Л.Н. Толстой. СПЕЛЫЕ КОЛОСЬЯ. Отдел первый. Ч. 2
(окончание)
XII.
Живой Христос.
Прежде всего я решительно не понимаю, что подразумевается под словами: “живой Христос”.
Христом мы называем человека, жившего и умершего 1800 лет тому назад, но про которого сложилось предание, которое складывалось и про многих других людей, между суеверными людьми, что он воскрес. Но мы знаем, что ни воскреснуть, ни улететь на небо, как это рассказывают про Христа, люди не могут.
Что же означают слова: живой Христос?
Если они означают то, что учение его живо, то это выражение неловкое и не употребляющееся (мы не говорим: живой Сократ, вера в живого Сократа), и это выражение - из тех, которых надо избегать, так как при существующем суеверии о воскресении Христа, выражение это может быть принято в смысле утверждения чуда воскресения.
Если же под словами: “живой Христос” понимать, что он невидимо, как те духи, которых воображают спириты, присутствует при нашей жизни, то надо определить, как надо понимать дух Христа: как одного из многих таких духов, или как церковное богословие понимает Христа, -- как Бога - Второе лицо.
В первом случае это будет произвольное и бесполезное представление, во втором же это неизбежно приведёт нас, если не ко всем, то к главным положениям церковного богословия.
Слова: “живой Христос” требуют объяснения и вызывают вопросы, на которые необходимо ответить:
Кто он, Бог или не Бог?
Если Бог, то в каком отношении к Богу Творцу?
Когда произошёл?
Зачем воплотился?
Ответы же на эти вопросы приведут неизбежно или к: “рождённа, несотворённа прежде всех век, им же вся быша”, -- к падению Ангела, падению Адама, или же к выдумке своего собственного богословия.
А я думаю, что вы согласитесь со мною, что ни то, ни другое нежелательно.
Да и зачем это?
Для чего мне нужно воображать то, что умерший человек жив, или утверждать то, что человек Бог, тогда как я знаю, что это не только неправда, но что это безполезное и безсмысленное утверждение невозможного, потому что живой не может быть мёртвым, а человек не может быть Богом.
Неужели оттого, что я введу в моё миросозерцание такую нелепость, мне станет легче достигнуть доброй жизни?
Я думаю, что как раз наоборот.
Вы спросите: “как же понимать Христа, неужели так же, как всякого простого человека?”
Несомненно, отвечу я, именно, как всякого прос-того человека. Это необходимо, во-первых, потому, что без примеси чудес и утверждения о воскресении, учение, само по себе, так истинно, просто и привле-кательно, так всемирно, что нет человека, какой бы национальности он ни был, который имел бы основание не принять его. С утверждением же о воскресении Учителя, я, без надобности, присоеди-няю к великому учению пошлую, избитую выдумку, которая может только оттолкнуть от него большин-ство людей; в-третьих ещё потому, что учение Христа важно и нужно именно как учение человека, точно такого же, как мы; человека, такого, как мы все,- ва-
жно то, что он, будучи такой же, как мы все, показал нам, как каждому из нас можно хорошо жить.
Неужели, если учитель примером и наставлением показал мне, как надо жить, и потом оставил меня, мне будет полезнее воображать себе, что учитель невидимо присутствует при моей жизни и помогает мне, чем стараться по мере моих сил жить так, как он показал.
В-четвёртых, понимать Христа простым челове-ком мне необходимо ещё и потому, что представле-ние о нём, как о Боге, заслоняет, умаляет и часто совершенно уничтожает отношение человека к единому Отцу-Богу, а в этом отношении вся сущ-ность учения Христа. Так что из-за лишнего почита-ния Христа, возведения его в Бога, я обессиливаю его учение и извращаю его, т.е. лишаюсь того самого, во имя чего я его так и возвеличиваю.
Да неужели весь тот ужасный опыт церквей, признавших Христа Богом и, вследствие того, пришедших к совершенному отрицанию сущности его учения, недостаточный урок для нас, чтобы не заходить больше на эту дорогу?
Главное, -- это неправда, и все это знают.
