов - тогда это ограничение не действовало.
Возможно, те не знали всех этих тонкостей. Во всяком случае, главный отсчитал шесть убористых шажков, повелительным жестом согнал с ворот Баранчикова, поставил мяч и слегка пырнул носком ботинка. Чуть подпрыгивая по земле, он вкатился в ворота.
- Такой не считается, надо по воздуху, - попытался протестовать Андрей.
- Заглохни, ты, знаток, - оборвал его главный, - чистая банка. Играть надо уметь.
Спорить было бесполезно. Ладно, пусть будет по их правилам. Все-таки пока 1:1.
Игра приняла странный оборот. Те почти не пытались завладеть мячом. Судя по всему, играть умел из них только один - главный, да и то довольно посредственно. Он тараном пер через центр, используя единственный примитивный финт, известный любому начинающему: при сближении с противником резкий поворот корпусом вправо или влево и проброс мяча дальше себе на ход. При хорошей подстраховке это ничего не дает. Несколько раз, как в случае с «пеналем», главному удавалось на скорости проскочить и страхующего, но чаще после обводки мяч доставался Димочке или Владиславу, а те спешили переадресовать его своим нападающим.
Так вот, к воротам пытался пройти только один главный, а трое остальных полевых игроков кучковались вблизи своих ворот и брали на корпус Андрея и Сазона, не стесняясь при этом и по ногам заехать, и рукой отвести, и локтем отпихнуть. И хотя поле было маленькое, за десяток минут игры Андрей уже взмок, держался на одном азарте...
Один из защитников тех отбил мяч далеко в кусты, и возникла короткая пауза.
- Кучерявый, - скомандовал главный Димочке, - чего ждешь - чеши за мячом.
Димочка послушно потрусил к кустам.
Тяжело дыша и глядя ему вслед, Андрей подумал, что если бы Димочка проявил смекалку, то, подхватив мяч, дернул бы в кусты, а там двадцать метров до забора, перемахнув который можно за минуту добежать до барака, где жил с матерью Сазон. Да нет, Димочка всегда был послушным мальчиком, он и с уроков никогда не решался сбежать, даже если все друзья его уговаривали. Он привык слушаться старших... Все же Андрей чуть не крикнул: «Димочка, беги!», но его опередил главный:
- Эй, ты, не вздумай смыться. Догоним - хуже будет.
И Димочка прилежно выполнил поручение: принес мяч и услужливо вручил главному. И тут Андрей подумал: а что, если... но мяч ввели в игру, и он не успел ничего решить.
Игра продолжалась, но обычного удовольствия не доставляла. Те, кажется, вообще перестали интересоваться мячом, а охотились только за Сазоном и Андреем. То один, то другой поминутно оказывались на земле. В несчетный раз поднимаясь с земли, Андрей услышал, как кто-то из тех, хохотнув, бросил сквозь зубы приятелям:
- Третий тайм! - и все зареготали, оценив шутку...
У Сазона на скуле прорезался синяк - кто-то чувствительно двинул его локтем. Андрей расшиб колено и в игровых паузах прихрамывал, но в пылу борьбы не чувствовал боли и хромота исчезала. Все же однажды ему удался прорыв по левому краю, он приблизился к воротам, ложным замахом заставил толстяка сдвинуться с места и метко пустил мяч в ворота между его расставленными ногами.
Пропустить мяч между ног в ворота считалось у мальчишек самым позорным делом.
- Дырка! - главный сплюнул с досады. - Чего мослы раскорячил! - И выругался... - А вы чего стоите? - прикрикнул он на остальных. - Я что - один за вас впереди должен уродоваться?..
Наверно, ему надоело в одиночку рваться к чужим воротам. И его самолюбие было задето. Все-таки он, единственный из тех, худо-бедно умел играть в футбол, и когда оказалось, что эти восьмиклассники, хотя и меньше и слабее его, но играют лучше, это его взбесило. До второго пропущенного гола он играл, опять же единственный из всех, в чистый футбол, ни разу не нарушил правил, а теперь, когда победа стала сомнительной, ему захотелось получить ее любой ценой. Андрей предположил все это потому, что, когда Сазон оказался в воздухе, чтобы головой достать высокий мяч, главный тоже подпрыгнул и пнул Сазона коленом в живот. Сазон охнул от неожиданности, приземлился, два раза судорожно втянул воздух ртом, а потом согнулся пополам и корчась покатился по земле. Ребята окружили его, пытались поднять, но он не вставал, никак не мог сделать вдох...
Андрей ясно видел, что удар главного был преднамеренным, что это не случайное жесткое столкновение в борьбе за мяч. Ему стало не по себе: он не понимал, как можно вот так хладнокровно, расчетливо нанести удар по животу, в одно из самых уязвимых мест человеческого тела. И еще он понял после этого удара, что те способны на все, и значит, исход матча все равно предрешен. С каким бы счетом ни завершилась игра, те не выполнят условия договора...
И тогда он принял решение - та мысль, которую он не успел додумать несколько минут назад, стала четкой и ясной и напружинила нервы, заставила еще чаще застучать сердце: он сделает то, на что не хватило смелости Димочке: когда мяч снова окажется в кустах, он сам побежит за ним. И не вернется...
Сазон еле поднялся и, согнувшись, заковылял к своим воротам. Дышать ему все еще было трудно. Андрей обнял его за плечи.
