Л.Н. Толстой. СПЕЛЫЕ КОЛОСЬЯ. - Вып. I. Отдел второй: ДЕЛО БОЖИЕ. Часть 1-я.
О Т Д Е Л В Т О Р О Й
Д е л о Б о ж и е.
I.
Сапожник и часовщик.
Что я делаю, когда хочу всучить щетинку в дратву?
Как обращаюсь я с этими предметами?
С величайшей внимательностью, осторожностью и нежностью, с любовью почти.
Что делает часовщик, собирая часы, если он мастер и точно умеет делать часы?
Все пальцы у него заняты: одни держат колесо, другие поставляют ось, третьи придвигают шестерню. Он знает, что не только если он круто засунет одно за другое, но если даже чуть наляжет неловко на одну часть, забыв другую, то всё разлетится, и ему лучше не делать этого дела, если он не может отдать ему всех своих сил.
Это говорю я вот к чему.
Сначала люди живут, не зная зачем, живут только в своё удовольствие, которое и подменивает им вопрос: зачем? Но потом приходит время для всякого разумного существа, когда оно спрашивает: зачем? и получает тот ответ Христа, который все мы знаем: “Чтобы делать дело божие”.
Неужели же дело божие или менее важно, или менее сложно, чем щетина или часы?
Неужели можно делать дело божие с плеча, и всё выйдет?
В часах нельзя слишком надавить на ту часть, какую надо; а защитники мирской жизни говорят: “что тут разбирать, что не входит в место, бабацни молотком хорошенько, и войдёт”. Им всё равно, что сплюснется всё остальное. Они и не видят этого.
В часах нельзя работать без полного внимания и, так сказать, любви ко всем частям. Неужели же можно так работать дело божие?
Хорошо так с плеча делать дело Божие (т.е. жить не в любви с братьями) Тому, кто не совсем верит, что его дело есть дело Божие. Но когда человек поверит, что смысл его жизни только в том, чтобы содействовать единению людей, то он не может не отдаться весь тому, дело кого он делает; не может уже без осторожности, внимания и любви относиться ко всем людям, с которыми он соприкасается, потому что все люди, это - колёса, шестерни, шпиньки дела Божьего.
Разница между таким человеком и часовщиком только та, что часовщик знает, что выйдет из всех частей; человек же, делая дело божие, не знает, не видит внешней стороны дела. Человек скорее подмастерье, который подаёт, очищает, смазывает и отчас-ти соединяет составные части неизвестных ему по форме, но известных ему по сущности (благо) часов.
Я хочу сказать, что у человека, верующего в то, что жизнь его исполнение дела божия, должна выработаться серьёзность, внимательность, осторожность в сношениях с людьми, такая мнительность, при которой невозможно скрипение, насилие, поломка, а всё всегда будет мягко и любовно не для своего удовольствия, а для того, что это единственное условие, при котором возможно дело божие.
А нет этого условия, то одно из двух: или выработать это условие, или бросить дело божие и не обманывать ни себя, ни других.
Как часовщик прекращает работу, как только дерёт и скрипит, так и человек верующий должен остановиться, как только есть нелюбовное отношение к человеку, и он должен знать, что как бы ни казался ему не важным этот человек, -- важнее его отношений к этому человеку, пока с ним скрипит, нет ничего.
И это так, потому что человек есть необходимое колесо в деле божием, и пока он не пойдёт туда, куда следует ему войти, любовно, -- всё дело стало.
Сношение между людьми обязывает их к тому, чтобы найти в каждом из них, и в себе, “сына человеческого”, соединиться в нём, -- вызвать и в себе, и в нём желание сближения, то есть любви.
Скажут: “трудно найти это”.
Только обращайтесь, как часовщик: нежно, осторожно, не для себя, а для дела, и оно найдётся само собою.
Происходит разъединение только от того, что я силом хочу вогнать ось не в то колесо.
Если оно не подходит так или иначе, поправляйся: место ему есть, оно нужно и войдёт в дело.
Как в работе над сапогами и часами достигаешь своей цели и овладеваешь делом не напряжением сил, а осторожностью, нежностью обращения, также точно и в обращении с людьми. И не точно также, а во столько раз больше, во сколько раз человек сложнее и нежнее часов.
Нельзя достаточно выработать себе щупальцы, чтобы ими обращаться с людьми. И чем длиннее и потому тоньше эти щупальцы, тем сильнее двигают они людьми.
Я хочу, чтобы близкий мне человек не вёл праздную и роскошную жизнь.
Я могу, по грубости своей, отнять у него возможность роскоши и заставить его работать. Если я сделаю это, я ни на волос не подвину дела божия, -- не двину душу этого человека.
Если я немного потоньше и длиннее отращу щупальцы, я докажу ему логически несомненно, что он развратный и презренный человек. И этим я не подвину ни дела божия, ни его душу, хотя и то, и другое действие, казалось бы, прямо достигает цели.
Но я отпущу ещё длиннее щупальцы и ничего не стану делать, ни говорить, для того, чтобы заставить его делать дело Божие, а буду только жить с ним в общении, отыскивая и усиливая всё то, что нас соединяет, и отстраняясь от всего того, что мне чуждо. И если я сам делаю дело божье и живу им, я вернее смерти привлеку человека к Богу и заставлю делать дело его.
Мы так привыкли в мирской жизни достигать своих целей дубинами власти, авторитета, или даже дубиной логической мысли, что и в деле божьем хотим делать то же.
