Ангелы на ул. Правды
Д. позвонил с Савёлы, сказал - скоро буду до вас. Нескоро относительно - позвонил опять, из двора: тут товарищу стало плохо, надо до дома довести, выходи тоже.
Вышла - стоят.
На детской площадке товарищ вцепился намертво в желто-зеленую лесенку. Припал, как к матери. Худой, даже узкий, вытянутый вверх, совершенно длинный человек. Не человек-прямоугольник - человек-прямая синего цвета штанов. А на штанах комья земли.
Д. его нежно, но строго - вот где мать, а вовсе не на лесенке, товарищ ошибся - от лесенки отдирает.
«Владимир, отпустите лестницу. Владимир, не надо меня разыгрывать, пожалуйста, вы уже прекрасно стоите и без нее».
Владимир разжимает пальцы, разворачивает лицо и корпус к дороге. У него белые, как у младенца, волосы, и белый, как у младенца, взгляд. Владимир небожитель. Веничкина муза во плоти.
«Не уроните меня», - робко просит Владимир.
Д. этапирует его к подъезду номер шесть. Не ведет, а как бы несёт, только несомый вертикален, а не горизонтален. Просто Владимир забыл, как пользоваться коленками.
Квартиру тоже забыл. 199, говорит. Противоречие: в подъезде крайняя квартира - 140. Я побежала смотреть седьмой подъезд. Всё равно противоречие: маскимум -165, и подъезд тоже максимальный.
Вернулась, а там уже новое действующее лицо. Иностранный мужик в костюме. И Д. ему на свежем после Торонто английском пересказывает историю Владимира. Что Владимир лежал на земле, а теперь хочет домой.
Мужик, а это был американец, виду не подал, что ему неудобна близость грязного после земли и водки Владимира. Держался молодцом и гуманистом. Готов был открыть страшному соседу (который еще и не факт, что сосед, а не самозванец) подъездную дверь своим ключом: но - хоп-хоп по карманам, а ключа нет.
Пока американец бегал в машину искать ключи, Владимир вспомнил этаж, правильный номер квартиры и как зовут маму - Галя.
Американец прибегает без ключей, звонит жене: hey honey, I’m downstairs and I lost my keys. О completely drunk guy тоже на всякий случай упомянул. Хани сказала код, мы зашли. Американец честно ехал, не ёрзая, вместе с нами в маленьком лифте.
Дверь в сталинскую квартиру Владимира открыла не Галя, а аристократ Галина Александровна. В стеганом халате атласного рода, в длинных серебряных волосах, в разных (но очень красивых) тапочках и в инвалидном кресле.
Владимир пал на коридорную скамейку, мать всплеснула руками. Мать думала, он уже погиб и никогда не вернется. Она одна и не на ногах и не могла искать погибшего.
На Владимира близость скамейки и Галины Александровны подействовала терапевтически и прямо сразу. Он, едва переступив порог, стал какой-то окончательно благообразный. Совсем не нарушитель, а как бы по ошибке нарушенный. Владимир смотрел то на Д, то на меня, и не мог поверить. То есть он вдруг понял, осознал, что ведь явился посторонний ангел и отвел домой. Все спасены, как в святом писании бывает, а не как в Москве.
Ангел тем временем уже записывал на метрошной карточке наши с ним номера телефонов для Галины Александровны - на всякий случай. Продуктов, там, купить, Владимира поискать.
«Может быть, вы хотите чаю?» - с чувством спросил Владимир. Он был почти счастливый, такой, под благой вестью, ему хотелось и дальше блага. Теперь уже - встречно предложить.
Но ангел отказался от чая и отчитал Владимира без всякой жалости, как ангелу и подобает. Велел не волновать Галину Александровну и вести себя хорошо. Ангел пригрозил, что проверит. Что обо всём обязательно узнает - о каждом-любом акте ослушания.
На улице ангел, немножко пыльный от переноски товарища, покаялся в страшном грехе. Он Владимира, прежде чем спасти, сфотографировал на пленочный. Два кадра. Вот так и вот так. «Наверно, это нехорошо», - терзался ангел.
Я сказала ему, что другие, настоящие ангелы наверняка закроют глаза на его проступок. В конце концов, это же они сами всё и допустили. Или кто там водит нашу руку иногда.