- Играть сможешь?
Сазон молча кивнул.
- Ну, постой пока в защите, отдышись, а мне впереди Димочка поможет.
- Я б мотал такие игры, - удрученно заявил Димочка.
- Перекалечат они нас, а мяч все равно заберут, - мрачно предрек Владислав.
- Еще посмотрим, - тихо и зло ответил Андрей, - вы что разнылись - сдрейфили, что ли? Тогда разбегайтесь, без вас обойдемся.
- При чем тут разбегайтесь, - насупился Владислав, - только без толку все это...
- Эй, вы, шкеты, что вы там митинг устроили - кончили игру, сдаетесь? - ехидно крикнул им главный, ожидающий с мячом у своих ворот.
- Играй! - крикнул в ответ Андрей и выдвинулся ему навстречу.
Он решился.
Избавившись от опасного нападающего противника, те осмелели и втроем пошли вперед. Андрей попытался отобрать мяч у главного, но тот отпасовал его направо, его партнер проскочил Димочку и приблизился к воротам. Главный тем временем вышел к воротам по другому краю и отчаянно завопил:
- Налево, сука, налево, падла!..
Партнер остановился и, спеша выполнить приказ, изо всей силы запулил мяч в сторону главного, но перестарался: мяч пронесся высоко над головой и прошелестел, опустившись в кусты.
«Сейчас», - сказал себе Андрей, и сердце у него тревожно екнуло.
Пока главный костерил своего незадачливого напарника, Андрей мелкими шажками побежал за мячом. Только не торопиться, не выдать своих намерений раньше времени... Он заставлял себя не оглядываться, чтобы те ничего не заподозрили. Он был уже в десяти метрах от кустов, когда услышал угрожающий голос главного:
- Эй, ты, Начисто, смотри без фокусов, поймаю - голову откручу.
Угроза подстегнула Андрея, и он не выдержал, рванулся вперед, выдав, вероятно, свой замысел, потому что главный послал одного из своих вслед за Андреем. Сзади послышался ленивый топот. Андрей оглянулся - догоняющий был пока далеко. Андрей уже продирался сквозь кусты. Он приблизительно засек место падения мяча, но не мог сразу его обнаружить. Кустарник рос густо, а прелые прошлогодние листья по цвету были схожи с потертой покрышкой. Андрей с торопливой досадой озирался по сторонам, но мяча не находил. А топот неотвратимо приближался. Он в отчаянии оглянулся, и глаза скользнули по кустам на уровне груди - мяч застрял среди веток. Андрей схватил его и, не зная, опоздал или нет, кинулся к забору, как раз в тот момент, когда топот прервался, и тот, кто гнался за ним, прогундосил:
- Слышь, чмур, где ты тут, а ну вылазь...
Андрей согнулся, чтобы его трудней было заметить, и чуть было не уткнулся головой в старую кирпичную стенку. Перемахнуть двухметровый забор с удобными, как ступеньки, выщербинами было делом нескольких секунд.
Метрах в десяти за забором, среди куч разнообразного мусора (жители бараков устроили себе здесь свалку), лежала ржавая труба метрового диаметра... Андрей нырнул в нее и замаскировал мяч полуобгоревшим деревянным ящиком; ползя на четвереньках, дотащил его до середины трубы, куда свет почти не проникал и где, как он надеялся, разглядеть его снаружи будет трудновато. Он лежал на животе, загнанно дыша, в верху живота что-то гулко билось, и, казалось, стук этот отдается в металле. Пахло ржавчиной, гнилью, сыростью, дышать было тяжело. Тогда Андрей еще не знал, что железо, ржавея, съедает окружающий кислород, и если бы труба не продувалась, он рисковал бы задохнуться здесь. Но недостаток кислорода чувствовался, и вскоре ему стало невмоготу находиться внутри. Андрей подполз к входному отверстию и осторожно выглянул. Кругом никого не было, только черная облезлая кошка, пугливо озираясь, прокрадывалась между двумя мусорными кучами. Андрей вылез наружу и подошел к забору.
Когда он бежал, искал мяч, лез через забор, прятался в трубе, ему некогда было подумать о своих друзьях - важно было спасти мяч. А сейчас ему стало тревожно: что с ними, хватило ли у них соображения разбежаться в разные стороны. Или те задержали их, чтобы расквитаться за поступок Андрея. Конечно, он мог бы теперь спокойно взять мяч и уйти домой. В конце концов, что страшного может с ними случиться. Не убьют же их. Ну, может, врежут пару раз - это не смертельно, зато мяч будет спасен. Так оно, наверно, и будет, и особенно беспокоиться не стоит. Он ведь сам рисковал больше: если б его попытка не удалась, уж с ним-то расправились бы жестоко, можно не сомневаться... Но, рассуждая так, Андрей чувствовал, что что-то у него не сходится с правильным ответом. Какое он имел право сам решать, что дороже: мяч или безопасность его друзей. Положим, он знал, что если б удрал с мячом кто-то из них, то он, Андрей, предпочел бы выдержать расправу, лишь бы сохранить мяч. Но решать это за них... Нет, такого права у него не было. А значит, он не может уйти, не выяснив, где его друзья, что с ними.