Христос для меня, -- да, простите меня, и для вас тоже, и для всех людей, -- есть не то, что мы вообра-зили себе о нём, а то, что он есть в действительности - великий учитель жизни, живший 1800 лет тому назад, умерший на кресте, но такою же настоящей смертью, как и все люди, и оставивший нас учение, которое даёт смысл и благо жизни нашей.
Будемте питаться этим учением, будемте стараться глубже и глубже вникать в смысл его; будемте делать из него дальнейшие выводы и приложения.
Что бы мы ни говорили, слово “Христос” остаётся для нас тем, что оно есть, -- словом, служащим обозначением того человека, которому приписывает-ся известное учение, и больше ничего. Всякое же приписывание слову: Христос, - другого значения только разрушает серьёзность и искренность отноше-ния к учению Христа и нарушает даже смысл его.
Смысл учения в самом простом его выражении для меня такой: жизнь моя, которую я представляю себе прежде всего собственной, данной мне для моего наслаждения, принадлежит не мне, а тому, кто дал мне эту жизнь, и для исполнения своей воли послал меня в этот мир. Жизнь моя принадлежит Отцу, как называет Христос того, кто даёт жизнь нам и всему миру.
И потому смысл моей жизни не в моём личном благе, а в исполнении воли пославшего меня, воли, состоящей в том, чтобы увеличивать любовь в себе и в других людях.
В этом жизнь и благо и моё, и всех людей.
Жизнь моя не моя, а его, от него изошла и к нему идёт.
В этом смысл учения.
Я знаю, кто я, что мне делать и что со мною будет. Чего мне ещё? Буду полагаться на Отца, стараться делать то, что мне назначено. В этом моя жизнь и моё благо.
Таков, в самом простом выражении его, смысл учения Христа, как я его понимаю.
Как же мне к такому пониманию учения приплести живого, воскресшего Христа?
Зачем он мне?
Вы говорите, -- и это говорят многие, -- что нельзя надеяться на свои усилия, нельзя надеяться на себя.
Простите меня, но это только слова, не имеющие никакого значения ни для меня, ни для вас. То, что человек не должен надеяться на себя, может сказать материалист, представляющий себе человека сцеплением механических сил, подлежащих законам, управляющим материею; но для меня и для вас, как и для всякого религиозного человека, есть живая сила, искра божеская, вложенная в тело и живущая в нём, Бог послал в тело моё эту частицу себя, надеясь на то, что она будет делать его дело. Как же я буду не надеяться на неё?
Бог надеется на меня, так как же я-то не буду надеяться?
Жизнь человека есть его деятельность, -- человек может спасти и погубить свою душу.
Всё учение Христа есть только учение о том, что делать должен человек: не бормотать “Господи, Господи!”, а исполнять Его заповеди, быть совершенным, как Отец, быть милосердным, быть кротким, быть самоотверженным.
Кто же будет делать всё это, если сам человек не будет? А чтобы делать, надо надеяться, что сделаешь.
Если под словами: “не надеяться на себя”, разуметь то, что не надо быть уверенным в том, что сделаешь всё, что хочешь; что достигнешь того совершенства, к которому стремишься; что не надо гордиться тем, что сделал, а быть как работник, пришедший с поля; если под этим разуметь то, что всё доброе, что есть в человеке, -- только то, что в нём божеского, -- то, в этом смысле, не надо надеяться на себя.
И для чего может быть нужна такая странная теория, при которой людям внушается, что они не должны надеяться на то, что действительно есть и в существовании чего они опытом постоянно могут убеждаться: не должны надеяться на то, что свои усилия есть и что они помогают человеку двигаться вперёд; а должны надеяться на то, чего нет и никогда не было, и в существовании чего никто ничем не может убедиться - на фантастическую помощь фантастического существа.
Простите меня, если я, говоря так, оскорбляю вас: но не хочу в таком важном деле не говорить всей правды, как я её вижу.
Пишу я с любовью к вам, но не хочу скрывать того, что думаю.
Я стою одной ногой в гробу и мне не к чему подделываться.
