Заебали
Когда происходят дискуссии об уместности мата - хочется уебать кулаком по столу, ну всякий раз. Потому что на самом деле они не об уместности - а о праве существования,а в этом смысла нет ровно никакого, потому что мат существует в языке. А раз так - он уже легитимен: от ненужного язык избавляется. Что в языке живёт (то есть то, в чём он нуждается), то используется и обыгрывается. Кто посмеет сказать, что с матом не играют - когда мой друг Алёша говорит "Я был охуевлён", и сотни тысяч других говорящих на русском тоже что-то делают с матом, что не оставляет ему шанса покрыться пылью и обратиться в латынь.
Есть важный момент, конечно. Одно дело, когда матерным глаголом сознательно, как нормальным глаголом, как краской, пользуется сформировавшаяся языковая личность, и она сама выбирает, и ей есть из чего, она нарочно говорит "пиздец", а не "крах", потому что точно чувствует разницу. Другое дело, когда у человека бедный язык, и всё, что не "заебись" он зовёт "пиздец", у него нет альтернатив,- это да, грусть. И потому справедлив и обоснован возрастной ценз - пусть не ходят на матерные спектакли отроки: польза от мата со сцены напрямую связана с развитостью понятийного аппарата, и если допустить, что отроки еще недокопили, не стоит их дезориентировать.
Но совсем другая история, когда советский поэт-рецидивист Юрий Беликов пишет пуристскую статью в газету "Звезда". И даже не ханжеская советская риторика вымораживает, и не "пьеска" по умолчанию вместо "пьеса" (самое грустное, что если бы автор проникся, написал бы Пьеса - и это тоже чудовищная стыдная хуйня), а то, что табу предложено наложить не на собственно на мат, а на его носителей. Пьеса документальная - Беликову режет слух то, как герой изъясняется - этого в литературе быть не должно - соответственно - документалистам предложено игнорировать определенный тип героев, поскольку те порочат "Русскую народную песню" и русский народный язык, честнее и художественнее сделать вид, что их нет вовсе. Живите тихо, не позорьтесь.
И это тоже удивительно, с другой стороны - якобы позор. Мне не нисколько не стыдно за героиню Машу. Героиня Маша действительно называет свою целку "целкой", и не почувствовала, как эту целку "сняли". Юрий Беликов, такое бывает с тёлками, честное слово, и не за то про Машу текст. Текст про Машу за то, что через все языковые и бытовые и бытийные дебри она прорывается к формулированию того, что есть любовь и ответственность. И интереснее именно от неё это услышать, сквозь словесный мусор, потому что у слышащего есть уникальный шанс - отследить, как рождается мысль на его глазах.
Главное: сам Юрий Беликов никогда бы не рассказал документалисту о том, как его личная целка была снята - просто и правдиво - не потому даже, что целки нет у мужчин, а потому что включился бы лицемерный автопилот: "Потеря невинности как акт интимный была сопряжена с некоторыми неудобствами и утратой чувства реальности". Так вот это не трогает, поскольку порожняк и выебон, а трогает всё же Машино: "Я его любила. И я даже не почувствовала , как мне сняли целку".
Есть важный момент, конечно. Одно дело, когда матерным глаголом сознательно, как нормальным глаголом, как краской, пользуется сформировавшаяся языковая личность, и она сама выбирает, и ей есть из чего, она нарочно говорит "пиздец", а не "крах", потому что точно чувствует разницу. Другое дело, когда у человека бедный язык, и всё, что не "заебись" он зовёт "пиздец", у него нет альтернатив,- это да, грусть. И потому справедлив и обоснован возрастной ценз - пусть не ходят на матерные спектакли отроки: польза от мата со сцены напрямую связана с развитостью понятийного аппарата, и если допустить, что отроки еще недокопили, не стоит их дезориентировать.
Но совсем другая история, когда советский поэт-рецидивист Юрий Беликов пишет пуристскую статью в газету "Звезда". И даже не ханжеская советская риторика вымораживает, и не "пьеска" по умолчанию вместо "пьеса" (самое грустное, что если бы автор проникся, написал бы Пьеса - и это тоже чудовищная стыдная хуйня), а то, что табу предложено наложить не на собственно на мат, а на его носителей. Пьеса документальная - Беликову режет слух то, как герой изъясняется - этого в литературе быть не должно - соответственно - документалистам предложено игнорировать определенный тип героев, поскольку те порочат "Русскую народную песню" и русский народный язык, честнее и художественнее сделать вид, что их нет вовсе. Живите тихо, не позорьтесь.
И это тоже удивительно, с другой стороны - якобы позор. Мне не нисколько не стыдно за героиню Машу. Героиня Маша действительно называет свою целку "целкой", и не почувствовала, как эту целку "сняли". Юрий Беликов, такое бывает с тёлками, честное слово, и не за то про Машу текст. Текст про Машу за то, что через все языковые и бытовые и бытийные дебри она прорывается к формулированию того, что есть любовь и ответственность. И интереснее именно от неё это услышать, сквозь словесный мусор, потому что у слышащего есть уникальный шанс - отследить, как рождается мысль на его глазах.
Главное: сам Юрий Беликов никогда бы не рассказал документалисту о том, как его личная целка была снята - просто и правдиво - не потому даже, что целки нет у мужчин, а потому что включился бы лицемерный автопилот: "Потеря невинности как акт интимный была сопряжена с некоторыми неудобствами и утратой чувства реальности". Так вот это не трогает, поскольку порожняк и выебон, а трогает всё же Машино: "Я его любила. И я даже не почувствовала , как мне сняли целку".