Перебравшись через забор, Андрей стал прокрадываться сквозь кусты. Надо было соблюдать осторожность: если товарищам удалось скрыться, ему вовсе незачем угодить в лапы к тем...
На площадке, где проходила игра, никого не осталось. Андрей глубоко вздохнул с облегчением. Значит, все кончилось благополучно... И вдруг заметил темные влажные пятнышки на земле, которые прерывистой дорожкой вели к противоположной стороне полукружия кустов. Ужаснувшись, он вышел на открытое пространство, пригляделся к пятнышкам пристальнее. Да, это была кровь.
Он пошел по этим свежим следам и, когда раздвинул кусты, услышал какую-то возню, чье-то пыхтение... и вдруг раздался отчаянный рев Владислава:
- А-а-а!..
В глубине кустов виднелась небольшая полянка. Посредине двое держали за руки Владислава. Две красные капли скатились из носа, он слизнул их языком. Перед ним стоял главный. Откинувшись спиной на ствол тополя и задрав голову вверх, сидел Сазон. Он прижимал к лицу носовой платок. Чуть в стороне, рядом с толстяком, смирно стоял Димочка и широкими глазами безучастно наблюдал за происходящим. Баранчикова не было видно. Никто не заметил Андрея.
- Еще? - с брезгливой миной спросил главный.
Владислав мотнул головой.
- Пустите его!.. - звонким, вот-вот сорвется, голосом крикнул Андрей и вышел на поляну.
Все, кроме Сазона, повернулись к нему.
- А, Начисто пожаловал, - голос главного изобразил радостное удивление. - Сам пришел?.. Молодец. Не бросил товарищей… Что ж это ты, брат, не доиграл и смылся. Уговора такого не было. А мяч где?
- Не нашел! - соврал Андрей, сам понимая нелепость своего ответа.
- Не на-шел, - по слогам повторил тот, что-то прикидывая в уме. - Что ж мне с тобой сделать?..
- Что хочешь!.. А их отпусти. Они тут ни при чем. Спрятал я мяч, понял? И не найдете. А игру мы выиграли. Счет в нашу пользу... - Андрей почувствовал, как его охватывает азарт злорадства, да нет, какое тут злорадство! - азарт торжества справедливости, ради которой можно пожертвовать всем. - Наша победа! - выкрикнул он, не скрывая торжества. - Хоть вы и жилили, и кости нам ломали, а играем мы лучше вас, и ничего вам с этим не сделать!.. И мяч вы не получите, хоть лопните!..
Главный повелительно кивнул. Двое отпустили Владислава и схватили Андрея.
- Сейчас ты попросишь прощения за свою грубость, - тихим, почти ласковым голосом произнес главный. - Нехорошо грубить старшим - чему тебя только в школе учат... Так, повторяй за мной: дядя, пожалуйста, простите меня, я больше не буду. И еще: я не умею играть в футбол, поэтому смылся с мячом. Запомнил все, или повторить?.. Ну, начинай.
Андрей молчал. Он знал, что сейчас последует что-то страшное. Он никогда еще не испытывал состояния такого бессилия. Бессилия и страха... Наверное, те способны на всё, наверное, они могут вышибить ему зубы, искалечить, даже убить... На какой-то миг он поверил даже в это. И, казалось, так легко избежать этого - ну что особенного: повторить слова главного, в них ведь нет ничего чересчур издевательского. Повторить, пустить слезу, попросить прощенья - и он спасен, цел и невредим, снова свободен. Он сможет расслабиться, сесть на землю, с наслаждением вдохнуть сладковатый запах прошлогодних, отмякших после зимы тополиных листьев... А потом все забудется, как страшный сон, когда просыпаешься, с облегчением понимаешь, что все это только приснилось, а днем уже и вспомнить не можешь, что именно. Всего-то и нужно - повторить две коротенькие фразы...
- Нет, - выдохнул Андрей.
И посмотрел в глаза главному. В них была неуверенность, досадливое недоумение, что ли, может быть, даже растерянность. Они попытались выдержать взгляд Андрея, но вдруг завибрировали и ушли в сторону.
- Руки об тебя марать не хочется, - ни к кому не обращаясь, выдавил из себя главный. - Тебя ж одним пальцем растереть можно, шмакодявку такую, а потом отвечай... Бросьте его, вы...
Тиски, сжимавшие Андрея, разжались. Он продолжал стоять на месте, еще не осознавая своего освобождения.
- Он и так никуда не денется, - продолжал главный. - А дружки его останутся здесь, пока он мяч не принесет. Ты слышал? - обратился он к Андрею. - Гони мяч, и я их отпущу. Пять минут тебе дается...
Когда Андрей вернулся с мячом, главный достал нож и вновь, как и в первый раз, отвернул шило. Потом взял у Андрея мяч, прижал к груди, испачкав пиджак, и вонзил в него шило. Воздух зашипел с жалобным присвистом, а главный вдруг со свирепой яростью стал колоть покрышку все в новых и новых местах, и каждый раз Андрей вздрагивал, представляя, что это острие входит в его грудь...
Мяч испустил последний вздох, и пожухлая, издырявленная покрышка безжизненно обвисла в руках главного. Он брезгливо швырнул ее на землю, кривясь, локтем обтер пыль с лацканов пиджака и не оглядываясь направился к ближайшей аллее. Остальные, так же молча, тронулись за ним. Вот колыхнулись кусты, скрывая последнего, и ребята остались на поляне одни.