Но дубина наскакивает на дубину.
Дело же божье делается тончайшими щупальцами, для которых нет препятствий.
II.
Приёмы жестокости.
Наведался к больному нищему. Страшная нищета.
Как мы однако выработали в себе приёмы жестокости. Ведь, собственно, надо было остаться там и не уйти, пока не сравнить его с собою.
III.
Высшее счастье.
Высшее счастье - отдать себя другим.
И это подтверждается в работе продолжительно и в акте сосредоточенно.
Да, это так, но для этого должна быть работа, соответственная потреблению. А если потребность выше работы, потребность эта будет преувеличена, так оно и есть.
Стало быть, опять всё в работе.
Главное несчастие наше в том, что мы потребляем больше, чем работаем, и потому путаемся в жизни.
Работать больше, чем потреблять, не может быть вредно, это высший закон.
IV.
Добро в отречении.
Как огонь уничтожает свечу, так добро уничтожает личную жизнь.
Как тает воск от лица огня, так сознание личной жизни уничтожается от участия в добре.
Добро ты делаешь только тогда, когда отрекаешься от себя.
Пугало смерти стоит только перед теми, кто не знает добра.
Смерть разрушает тело, как разрушают леса, когда здание готово, отстроено. И тот, чьё здание построено, радуется разрушению лесов и тела.
Жизнь для Бога есть перестройка его здания - радость спасения.
Для Бога происходит работа освещения мира разумом человека. Для человека радость жизни, восходящей всё выше и выше.
V.
Мир живёт.
Мир живёт. В мире жизнь.
Жизнь - тайна для всех людей.
Одни называют её Бог, другие говорят: сила.
Всё равно - она тайна.
Жизнь разлита во всём. Всё живёт вместе и всё живёт отдельно: живёт человек, живёт червь.
Эту отдельную жизнь наука называет “организмом”. Это глупое слово неясно.
То, что они называют организмом, есть сила жизни, обособленная местом и временем, неразумно являющая требование жизни общей для своей обособленности.
Это обособление жизни само в себе носит противоречие. Оно исключает всё другое. Всё другое исключает его. Своими стремлениями к жизни оно уничтожает себя.
Всякий шаг, всякий акт жизни есть умирание.
Противоречие это было бы неразрешимо, если бы в мире не было разума. Но разум есть в человеке. Он-то и уничтожает это противоречие.
Один человек съел бы другого, если бы у него не было разума, подсказывающего ему, что для его блага лучше быть в любви с этим человеком и вместе с ним убивать зверей для пищи. Этот же разум показывает ему, что ему лучше не убивать зверей, а быть в любви с ними и питаться их произведениями. Тот же разум покажет и дальше в этом направлении и уничтожит противоречие эгоизма.
Для всего огромного мира существ, съедающих друг друга, в одного человека заложен разум (любовь тоже), долженствующей уничтожить всё противоречие эгоизма.
Кажется так мало для такого огромного дела.
Это всё равно, что сказать: как мало одной искры для сожжения леса.
Если искра-огонь и есть горючий материал, то как бы мала искра не была, её достаточно. Нужен только горючий материал, нужно чтобы он был и не уничтожался.
И в мире противоречивого эгоизма существ, для того, чтобы они не уничтожили сами себя, вложено одно из эгоистических стремлений - цветение, оплодотворение в человеке - похоть полового акта. И мир живёт, представляя негибнущий материал для деятельности разума - любви, для деятельности, уничтожающей противоречие эгоизма существ.
Мир может ждать: материал не уничтожается, -- всегда будет, и искра огня есть.
Бог или природа даёт необходимое, но только достаточное для своих целей. Природа или Бог действует всегда одинаково. Она или Он не делают готового, а дают возможность совершения, -- делают не дерево, а семя.
Для Бога, для природы - нет времени.
Когда есть возможность чего-либо, то есть то, что должно быть.
То же и с осуществлением уничтожения противо-речия эгоизма существ деятельностью разума. Есть возможность, и потому есть осуществление, есть то, что говорит пророк, что лев будет лежать с ягнёнком. Можно дальше сказать, что ни один зверь не раздавит насекомого и ни одного растения.
Для человека, не сознавшего свою разумную природу, есть полное удовлетворение в жизни эгоистического противоречия. Он тогда не видит его. Он следует низшему закону Бога или природы; но коль скоро он сознал свою разумную природу, противоречие внутренней его жизни отравляет её. Он не может жить ею, и отдаётся другому закону разума - любви; цель же любви - уничтожение противоречия. И отдавшись этому новому закону, получает полное удовлетворение.
Для разумного существа нет другой деятельности, нет другой жизни, кроме имеющей целью уничтожение противоречия. Эта деятельность выведет его из своей личности и заставит отречься от себя, выведет его в жизнь общую, в служение тому Богу, или той природе, для которой нет времени.
Задача человека в этой жизни - отречься от всего противоречивого в самом себе, т.е. личного, эгоистического, для возможности служения разуму, для уничтожения внутреннего противоречия жизни, в чём одном он находит удовлетворение, безопасность, бесстрашие и спокойствие перед смертью. Если он не исполняет этой задачи, он остаётся во внутреннем противоречии личной жизни и уничтожает себя, как уничтожает себя всякое противоречие.
Говорят о будущей жизни, о безсмертии.
Безсмертно только то, что не я.
Разум. Любовь. Бог. Природа.
Июнь 1886.
__________