Л.Н. Толстой. СПЕЛЫЕ КОЛОСЬЯ (Отдел первый. Ч. 1)
О КНИГЕ.
Среди сборников мыслей и афоризмов Л.Н. Толстого "Спелые колосья" стоят совершенно особняком, и по времени появления -- сер. 90-х гг. XIX века (т.е. задолго до знаменитого толстовского "Круга чтения", его же книги "Путь жизни" и менее известной антологии "На каждый день"), и по содержанию: материалом книги стали не статьи и художественные произведения Толстого, а его избранная составителем переписка с В.Г. Чертковым, Н.Н. Ге, Н.Л. Озмидовым, Т.А. Кузминской, С.А. Толстой, А.А. Толстой и другими адресатами, в т.ч. -- идейно близкими людьми.
Книга, разумеется, не может заменить знакомства с полными текстами эпистолярного наследия Льва Николаевича по Полному собранию его сочинений, -- тем более, что составитель внёс в тексты большинства писем, и без того взятые в отрывках, существенные изменения (с разрешения Л.Н. Толстого). Однако, учитывая и малодоступность Полного собрания сочинений Л.Н. Толстого для широкого читателя; и самостоятельность данной эпистолярной антологии, имеющей свою внутреннюю логику, строгую последовательность тем (этим она опять же напоминает финальный сборник философии Л.Н. Толстого "Путь жизни"); наконец, неизвестность и раритетность данного издания, -- мы решили предпринять её возможно полную публикацию. Исключением будет лишь заключительное Приложение, завершающее книгу, в которое, в контраст с остальным содержанием, вошла большая статья Л.Н. Толстого "О голоде", с которой читатель может познакомиться отдельно, ибо она есть и в Интернете.
*****
С П Е Л Ы Е
К О Л О С Ь Я
Сборник
МЫСЛЕЙ И АФОРИЗМОВ,
извлечённых из частной переписки
Л.Н. Толстого
Составил с разрешения автора Д.Р. Кудрявцев
(Женева, изд. Элпидина, 1894-1896 гг)
ВСТУПЛЕНИЕ.
ПИСЬМО Л.Н. ТОЛСТОГО
Д.Р. Кудрявцеву.
Дорогой брат,
Я получил вашу книгу и прочёл её частью с удовольствием, вспоминая те ходы мысли и те чувства, которые я переживал, когда высказывал собранные там мысли, частью с досадой и сожалением, что так неясно выражено то, что хотелось высказать.
Я давно уже борюсь с тщеславием и самолюбием и настолько победил их, что уже не испытываю неприятного чувства при мысли о том, что меня осудят за слишком смелое необдуманное и часто даже недостаточно обоснованное высказывание мыслей, тем более, что согласен с вами в том, что кое-что из собранного там действительно может быть на пользу людям.
Я бы никак не издал такой книги, но раз она издана, я ничего не имею против неё и только благодарю вас за высказываемое вами сочувствие.
Любящий вас
Л.Толстой.
*****
ПОСВЯЩАЕТСЯ
Николаю СОВИНСКОМУ.
_______
Ты явился на свет, милый малютка, одновременно с первыми строками настоящего сборника.
Его и посвящаю тебе.
Расти, крепни и мужай и да поможет тебе Бог духовно развиться теми питательными началами, которые находятся в “спелых колосьях”, разбросанных на пространстве всей этой книги.
Николаев, 2 марта 1893 года.
*****
ОТДЕЛ ПЕРВЫЙ.
(В нечаянно попавших ко мне снимках неизвестного экземпляра книги начальные страницы, вплоть до 11-й, отсутствуют. Отыскать отдельно и восстановить текст нескольких страниц не удалось. Судя по сохранившейся части -- это из письма "религиозному позитивисту" В. Фрею, но с сильными редакторскими искажениями. В утраченной части Толстой приветствует Фрея и приступает к критике его доктрины. - Р.А.).
<…>
По мнению позитивистов, религию надо выдумать или, по крайней мере, придумать, и такую надо придумать религию, которая хорошо бы действовала на людей, и сходилась бы с наукой, и которая бы совокупляла и обнимала всё, и, согревая людей и поощряя их к добру, не нарушала бы их жизни.
Я же понимаю (льщу себя надеждой, что не я один), религию совсем не так.
Религия есть сознание тех истин, которые общепонятны всем людям, во всех положениях, во все времена, и несомненны, как 2 x 2 = 4.
Дело религии - нахождение и выражение этих истин, и когда истина эта выражена, то она неизбежно изменит жизнь людей; и потому то, что позитивисты называют схемой - вовсе не есть произвольное утверждение кого-нибудь, а есть выражение тех законов, которые всегда неизменны, и чувствуются всеми людьми.