Измолоченный Сазон с угрюмым видом все так же сидел под тополем. Ему досталось больше всех. Нос распух до размеров картофелины. Владислав выглядел не многим лучше. Димочку, как и Андрея, они не тронули. Видимо, до него не успели добраться.
- А где Баран? - спросил Андрей.
- Утёк, - с французским прононсом пробубнил Сазон.
- Правильно сделал, - одобрил Андрей. - Надо было и вам резко дергать.
- Что теперь говорить, - обреченно махнул рукой Владислав, - хорошо, хоть так. В общем-то легко отделались.
- Опять играть нечем, - грустно заключил Сазон и,
пошатываясь, встал на ноги...
* * *
С того мартовского дня прошло много лет. Странно, но никого из той пятерки Андрей никогда больше не встречал. Ведь они жили в том же городе, где все пересекаются, где справедливость поговорки «мир тесен» особенно наглядна... И вот - никого, ни разу. Могло ли такое быть? Маловероятно.
И, уже в ином возрасте, размышляя об этом, Андрей пришел к выводу, что, наверное, он все-таки встречал кого-нибудь из тех. Встречал, но не узнавал. Потому что все они были безликими. Даже тот, кого он назвал главным. Именно в безликости таилась их опасность. Ибо каждый день, каждый час, на каждом шагу любой из нормальных людей мог повстречаться с ними и не ощутить угрозы. Но стоило этим безликим собраться вместе, составить безликую массу, стоило возникнуть условиям, в которых ей - от безделья, собственной пустоты, скуки каждодневного прозябания, лишенного человеческих и человечных целей и смыслов, - захочется безнаказанно развлечь себя иллюзией превосходства над нормальными людьми, как она, эта масса, превратится в агрессивную и неудержимую силу, если не столкнется с человеческой волей, достаточно стойкой, чтобы не уступить ее безликому напору. Не уступить, даже рискуя всем, потому что, если уступать безликой силе, надеясь уступкой сохранить сиюминутное благополучие, спокойствие, комфорт, она поглотит все, и ничего кроме нее на земле не останется. И еще Андрей понял - и не раз, совсем в иных обстоятельствах, убеждался в справедливости своего понимания, - что простое «нет», сказанное этой силе, сказанное с такой твердостью, которой нечего было противопоставить кроме тупого давления толпы, заставляло ее отступать, расплываться, распадаться на отдельные бессильные особи.
Вся сложность, однако, заключалась в том, что, хотя этот открытый Андреем для себя закон сопротивления безликой массе срабатывал, гарантий его универсальности не существовало. Он не обладал оборонительной силой, этот закон: всякий новый раз нужно было предолевать себя, как в первый, всякий новый раз не исчезала опасность проиграть. Но даже и на этих условиях не отступить, не сдаться, не изменить себе.
Андрей никогда не встречал никого из той пятерки, но помнил, что они рядом, где-то здесь, среди нас...
1986
Сильнейшим игроком у них был Сазон. Он занимался в футбольной секции и лучше всех владел профессиональными приемами. Андрей тоже играл неплохо, но уступал Сазону в двух важных элементах: ударах головой (Сазон мастерски бил по мячу, как и полагалось, лбом, а у Андрея так не получалось - он почему-то всегда зажмуривался, и вместо метко нацеленного тычка получался слепой рикошет) и укрывании мяча корпусом. Впрочем, для уверенного выполнения этого приема ему не хватало физических данных. И совсем уж не умел Андрей делать подкат. Зато он превосходил партнера в скорости, увертливости, любил неожиданные решения, экстравагантные и замысловатые приемы, которыми гордился, - вроде удара пяткой или «ножницами» в падении через себя... Да и в выносливости он не уступал Сазону.
Димочка и Владислав играли слабовато, а Баранчиков вообще был столб, так что основная тяжесть борьбы выпадала Сазону с Андреем.
Те поставили в ворота толстяка. Вероятно, от него, как и от Бори, проку в игре было негусто, зато в воротах его туша сплошной стеной заполнила проем между двумя кирпичами.
Главный подбросил мяч вверх, и игра началась. Он откинул его в сторону, там мяч подхватил один из партнеров, но Сазон в подкате выбил его к кустам и рванулся догонять. Противник остался поджидать на месте. Видно, ему лень было далеко бежать. Сазон вернулся, на простейшем финте корпусом обошел его, продвинулся вперед и передал мяч в центр, точно на ногу Андрею. Андрей замахнулся, чтобы пробить «щечкой», но не успел: сзади на него всем телом налетел кто-то из тех и резко ткнул локтем в бок - Андрей оказался на земле. Он сразу вскочил, возмущенный: сбили прямо перед воротами - должен быть «пенальти». Сазон робко заикнулся было об этом, но главный вытаращил глаза:
- Какой пеналь?.. Филя, - обернулся он к дылде, что налетел на Андрея, - ты же его корпусом?
- А то чем же, - буркнул тот.
- Ну вот - всё по правилам. Футбол не балет, - назидательно произнес главный популярную в то время формулу.
Андрей понял, что игра пойдет по их правилам, и это совсем ухудшало положение. Но он уже решил не сдаваться, а сейчас еще и азарт борьбы не позволял задуматься о последствиях. Но нужно быть начеку.
