Стоит таз, горит газ
Это чтобы у Ивана Давыдова не оставалось ни малейших сомнений относительно того, что происходит с Цоем.
Лет восемь назад я встретила в трамвае девочку с зелеными волосами. Она сидела прямо на полу, некрасиво ревела, запястья у нее были в крови. «Ты зачем порезала?» - допытывалась случайная бабушка. «Понимаете... - сказала девочка, выдержав паузу. - Я посмотрела на небо, а там - Виктор Цой».
Я поняла тогда, до какой степени ненавижу Цоя и неформалов, которые разводят пафос про небо, пишут на стенке «Цой жив!» и пилят потом кожу на руках. На самом-то деле я и сама была почти что неформал, и пафос разводила только в путь, просто мне казалось, что брать острую бритву и править себя - редкая пошлятина, да и Цой - так себе музыка.
Что демонстративное самоистязание - пошлятина, это я правильно угадала. А вот Виктор Цой оказался не просто важной музыкой, но и героем, который сформировал и сформулировал среду. Лицом и хранителем конкретного пространства-времени.
Он единственный из всех подарил народу толковые гимны и марши вместо обычных песен мирного времени. Внятная глагольная поэзия, поэзия констатации: стоит таз, горит газ. Перемен!
Исполнитель марша, как и сам марш, должен быть одновременно простым и породистым - Цой и был. Благородное восточное лицо с четкой геометрией, черные одежды, горящий глаз - и простецкая, от земли трудовая биография: кочегарка после ПТУ.
Удивительно: Виктор Цой сам себя мифологизировал. Предложил многомиллионной аудитории готовые решения. Обеспечил ее всем необходимым - от концепции последнего геройства до понятийного аппарата. Дал ясные, выпуклые коды: дождь, ночь, кухня, сигарета, окно, дверь. Их легко понять, их удобно ретранслировать. Настолько удобно, что Цоя до сих пор держат за своего чуть ли не все: рокеры, попсовики, добрые туристы, военные, любители шансона и блатняка.
Люди хотят, чтобы кто-то римфовал для них в одном четверостишье «глаза» с «сердцами» и «вены» с «переменами». Надежнее только рифма «кровь/ любовь», у Цоя такой нет ни в одном тексте, но если б даже затесалась, едва ли кто-то посмел бы обвинить его в банальности. Наоборот - похвалили бы за смелость называть вещи своими именами, за отсутствие кокетсва и за удивительную способность, помещая в свою поэтическую систему заезженное слово, снимать с него стыдный ярлык, обнулять, снова делать чистым.
Спустя двадцать лет после гибели Виктория Цоя телевизионные редакторы уделяют ему не меньше внимания, чем Высоцкому. Выходят премьеры и повторы передач о Цое. Везде показывают спокойного пожилого отца, много законной жены Марьяны на архивных видео, поменьше гражданской жены Натальи Разлоговой на архивных фото, плюс склейки из воспоминаний коллег-музыкантов.
Только вот Цой не становится более понятным даже после того, как высказались все люди, бывшие с ним, и журналист за кадром подвел историю под последнее геройство или другую какую-нибудь песенную метафору (хотя с героем, конечно, самая удобная). Тебе объясняют устройство фокуса, ты вроде уже знаешь, но когда кролика достают из шляпы, все равно не получается отследить - как это вышло? И, может быть, правильно сделал Алексей Учитель, что снял импрессионистское кино «Последний герой», где всё нежно, зыбко, плавают в реке черно-белые фотографии юного Виктора и вообще больше музыки на фоне медитативного видео, чем интервью с ближайшим окружением.
Есть порода людей, чья биография встроена в творчество, является его частью - про Бродского важно знать, что там за М. Б., про Довлатова - что за «Зона» с «Заповедником», а про Цоя - не обязательно. А то и вовсе вредно, образ ведь может разгерметизироваться.
Цой и сам как талантливый автопортретист это чувствовал, конечно, и не портил людям праздник. Интервью давал редко, а если давал, то говорил скупо, жестко и весело. А еще так, чтобы в каждом ответе, как в хитром чемодане, было двойное дно. «Ваша любимая игрушка в детстве?» - спрашивает Цоя журналистка. - «Пластилин». - «И что из него получалось?» - «Всё!»