Дело религии подобно делу геометрии.
Отношение катетов к гипотенузе всегда было, и люди знали, что есть там какое-то отношение; но когда Пифагор указал и доказал его, то стало это отношение достоянием всех. А говорит, что схема нравственности не хороша, потому что она исключает другие схемы, всё равно, что говорить, что теорема отношения катетов к гипотенузе нехороша, потому что она нарушает другие ложные представления.
Оспаривать схему (как говорят они), истину (как говорю я) Христа нельзя тем, что она не подходит под выдуманную религию человечества и исключает другие схемы (по ихнему), ложь (по моему), а её надо оспаривать, прямо доказать, что она не истина.
Религия слагается не из набора слов, который может хорошо действовать на людей; религия слагается из простых, очевидных ясных, несомненных нравственных истин, которые выделяются из хаоса ложных и обманных суждений; и таковы истины Христа.
Если бы я нашёл такие истины у Каткова, я сейчас же невольно их приял бы.
На этом непонимании того, что я, да и все люди религиозные, считают религией и на желании поставить на месте этого известную форму пропаганды - зиждется это недоразумение.
IV.
Вера.
То, что для вас составляет весь смысл жизни - нашу веру, знают многие; но, к несчастию, очень немногие знают, что это не только главное, но единое и что про это нельзя говорить с украшениями и с изяществом.
Про это нельзя говорить, это нельзя выплакать слезами, и когда нет этих искренних слёз, нельзя говорить нарочно, -- нельзя осквернять легкомысленным прикосновением.
V.
Сын.
У Кингслея находится прекрасное философское объяснение сына, -- идея человека, праведного для себя, для Бога. А чтобы быть таким праведником, надо быть обруганным, измученным, повешенным, всеми презираемым, и всё-таки праведным.
VI.
Разум (из Вед).
Будь они лошади, коровы, слоны, -- всё то, что живёт, ходит, плавает и летает; всё, что даже не двигается, как деревья и трава, всё это, -- глаза Разума.
Всё образовано разумом. Мир есть глаза Разума и Разум - его основа. Разум есть единое сущее.
Человек, отдаваясь разуму и служению ему, выходит из этого мира явлений в мир блаженный и свободный и становится безсмертным.
VII.
Конфуций.
Конфуций не упоминает о Манг-Ти, личном Боге, а всегда только о небе. А вот его отношение к миру духовному: его спрашивают: “как служить духам умерших?”
Он сказал: “когда вы не умеете служить живым, как вы будете служить мёртвым?”
Спросили о смерти.
“Когда вы не знаете жизни, что вы спрашиваете о смерти?”
Спросили: знают ли мёртвые о нашем служении им?
Он сказал: “если бы я ответил, что знают, боюсь, что вы погубили бы свою жизнь, служа им. Если бы я сказал, что не знают, боюсь, что совсем бы забыли о них. Вам незачем желать знать о том, что знают мёртвые. Нет в этом нужды. Вы всё узнаете в своё время”.
Было много воров. Спросили, как избавиться от них?
“Если бы вы сами не были жадны, то вы бы деньги платили им, и они бы перестали воровать”.
Спросили: хорошо ли для блага добрых убивать дурных?
“Зачем убивать? Пусть ваши желания будут добрые. Высшее всё равно, как ветер, а низшее, как трава. Ветер дует, трава гнётся. Весь вопрос в том: что и кого считать высшим?”
Считать высшим - поднимать, уважать доброе.
Считать низшим - спускать, презирать злое без сделок.
VIII.
Вечная жизнь.
Неизвестность того, что ожидает нас впереди, за пределом нашего духовного взора, эта неизвестность, тайна эта, есть единственная возможность нашей жизни, потому что она обеспечивает движение вперёд.
Мы идём как бы подземным ходом и видим впереди освещённую точку выхода; для того же, чтобы достигнуть выхода того, впереди, перед нами должна быть пустота.
Вечная жизнь тем и вечна, что она безконечно развёртывается перед нами. Если бы она развернулась совсем, и мы её постигли бы здесь, при нашем временном плотском существовании, то она не была бы веч-ной жизнью, так как дальше ничего бы не осталось.
IX.
Память в связи с жизнью духа.
О значении памяти в связи с жизнью духа обыкновенно мало думают, а между тем она имеет великое даже таинственное значение.
Во время своей плотской жизни человек только по временам достигает того подъёма разумения, которое одно даёт смысл и истинную радость его жизни.