Двое противников двинулись с мячом вперед, при передаче мяч зацепил Владислава и отскочил к Андрею. Тот метнулся вперед, перепрыгнул через подставленную ногу противника... Толстяк выкатился навстречу, а обведенный защитник топал сзади, настигая Андрея... Еще миг - и он снова свалит его, но Андрей отработанным приемом - резким тычком пятки наискосок - назад и влево - отбросил мяч, не видя Сазона, но зная, что тот должен находиться именно там; затем вильнул вправо, бежавший сзади пропыхтел мимо, а Андрей, обернувшись, увидел, как из-под ноги второго защитника Сазон точно направил мяч в оставленные ворота.
Это был первый гол, но ни Андрей, ни Сазон ничем не выразили радости, а только коротко, по-деловому, пожали друг другу руки и отошли на свою половину поля.
Чистая работа: мяч прошел в ворота точно посередине между кирпичами, так что повода оспаривать гол не было, и главный только зло выговорил толстяку:
- Худой! Тебя поставили в ворота - и стой. Какого хрена выскакиваешь!..
Видимо, пропущенный гол задел его, и он сам повел мяч от своих ворот.
Он легко на скорости обошел Андрея, прокинул мяч себе на ход. Владислав и Димочка добросовестно разобрали своих подопечных персонально, оставив центр свободным. Сазон с опозданием метнулся наперерез и в падении не достал до мяча, а попал по ноге атакующему, тот по инерции ударил, но правая нога сбилась с прицела, и мяч просвистел мимо ворот.
Сазон, тяжело поднявшись, виновато улыбнулся и в порядке извинения подал руку. Так их учили в секции: нарушил правила - извинись. Но главный этих церемоний не признавал. Тыльной стороной кисти он отшвырнул руку Сазона и прошипел:
- Ты, шпендик, еще раз костыльнёшь - я тебе ноги повыдергиваю и спички вставлю.
- Я нечаянно, - попытался оправдаться Сазон.
- За нечаянно бьют отчаянно - мама тебя не научила, так я научу.
Он поставил мяч перед воротами, намереваясь пробить «пенальти».
«Пенальти» в «дыр-дыре» били разными способами - как договорятся: то с шести шагов - стоя спиной к воротам, то обычным ударом, но мяч в этом случае полагалось послать по воздуху, катящийся по земле не засчитывался; либо с одиннадцати шагов - тогда это ограничение не действовало.
Возможно, те не знали всех этих тонкостей. Во всяком случае, главный отсчитал шесть убористых шажков, повелительным жестом согнал с ворот Баранчикова, поставил мяч и слегка пырнул носком ботинка. Чуть подпрыгивая по земле, он вкатился в ворота.
- Такой не считается, надо по воздуху, - попытался протестовать Андрей.
- Заглохни, ты, знаток, - оборвал его главный, - чистая банка. Играть надо уметь.
Спорить было бесполезно. Ладно, пусть будет по их правилам. Все-таки пока 1:1.
Игра приняла странный оборот. Те почти не пытались завладеть мячом. Судя по всему, играть умел из них только один - главный, да и то довольно посредственно. Он тараном пер через центр, используя единственный примитивный финт, известный любому начинающему: при сближении с противником резкий поворот корпусом вправо или влево и проброс мяча дальше себе на ход. При хорошей подстраховке это ничего не дает. Несколько раз, как в случае с «пеналем», главному удавалось на скорости проскочить и страхующего, но чаще после обводки мяч доставался Димочке или Владиславу, а те спешили переадресовать его своим нападающим.
Так вот, к воротам пытался пройти только один главный, а трое остальных полевых игроков кучковались вблизи своих ворот и брали на корпус Андрея и Сазона, не стесняясь при этом и по ногам заехать, и рукой отвести, и локтем отпихнуть. И хотя поле было маленькое, за десяток минут игры Андрей уже взмок, держался на одном азарте...
Один из защитников тех отбил мяч далеко в кусты, и возникла короткая пауза.
- Кучерявый, - скомандовал главный Димочке, - чего ждешь - чеши за мячом.
Димочка послушно потрусил к кустам.
Тяжело дыша и глядя ему вслед, Андрей подумал, что если бы Димочка проявил смекалку, то, подхватив мяч, дернул бы в кусты, а там двадцать метров до забора, перемахнув который можно за минуту добежать до барака, где жил с матерью Сазон. Да нет, Димочка всегда был послушным мальчиком, он и с уроков никогда не решался сбежать, даже если все друзья его уговаривали. Он привык слушаться старших... Все же Андрей чуть не крикнул: «Димочка, беги!», но его опередил главный:
- Эй, ты, не вздумай смыться. Догоним - хуже будет.
И Димочка прилежно выполнил поручение: принес мяч и услужливо вручил главному. И тут Андрей подумал: а что, если... но мяч ввели в игру, и он не успел ничего решить.
Игра продолжалась, но обычного удовольствия не доставляла. Те, кажется, вообще перестали интересоваться мячом, а охотились только за Сазоном и Андреем. То один, то другой поминутно оказывались на земле. В несчетный раз поднимаясь с земли, Андрей услышал, как кто-то из тех, хохотнув, бросил сквозь зубы приятелям:
- Третий тайм! - и все зареготали, оценив шутку...