Хочется ещё ответить на вопрос, который естественно возникает: “если это неправда, то откуда берётся это представление о воскресении Христа, об его помощи нам, о воскресении людей и т.п.”?
Я думаю, что происходит это оттого, что сущность христианства состоит в установлении каждым отдельным человеком своего отношения к бесконечному, к началу всего, к началу и моей жизни, к Богу, к Отцу.
Человек, понявши жизнь, как учит понимать её Христос, как бы протягивает от себя наверх нить к Богу, связывает себя с ним и, обрывая все боковые нити, связывавшие его с людьми, (как и велит это Христос), держится только на одной божеской нити и ею только руководится в жизни.
И вот я думаю, что случается то, что некоторые люди, установив своё отношение к Богу, связав себя с ним нитью, в то же время не довольствуются тем, чего требует от них Бог, а, составив себе по рассуж-дению представление о том, какою должна быть истинная христианская жизнь, становятся не в то положение, в которое их ставит нить, соединяющая их с Богом, а в то, какое им представляется, что перед лицом других людей должны занимать истинные христиане.
Такие люди, оборвав обыкновенно прежние боковые нити, связывавшие их с людьми, неизбежно для поддержания себя в этом положении, которое не вытекает из непосредственного отношения к Богу, а которое они себе представили, завязывают новые отношения с людьми, новые боковые нити, которые удерживают их на избранном ими положении.
И от этого случается то, что нить божеская ослабевает всё больше и больше, и людям кажется, что для продолжения начатой жизни, на этой высоте, не соответствующей иногда внутренней потребности, на которой сложили они свою жизнь, недостаточно уже одинокого, непосредственного отношения к Богу, а нужно, с одной стороны, представление, “вера” в нечто сверхъестественное, особенное, которое бы поддерживало их в избранном ими положении; а так как верить в то, чего нет, нельзя одному, то, с другой стороны, нужно внешнее единение людей, которые старались бы одинаково верить в то, чего нет и поддерживали бы друг друга на избранном пути, поощряя друг друга осуждением за отступление от известных правил и одобрением за следование им.
Этим я объясняю одновременное стремление многих людей к мистическим представлениям и внешнему единению.
Сентябрь 1892.
______________
XII.
Живой Христос.
Прежде всего я решительно не понимаю, что подразумевается под словами: “живой Христос”.
Христом мы называем человека, жившего и умершего 1800 лет тому назад, но про которого сложилось предание, которое складывалось и про многих других людей, между суеверными людьми, что он воскрес. Но мы знаем, что ни воскреснуть, ни улететь на небо, как это рассказывают про Христа, люди не могут.
Что же означают слова: живой Христос?
Если они означают то, что учение его живо, то это выражение неловкое и не употребляющееся (мы не говорим: живой Сократ, вера в живого Сократа), и это выражение - из тех, которых надо избегать, так как при существующем суеверии о воскресении Христа, выражение это может быть принято в смысле утверждения чуда воскресения.
Если же под словами: “живой Христос” понимать, что он невидимо, как те духи, которых воображают спириты, присутствует при нашей жизни, то надо определить, как надо понимать дух Христа: как одного из многих таких духов, или как церковное богословие понимает Христа, -- как Бога - Второе лицо.
В первом случае это будет произвольное и бесполезное представление, во втором же это неизбежно приведёт нас, если не ко всем, то к главным положениям церковного богословия.
Слова: “живой Христос” требуют объяснения и вызывают вопросы, на которые необходимо ответить:
Кто он, Бог или не Бог?
Если Бог, то в каком отношении к Богу Творцу?
Когда произошёл?
Зачем воплотился?
Ответы же на эти вопросы приведут неизбежно или к: “рождённа, несотворённа прежде всех век, им же вся быша”, -- к падению Ангела, падению Адама, или же к выдумке своего собственного богословия.
А я думаю, что вы согласитесь со мною, что ни то, ни другое нежелательно.
Да и зачем это?
Для чего мне нужно воображать то, что умерший человек жив, или утверждать то, что человек Бог, тогда как я знаю, что это не только неправда, но что это безполезное и безсмысленное утверждение невозможного, потому что живой не может быть мёртвым, а человек не может быть Богом.