В общем, у Цоя правда многое получалось, например, игра в слова - и в конкретном диалоге, и вообще. Он сумел всех заинтриговать, не приврав. Остался и загадочным, и честным сразу.
http://saltt.ru/node/3717
Лет восемь назад я встретила в трамвае девочку с зелеными волосами. Она сидела прямо на полу, некрасиво ревела, запястья у нее были в крови. «Ты зачем порезала?» - допытывалась случайная бабушка. «Понимаете... - сказала девочка, выдержав паузу. - Я посмотрела на небо, а там - Виктор Цой».
Я поняла тогда, до какой степени ненавижу Цоя и неформалов, которые разводят пафос про небо, пишут на стенке «Цой жив!» и пилят потом кожу на руках. На самом-то деле я и сама была почти что неформал, и пафос разводила только в путь, просто мне казалось, что брать острую бритву и править себя - редкая пошлятина, да и Цой - так себе музыка.
Что демонстративное самоистязание - пошлятина, это я правильно угадала. А вот Виктор Цой оказался не просто важной музыкой, но и героем, который сформировал и сформулировал среду. Лицом и хранителем конкретного пространства-времени.
Он единственный из всех подарил народу толковые гимны и марши вместо обычных песен мирного времени. Внятная глагольная поэзия, поэзия констатации: стоит таз, горит газ. Перемен!
Исполнитель марша, как и сам марш, должен быть одновременно простым и породистым - Цой и был. Благородное восточное лицо с четкой геометрией, черные одежды, горящий глаз - и простецкая, от земли трудовая биография: кочегарка после ПТУ.
Удивительно: Виктор Цой сам себя мифологизировал. Предложил многомиллионной аудитории готовые решения. Обеспечил ее всем необходимым - от концепции последнего геройства до понятийного аппарата. Дал ясные, выпуклые коды: дождь, ночь, кухня, сигарета, окно, дверь. Их легко понять, их удобно ретранслировать. Настолько удобно, что Цоя до сих пор держат за своего чуть ли не все: рокеры, попсовики, добрые туристы, военные, любители шансона и блатняка.
Люди хотят, чтобы кто-то римфовал для них в одном четверостишье «глаза» с «сердцами» и «вены» с «переменами». Надежнее только рифма «кровь/ любовь», у Цоя такой нет ни в одном тексте, но если б даже затесалась, едва ли кто-то посмел бы обвинить его в банальности. Наоборот - похвалили бы за смелость называть вещи своими именами, за отсутствие кокетсва и за удивительную способность, помещая в свою поэтическую систему заезженное слово, снимать с него стыдный ярлык, обнулять, снова делать чистым.
Спустя двадцать лет после гибели Виктория Цоя телевизионные редакторы уделяют ему не меньше внимания, чем Высоцкому. Выходят премьеры и повторы передач о Цое. Везде показывают спокойного пожилого отца, много законной жены Марьяны на архивных видео, поменьше гражданской жены Натальи Разлоговой на архивных фото, плюс склейки из воспоминаний коллег-музыкантов.
Только вот Цой не становится более понятным даже после того, как высказались все люди, бывшие с ним, и журналист за кадром подвел историю под последнее геройство или другую какую-нибудь песенную метафору (хотя с героем, конечно, самая удобная). Тебе объясняют устройство фокуса, ты вроде уже знаешь, но когда кролика достают из шляпы, все равно не получается отследить - как это вышло? И, может быть, правильно сделал Алексей Учитель, что снял импрессионистское кино «Последний герой», где всё нежно, зыбко, плавают в реке черно-белые фотографии юного Виктора и вообще больше музыки на фоне медитативного видео, чем интервью с ближайшим окружением.
Есть порода людей, чья биография встроена в творчество, является его частью - про Бродского важно знать, что там за М. Б., про Довлатова - что за «Зона» с «Заповедником», а про Цоя - не обязательно. А то и вовсе вредно, образ ведь может разгерметизироваться.
Цой и сам как талантливый автопортретист это чувствовал, конечно, и не портил людям праздник. Интервью давал редко, а если давал, то говорил скупо, жестко и весело. А еще так, чтобы в каждом ответе, как в хитром чемодане, было двойное дно. «Ваша любимая игрушка в детстве?» - спрашивает Цоя журналистка. - «Пластилин». - «И что из него получалось?» - «Всё!»
В общем, у Цоя правда многое получалось, например, игра в слова - и в конкретном диалоге, и вообще. Он сумел всех заинтриговать, не приврав. Остался и загадочным, и честным сразу.
http://saltt.ru/node/3717