Всем кто в чате
Пришла запоздалая любовь к Шнурову.
Всегда ровно относилась к его "Ленинграду" - хорошие, смешные, да и ладно.
А тут вдруг увидела в телевизоре многосерийный шнуровский проект об истории российского шоу-бизнеса - такое "Намедни" от музыки и масс-медиа. Одна передача = один год, начиная с 1987-го. Шнур там ведущий в паре с подчеркнуто зеленым журналистом Корчевниковым, который постоянно заглядывает старшему мохнатому товарищу в лицо и вопрошает: а что правда, вот так и слушали все Цоя? Не знаю, насколько подробно прописаны эти диалоги о времени и музыке в сценарии, но ощущения натужности нет, есть ощущение обаятельного шнуровского баловства и преимущественно спонтанной реакции. Собственно, это именно то, чего не удалось дуэту Парфёнов-Иванов в "Хребте России", там у них читка какая-то, наводящие вопросы, предсказуемые ответы, схема - заезжий столичный журналист и эксперт, старичок-лесовичок из Сердца Пармы - не работает. А у Шнурова с Корчевниковым, в общем, всё работает.
Совпало: Шнуров с новой группой "Рубль" едет в Пермь, и, понятно, "Соль" будет делать интервью. Впервые, пожалуй, в недолгой истории существования газеты весь редакторский корпус плюс большая часть журналистов горят желанием, и прямо конкуренция. В итоге на рандеву с заветным опездолом отправился главред Ваня - говорит, неплохо вроде получилось, "про телочек". Ну вот и хорошо - тем более что я теперь слишком сильно люблю Шнурова, чтобы брать интервью. Когда берешь интервью - важно не козырять своей пиздатостью, не хотеть понравиться, а я бы не удеражалась.
На концерт я тоже не попала, потому что ОРВИ, и это школа смирения: вместо живой ледяной водки и живого Шнурова - горячий чай в жару и песни "Рубля" из слабого ноутбуковского динамика.
"Рубль" хорошо раздёргивать на эпиграфы: "Прощайте, люди Земли, вы долго мозг мне ебли", "Шли мы к солнцу, а пришли к залупе", "Какой же охуенный день, вся позабылась поебень".
Шнур просто работает с матюгами как с нормальными частями речи, склоняет, спрягает, римфует и все что надо, нет никакой дискриминации типа а вот тут я ввинчу слово "хуй", чтобы зал дёрнулся, полная языковая демократия, или коммунизм - короче, равноправие, как я люблю.
А вот - о мужчине и женщине, называется "Похуй":
"Когда ты рядом, мне все похуй.
Как будто счастье внутривенно.
Мне не бывает с тобой плохо,
С тобой легко и охуенно!
Похуй, похуй всё!"
После "Похуй" поняла, что объединяет Лао, Антило и всех остальных лиргероев: каждому из них я могла бы выдать послушать эту песню, "повесить на стеночку", они бы и повесеились, и лирику бы считали.
Без иронии вообще не бывает хорошей жизненной лирики. Люди должны много смеяться. Кто не умеет много смеяться вместе, и растрогаются потом не так полно.
Всегда ровно относилась к его "Ленинграду" - хорошие, смешные, да и ладно.
А тут вдруг увидела в телевизоре многосерийный шнуровский проект об истории российского шоу-бизнеса - такое "Намедни" от музыки и масс-медиа. Одна передача = один год, начиная с 1987-го. Шнур там ведущий в паре с подчеркнуто зеленым журналистом Корчевниковым, который постоянно заглядывает старшему мохнатому товарищу в лицо и вопрошает: а что правда, вот так и слушали все Цоя? Не знаю, насколько подробно прописаны эти диалоги о времени и музыке в сценарии, но ощущения натужности нет, есть ощущение обаятельного шнуровского баловства и преимущественно спонтанной реакции. Собственно, это именно то, чего не удалось дуэту Парфёнов-Иванов в "Хребте России", там у них читка какая-то, наводящие вопросы, предсказуемые ответы, схема - заезжий столичный журналист и эксперт, старичок-лесовичок из Сердца Пармы - не работает. А у Шнурова с Корчевниковым, в общем, всё работает.
Совпало: Шнуров с новой группой "Рубль" едет в Пермь, и, понятно, "Соль" будет делать интервью. Впервые, пожалуй, в недолгой истории существования газеты весь редакторский корпус плюс большая часть журналистов горят желанием, и прямо конкуренция. В итоге на рандеву с заветным опездолом отправился главред Ваня - говорит, неплохо вроде получилось, "про телочек". Ну вот и хорошо - тем более что я теперь слишком сильно люблю Шнурова, чтобы брать интервью. Когда берешь интервью - важно не козырять своей пиздатостью, не хотеть понравиться, а я бы не удеражалась.
На концерт я тоже не попала, потому что ОРВИ, и это школа смирения: вместо живой ледяной водки и живого Шнурова - горячий чай в жару и песни "Рубля" из слабого ноутбуковского динамика.
"Рубль" хорошо раздёргивать на эпиграфы: "Прощайте, люди Земли, вы долго мозг мне ебли", "Шли мы к солнцу, а пришли к залупе", "Какой же охуенный день, вся позабылась поебень".
Шнур просто работает с матюгами как с нормальными частями речи, склоняет, спрягает, римфует и все что надо, нет никакой дискриминации типа а вот тут я ввинчу слово "хуй", чтобы зал дёрнулся, полная языковая демократия, или коммунизм - короче, равноправие, как я люблю.
А вот - о мужчине и женщине, называется "Похуй":
"Когда ты рядом, мне все похуй.
Как будто счастье внутривенно.
Мне не бывает с тобой плохо,
С тобой легко и охуенно!
Похуй, похуй всё!"
После "Похуй" поняла, что объединяет Лао, Антило и всех остальных лиргероев: каждому из них я могла бы выдать послушать эту песню, "повесить на стеночку", они бы и повесеились, и лирику бы считали.
Без иронии вообще не бывает хорошей жизненной лирики. Люди должны много смеяться. Кто не умеет много смеяться вместе, и растрогаются потом не так полно.