У Сазона на скуле прорезался синяк - кто-то чувствительно двинул его локтем. Андрей расшиб колено и в игровых паузах прихрамывал, но в пылу борьбы не чувствовал боли и хромота исчезала. Все же однажды ему удался прорыв по левому краю, он приблизился к воротам, ложным замахом заставил толстяка сдвинуться с места и метко пустил мяч в ворота между его расставленными ногами.
Пропустить мяч между ног в ворота считалось у мальчишек самым позорным делом.
- Дырка! - главный сплюнул с досады. - Чего мослы раскорячил! - И выругался... - А вы чего стоите? - прикрикнул он на остальных. - Я что - один за вас впереди должен уродоваться?..
Наверно, ему надоело в одиночку рваться к чужим воротам. И его самолюбие было задето. Все-таки он, единственный из тех, худо-бедно умел играть в футбол, и когда оказалось, что эти восьмиклассники, хотя и меньше и слабее его, но играют лучше, это его взбесило. До второго пропущенного гола он играл, опять же единственный из всех, в чистый футбол, ни разу не нарушил правил, а теперь, когда победа стала сомнительной, ему захотелось получить ее любой ценой. Андрей предположил все это потому, что, когда Сазон оказался в воздухе, чтобы головой достать высокий мяч, главный тоже подпрыгнул и пнул Сазона коленом в живот. Сазон охнул от неожиданности, приземлился, два раза судорожно втянул воздух ртом, а потом согнулся пополам и корчась покатился по земле. Ребята окружили его, пытались поднять, но он не вставал, никак не мог сделать вдох...
Андрей ясно видел, что удар главного был преднамеренным, что это не случайное жесткое столкновение в борьбе за мяч. Ему стало не по себе: он не понимал, как можно вот так хладнокровно, расчетливо нанести удар по животу, в одно из самых уязвимых мест человеческого тела. И еще он понял после этого удара, что те способны на все, и значит, исход матча все равно предрешен. С каким бы счетом ни завершилась игра, те не выполнят условия договора...
И тогда он принял решение - та мысль, которую он не успел додумать несколько минут назад, стала четкой и ясной и напружинила нервы, заставила еще чаще застучать сердце: он сделает то, на что не хватило смелости Димочке: когда мяч снова окажется в кустах, он сам побежит за ним. И не вернется...
Сазон еле поднялся и, согнувшись, заковылял к своим воротам. Дышать ему все еще было трудно. Андрей обнял его за плечи.
- Играть сможешь?
Сазон молча кивнул.
- Ну, постой пока в защите, отдышись, а мне впереди Димочка поможет.
- Я б мотал такие игры, - удрученно заявил Димочка.
- Перекалечат они нас, а мяч все равно заберут, - мрачно предрек Владислав.
- Еще посмотрим, - тихо и зло ответил Андрей, - вы что разнылись - сдрейфили, что ли? Тогда разбегайтесь, без вас обойдемся.
- При чем тут разбегайтесь, - насупился Владислав, - только без толку все это...
- Эй, вы, шкеты, что вы там митинг устроили - кончили игру, сдаетесь? - ехидно крикнул им главный, ожидающий с мячом у своих ворот.
- Играй! - крикнул в ответ Андрей и выдвинулся ему навстречу.
Он решился.
Избавившись от опасного нападающего противника, те осмелели и втроем пошли вперед. Андрей попытался отобрать мяч у главного, но тот отпасовал его направо, его партнер проскочил Димочку и приблизился к воротам. Главный тем временем вышел к воротам по другому краю и отчаянно завопил:
- Налево, сука, налево, падла!..
Партнер остановился и, спеша выполнить приказ, изо всей силы запулил мяч в сторону главного, но перестарался: мяч пронесся высоко над головой и прошелестел, опустившись в кусты.
«Сейчас», - сказал себе Андрей, и сердце у него тревожно екнуло.
Пока главный костерил своего незадачливого напарника, Андрей мелкими шажками побежал за мячом. Только не торопиться, не выдать своих намерений раньше времени... Он заставлял себя не оглядываться, чтобы те ничего не заподозрили. Он был уже в десяти метрах от кустов, когда услышал угрожающий голос главного:
- Эй, ты, Начисто, смотри без фокусов, поймаю - голову откручу.
Угроза подстегнула Андрея, и он не выдержал, рванулся вперед, выдав, вероятно, свой замысел, потому что главный послал одного из своих вслед за Андреем. Сзади послышался ленивый топот. Андрей оглянулся - догоняющий был пока далеко. Андрей уже продирался сквозь кусты. Он приблизительно засек место падения мяча, но не мог сразу его обнаружить. Кустарник рос густо, а прелые прошлогодние листья по цвету были схожи с потертой покрышкой. Андрей с торопливой досадой озирался по сторонам, но мяча не находил. А топот неотвратимо приближался. Он в отчаянии оглянулся, и глаза скользнули по кустам на уровне груди - мяч застрял среди веток. Андрей схватил его и, не зная, опоздал или нет, кинулся к забору, как раз в тот момент, когда топот прервался, и тот, кто гнался за ним, прогундосил:
- Слышь, чмур, где ты тут, а ну вылазь...
Андрей согнулся, чтобы его трудней было заметить, и чуть было не уткнулся головой в старую кирпичную стенку. Перемахнуть двухметровый забор с удобными, как ступеньки, выщербинами было делом нескольких секунд.