Состояние это не поддерживается непрерывно в нашей душе. Оно в ней вспыхивает от времени до времени и освещает нам путь, как бы отрывочными проблесками иной высшей жизни. Отчего же это так? Почему мы не всегда удерживаемся на той высоте духовного просветления, на которую поднялись?
Это происходит от недостатка памяти.
Что-нибудь отвлекает наше внимание, и мы - забываем. Когда же вновь поднимемся на эту высоту, тогда припоминаются нами прежние пребывания в этом же самом состоянии, и тогда все предыдущие просветления нашего духа сливаются для нас в единую истинную жизнь вне времени и пространства. Затем опять соблазны плотской жизни отвлекают наше внимание, опять мы выпадаем из области истинной жизни и забываем её. По отношению к истинной жизни мы впадаем в беспамятное состояние, от которого вновь пробуждаемся тогда, когда вместе с новым подъёмом духа и память к нам возвращается.
Теперь, при нашем плотском существовании, явление это представляется нам в виде памяти, но тогда, когда мы выйдем из пределов плотской жизни, -- тогда то, что в памяти, то будет сама жизнь.
X.
Раскаяние.
Раскаяние связано с духовным ростом, как пролом яйца с вылуплением птенца.
Пролом яйца или зерна необходим для того, чтобы зародыш начал расти и подвергаться воздействию воздуха и света. Пролом яйца, вместе с тем, есть последствие роста зародыша.
То же и с раскаянием:
Нет раскаяния, -- нет движения вперёд.
Нет поступательного движения, -- нет и раскаяния.
XI.
Иди и пей.
Мы все забываем, что учение Христа не есть учение вроде Моисеева, Магометова и всех других человеческих учений, т.е учение о правилах, которые надо исполнять. Учение Христа есть Евангелие, т.е. учение о благе.
Кто жаждет - иди и пей.
И потому, по этому учению нельзя никому ничего предписывать, никого ни в чём нельзя укорять, никого нельзя осуждать.
“Иди и пей, кто жаждет”, -- т.е. бери то благо, которое нам открыто духом истины.
Разве можно предписывать пить?
Возможно ли приказывать быть блаженным?
Нельзя и укорять человека за то, что он не пьёт, или не блажен, нельзя и осуждать его за это. Одно, что можно, что и делали, и всегда будут делать христиане, это чувствовать себя блаженными и желать сообщить ключ к блаженству другим людям.
(продолжение последует...)
Среди сборников мыслей и афоризмов Л.Н. Толстого "Спелые колосья" стоят совершенно особняком, и по времени появления -- сер. 90-х гг. XIX века (т.е. задолго до знаменитого толстовского "Круга чтения", его же книги "Путь жизни" и менее известной антологии "На каждый день"), и по содержанию: материалом книги стали не статьи и художественные произведения Толстого, а его избранная составителем переписка с В.Г. Чертковым, Н.Н. Ге, Н.Л. Озмидовым, Т.А. Кузминской, С.А. Толстой, А.А. Толстой и другими адресатами, в т.ч. -- идейно близкими людьми.
Книга, разумеется, не может заменить знакомства с полными текстами эпистолярного наследия Льва Николаевича по Полному собранию его сочинений, -- тем более, что составитель внёс в тексты большинства писем, и без того взятые в отрывках, существенные изменения (с разрешения Л.Н. Толстого). Однако, учитывая и малодоступность Полного собрания сочинений Л.Н. Толстого для широкого читателя; и самостоятельность данной эпистолярной антологии, имеющей свою внутреннюю логику, строгую последовательность тем (этим она опять же напоминает финальный сборник философии Л.Н. Толстого "Путь жизни"); наконец, неизвестность и раритетность данного издания, -- мы решили предпринять её возможно полную публикацию. Исключением будет лишь заключительное Приложение, завершающее книгу, в которое, в контраст с остальным содержанием, вошла большая статья Л.Н. Толстого "О голоде", с которой читатель может познакомиться отдельно, ибо она есть и в Интернете.
*****
С П Е Л Ы Е
К О Л О С Ь Я
Сборник
МЫСЛЕЙ И АФОРИЗМОВ,
извлечённых из частной переписки
Л.Н. Толстого
Составил с разрешения автора Д.Р. Кудрявцев
(Женева, изд. Элпидина, 1894-1896 гг)
ВСТУПЛЕНИЕ.
ПИСЬМО Л.Н. ТОЛСТОГО
Д.Р. Кудрявцеву.
Дорогой брат,
Я получил вашу книгу и прочёл её частью с удовольствием, вспоминая те ходы мысли и те чувства, которые я переживал, когда высказывал собранные там мысли, частью с досадой и сожалением, что так неясно выражено то, что хотелось высказать.