Неужели оттого, что я введу в моё миросозерцание такую нелепость, мне станет легче достигнуть доброй жизни?
Я думаю, что как раз наоборот.
Вы спросите: “как же понимать Христа, неужели так же, как всякого простого человека?”
Несомненно, отвечу я, именно, как всякого прос-того человека. Это необходимо, во-первых, потому, что без примеси чудес и утверждения о воскресении, учение, само по себе, так истинно, просто и привле-кательно, так всемирно, что нет человека, какой бы национальности он ни был, который имел бы основание не принять его. С утверждением же о воскресении Учителя, я, без надобности, присоеди-няю к великому учению пошлую, избитую выдумку, которая может только оттолкнуть от него большин-ство людей; в-третьих ещё потому, что учение Христа важно и нужно именно как учение человека, точно такого же, как мы; человека, такого, как мы все,- ва-
жно то, что он, будучи такой же, как мы все, показал нам, как каждому из нас можно хорошо жить.
Неужели, если учитель примером и наставлением показал мне, как надо жить, и потом оставил меня, мне будет полезнее воображать себе, что учитель невидимо присутствует при моей жизни и помогает мне, чем стараться по мере моих сил жить так, как он показал.
В-четвёртых, понимать Христа простым челове-ком мне необходимо ещё и потому, что представле-ние о нём, как о Боге, заслоняет, умаляет и часто совершенно уничтожает отношение человека к единому Отцу-Богу, а в этом отношении вся сущ-ность учения Христа. Так что из-за лишнего почита-ния Христа, возведения его в Бога, я обессиливаю его учение и извращаю его, т.е. лишаюсь того самого, во имя чего я его так и возвеличиваю.
Да неужели весь тот ужасный опыт церквей, признавших Христа Богом и, вследствие того, пришедших к совершенному отрицанию сущности его учения, недостаточный урок для нас, чтобы не заходить больше на эту дорогу?
Главное, -- это неправда, и все это знают.
Христос для меня, -- да, простите меня, и для вас тоже, и для всех людей, -- есть не то, что мы вообра-зили себе о нём, а то, что он есть в действительности - великий учитель жизни, живший 1800 лет тому назад, умерший на кресте, но такою же настоящей смертью, как и все люди, и оставивший нас учение, которое даёт смысл и благо жизни нашей.
Будемте питаться этим учением, будемте стараться глубже и глубже вникать в смысл его; будемте делать из него дальнейшие выводы и приложения.
Что бы мы ни говорили, слово “Христос” остаётся для нас тем, что оно есть, -- словом, служащим обозначением того человека, которому приписывает-ся известное учение, и больше ничего. Всякое же приписывание слову: Христос, - другого значения только разрушает серьёзность и искренность отноше-ния к учению Христа и нарушает даже смысл его.
Смысл учения в самом простом его выражении для меня такой: жизнь моя, которую я представляю себе прежде всего собственной, данной мне для моего наслаждения, принадлежит не мне, а тому, кто дал мне эту жизнь, и для исполнения своей воли послал меня в этот мир. Жизнь моя принадлежит Отцу, как называет Христос того, кто даёт жизнь нам и всему миру.
И потому смысл моей жизни не в моём личном благе, а в исполнении воли пославшего меня, воли, состоящей в том, чтобы увеличивать любовь в себе и в других людях.
В этом жизнь и благо и моё, и всех людей.
Жизнь моя не моя, а его, от него изошла и к нему идёт.
В этом смысл учения.
Я знаю, кто я, что мне делать и что со мною будет. Чего мне ещё? Буду полагаться на Отца, стараться делать то, что мне назначено. В этом моя жизнь и моё благо.
Таков, в самом простом выражении его, смысл учения Христа, как я его понимаю.
Как же мне к такому пониманию учения приплести живого, воскресшего Христа?
Зачем он мне?
Вы говорите, -- и это говорят многие, -- что нельзя надеяться на свои усилия, нельзя надеяться на себя.