Метрах в десяти за забором, среди куч разнообразного мусора (жители бараков устроили себе здесь свалку), лежала ржавая труба метрового диаметра... Андрей нырнул в нее и замаскировал мяч полуобгоревшим деревянным ящиком; ползя на четвереньках, дотащил его до середины трубы, куда свет почти не проникал и где, как он надеялся, разглядеть его снаружи будет трудновато. Он лежал на животе, загнанно дыша, в верху живота что-то гулко билось, и, казалось, стук этот отдается в металле. Пахло ржавчиной, гнилью, сыростью, дышать было тяжело. Тогда Андрей еще не знал, что железо, ржавея, съедает окружающий кислород, и если бы труба не продувалась, он рисковал бы задохнуться здесь. Но недостаток кислорода чувствовался, и вскоре ему стало невмоготу находиться внутри. Андрей подполз к входному отверстию и осторожно выглянул. Кругом никого не было, только черная облезлая кошка, пугливо озираясь, прокрадывалась между двумя мусорными кучами. Андрей вылез наружу и подошел к забору.
Когда он бежал, искал мяч, лез через забор, прятался в трубе, ему некогда было подумать о своих друзьях - важно было спасти мяч. А сейчас ему стало тревожно: что с ними, хватило ли у них соображения разбежаться в разные стороны. Или те задержали их, чтобы расквитаться за поступок Андрея. Конечно, он мог бы теперь спокойно взять мяч и уйти домой. В конце концов, что страшного может с ними случиться. Не убьют же их. Ну, может, врежут пару раз - это не смертельно, зато мяч будет спасен. Так оно, наверно, и будет, и особенно беспокоиться не стоит. Он ведь сам рисковал больше: если б его попытка не удалась, уж с ним-то расправились бы жестоко, можно не сомневаться... Но, рассуждая так, Андрей чувствовал, что что-то у него не сходится с правильным ответом. Какое он имел право сам решать, что дороже: мяч или безопасность его друзей. Положим, он знал, что если б удрал с мячом кто-то из них, то он, Андрей, предпочел бы выдержать расправу, лишь бы сохранить мяч. Но решать это за них... Нет, такого права у него не было. А значит, он не может уйти, не выяснив, где его друзья, что с ними.
Перебравшись через забор, Андрей стал прокрадываться сквозь кусты. Надо было соблюдать осторожность: если товарищам удалось скрыться, ему вовсе незачем угодить в лапы к тем...
На площадке, где проходила игра, никого не осталось. Андрей глубоко вздохнул с облегчением. Значит, все кончилось благополучно... И вдруг заметил темные влажные пятнышки на земле, которые прерывистой дорожкой вели к противоположной стороне полукружия кустов. Ужаснувшись, он вышел на открытое пространство, пригляделся к пятнышкам пристальнее. Да, это была кровь.
Он пошел по этим свежим следам и, когда раздвинул кусты, услышал какую-то возню, чье-то пыхтение... и вдруг раздался отчаянный рев Владислава:
- А-а-а!..
В глубине кустов виднелась небольшая полянка. Посредине двое держали за руки Владислава. Две красные капли скатились из носа, он слизнул их языком. Перед ним стоял главный. Откинувшись спиной на ствол тополя и задрав голову вверх, сидел Сазон. Он прижимал к лицу носовой платок. Чуть в стороне, рядом с толстяком, смирно стоял Димочка и широкими глазами безучастно наблюдал за происходящим. Баранчикова не было видно. Никто не заметил Андрея.
- Еще? - с брезгливой миной спросил главный.
Владислав мотнул головой.
- Пустите его!.. - звонким, вот-вот сорвется, голосом крикнул Андрей и вышел на поляну.
Все, кроме Сазона, повернулись к нему.
- А, Начисто пожаловал, - голос главного изобразил радостное удивление. - Сам пришел?.. Молодец. Не бросил товарищей… Что ж это ты, брат, не доиграл и смылся. Уговора такого не было. А мяч где?
- Не нашел! - соврал Андрей, сам понимая нелепость своего ответа.
- Не на-шел, - по слогам повторил тот, что-то прикидывая в уме. - Что ж мне с тобой сделать?..
- Что хочешь!.. А их отпусти. Они тут ни при чем. Спрятал я мяч, понял? И не найдете. А игру мы выиграли. Счет в нашу пользу... - Андрей почувствовал, как его охватывает азарт злорадства, да нет, какое тут злорадство! - азарт торжества справедливости, ради которой можно пожертвовать всем. - Наша победа! - выкрикнул он, не скрывая торжества. - Хоть вы и жилили, и кости нам ломали, а играем мы лучше вас, и ничего вам с этим не сделать!.. И мяч вы не получите, хоть лопните!..
Главный повелительно кивнул. Двое отпустили Владислава и схватили Андрея.
- Сейчас ты попросишь прощения за свою грубость, - тихим, почти ласковым голосом произнес главный. - Нехорошо грубить старшим - чему тебя только в школе учат... Так, повторяй за мной: дядя, пожалуйста, простите меня, я больше не буду. И еще: я не умею играть в футбол, поэтому смылся с мячом. Запомнил все, или повторить?.. Ну, начинай.