Я давно уже борюсь с тщеславием и самолюбием и настолько победил их, что уже не испытываю неприятного чувства при мысли о том, что меня осудят за слишком смелое необдуманное и часто даже недостаточно обоснованное высказывание мыслей, тем более, что согласен с вами в том, что кое-что из собранного там действительно может быть на пользу людям.
Я бы никак не издал такой книги, но раз она издана, я ничего не имею против неё и только благодарю вас за высказываемое вами сочувствие.
Любящий вас
Л.Толстой.
*****
ПОСВЯЩАЕТСЯ
Николаю СОВИНСКОМУ.
_______
Ты явился на свет, милый малютка, одновременно с первыми строками настоящего сборника.
Его и посвящаю тебе.
Расти, крепни и мужай и да поможет тебе Бог духовно развиться теми питательными началами, которые находятся в “спелых колосьях”, разбросанных на пространстве всей этой книги.
Николаев, 2 марта 1893 года.
*****
ОТДЕЛ ПЕРВЫЙ.
(В нечаянно попавших ко мне снимках неизвестного экземпляра книги начальные страницы, вплоть до 11-й, отсутствуют. Отыскать отдельно и восстановить текст нескольких страниц не удалось. Судя по сохранившейся части -- это из письма "религиозному позитивисту" В. Фрею, но с сильными редакторскими искажениями. В утраченной части Толстой приветствует Фрея и приступает к критике его доктрины. - Р.А.).
<…>
По мнению позитивистов, религию надо выдумать или, по крайней мере, придумать, и такую надо придумать религию, которая хорошо бы действовала на людей, и сходилась бы с наукой, и которая бы совокупляла и обнимала всё, и, согревая людей и поощряя их к добру, не нарушала бы их жизни.
Я же понимаю (льщу себя надеждой, что не я один), религию совсем не так.
Религия есть сознание тех истин, которые общепонятны всем людям, во всех положениях, во все времена, и несомненны, как 2 x 2 = 4.
Дело религии - нахождение и выражение этих истин, и когда истина эта выражена, то она неизбежно изменит жизнь людей; и потому то, что позитивисты называют схемой - вовсе не есть произвольное утверждение кого-нибудь, а есть выражение тех законов, которые всегда неизменны, и чувствуются всеми людьми.
Дело религии подобно делу геометрии.
Отношение катетов к гипотенузе всегда было, и люди знали, что есть там какое-то отношение; но когда Пифагор указал и доказал его, то стало это отношение достоянием всех. А говорит, что схема нравственности не хороша, потому что она исключает другие схемы, всё равно, что говорить, что теорема отношения катетов к гипотенузе нехороша, потому что она нарушает другие ложные представления.
Оспаривать схему (как говорят они), истину (как говорю я) Христа нельзя тем, что она не подходит под выдуманную религию человечества и исключает другие схемы (по ихнему), ложь (по моему), а её надо оспаривать, прямо доказать, что она не истина.
Религия слагается не из набора слов, который может хорошо действовать на людей; религия слагается из простых, очевидных ясных, несомненных нравственных истин, которые выделяются из хаоса ложных и обманных суждений; и таковы истины Христа.
Если бы я нашёл такие истины у Каткова, я сейчас же невольно их приял бы.
На этом непонимании того, что я, да и все люди религиозные, считают религией и на желании поставить на месте этого известную форму пропаганды - зиждется это недоразумение.
IV.
Вера.
То, что для вас составляет весь смысл жизни - нашу веру, знают многие; но, к несчастию, очень немногие знают, что это не только главное, но единое и что про это нельзя говорить с украшениями и с изяществом.
Про это нельзя говорить, это нельзя выплакать слезами, и когда нет этих искренних слёз, нельзя говорить нарочно, -- нельзя осквернять легкомысленным прикосновением.
V.
Сын.
У Кингслея находится прекрасное философское объяснение сына, -- идея человека, праведного для себя, для Бога. А чтобы быть таким праведником, надо быть обруганным, измученным, повешенным, всеми презираемым, и всё-таки праведным.
VI.
Разум (из Вед).
Будь они лошади, коровы, слоны, -- всё то, что живёт, ходит, плавает и летает; всё, что даже не двигается, как деревья и трава, всё это, -- глаза Разума.
Всё образовано разумом. Мир есть глаза Разума и Разум - его основа. Разум есть единое сущее.
Человек, отдаваясь разуму и служению ему, выходит из этого мира явлений в мир блаженный и свободный и становится безсмертным.
VII.
Конфуций.