Простите меня, но это только слова, не имеющие никакого значения ни для меня, ни для вас. То, что человек не должен надеяться на себя, может сказать материалист, представляющий себе человека сцеплением механических сил, подлежащих законам, управляющим материею; но для меня и для вас, как и для всякого религиозного человека, есть живая сила, искра божеская, вложенная в тело и живущая в нём, Бог послал в тело моё эту частицу себя, надеясь на то, что она будет делать его дело. Как же я буду не надеяться на неё?
Бог надеется на меня, так как же я-то не буду надеяться?
Жизнь человека есть его деятельность, -- человек может спасти и погубить свою душу.
Всё учение Христа есть только учение о том, что делать должен человек: не бормотать “Господи, Господи!”, а исполнять Его заповеди, быть совершенным, как Отец, быть милосердным, быть кротким, быть самоотверженным.
Кто же будет делать всё это, если сам человек не будет? А чтобы делать, надо надеяться, что сделаешь.
Если под словами: “не надеяться на себя”, разуметь то, что не надо быть уверенным в том, что сделаешь всё, что хочешь; что достигнешь того совершенства, к которому стремишься; что не надо гордиться тем, что сделал, а быть как работник, пришедший с поля; если под этим разуметь то, что всё доброе, что есть в человеке, -- только то, что в нём божеского, -- то, в этом смысле, не надо надеяться на себя.
И для чего может быть нужна такая странная теория, при которой людям внушается, что они не должны надеяться на то, что действительно есть и в существовании чего они опытом постоянно могут убеждаться: не должны надеяться на то, что свои усилия есть и что они помогают человеку двигаться вперёд; а должны надеяться на то, чего нет и никогда не было, и в существовании чего никто ничем не может убедиться - на фантастическую помощь фантастического существа.
Простите меня, если я, говоря так, оскорбляю вас: но не хочу в таком важном деле не говорить всей правды, как я её вижу.
Пишу я с любовью к вам, но не хочу скрывать того, что думаю.
Я стою одной ногой в гробу и мне не к чему подделываться.
Хочется ещё ответить на вопрос, который естественно возникает: “если это неправда, то откуда берётся это представление о воскресении Христа, об его помощи нам, о воскресении людей и т.п.”?
Я думаю, что происходит это оттого, что сущность христианства состоит в установлении каждым отдельным человеком своего отношения к бесконечному, к началу всего, к началу и моей жизни, к Богу, к Отцу.
Человек, понявши жизнь, как учит понимать её Христос, как бы протягивает от себя наверх нить к Богу, связывает себя с ним и, обрывая все боковые нити, связывавшие его с людьми, (как и велит это Христос), держится только на одной божеской нити и ею только руководится в жизни.
И вот я думаю, что случается то, что некоторые люди, установив своё отношение к Богу, связав себя с ним нитью, в то же время не довольствуются тем, чего требует от них Бог, а, составив себе по рассуж-дению представление о том, какою должна быть истинная христианская жизнь, становятся не в то положение, в которое их ставит нить, соединяющая их с Богом, а в то, какое им представляется, что перед лицом других людей должны занимать истинные христиане.
Такие люди, оборвав обыкновенно прежние боковые нити, связывавшие их с людьми, неизбежно для поддержания себя в этом положении, которое не вытекает из непосредственного отношения к Богу, а которое они себе представили, завязывают новые отношения с людьми, новые боковые нити, которые удерживают их на избранном ими положении.
И от этого случается то, что нить божеская ослабевает всё больше и больше, и людям кажется, что для продолжения начатой жизни, на этой высоте, не соответствующей иногда внутренней потребности, на которой сложили они свою жизнь, недостаточно уже одинокого, непосредственного отношения к Богу, а нужно, с одной стороны, представление, “вера” в нечто сверхъестественное, особенное, которое бы поддерживало их в избранном ими положении; а так как верить в то, чего нет, нельзя одному, то, с другой стороны, нужно внешнее единение людей, которые старались бы одинаково верить в то, чего нет и поддерживали бы друг друга на избранном пути, поощряя друг друга осуждением за отступление от известных правил и одобрением за следование им.
Этим я объясняю одновременное стремление многих людей к мистическим представлениям и внешнему единению.
Сентябрь 1892.
______________