Андрей молчал. Он знал, что сейчас последует что-то страшное. Он никогда еще не испытывал состояния такого бессилия. Бессилия и страха... Наверное, те способны на всё, наверное, они могут вышибить ему зубы, искалечить, даже убить... На какой-то миг он поверил даже в это. И, казалось, так легко избежать этого - ну что особенного: повторить слова главного, в них ведь нет ничего чересчур издевательского. Повторить, пустить слезу, попросить прощенья - и он спасен, цел и невредим, снова свободен. Он сможет расслабиться, сесть на землю, с наслаждением вдохнуть сладковатый запах прошлогодних, отмякших после зимы тополиных листьев... А потом все забудется, как страшный сон, когда просыпаешься, с облегчением понимаешь, что все это только приснилось, а днем уже и вспомнить не можешь, что именно. Всего-то и нужно - повторить две коротенькие фразы...
- Нет, - выдохнул Андрей.
И посмотрел в глаза главному. В них была неуверенность, досадливое недоумение, что ли, может быть, даже растерянность. Они попытались выдержать взгляд Андрея, но вдруг завибрировали и ушли в сторону.
- Руки об тебя марать не хочется, - ни к кому не обращаясь, выдавил из себя главный. - Тебя ж одним пальцем растереть можно, шмакодявку такую, а потом отвечай... Бросьте его, вы...
Тиски, сжимавшие Андрея, разжались. Он продолжал стоять на месте, еще не осознавая своего освобождения.
- Он и так никуда не денется, - продолжал главный. - А дружки его останутся здесь, пока он мяч не принесет. Ты слышал? - обратился он к Андрею. - Гони мяч, и я их отпущу. Пять минут тебе дается...
Когда Андрей вернулся с мячом, главный достал нож и вновь, как и в первый раз, отвернул шило. Потом взял у Андрея мяч, прижал к груди, испачкав пиджак, и вонзил в него шило. Воздух зашипел с жалобным присвистом, а главный вдруг со свирепой яростью стал колоть покрышку все в новых и новых местах, и каждый раз Андрей вздрагивал, представляя, что это острие входит в его грудь...
Мяч испустил последний вздох, и пожухлая, издырявленная покрышка безжизненно обвисла в руках главного. Он брезгливо швырнул ее на землю, кривясь, локтем обтер пыль с лацканов пиджака и не оглядываясь направился к ближайшей аллее. Остальные, так же молча, тронулись за ним. Вот колыхнулись кусты, скрывая последнего, и ребята остались на поляне одни.
Измолоченный Сазон с угрюмым видом все так же сидел под тополем. Ему досталось больше всех. Нос распух до размеров картофелины. Владислав выглядел не многим лучше. Димочку, как и Андрея, они не тронули. Видимо, до него не успели добраться.
- А где Баран? - спросил Андрей.
- Утёк, - с французским прононсом пробубнил Сазон.
- Правильно сделал, - одобрил Андрей. - Надо было и вам резко дергать.
- Что теперь говорить, - обреченно махнул рукой Владислав, - хорошо, хоть так. В общем-то легко отделались.
- Опять играть нечем, - грустно заключил Сазон и,
пошатываясь, встал на ноги...
* * *
С того мартовского дня прошло много лет. Странно, но никого из той пятерки Андрей никогда больше не встречал. Ведь они жили в том же городе, где все пересекаются, где справедливость поговорки «мир тесен» особенно наглядна... И вот - никого, ни разу. Могло ли такое быть? Маловероятно.
И, уже в ином возрасте, размышляя об этом, Андрей пришел к выводу, что, наверное, он все-таки встречал кого-нибудь из тех. Встречал, но не узнавал. Потому что все они были безликими. Даже тот, кого он назвал главным. Именно в безликости таилась их опасность. Ибо каждый день, каждый час, на каждом шагу любой из нормальных людей мог повстречаться с ними и не ощутить угрозы. Но стоило этим безликим собраться вместе, составить безликую массу, стоило возникнуть условиям, в которых ей - от безделья, собственной пустоты, скуки каждодневного прозябания, лишенного человеческих и человечных целей и смыслов, - захочется безнаказанно развлечь себя иллюзией превосходства над нормальными людьми, как она, эта масса, превратится в агрессивную и неудержимую силу, если не столкнется с человеческой волей, достаточно стойкой, чтобы не уступить ее безликому напору. Не уступить, даже рискуя всем, потому что, если уступать безликой силе, надеясь уступкой сохранить сиюминутное благополучие, спокойствие, комфорт, она поглотит все, и ничего кроме нее на земле не останется. И еще Андрей понял - и не раз, совсем в иных обстоятельствах, убеждался в справедливости своего понимания, - что простое «нет», сказанное этой силе, сказанное с такой твердостью, которой нечего было противопоставить кроме тупого давления толпы, заставляло ее отступать, расплываться, распадаться на отдельные бессильные особи.
Вся сложность, однако, заключалась в том, что, хотя этот открытый Андреем для себя закон сопротивления безликой массе срабатывал, гарантий его универсальности не существовало. Он не обладал оборонительной силой, этот закон: всякий новый раз нужно было предолевать себя, как в первый, всякий новый раз не исчезала опасность проиграть. Но даже и на этих условиях не отступить, не сдаться, не изменить себе.
Андрей никогда не встречал никого из той пятерки, но помнил, что они рядом, где-то здесь, среди нас...
1986