Конфуций не упоминает о Манг-Ти, личном Боге, а всегда только о небе. А вот его отношение к миру духовному: его спрашивают: “как служить духам умерших?”
Он сказал: “когда вы не умеете служить живым, как вы будете служить мёртвым?”
Спросили о смерти.
“Когда вы не знаете жизни, что вы спрашиваете о смерти?”
Спросили: знают ли мёртвые о нашем служении им?
Он сказал: “если бы я ответил, что знают, боюсь, что вы погубили бы свою жизнь, служа им. Если бы я сказал, что не знают, боюсь, что совсем бы забыли о них. Вам незачем желать знать о том, что знают мёртвые. Нет в этом нужды. Вы всё узнаете в своё время”.
Было много воров. Спросили, как избавиться от них?
“Если бы вы сами не были жадны, то вы бы деньги платили им, и они бы перестали воровать”.
Спросили: хорошо ли для блага добрых убивать дурных?
“Зачем убивать? Пусть ваши желания будут добрые. Высшее всё равно, как ветер, а низшее, как трава. Ветер дует, трава гнётся. Весь вопрос в том: что и кого считать высшим?”
Считать высшим - поднимать, уважать доброе.
Считать низшим - спускать, презирать злое без сделок.
VIII.
Вечная жизнь.
Неизвестность того, что ожидает нас впереди, за пределом нашего духовного взора, эта неизвестность, тайна эта, есть единственная возможность нашей жизни, потому что она обеспечивает движение вперёд.
Мы идём как бы подземным ходом и видим впереди освещённую точку выхода; для того же, чтобы достигнуть выхода того, впереди, перед нами должна быть пустота.
Вечная жизнь тем и вечна, что она безконечно развёртывается перед нами. Если бы она развернулась совсем, и мы её постигли бы здесь, при нашем временном плотском существовании, то она не была бы веч-ной жизнью, так как дальше ничего бы не осталось.
IX.
Память в связи с жизнью духа.
О значении памяти в связи с жизнью духа обыкновенно мало думают, а между тем она имеет великое даже таинственное значение.
Во время своей плотской жизни человек только по временам достигает того подъёма разумения, которое одно даёт смысл и истинную радость его жизни.
Состояние это не поддерживается непрерывно в нашей душе. Оно в ней вспыхивает от времени до времени и освещает нам путь, как бы отрывочными проблесками иной высшей жизни. Отчего же это так? Почему мы не всегда удерживаемся на той высоте духовного просветления, на которую поднялись?
Это происходит от недостатка памяти.
Что-нибудь отвлекает наше внимание, и мы - забываем. Когда же вновь поднимемся на эту высоту, тогда припоминаются нами прежние пребывания в этом же самом состоянии, и тогда все предыдущие просветления нашего духа сливаются для нас в единую истинную жизнь вне времени и пространства. Затем опять соблазны плотской жизни отвлекают наше внимание, опять мы выпадаем из области истинной жизни и забываем её. По отношению к истинной жизни мы впадаем в беспамятное состояние, от которого вновь пробуждаемся тогда, когда вместе с новым подъёмом духа и память к нам возвращается.
Теперь, при нашем плотском существовании, явление это представляется нам в виде памяти, но тогда, когда мы выйдем из пределов плотской жизни, -- тогда то, что в памяти, то будет сама жизнь.
X.
Раскаяние.
Раскаяние связано с духовным ростом, как пролом яйца с вылуплением птенца.
Пролом яйца или зерна необходим для того, чтобы зародыш начал расти и подвергаться воздействию воздуха и света. Пролом яйца, вместе с тем, есть последствие роста зародыша.
То же и с раскаянием:
Нет раскаяния, -- нет движения вперёд.
Нет поступательного движения, -- нет и раскаяния.
XI.
Иди и пей.
Мы все забываем, что учение Христа не есть учение вроде Моисеева, Магометова и всех других человеческих учений, т.е учение о правилах, которые надо исполнять. Учение Христа есть Евангелие, т.е. учение о благе.
Кто жаждет - иди и пей.
И потому, по этому учению нельзя никому ничего предписывать, никого ни в чём нельзя укорять, никого нельзя осуждать.
“Иди и пей, кто жаждет”, -- т.е. бери то благо, которое нам открыто духом истины.
Разве можно предписывать пить?
Возможно ли приказывать быть блаженным?
Нельзя и укорять человека за то, что он не пьёт, или не блажен, нельзя и осуждать его за это. Одно, что можно, что и делали, и всегда будут делать христиане, это чувствовать себя блаженными и желать сообщить ключ к блаженству другим людям.
(продолжение последует...)